Черви

А время шло быстро, а дочери так дома не было, и хотелось верить Арине, что она опаздывает и сейчас в любой момент может прийти и скажет, что пошла в магазин или ещё что-нибудь, и папа накричит на неё в первый раз, но всего этого не было. Он больше не видел её живой.

И, стоя возле гроба маленькой девочки, понимая, что на протяжении двенадцати лет ты воспитывал её, заботился о ней, и один мужик трахнул её жёстко, кончив на лицо, изуродовав тело, и скрылся. Это было невыносимо.

На похоронах Борис не плакал. Арина еле могла стоять на ногах. Гроб был закрыт, то, что стало с ней, могло повергнуть многих в шок, а особенно мать дочери. Борис видел, что стало с ней, потому что приехал на место преступления. Ещё не было установлена личность этой девочки, но Борис понимал, что это будет его дочь, и так оказалось, самые страшные сны иногда сбываются.

– Будь ты проклят, сукин сын. Будь проклят, урод! – слёзы катились по щекам, в груди билось ускоренно сердце, желание придушить своими руками этого урода было огромным.

Тут кто-то постучал в окно машины. От неожиданности Борис вздрогнул. На миг ему подумалось, что тот самый урод пришёл к нему со словами «Я весь твой, можешь меня тоже так же трахнуть, как трахал я твою дочь, и кончить мне на лицо, а потом переломать все рёбра, выколоть один глаз, вырвать язык, порвать очко толстой палкой. Можешь всё это сделать со мной, я осознаю, что я делал плохо, как говорится, око за око, зуб за зуб». Но там стояла жена.

– Милый, что-то случилось? – в её голосе послышались нотки испуга.

– Да, – подтвердил он, злобно смотря на руль ВАЗ-2107. – Он на свободе. Он на свободе! Этот сукин сын на свободе! – и снова разрыдался.

Арина открыла дверку машины.

– Пошли домой. Здесь нет смысла сидеть. Скоро станет холодно.

– Плевать. Я знаю, тебя уже достало, что я гоняюсь за ним уже какой месяц. Надо оставить, чтобы жить дальше и забыть всё как страшный сон. Я понимаю, мы можем ещё сделать хоть целый десяток этих маленьких детей, – его глаза были опущены, голос слегка дрожал, но злость оставалась.

Арина не любила, когда Борис злился, пусть он ни разу не тронул её и ныне покойную дочь. В его злости, в гневе было нечто дикое пугающее, что именно – она сама ещё не понимала, но знала, что от этого добра не жди.

– Я любил её. И, как ты, хочу, чтобы он заплатил за всё.

– Бог накажет его. Это…

– БОГ? – возмутился Борис – Твой бог – это дерьмо. Дерьмо, слышишь меня! Он ублюдок, если решил забрать у нас дочь. Этого маленького человечка, которого мы с тобой так любили! А ты говоришь, что это его воля? Пошёл на все четыре стороны!

Изо рта летели слюни, лицо исказилось отталкивающей гримасой для людей, и Борис то дело сжимал обеими руками руль машины.

С неба падали капли дождя. Вокруг было тихо, и лишь где-то там вдалеке слышался вой сирен. Арина молча смотрела на мужа.

– Чтоб он сдох, твой бог! Наш великий бог! Чёрт, дайте мне пушку и покажите лестницу в рай, я приду и убью его! А перед этим задам один вопрос – зачем он сделал всё так? Она мертва.

– Ладно, пойдём в дом. Тебе надо отдохнуть, сегодня ты устал, – Арина взяла его за руку и потянула на себя, но он впился в этот руль, как пиявка. – Пойдём.

– Нет. Мне здесь хорошо, в этой чёртовой развалюхе, а ты иди. Я буду здесь.

– Так дело не пойдёт. Пошли, не дёргай мне нервы, дорогой. У нас и так проблем хватает и без твоих выходок, – она говорила спокойным, нежным голосом. По крайней мере, до этого помогало, когда у Бориса были такие всплески эмоций.

