Три Л. Том 2. Люди

– Я здесь не для красоты сижу! Иван, не беспокойтесь. Уведите! До особого приказа держать в полной изоляции!

Голос у Дюбуа был теперь не вежливо-доброжелательным, каким он казался всем ещё полчаса назад, а невероятно жёстким, и сразу стало понятно, что этот чернявый то ли француз, то ли швейцарец – такой же опытный руководитель и боец, как и Родионыч. Последний тоже бросился на помощь и замешкался всего на долю секунды – сидел с другой стороны стола. Дюбуа передал мужчину охране и, обернувшись к остальным, резко сказал:

– Запомните все: мы здесь не замшелым суевериям служим, а человечеству! Кто не согласен – встаньте сейчас! Вам гарантированы безопасность и полное содержание до конца работы группы. Ну?!

Представители конфессий переглянулись, мгновенно придя к согласию, помотали головами, и приехавший из Австралии пожилой пастор Гилбер очень осторожно заметил:

– Человек создан по воле Божьей, но кто сказал, что Его руками? Эти дети такие же Его создания, как и мы, поскольку имеют разум и душу.

Мишка хмыкнул, еле слышно шепнув сидящему рядом Лёшке: «Софистика». Лёшка, отлично знавший об атеизме и названного брата, и его родителей, да и сам склонявшийся к тому же, только улыбнулся уголком губ: действительно софистика!

– Вы закончили? – У Ван спокойно оглядел всех. – У нас очень мало времени. Наше решение по големам и по всем выявленным в результате предстоящего обсуждения проблемам станет ориентиром для принятия странами-членами СГМ законов, регулирующих эту сферу деятельности. Подчёркиваю, что, несмотря на очень серьёзное сопротивление заинтересованных лиц, у нас есть право на подобные действия, как и реальная власть. Прошу осознать: мир находится фактически в состоянии войны за будущее. Проблема центра – один из фронтов этой войны. И мы – её стратеги!

– Но нам нужно хотя бы ознакомиться с проблемой, – недоумённо перебил китайца представитель ЮАР. – Невозможно обсуждать вопросы, в которых не разбираешься.

– Вот список, – высветил таблицу У Ван. – Вы уже давно работаете с этими вопросами и именно поэтому присутствуете здесь.

– Это какая-то смесь программы трансгуманистов3 с дешёвой фантастикой! – вырвалось у кого-то.

– Вы правы. И фантастика здесь вполне обоснована! Потому что именно фантасты многие столетия изучают вопросы развития будущего, зачастую оказываясь более профессиональными футурологами, чем официальные учёные! Поэтому прошу не говорить о присутствующих здесь коллегах в уничижительном тоне! Вопросы всем понятны? Начинаем работу. Предлагаю для удобства максимально упростить регламент.

– Насколько можно судить, вопросы разбиты на медицинские, технические и социальные? – уточнил чернявый немец, единственный из всех, статус и профессия которого не были названы, лишь фамилия – Йегер.

– Это сделано для отсечения эмоций на первой стадии обсуждений, – пояснил У Ван. – Прошу на время забыть о понятиях «мораль», «этика», «нравственность», и тем более о религиозных нормах. Они не могут служить опорой для всего общества. Единственными аргументами для всех являются исключительно те, которые согласуются с их личными интересами, желаниями и ресурсами.

– Но… – привстал представитель Ватикана, уже очень пожилой, светловолосый и мешковатый священник с некрасивым простоватым лицом.

– Эти вопросы мы будем рассматривать особо – они определяют понятие «человек». Но до этических норм нужно ещё добраться, а практические проблемы кричат о себе с любого новостного канала! Вы сами, падре Марко, выступая с лекциями, опирались не на библейские заповеди, – вежливо и твёрдо ответил У Ван. – Мы тратим время, давайте работать! Первый блок вопросов: насколько оправдано с медицинской, технической, экономической и демографической сторон создание големов? Прошу перечислить плюсы!

