Бесконечность

такой одинокий, подобный огню,

я в феске, зелёной простой тюбетейке

медовой и тёплой конфоркой горю…

Бесстрашный

Он снова не дрогнул от мощных разрывов,

не просит пощады, спасенья от бомб,

не жаждет атаки в геройском позыве,

не требует смены испачканных роб,

не молит о пулях, чтоб мимо летели,

не хочет ответно крушить и стрелять,

не ищет попытки и снайперской цели,

не прячется, видя разрушенный ад,

не злится, совсем не клянёт супостатов,

не ждёт рукопашных, убийств и побед,

не тащит в окоп бедолагу солдата,

не лезет в укрытье, под хаковый цвет,

не делает лиха, добра и отдачи,

не хочет закрыть молодые глаза,

не воет на все голоса и не плачет,

а всё потому, что он мёртв полчаса…

Планетный рассол

Дурной маринад из пылинок и смога,

иголочек хвои, откинутых жал,

листочков и крошек у ног и порогов

вещицы, дома и людей пропитал.

Давно просолились все наши начинки,

впитав чесночины, перчинки и лук,

каменья и специи, гарь и соринки,

кусочки печалей, отходов и мук.

Тут всё нашпиговано бедами, грустью,

уложено в общий сосуд, словно в чан,

среди разносолов из яблок, капусты,

томатов, огурчиков и баклажан.

В кадушке из иссиня-белого цвета

живём в ожидании праздничных дней

иль просто попоек средь ночи и бреда,

иль серых поминок средь пьяных людей…

Желание купить новую корзину

Прекрасное, ясно-волшебное утро,

где множество ягод, плодов и грибов,

роса, словно влажно-надутая пудра,

посадки берёзок, кустов и дубов.

А сбоку ручей, что так шустр и мелок,

младые кувшинки сырых лопухов,

в листве пробегание парочки белок,

рассветное солнце среди облачков.

А справа овраг и большие лозины,

местами репейники и сухостой.

Со мною привычная сердцу корзинка,

что пахнет продуктами, старой мочой.

Шагаю до речки с закрытым лукошком -

отличною тарой, чтоб что-то носить.

Несу милый груз от родившей в ночь кошки,

чтоб в этой плетёнке котят утопить…

Волшебство природной совокупности

Навстречу щедротам играющих волн

раскрыв нараспашку желанья и руки,

себя уперев в расцветающий пол,

взираю на лес, луговую округу,

на миленький выводок – юных бельчат,

на пташек и новые листья, опушку,

на пышный, огромный, ветвящийся сад,

на яблони, саженцы, всходы и груши,

на ясный простор, вдохновляющий вид,

на чистое небо, витающий воздух,

на водные глади средь каменных плит,

на мягкий покров, устремившийся к росту,

на диво рельефов, фактур среди схем,

на выси, низины и выемки дупел,

на весь урожайный славянский Эдем,

который в столице, увы, недоступен!

По просьбе Наталии Воронцовой

Старая свинья в поликлинике, на рынке или почте

Своим обозлившимся, старческим рылом

она роет склоки и сплетни, и грязь,

ворочает души, кромсает немило

и всем демонстрирует мнимую власть.

В горбатой, кривой, раскоряченной позе

стоит и ревёт, как неистовый зверь,

слюнями, объедками брызжется грозно,

колотит копытами с чистую дверь.

Вопит обозлённо и так оголтело,

что дико фонит, громыхает в ушах,

людей уличает в поганейшем деле,

вбивает униженность, пакость и страх.

Кричит, убеждает, буянит скандально,

стучит аж подковами сгнивших зубов

среди вот таких же голодных и сальных,

забрызганных морд и отвисших боков…

ББББ

Буржуи имеют сверх жажды и нормы,

сверх недр подвалов, сараев, мешков

алмазы, купюры, запасы из корма,

любовниц, кареты, высоты дворцов.

Буржуи тиранят народные массы,

секут, оглупляют людские стада,

себя возвещают мессиями расы

и множат рабов, боевые рода.

Буржуи в союзе с шаманами, клиром

вещают о догмах, что выдала высь,

о непротивлении власти, ампиру,

их праве на ленную, сладкую жизнь.

Буржуи без страха владеют страною

совсем беспринципно и навеселе,

себя окружили войсками, стеною.

А мы – батраки на исконной земле.