– Никуда не пойду. Я уже не маленький мальчик и могу сам решить.

Он посмотрел на неё злобным взглядом, и она отпустила руку.

– Хорошо. Думаю, для тебя это будет лучше.

– Может быть.

Борис закрыл дверку машины и завёл двигатель с пятой попытки. Ржавое корыто, которое следовало давно продать и купить более-менее подержанный автомобиль, но всё упиралось в эти деньги, которых не было.

– Борис, ты куда? – тревожно уже спросила Арина.

– Прокатиться, детка.

Машина поехала задним ходом. Затем Борис резко развернулся и дал по газам. Машина сначала не хотела ехать, а потом помчалась, как старая лошадь, которую заставляют пахать землю плугом.

Уехать от всех этих проблем было весьма неплохой, даже самой лучшей идей. «Но куда я могу податься, куда? Бросить свою жену, чтобы забыть всё своё прошлое. Что за тупые мысли. Я до сих мор не могу поверить, что именно так произошло. Что это явь, а не дурной сон. Как же я устал от всего этого. Весь город прогнил до самого основания и в любой момент может рухнуть. Разве от этого станет легче, если корабль утонет? Думаю, нет».

Борис повернул руль направо, заехав на узкую дорогу, и остановился возле обочины. Дождь колотил по крыше автомобиля, дворники вовсю работали. Ходили туда-сюда, издавая привычный механический звук.

Сейчас Борис не отказался бы от еды, потому что с самого утра не ел и похудел за эти месяцы на десять килограммов – зато лишнего веса нет, говорил он Арине. Автомагнитола не работала в машине, и слушать было нечего. Сидеть в этих дурацких соцсетях Борис не хотел и не понимал, в чём суть этого мероприятия. Чтоб убивать своё время, смотря на белый экран. Какая интересная забава выходит, разве не так?

– Мужик. Эй, мужик. Я к тебе обращаюсь, – раздался мужской грубый голос. – Ты что, оглох, что ли?

– Да что тебе нужно?

– Не будет пары тысяч, потом как-нибудь отдам. Мне нужно заплатить за квартиру, – он уже успел промокнуть до ниточки, и его большой нос сильно бросался в глаза.

– Прости, нет.

– Не ври, мужик, я знаю, у тебя деньги есть. Ты бы не сидел в этой машине, не был одет более-менее, у меня ничего не осталось, кроме квартиры и работы. Прошу, мужик, займи мне три тысячи. Я тебе отдам, вот сейчас продиктую теб…

– Нет. Если сказал, значит нет. Иди, куда шёл дальше.

– Мужик, мы с тобой в одной лодке, – дождь становился сильнее. Дворники ходили по лобовому стеклу, а по крыше машины барабанил дождь. – Мы должны помогать друг другу, мы ведь все братья по беде. Меня скоро выкинут из квартирки, а зарплату не выдают уже второй месяц мне…

– Уходи. Прошу тебя. Нет у меня таких денег с собой, даже если бы были, не отдал бы – у меня семья.

Мужик с большим носом сердито посмотрел на Бориса. По его телу пробежали мурашки, выглядел он крупным, и казалось, что мог с лёгкостью пробить стекло.

Тут мужик достал из кармана куртки пистолет и нацелился на Бориса.

– Вылезай из машины, если хочешь жить, или сдохнешь. Выживает сильнейший, ты помнишь об этом, и не пытайся уехать на этой развалюхе. Пуля быстрее, поверь мне, – он улыбнулся.

Борис, долго не раздумывая, вылез из машины. Было приятно ощущать, как на тебя падают холодные капли дождя. Борис почувствовал себя живым.

– Можем всё решить мирным способом. Мы в одной лодке, а убивать – это не выход.

Мужик с большим носом отошёл от Бориса.