Следующие полчаса в зале стоял шум, все пытались найти что-то особенное, о чём никто ещё не вспомнил, и только Лёшка с компанией молчали. Наконец, когда доводы пошли уже по третьему кругу, У Ван подал сигнал прекращения дискуссии. Правда самые говорливые замолчали лишь через несколько минут, но всё же в зале наступила тишина.

– Благодарю за ваши мнения. Они полностью согласуются с результатами общественных опросов. Перечислю упомянутые плюсы: короткое время взросления, идеальное физическое здоровье…

– Теоретически каждого голема можно сделать едва ли не олимпийским чемпионом, – вставил кто-то.

У Ван, словно не заметив реплики, продолжил:

– Ускоренное овладение профессиями; возможность создавать големов-гениев, намного более работоспособных, чем обычные люди; освобождение женщин от проблем, связанных с вынашиванием и рождением ребёнка; защита от перенаселённости или вырождения человечества.

– Прямо манифест трансгуманистов! – непонятно скривившись, хмыкнул Стэн.

– Трансгуманисты совсем не дураки, и вы сами это знаете! – отрезал представитель США.

– Знаю! И знаю, что они совершенно не задумываются над реальными последствиями своих экспериментов! – зло ответил писатель.

– Закончили? Господин Капустин, я понимаю ваше… ваше отношение к некоторым вопросам, но давайте вернёмся к обсуждению ситуации с големами. Первый пункт: создание голема, материальные и научные затраты. Прошу высказаться вас, Михаил Викторович.

Мишка обвёл всех хмурым взглядом.

– Пока вы тут спорили, мы набросали кое-что. Первое: вы не считали, сколько сотрудников нужно для создания и воспитания одного голема?

– В центре, насколько известно, для этого требовалось около двадцати человек на всю… всю «поточную линию», – чуть запнулся представитель Франции. – Но я лично знаю только отчёты.

– Ага! – перебив собиравшегося ответить Мишку, издевательски хмыкнул Шери, и тут же посерьёзнел. – Вы знаете, как они работали? И кого делали? Они же не людей делали, а кукол безмозглых, которые только и умели стоять болванчиками у двери да медсестру…

Услышав конец фразы Лена, совершенно не ожидавшая от мальчишки такой лексики, тихо ахнула.

– Прости, но мы – не младенцы, и видели и слышали всё. Кого они делали, знаешь, и сама от тех охранников шарахалась. А Лёшку одного делали десять человек! И то, если бы не вы с Львом Борисовичем, его бы некому было по-настоящему учить!

– Детей тоже учат десятки людей, – заметил какой-то азиат.

– Но они не работают сутками, – снова вступил в разговор Мишка, незаметно надавив на плечо Шери, чтобы тот успокоился. – Вопрос и в медиках, и в нейропсихологах, и в специалистах по развитию физических навыков. Я уж не говорю о том, что у каждого голема должен быть хотя бы один родитель, пусть и приёмный, иначе это будет стадо человекообразных, не привязанных ни к кому, не знающих основных человеческих чувств – им не у кого будет учиться. Это биоматериал! Вы хотите такое?

– Но это решаемо…

– Да вы вспомните, сколько миллионов людей в год сейчас рождается! Заменить их на големов? Где вы найдёте десятки, если не сотни миллионов специалистов? Где строить ваши «фабрики»? Детдома для обучения големов? Это не фантастика, где клон делается за полчаса и сразу идёт работать! Человек – не машина, его в конвейерное производство не пустить!

– Есть и другие причины, – тихо и спокойно, но так, что все сразу обратили на него внимание, заговорил Лёшка. – Вы все знаете, что такое детство, вы взрослели медленно, успевая осознавать происходящее, и то ваш мозг был перегружен. А теперь представьте, что все знания, которые вы получили за пятнадцать лет, должны освоить за год, – от того, чтобы научиться видеть, до цельной картины мира, десятка научных дисциплин, пусть даже в рамках школьной программы, социальных отношений, бесконечного спектра эмоций. Вы согласны на такое? Я не об этике, я о простой способности человека приспосабливаться к новым условиям. По статистике почти десять процентов големов с неповреждённым мозгом сходили с ума или во время предродового обучения, или в первые три месяца после рождения. Психика не выдерживала нагрузки. Я всё это помню, мне до сих пор снятся кошмары. Это физическая боль от невозможности воспринимать такое количество информации.