Ingenue

Танцовщицы жмутся дурашливо, страстно,

смакуют ментол сигарет и бурбон,

играют улыбками ради соблазна,

меняют приветы на ласковый тон.

Контрастные девы раздеты, похожи,

порою с пигментами дивных тату,

как розы, теснятся к пиджачной рогоже

и тянутся губками к пьяному рту.

Стриптизные розочки ждут садовода,

мечтая, чтоб трогал кудрявый флорист.

Глядят инженю, акробатки с породой

и жаждут увидеть вновь денежный лист.

Лиричны, немного трагичны, капризны.

Даруют остроты, смешки и мечты.

Но дух куртуазный, рифмующий жизни

тут без настроенья, и хочет уйти…

ДДДД

Дурной толстосум – это злой оккупант

народного блага, свободного рода,

неволи и бедности щедрый гарант,

шакал, мироед от чужих огородов.

Держатель рабов, капиталов и стен,

финансовый туз среди дам и "шестёрок",

живущий наживой без дум, перемен,

снующий от банков к владелицам "норок".

Даватель дешёвых и низких работ,

подельник Гермеса и Велеса в веке,

лихой спекулянт дармоед и набоб,

что видит рыбёшку, слугу в человеке.

Делец, отбиратель всей прибыли в дом,

сажающий в ямы долгов или тяжбы,

жадоба, что жрёт, не имея злой ком…

Но сей угнетатель получит однажды!

Woroneschland

Вокруг нецензурная, тухлая жизнь,

печальность построек, как готике дань,

разливы коричневых стёкол и слизь,

на грязных заборах призывы и брань.

Нахмуренность лиц уже с ясельных мест.

Неубранность улиц в угрюмом убранстве.

Для женщин два выбора – бедность иль шест;

для парня – богатство, лежанье и пьянство.

Средь чёрных, асфальтовых, ямных кулиг

общественный быт, как поток поголовья,

живущий без целей, разумности, книг,

уже не дрожащий душою и бровью.

Удушливый смог из бензина, гнилья,

печалей и примесей пыли, резины.

Безрадостный факт жития-бытия

в дурной, обязательной, серой рутине…

Кротовые кочки

Семь ёжиков-кочек, покрытых травой,

недвижно внимают полям и посадкам,

простору округи, волне луговой

среди дикобразов-кустов и порядка.

Живут так весною и летом цветным,

линяют по осени, вновь обрастают,

зимою почти что совсем не видны.

Они явно что-то земельное знают…

Застывшей семьёю два года подряд

меня вдохновляют, порою тревожат.

Один даже как-то проник в палисад,

приплавившись к почве невидимой кожей.

Ежовая стая, семейство, как род,

почти разлучённы, но всё-таки вместе!

Народам, имеющим родственный код,

у них поучиться бы надо сей чести!

Наталии Воронцовой

Соцреализм

От водки горчат пролетарские губы,

какие обветрены, треснули чуть.

Бытую один я на кухонном кубе,

вдыхая больную осеннюю муть.

В сыром полумраке, пропахшем капустой,

сюда прилетевшем из створки окна,

со мной солидарным в апатии, грусти,

взираю на то, как мрачнеет луна.

Средь жёлтых, давно выгоравших обоев

на старом единственном стуле сижу,

три дня находясь в неуютном запое,

газетной, чудной самокруткой дышу.

Прожженье прикрыто просаленной тряпкой.

Давно исхудал, седина в волосах.

С густыми усами, в потрёпанных тапках,

в протёртых, уже пожелтевших трусах.

За тюлем немытых и потных стекляшек

темнеет почти что беззвёздная ночь.

В помятой, обляпанной майке-алкашке

гляжу отчуждённо и будто бы прочь.

Христос в запылённом иконном окладе.

Живу, как скотина, дурак, стыдоба.

В стесняющей будке квартирного ада

осталось лишь выть, забывая себя.

В цементно-бетонном каркасе, капкане,

в коробке, по факту почти навесу,

в селёдочно-луковом, пряном духмане

смотрю на клеёнку, роняю слезу…

Новогодний ужин

Горенье свечей в полутьме, полусвете,

какие так лишни с утра или днём,

венчают старания зимних эстетов

и ужин за щедрым, овальным столом.

Конфетная горка в плетёной корзине

и в бронзовых кольцах салфетки у рук,

приборы, фужеры с вином, мандарины

на бежевой скатерти, что в полукруг.