– Я тебя узнал, – сказал он довольным голосом, словно разгадал тяжёлый ребус, – Ты тот самый мент. Как там тебя, Клюев. Да, мент. А я думаю: дико ты мне знаком, я по телеку видел, и там ты выступал с речью в том году. Говорил, что совсем скоро город изменится, в нём станет дышать намного проще. Но я что-то не вижу этих изменений, товарищ полицейский.

– Всё в процессе. Ты, главное, не переживай. Всё идёт своим чередом. И давай без смертей сегодня. Меня жена ждёт дома.

– Плевать мне хотелось, вот что могу тебе сказать. Давай бумажник, мент.

Борис понимал: чуть сделает резко не то движение – его пристрелят как собаку. Здесь надо было действовать немного аккуратнее. Он уже успел себе представить, как жена узнает, что мужа убивают на улице, безликий убийца, украв у него машину и бумажник, и её бледное мёртвое выражение лица.

– У меня там немного. Давай всё уладим, прошу тебя.

– Хватит ломаться, как девчонка. Гони чёртов бумажник! – он снял пистолет с предохранителя, и в этот момент Борису стало жутко страшно за свою жену, он понимал, что, если она потеряет ещё и его, то может просто не выдержать и покончит с собой. – Давай, доставай его.

– Ладно, ладно только прошу, успокойся, хорошо? – Борис полез во внутренний карман куртки.

Холодный дождь пробуждал в нём чувство жизни, он бы с радостью прогулялся под дождём, не боясь заболеть. Это самое малое, что может случиться с ним.

– Вот, бери. Видишь, там мало.

Мужик с большим носом вырвал бумажник из рук Бориса. Ствол не сводил с него, отходя назад.

– Вот так сразу надо было начинать. Я тебя попросил по-хорошему, – он достал из бумажника все документы, водительское удостоверение, кинув на мокрый асфальт. – Пойдёт. Можешь садиться в машину и ехать к своей жене. Убивать не буду, только деньги. Возьми бумажник, – он кинул в этот раз ему прямо в лицо. – Видел бы ты только сейчас свое бледное выражение лица. Небось обделался в штаны! – раздался противный смех. – Фу! Воняет дерьмом, – смех стал ещё громче. – Ты жалкий трус, – с этими словами мужик с большим носом ушёл, заснув пару купюр себе в промокшие от дождя карманы, а Борис продолжил стоять, смотреть ему вслед, пока тот не скрылся за углом.

– Я боялся не за свою жизнь, – тихо произнёс Борис, словно объясняясь кому-то.

Сев в машину, где было сухо и теплее, чем на улице, Борис закинул в бардачок мокрый кошелёк и документы, тяжело вздыхая. Завёл машину и уехал с этой улицы прочь, не хватало, чтобы кто-нибудь ещё пришёл к нему. Это выглядело как в дешёвой глупой комедии.

Машина с трудом добралась до дома, и двигатель, как показалось Борису, с большим удовольствием заглох.

Зайдя в дом, он не услышал звук работающего телевизора. Обувь и одежда были в коридоре, и Арина никуда не могла уйти в такую плохую погоду.

– Дорогая, ты дома?

Про себя Борис подумал, какой же глупый вопрос, конечно, она дома, куда ей идти? Может, сейчас спит, устала за весь день, как-никак её совсем недавно выкинули с работы из-за нехватки бюджета, и надо было сократить рабочий персонал, и под раздачу как раз попала Арина, и теперь их пояса надо было ещё сильнее натянуть, но, с другой стороны, теперь их не трое, а двое. Снова пришла мысль о дочери, куда ни глянь – всё напоминает о ней.

– Дорогая, ты живая? – не самая лучшая шутка.

В ответ тишина. Никто не собирался ему отвечать, словно с ним играют в молчанку.

– Арина, ты обиделась на меня? Прости меня, пожалуйста. Я просто сорвался.

Сняв обувь, одежду, он зашёл на кухню, и в то же время она была ещё спальней для них. У дочери было отдельная маленькая комната и туалет.