– Можно мне? – негромко попросил Анри. – Про запись информации. Я видел, как это делается, я ведь старший, а всё делали при нас. Люди контролировали работу мозга, включив в динамиках бесконечные лекции, а мозг в это время током били, вырабатывая навык. Так учат големов! Или вы думаете, что это как бумага – записал и прочитал? Несколько месяцев такого вот записывания в мозг базовых знаний. А они не срабатывали! Понимаете – не сра-ба-ты-ва-ли! Мозг принимает не всё, он – не машина. В каждого из нас записывали несколько профессий, а срабатывали в лучшем случае одна-две. И у каждого – свои. Я разбираюсь в физике, а Гера… Гера был биологом. А ведь мы – генетические копии и прошли одинаковую обработку. Двоих из нас тогда вообще отбраковали, потому что они не смогли освоить требуемые профессии. Может, они были бы писателями или художниками. Ещё двое сошли с ума от перенапряжения. Четыре из пятнадцати попали в отбраковку! Вот цена такого обучения!

Детский голос Анри звенел такой взрослой, неизбывной болью, что все присутствующие несколько минут молчали, не в силах ответить темноволосому мальчику в слишком большом для него офисном кресле.

– Ладно, это мы поняли, – сипловато прокашлявшись, заговорил представитель ЮАР. – Но ведь можно и не давить с профессиями? Можно создавать например пятнадцатилетних.

– Скажите, у вас есть дети? – очень тихо и напряжённо спросил Лёшка. – И если да, то сколько им лет?

– Да, есть, – пожал плечами негр. – Сыну как раз три года исполнилось.

– А как вы отнесётесь к тому, – голос Лёшки стал таким, что все подсознательно ожидали взрыва: тихий, но с невероятной болью и гневом, – как вы отнесётесь к тому, что ваш сын вот сейчас, в этот момент, захочет женщину? Физически захочет, почти до обморока?

– Что?! – Эксперт посерел, даже его курчавые волосы, казалось, встали дыбом. – Что вы имеете в виду?

– То, что я это знаю по себе! Я был младенцем в теле взрослого здорового мужчины! И я оказался, по сути, в борделе тогда, когда мои психические сверстники мультики смотрели! Потому что моё тело требовало одного, а мозг – другого. Вы хотите таких людей?!

– Ну-у, вообще-то эта сторона жизни при искусственном воспроизводстве людей теряет актуальность, – пожав плечами, протянул представитель Индонезии. – У человека много возможностей и потребностей в развитии, и если исключить примитивную, в сущности, тягу к размножению, у него высвободится очень много времени на более достойные цивилизованного существа занятия.

– А вы уже отказались? – со странным для всех, кроме друзей, любопытством спросил Шери. – Это ведь делается очень просто, да? Вы уже отрезали себе всё?

На секунду в зале повисла тишина – люди осмысливали «невинный» вопрос ребёнка. А потом раздалось в полном смысле слова ржание – не смех, не хохот, а именно ржание. Мишка, скорчившись, чуть ни бился головой о стол, успев, правда, подложить ладонь. Но ещё более дико было смотреть на падре Марко – откинувшегося в кресле так, что оно едва не опрокидывалось, покрасневшего, задыхающегося, с катившимися по дряблым щекам крупными слезами. Всё же священник быстро взял себя в руки и, вытирая лицо большим платком, выдохнул:

– Устами младенца глаголет истина! Я принял обет, не зная женщины, семнадцатилетним, и сделал бы это снова. Но я знаю, от чего отказался! Это моя жертва Господу, а не отказ от естества или бегство от проблем. Так что помолчите… или на самом деле идите к хирургу.

– А я вам гвоздик подарю, золотой, – глядя в потолок, непонятным тоном протянул немного успокоившийся Мишка.