Салютные брызги за близким окошком,

беседно-уютный мотив тишины

и пепельно-чёрная, тихая кошка

к романтике встречи судьбою даны.

Волшебность в любимых, немыслимых дозах,

совместный диванно-постельный расклад,

душевность, телесность в услужливых позах

красивейший праздник затем завершат…

Наталии Воронцовой

High blood pressure

Квадратная комната хочет стать шаром!

Все стены, как форменный выпуклый акт,

почти полукруг, сотворённый пожаром,

с крутой деформацией вмиг, просто так.

Круженье вещей неподвижных в жилище,

вращение кадров и мутных картин

от стенки до стенки, от верха до днища,

замена местами низин и вершин.

Эффект симулятора разных полётов,

аналог большой центрифуги, пике,

аффект от нокдауна, длящихся родов,

синоним контузий, инфаркта в реке.

Момент нахождения в качке иль шторме

похож на мгновение здесь и сейчас.

Болезнь головы уже вовсе не в норме.

Здоровье спасает таблеточный шанс…

На маленьком участке фронта

Горелые бело-кирпичные груды,

как ворохи сахарной свёклы в полях.

В промятые пахоты всеяны люди

с кровавыми касками на головах.

Раздолье покрыто золою остывшей,

и каждый сгоревший почти обнажён,

растерзан осколками каждый почивший,

разломленный красный кирпич обагрён.

Простор обожжён, уничтожен, замучен.

С сожжёнными танками сжились тела.

Над траурным зрелищем мухи и тучи,

и рвано-хрустящие волчьи дела.

Землица обложена пушечным мясом,

пропитана соками верных ребят,

залита, как будто одним только разом,

бесценною кровью дешёвых солдат…

Не зря

Не зря мы сражались средь зим и накалов,

внимали речам и указам вождей,

вбирали осколки, свинцовые жала

и лезвия копий, штыков и ножей!

Не зря мы стояли и впроголодь бились,

давали отпоры всем ротам, полкам

и красному знамени, людям служили,

в упор и засадами мстили врагам!

Не зря мы старались, терпели лишенья,

истратили тонны кровей и потов,

ломились из плена, колец окружений,

сносили ряды наступавших голов!

Не зря мы разбили врага через годы,

оставив в столице его много дыр!

Останется в памяти, книгах народов

всеобщей судьбою оплаченный мир!

По просьбе Арена Ананяна

Опиумная викторианка

Совсем изнурённая тяжкой работой,

слаба и истаскана рабским трудом.

А плоть, истощённая аж до зевоты,

меня тяготит над постельным теплом.

Мечтаю создать отдыхающий образ,

снотворное зелье испив без ума,

впустив спиртовую, прозрачную кобру

в иссохшую глотку и душу, где тьма.

Желаю покоя, любых сновидений,

в кровать уложить утомившийся вес.

Мне в этом поможет почивший уж гений

швейцарский алхимик и врач Парацельс.

Вокруг бесполезность, рутина и давка,

печальный, гнетущий и угольный фон.

Но в пабе, цирюльне, аптеке иль лавке

есть сок лауданума – дивный флакон.

Великий Сталин

Мы были почти обречённым народом,

сдававшимся в плен, отступающим вглубь,

советским испуганным, племенем, родом,

забывшим про мощь, солидарности групп,

боявшимся тьмы, псевдоправедной силы,

страшившимся злых, самозванных царей,

смотрящим с опаской на танки и жилы,

бегущим от собственных алых теней,

дрожащим под градами бомб и снарядов,

лежащим под стрелами пуль и огнём,

идущим замедленным, робким порядком,

ползущим под стрельбами ночью иль днём…

Но вскоре же сталинский, праведный голос,

приказы вождя, его горская стать,

заставив, как солнце подсолнух иль колос,

очнуться, воспрять и врага наказать!

По просьбе Арена Ананяна

Коллективный поход

Парнишка, налёгший на липкую шл*ху,

имеющий винный, мужичий запал,

в местечке, где чуть широко и чуть сухо,

вершит верховой, половой ритуал.

По вялому телу елозит мальчонка,

сношает бесчувственность плоти и дум.

Средь стонов поддельных чудная бабёнка

лишь жаждет оргазма и следующих сумм.