На узкой кровати они вместе теснились, она стояла возле окна и была прижата к стене. У стены спала всегда Арина, так как она всегда, почти каждую ночь, падала с кровати и билась головой об пол. Её здесь не было.

У Бориса скользнула мысль о самоубийстве в ванной, очень маленькой комнатке, где одному человеку жутко тесно, а двум там было просто нереально уместиться, но они каким-то образом там занимались любовью, когда их дочь была в школе.

Ворвавшись в ванную комнату, Борис боялся увидеть холодный труп жены с открытыми глазами, а с рук бы стекала кровь. На полу валялся нож с отломленным лезвием, но никакого ни тела, ни ножа не было.

Осталась только одно, комната дочери. Заходить туда он не очень хотел. Последний раз там был он после того, как обнаружили тело дочери в кустах возле реки, и больше не ступал ногой. Борис не мог там находиться долго, потому что слёзы сами по себе наступали.

Постучав в комнату покойной дочери, Борис почувствовал страх. А что, если его жена убила себя? Прямо там повесилась на люстре, и сейчас она так весело качается. А лицо приобрело синий оттенок.

Борис замер в ожидании. Он не мог побороть самого себя, рука замерла на дверной ручке и больше никуда не могла сдвинуться, всё шло совсем не так, как хотелось ему. На кухне не было ни посуды, ни еды – ничего. Вдруг и правда она покончила, и если это так и есть, то Борис не сможет выдержать. Можно в один миг сойти с ума. Бах! И всё, совсем новый человек, которого надо бояться.

– Арина, ты там?

В ответ снова та самая вечная тишина, которая вечно что-то в себе скрывала, а иногда она раздражала Бориса до такой степени, что не мог оставаться дома. Он включал телевизор, музыку, чтобы создать иллюзию, что он здесь не один.

Сердце стучало так быстро, что на мгновение Борис забыл, как дышать. Богатое воображение рисовало, как он медленно открывает дверь, и она, как в хоррор-фильмах, с пронзительным, ужасающим скрипом открывалась. В комнате темно, и с люстры свисает тонкая тёмная верёвочка, а на ней висит его любимая жена в пижаме, слегка раскачиваясь туда-сюда. А в открытом рту лежит письмо мужу, и там будет написано, что она больше так не может жить, терпеть всю боль, и она хочет снова воссоединиться со своей дочерью. Просит Бориса простить её, а если что – пусть идёт за ними на тот свет. Там, говорят, хорошо, и, думаю, они правы.

Открыв дверь, там он не увидел висящий труп жены. Она сидела на кроватке в полутёмной комнате и смотрела на фотографии дочери. Здесь ничего не изменилось на протяжении всех этих месяцев. Игрушки лежали так же, как в тот день, даже те самые розовые носки валялись на полу возле кровати. А книжная полка больше не пополнялась книгами.

– Арина, всё в порядке? – в ответ снова тишина, она аккуратно переложила одну фотографию и взяла другую.

– Ты помнишь, как она начинала ходить, когда мы с тобой просто умирали от смеха. Какая у неё была походка. Когда она только начинала ходить, ты помнишь?

Арина смотрела на фотографии, а Борис сжал дверную ручку. Ему неприятно было снова оказаться спустя столько времени здесь, словно тут обитали самые мерзкие твари на всей планете, где лучше простому человеку не находиться для его же блага.

– Да, помню.

– А помнишь, когда она называла тебя не «папа», а «попо». Попо! – она заулыбалась. – Она была нашей дочерью, тем, что мы создали вместе. А сейчас её нет. В одно мгновенье её не стало. Я сильно по ней скучаю, Борис, – она подняла взгляд на Бориса.

– Пойду отсюда, Арина.

– Почему? Ты сюда никогда не заходил после её смерти. Чего здесь такое? Неужели о ней вспоминать тебе тяжело?