– Хватит! Объявляется перерыв на два часа! – У Ван встал. – Нашим молодым экспертам и мадам Елене нельзя пропускать лечебные процедуры. Остальным советую внимательно перечитать материалы по големам. После обеда продолжим работу. Официальную одежду при желании можете сменить на повседневную.

В коридоре расстроенный Мишка подошёл к мальчишкам:

– Простите. Понимаю, отвратительно вышло, но я смеялся не над вами!

– Ничего. – Шери дружески и в то же время стараясь не упасть, взял его за руку. – Мы поняли. А причём тут гвоздик?

Мишка смущённо оглянулся на слегка сердитую мать, потом на порозовевшую Лену и посмеивающуюся Катю, и, кхекнув, объяснил:

– Раньше тоже ценили бесполых рабов, ну и отреза́ли им всё. А чтоб не зарастало и можно было по нужде ходить, гвоздик вставляли…

– Ну ты и!.. – расхохотался Родионыч; он молчал всё время утреннего заседания, а теперь сбрасывал накопившееся напряжение. – Послал его, так уж послал! И ведь идеально прилично!

– А вот насчёт неприличного, – повернулась к мальчишкам тётя Аня. – Откуда такие слова? Не стыдно?

– Нет! – Шери очень взросло взглянул на неё, потом обернулся:

– Лена, ты же всё это видела и слышала. Иначе назвать то, что там было, нельзя, да и та медсестра так всё это и называла. От неё мы и услышали и это слово, и… как она тебя оскорбляла.

Лена чуть побледнела, стараясь идти по коридору ровно и не держась за стены. Лёшку пронзило болью: он-то всё время думал, что это он насмотрелся у Кэт всякого. А что было с Леной? Унизить словом можно точно так же, как и делом, да и та гулящая девица наверняка не стеснялась ни Лены, ни детей.

Пока он обдумывал услышанное, все подошли к своим комнатам, и Лена обернулась к мальчишкам:

– Через пять минут чтобы были готовы! У нас всего час на занятия.

– Три минуты хватит! – стараясь не опираться на стену и на ходу расстёгивая дурацкие тугие пуговицы старомодного пиджачка, бросил Анри. – Ты не опаздывай!

>*<

На обед все собрались в большой парадной столовой – красивой, удобной, но официально-холодной. Эта официальность, как и тяжёлое утреннее заседание, и понимание ответственности за предстоящие выводы, давили на людей, так что все были сдержанны и молчаливы. Но недолго.

Сидевший за одним столом с Лёшкиной компанией Стэн весь обед что-то писал в своём планшете и всё больше сердился, потом раздражённо бросил планшет на стол, едва не перевернув стоящую рядом с его тарелкой солонку.

– Скотина электронная!

– Опять? – с участием и одновремено лёгкой насмешкой спросила сидевшая за соседним столом Катя.

– Как будто вы не знаете, что это постоянно!

Стэн, стараясь успокоиться, наконец вспомнил об уже подостывшем обеде.

– А что случилось? – с любопытством спросил Анри. Да и всем остальным стало интересно, что вывело из себя писателя.

– Эта скотина – иначе я её назвать не могу! – считает себя умнее всех! – Стэн взял планшет, огляделся, куда бы его убрать со стола, не нашёл и, свернув в трубку, брезгливо засунул в карман пиджака.

– Как это? – не понял Анри.

– Ну дай же поесть человеку, – придержала его любопытство тётя Аня.

– Спасибо, – кивнул ей Стэн и стал догонять остальных обедающих. Минут через пять он, не только догнав, но и опередив соседей, взял фарфоровую чашечку с ароматным чаем и со вздохом откинулся на спинку удобного стула.

– Успокоился. Но эту скотину я в утиль сдам!

– Останетесь совсем без планшета, – улыбнулась ему Катя.

– Зато с целыми нервами! Нет, не в утиль. Я его в следующий раз о стенку грохну! Мишель, есть тут подходящая каменная стенка?

– Есть, – рассмеялся Мишель. – И даже с острым углом. Чтобы уж наверняка.

– Да в чём дело? – непонимающе спросил уже Лёшка.

– Так вы полюбуйтесь, что он пишет!