Юнец так старательно, гордо и скромно

вживляет, вбивает все фрикции в цель,

дрожит и краснеет по-детски, смущённо.

Но только любовь эта – фикция, мель.

В борделе средь тёртых, уставших прелестниц,

в отличие от сотоварищей, пар,

подлёгших под девок – продажных наездниц

себя сам лишает невинности, чар…

Промерзание

Мы спим три дня в извилинах траншей,

сраженья ждём, как лава остываем,

а снег, как корочка поверх всех ран, огней,

нас одеялами так снежно укрывает.

И мы, как кровь, всё медленней бежим,

и стынем тут так тупо и напрасно.

Метельный град спускается, как дым.

Мороз грызёт по-волчьи, ежечасно.

Зима пришла и хочет больше льда,

и сводит ток, венозные развилки.

Вся наша юная солдатская орда,

как эскимо и туши в морозилке.

Приказа нет. И нет ещё врага.

И солнца нет. И станет скоро поздно!

Мы леденеем тут, как малая река.

И вскоре все поистине промёрзнем…

Решённый конфликт

Исчерпаны души, осенние силы,

потрачены пули, снаряды, огни,

напичканы ямы, траншеи, могилы,

наполнены бедами ночи и дни,

измяты все хаки, укрытья, металлы,

разрыты брезенты замёрзшей земли,

раздавлены башни, форпосты и дали,

раскопаны кладбища, волны стерни,

измучены земли и фауна, флора,

избиты машины, бугры и броня,

заполнены жижей окопы и норы,

забиты осколками глади и я,

разорваны ткани, дубравные шторы,

распаханы шири, как весь материк,

разрушены склады, казармы и горы…

Вот так был улажен ненужный конфликт.

Ограждения

Плетёнки чугунных, литых ограждений

и глади кирпичных заборов, столбов,

ограды хором, цветников, учреждений,

булыжные стены этажных домов,

плетни, глинобитные стенки-дувалы,

решётки, закрывшие окна и тыл,

железные клетки, навес над подвалом,

кусты, огорожи, литые пруты,

под лентами разных перил сетки ковок,

леса проводов, арматурин, жердей,

щиты воротин, как стальных установок,

капканы калиток, ворот и дверей,

колючие тросы, винты на заслонах,

избыток штакетников, клетей и мер

для нужд несвободы и тайн, обороны…

И я среди них, как затравленный зверь.

Спирт

Мне кажется, зырят все-все, даже кошки!

Я как под прицелом людей и домов.

В душонку прицелились, не понарошку,

рогатки ветвей и развилки стволов.

С опаской ко всем и всему в городишке,

где люди угрюмы, жирны и кислы.

Над вялой походкой смеются мальчишки,

а бабки и тётки ехидны и злы.

Все очи-бинокли пронзают вниманьем,

за что-то ругая, за что-то виня…

Сегодня слияние страхов и маний

особенно сильно пугает меня!

Я пьян внутримышечно и внутривенно.

Мозг полон дурмана и ливер им сыт.

Моё состоянье три дня неизменно.

Вот мне циркулирует выпитый спирт…

Уголовное дело

Разбиты витрины семи павильонов,

повалены сотни бутылок, рядов,

все полки и стены облиты бульоном

из спирта и соков различных сортов.

Цветные удары камней и дубинок,

падения стёкол, разбитый витраж,

размокшие виды рекламных картинок

создали помято-избитый пейзаж.

Киоски, как мятые пачки и будки,

готовы к утилю за дальней горой.

Написанный мат, как короткие шутки.

Не взяты сосуды с хмельною водой.

Всё это борцы за славянскую трезвость?

Борьба мафиози за сбыт, передел?

Иль это дебош, посетивший всю местность?

Секрет, над которым гадает отдел…

Аристократочка

Вы очень словесно мудры,

хозяйственны и благородны,

пристойны, добры и умны,

тихи, театральны и модны!

Прекрасная ночью и днём.

В Вас чисто-разумные смыслы.

Каштаново-медным руном

покрыты высокие мысли.

Ваш облик спокоен, как штиль,

душист, как кавказская роза,

успешен, начитан и мил,

пьянящ, как коньячные дозы.

Бухгалтерский взор так хорош,

что манит раздумья поэта,

что явно на кофе похож

в преддверии нового лета!

Наталии Воронцовой

Черепки – 76

С такой тупизною впервые встречаюсь!