– Да. Я хочу поскорее о ней забыть, как страшный сон, – Борис не думая произнёс это.

– Как ты можешь так говорить о нашей дочери. Она…

– Пойми, Арина, она теперь не наша. Сейчас она принадлежит земле, этим червям, которые пожирают её маленькое тело. Она уже не наша, а их. Теперь для нас она прошлое.

– Как ты можешь такое говорить, как? – порыв ярости вышел из неё. – Она любила тебя больше меня, а сейчас ты говоришь, что о ней надо забыть. Как такое ты себе представляешь?

– Она мертва, а я должен думать о тебе, ты жива, и я тебя люблю, – Борис зашёл внутрь комнаты, но не стал закрывать дверь, откуда лился свет с кухни. Он медленно подошёл к ней и сел на край кровати, где когда-то спала его маленькая дочь, мечтая стать великим художником, а на её маленьком столике лежали рисунки. – Уже нет смысла. Я хотел бы, чтобы она вернулась, но таков закон – если человек умер, то всё. Я понял сегодня, что я начал забывать о тебе, словно здесь нет тебя, а это просто какой-то призрак живёт рядом со мной, – он взял её руку и аккуратно сжал. – Пойми, я люблю тебя. Остальное не важно.

– Не важно, говоришь ты? Неважно? – на её лице было удивление. – Как ты, ты вообще себя слышишь, дорогой? Что за чушь ты несёшь мне тут, или, пока ехал, домой тебя стукнули по голове?

Борис потянул на себя и обнял её аккуратно, как всегда это умело делал. Как один раз сказала Арина, у него настоящий дар успокаивать женщин. Арина стала отталкивать его от себя, но Борис ещё сильнее к себе прижал. Как же ему нравилось, как от неё пахло этими просто великолепными духами. От них он часто заводился.

– Послушай меня, мы не должны забывать друг о друге. Мы живём в одном доме, в одной кровати теснимся каждую ночь, но живём мы в разных мирах. И знаешь, к чему такие ситуации приводят? – не дожидаясь ее ответа сказал. – К разводу, брак распадается часто, когда подобная трагедия случается, когда ребёнок умирает в семье. Я не хочу, чтобы так произошло. Я не представляю жизнь без тебя. Мы столько лет шли вместе, держась за руку, а теперь всё это может рухнуть очень быстро, – он отстранил её от себя и посмотрел на её красные глаза на бледном лице. – Скажи мне, любишь ты ещё? Любишь меня, испытываешь ко мне чувства?

– Ты сомневаешься во мне?

– Просто скажи это. Самый дорогой человек – это ты для меня. Ты сама это знаешь.

Арина нагнулась к нему и поцеловала его в губы, положив левую руку ему на щёку.

– Да, милый, я люблю тебя, – и снова поцеловала его. – Не думай, что я могу тебя предать. Я обещала тебе, что буду с тобой до конца, что бы ни случилось. Но забыть своего ребенка я не смогу сразу. Она для меня была частью, центром семьи, тем, что скрепляло нас с тобой, а теперь её нет.

– Знаю.

После этого разговора они собрали все фотографии и положили в стол и пошли есть. Готовила Арина превосходно.

Время шло, и они уже ночью ласкали друг друга. Он аккуратно снял бюстгальтер, обнажив её красивую грудь. За окном продолжал барабанить тот самый дождь. И когда Борис входил в неё, она издавала тихие сладкие стоны, что возбуждало Бориса ещё сильнее, он вспомнил о том самом мужике с большим носом. «А что, если бы он убил меня? Что было бы потом? Что стало бы с Ариной?»

– Милый? – она увидела, как его выражение лица резко изменилось. Стало задумчивым и напряжённым.

Борис поцеловал её в губы и начал медленно двигаться, облизывая её шею языком, нежно проводя правой рукой по её бедру. Стоны медленно заполняли всю маленькую квартирку, где раньше им приходилось заниматься любовью с осторожностью, потому что в любой момент могла выйти их дочь и увидеть то, что слишком было рано знать ей.