Стэн протянул планшет Анри, и тот, всё больше запинаясь и недоумевая, прочитал вслух: «Социальную влияние Словения големов на рождество. Из станка делаю для финансовой элиты только как Габриеля солярия, и они, не заботясь о родителей любви, густая получать только водой, будут воспринимать остальных людей только как Темур».

Дочитав, Анри удивлённо посмотрел на Стэна:

– О чём это?

– Это то, что мы с вами вчера обсуждали? – одновременно с Анри спросила Катя.

– Да! Была бы техника тупой и записывала бы всё так, как хочу я, получилось бы о том, что големов станут создавать как наследников всякой элиты, и они, не зная нормальной семейной любви, будут воспринимать мир исключительно как ресурс, превратятся в угрозу обществу.

Стэн забрал планшет и вздохнул:

– Писал вот это, а получилось… Сам расшифровать не могу.

– А почему получилось такое? – всё больше любопытствовал Анри.

– Техника пошла слишком умная. Так что эта скотина пишет то, что считает нужным, а не то, что хочу я. Видели бы вы, что он выдаёт на обычные слова!

– Он сломался, да? – осторожно спросил уже Митя.

– Какое там! Он каждый день обновляет словарь. На Луне у меня другой планшет, рабочий, но сюда, на Землю, его брать нельзя, поэтому приходится пользоваться обычным. Там-то я его вычищаю от мусора, и он без обновлений пашет себе спокойно. А как на Землю приеду – так и начинается! Куча рекламы и постоянные обновления, которые заблокировать нельзя. И эта скотина ещё хвастается: «Получено обновление, теперь у вас все самые популярные слова, чаще всего использовавшиеся утром в сети». Хорошо, здесь связь заблокирована, но пока ехал с космопорта, он накачал столько дряни!

Стэн вздохнул, успокаиваясь.

– Вы не думайте, я по мелочам не раздражаюсь. Но с этой скотиной воюю уже второй год.

– А почему не поменяете? – удивился Лёшка.

– На что? Старые модели найти уже нельзя, а в новых обновления не отключаются – забота о потребителях. Такая блокировка только на детской технике осталась, но не покупать же мне детский планшет?! Он для работы непригоден. А такие, как в конторе, мне недоступны – я внештатный сотрудник.

Лёшка собирался сказать, что он никогда не сталкивался с настолько упрямой техникой, но промолчал. Верно: когда он в «Баялиге» жил, планшетами не пользовался, а на стационарном экране такая фишка даже казалась ему прикольной. Как и его пассиям – те постоянно хвастались, какие крутые наборы рожиц им прислали утром, как смешно гадать, что они означают, и как удобно, что на любое сообщение техника отвечает сама, даже думать не надо. В конторе же Лёшке сразу выдали фирменный планшет с конторской эмблемой – буквой «П» в разорванном круге, тем самым символом прасовцев.

– Простите, я бы так не сорвался, но эта скотина набирается такой гадости, что из памяти еле вычистишь. Ну что в сети самое популярное? Всякие сленговые словечки, мат и… – Он на секунду запнулся, потом решил, что при мальчишках такие подробности можно сказать, и продолжил: – И термины из интим-магазинов. Писал по дороге деловое письмо, так эта скотина выдала такое, что я в свои пятьдесят впервые увидел. Я вообще не понял, что к чему, полез значения слов искать, а это… названия секс-игрушек из разряда садо-мазо!

Первой, как ни странно, рассмеялась тётя Аня, правда, чуть покраснев при этом. Потом, представив, какие могли быть слова, расхохотался Лёшка, а уж потом смехом заразило всех – и за их столом, и за соседними.

– А гво́здика… золотого… там не было? – задыхаясь от хохота, спросил Родионыч, заставив Мишку сначала покраснеть, а потом побледнеть от воспоминания о недавней своей шуточке.

– Так представьте, что бы было, отправь я такое письмо? – смеялся и одновременно жаловался Стэн. – А если пишешь на бегу… Так каждый раз извиняться приходится. Да и не мне одному. Я тоже получаю очень ор-ригинальные письма.