В башке нелогичность, кичливость и чушь.

Я неуваженью и лжи поражаюсь.

А вроде бы взрослый, директор и муж…

***

С момента рождения жил среди горя,

с жирдяями, шпиком, дерьмищем впритык.

Сейчас я средь лука, колец помидора.

Вчера поросёнок, сегодня – шашлык.

***

Весна, как и осень, мила и коварна,

готовит простуду и тысячи луж,

психозы, разлады в работе и парах.

К примеру, вчера стал покойником муж.

***

Опять мордобития, грязь и разруха,

чудной, матерщинный и хмурый поток,

изношенный транспорт, дороги и мухи…

Эх, снова приехал в родной городок!

***

О, ужас, эти педофилы!

Они маньячней всех скотин,

что любят девочек премилых,

неоперённость их вагин.

***

Бухло разрушает мою пирамиду,

рассыпав на камни, песок и цемент.

Но нервным напрягом я тоже весь сытый.

Двоякий эффект избавленья от бед.

***

Ты – яма, пустышка и кукла мужчины.

В уме твоём тина, журналы про моду.

Одною купюрой, платёжкой – вагиной -

сумеешь покрыть, отработать расходы.

***

Хвалясь стихотворною, плотною ратью,

наполнив абсентом все поры нутра,

легко обзавёлся податливой бл*дью.

Она будет музой моей до утра!

***

Среди именитых людей обыватель,

среди преобычных талантливый гений.

Я белой вороной, в больничной палате

себя ощущаю душою и зреньем.

***

Безумную травлю свершает тиран -

калечит поэтов, художников разных

средь круга загона (соседственных стран).

Людская коррида, что выглядит грязно.

***

На пазл из грязи, питья, бестолковщин,

тоски, патологий, дуреющих масс,

халуп, достоевщины и смердяковщин

глядит мой оставшийся, слепнущий глаз.

***

Дырявый, отходов уже не вмещаю,

теку на жаре пламенеющим днём,

чем функции главной я не выполняю.

Я – мусорка с хилым, проржавленным дном.

***

Я вся идеальна: мотором, строеньем,

красива с любой стороны и угла!

Но портит мой статус и вид, настроенье

отметка от камня на центре стекла.

Ночной дворник на Московском проспекте

По ночам подметаю дворы,

угощаю бездомных собачек,

поучаю родню детворы,

наставляю котов и алкашек,

матерюсь на окрестных ворон,

проклинаю людишек и власти,

выбираю нахальственный тон,

поедаю на кладбищах сласти,

сожалею, что рухнул союз,

попиваю кагор до угара,

зашиваю двуножье рейтуз,

завсегдатай больниц и базаров,

обитаю в вонючих вещах,

привлекаю я мух или кошек,

заплетаюсь в беззубых речах,

сохраняю за пазухой ножик,

в старой кепке, жилетке хожу,

обожаю кутью и оладья,

вся согбенна, ни с кем не дружу.

Я – безумная бабка Агафья.

Vsё zaeblo

С избытком психозных эмоций и злобы.

Умом завладели агрессия, бред.

Вибрирует мясо до спазмов, хворобы,

шатая костяшки, суставы, скелет.

Объяли печаль, недовольство и дикость

с известною примесью давней вины.

Во рту, на ладонях, под мышками липкость.

Кишит безобразность до жажды войны!

Ужасные думы кипят, карнавалят

и водят пожарный, густой хоровод,

желают побоища, драки, развала,

стрельбы, разрушений, смертей и невзгод.

В духовном ручье заболочено, горько.

В нём пара лягушек и восемь камней.

В душевном саду неуютно и колко -

шиповник и розы за грудью моей…

Полуголые попрошайки. По мотивам сериала

"

Дедвуд

"

В салатовых лентах и бантиках пышных,

сетях портупей, только верхнем белье,

в простых треугольниках, тонких и нижних,

с раскрытыми бюстами, навеселе,

в нектарах и брызгах духов, в поцелуях,

с дымками сигар, сигарет, папирос,

с живыми цветками цветного июля,

с кудряшками, гладями мягких волос,

с узорами, вбитыми в руки и бёдра,

с раскрасками лиц, что стоят по углам,

нескромные ходят так нагло и бодро,

кочуют, снуют и садятся к гостям.

Хитрят, алкоголят, милуются лестно,