– Да! Да! Мне хорошо, ещё сильнее, ещё сильнее, прошу!

Кровать предательски скрипела, но их никто не слышал.

– Ещё чуть-чуть! Ах да! Милый!

Арина вцепилась ногтями в его спину, и её тело задрожало, получая волну удовольствия. Они так давно этим не занимались, что Арине казалось это сладким сном.

– Кончи в меня, кончи! – простонала она, с трудом говоря, тяжело дыша. В этот момент Борис резким толчком кончил в неё. – Люби меня сильнее, люби меня, прошу! Сильнее! – кричала она и аккуратно повалила Бориса на спину и залезла на него. Он улыбнулся ей слегка, а она с похотливой улыбкой начала скакать на нём. Её красивые груди прыгали туда-сюда, словно в неком ритме танца.

После двух часов любви они лежали голыми, прижавшись друг к другу. Им обоим было хорошо впервые за последнее время. За окном шёл дождь, и было приятно его слышать. Он успокаивал и заставлял думать о важных вещах для каждого из них.

– Может, нам убраться из этого города навсегда? – сказала Арина. – Чтоб покинуть этот грязный город и вдохнуть новую жизнь в ребёнка, но не здесь.

– Уехать. Было бы так просто взять собрать сумки и умчаться на развалюхе. Это время. Но мне идея эта нравится, и, думаю, это будет правильно для нас обоих. Доверься мне, и через два три месяца мы уедем. Ты доверяешь мне ещё, несмотря то что мы до сих пор здесь?

– Конечно, или ты хотел услышать другой ответ? – она улыбнулась и поцеловала в щёку.

Секс. Наркотики. И много еды, чтобы набить жирное брюхо всяким дерьмом.

– Сука чёртова! Блядь! Что ты наделала, тупая дрянь! – кричал Олег, дёргая девушку за волосы. Её голова болталась туда-сюда, и на миг могло показаться, что её башка могла отделиться от туловища.

– Где вся моя дурь? Где она? Где она, я у тебя спрашиваю?

Но девушка лишь улыбалась ему. Сейчас она находилась в самом лучшем мире, в котором не могло быть никаких проблем. Где мир такой красочный, яркий и прекрасный, что из него не хочется выходить. И каждый раз ей приходилось возвращаться обратно, чтобы не сойти с ума.

– Сука! Проваливай к чёрту!

Олег потащил девушку за волосы по полу. Но та почти даже не сопротивлялась. Её руки медленно поднимались, а потом бились об пол. Улыбка с лица не хотела сползать даже на миг, ведь мир настолько прекрасен, что не улыбаться было невозможно.

Вытащив девушку за дверь, Олег с раздражением ударил по стене. Хотелось лишь одно – принять дурь. Нажраться ей, как свинья, и упасть на пол, улыбаясь, как эта шлюха, которая могла показать свои сиськи всем жильцам серой коробки.

Дрожащей рукой Олег достал из облёванных брюк телефон и быстро набрал номер. Послышался гудок. Пара секунд – и на той стороне появился жутко знакомый голос приятеля.

– Здорово, братан! Как жизнь?

– Жизнь? Хорошо. Что тебе надо?

Олег несколько секунд помолчал, а затем с большим трудом набрал в лёгкие воздух.

– Это, братан, нужна дурь.

– Нет.

– Постой, не клади трубку. Прошу. Мне срочно нужна дурь. Ебучая шлюха всё съела у меня. А без неё я сейчас не могу. Братан, помоги мне.

– Пошёл в жопу. За шлюхой надо было следить, а не таращиться в потолок. У меня дела. И тем более дурь будет через две недели. Прощай, амиго.

Послышались гудки. Олег яростно стал бить по стене до тех пор, пока не появились первые пятна крови.

– Чертов гондон! Ну хер с тобой. Пошёл в жопу, урод.

Олег не мог прожить нормально и дня без наркотиков. Наркотики, как секс, сон, еда, стали частью жизни. Без них нельзя было жить. А если нет чего-то, то нужно срочно достать любыми способами, несмотря ни на что. У Олега были своим правила в этой жизни, с которыми он не старался бороться. Ему нравилась эта жизнь, и от нее отказаться – это значило быть верующим и за день стать безбожником и средний палец показывать в небо, посылая любимого небесного мужика на хер.

– Шлюха, а ну давай открывай чёртову дверь! Ты меня слышишь? Открой дверь. Открой дверь!

Олег яростно бил по металлической двери. Дверного звонка не было.

– Шлюха!

– Закрой свою пасть!

Послышался нервный женский голос из глубин квартиры. Олег раздражённо взглянул на часы и тяжело вздохнул. В голове была только одна мысль – нажраться дури. Убиться ею и уснуть. Провалиться туда, где хорошо, где можно было увидеть сотни тысяч девственниц, и каждая из них твоя.

Дверь открылась, обнажая пышную грудь перед взором Олега. Шлюха заговорила.

– Что припёрся ко мне?

– Слушай, милая. Я понимаю, мы в последний раз плохо расстались, но не могла ты дать немного дури?

Женщина лишь рассмеялась, а её пышная грудь только и привлекала внимание Олега.

– Дурь? Нет, чувак, проваливай отсюда. Ты сначала посмотри на себя в зеркало. На урода похож. Скоро твоё лицо утонет в пятом подбородке.

– Слушай меня!

Олег жирными руками хватил тонкую шею девушки и сильно сдавил. Вместо крика вырвался слабый писк, который мог услышать мертвец.

– Ты дашь мне дурь. Или сегодня вечером тебя накроет полиция! Твоя жизнь кончится. Ты забыла, кто я такой? Забыла?

Руки всё сильнее сжимали шею милашки с обнажённой грудью до тех пор, пока он не убедился в положительном результате такой весёлой практики.

– Неси. Всё неси.

– Но я…

В левую сиську воткнулось холодное дуло, из которого могла вылететь в любой миг пуля.

– Думаю, тебе понравится на вкус?

– Х… хорошо.

Наркотики. Единственное, что могло отвлечь Олега от всех этих проблем. Под наркотиками он мог делать всё что угодно, но, когда эффект пропадал, мир возвращал все свои привычные серые тона, от которых уже тошнило. Где он мог быть спокойным жирным мужчиной и смотреть на девушек нормально, а не на как очередных шлюх с дыркой.

Вся его жизнь была лишь большим блефом, как он любил говорить про себя, когда в сотый раз так нажирался дури, что мог с большим трудом говорить.

Сев за руль, он выдохнул из себя весь воздух. Раскрыл пакетик с белым порошком и одним большим вдохом набрал в себя лекарство от сумасшествия.

– О да! Да!

Мир стал медленно уходить. Теперь можно было расслабиться, закрыться внутри себя и почувствовать себя живым. По-настоящему живым.

– Папа, что это?

– Это, сынок, лекарство. Лекарство, которое может спасти твою жопу из всех бед. Хочешь? Попробуй. Тебе понравится.

С десяти лет Олег стал употреблять наркотики. С пятнадцати лет стал много жрать, как чёртова свинья, которая решила побить все рекорды книги Гиннесса, удивив этот мир своим жиром на теле.

Наркотики стали частью жизни. Иногда казалось Олегу: он начал их употреблять ещё до своего рождения, и в каком-то роде это было так. Ведь ему очень сильно повезло родиться в семье наркоманов. Где отец и мать любили нажраться дури, а потом трахаться при сыне.

Семейка у Олега была самой лучшей. В какой-то период своей жизни он гордился ей. Потом он решил эту проблему очень легко. Он растворил наркотики в пиве, и самые лучшие родители сразу стали мертвецами на следующий день. И вот она наступила, свобода.