– Вот вам и пример бунта искусственного интеллекта, – обернулся к нему смеющийся Мишель. – И того, что нельзя перекладывать работу на других, надо своей головой думать.

– Так я же и думаю своей головой! – возмутился Стэн.

– Я не о вас, – извиняясь, улыбнулся Мишель. – Я говорю в общем о проблеме.

– Простите, что вынужден прервать вас, – подошёл к компании У Ван. – Но пора работать.

– Вы правы!

Все начали вставать, и тут Мишель, перекрывая шум двигаемых стульев, объявил на всю столовую:

– Прошу вас, одну минутку. Мне пришла в голову одна мысль. У нас впереди очень тяжёлые дни. Предлагаю считать столовую свободным от серьёзных разговоров местом. Это позволит нам всем восстанавливать душевное равновесие. Если вы согласны?

Согласились все.

>*<

Когда эксперты собрались на послеобеденное заседание, представитель Индонезии, очень расстроенный и даже потрясённый, подошёл к мальчишкам, теперь уже ехавшим в своих креслах – устали после физкультуры.

– Прошу простить меня. Я не знал всех подробностей и… не осознавал, насколько мои слова бесчеловечны.

Шери молча кивнул, принимая извинения, и проехал к своему месту, где его уже ждал Родионыч, чтобы помочь пересесть в более высокое офисное кресло.

– Продолжаем обсуждение. – У Ван включил экран. – Вы, господин Накамура, хотели что-то сказать перед тем, как был объявлен перерыв, но не успели. Прошу вас.

– Благодарю. – Высокий сухощавый японец, встав, учтиво поклонился, сел и заговорил, вызвав невольные смешки своим японским произношением, словно зеркально передразнивавшим речь У Вана.

– Кроме перечисленных проблем, возможных при создании големов, следует упомянуть ещё одну, характерную для уважаемого господина Лефорта и, насколько мне известно, для других умственно полноценных големов, созданных биологическими взрослыми. Все они сталкиваются с ярко выраженными кризисами взросления, через которые проходит каждый человек. У нас эти кризисы разделены годами спокойного развития, а сами они занимают продолжительное время. У големов они идут один за другим практически без перерыва, окружающие не успевают на них реагировать, поэтому психика голема формируется не совсем так, как у других людей. Прошу уважаемого господина Лефорта простить, если эти слова задели его.

– Вы правы. – Лёшка спокойно кивнул. – Я об этом сообщал психологам, да и записи отца о моём детстве очень подробны и доступны для учёных.

Японец слегка наклонил голову, благодаря Лёшку, и продолжил:

– Это первое, что я хотел отметить. Второй вопрос касается создания големов-детей. Я слышал в перерыве высказывания коллег и заранее прошу у всех прощения за то, что вынужден противоречить их мнению.

– Давайте короче! – не выдержал азиатской учтивости представитель США.

– Да, простите. Создание детей-големов тем более не имеет смысла. Сейчас медицина позволяет при бесплодии женщины вырастить эмбрион в искусственной матке. Такие процедуры намного дешевле технологий центра и давно не являются редкостью.

– И занимают намного больше времени! К тому же ребёнок рождается беспомощным нечто, а синтезировать можно уже одно-двухлетних. Психологических проблем немного, а возни с младенцем и того меньше, – перебил его уже англичанин. – При первоначальных больших затратах на создание голема в разы уменьшаются последующие траты на медицину: он идеально здоров и, если создавать подростков и взрослых, имеет не семьдесят, а сто лет активной взрослой жизни.

– Вы позволите? – вмешалась женщина-генетик из Аргентины и заговорила с раскатистым испанским акцентом:

– Мы с коллегами изучаем этот вопрос. Результаты ещё не опубликованы, но абсолютно достоверны. Продолжительность жизни голема не превысит восьмидесяти лет, без разницы, созданы ли они детьми или взрослыми. Даже младенцы-големы, выращенные из клеточного материала новорожденных, имеют это ограничение. Это особенность метода клонирования и печати, она не корректируется ничем. Мне очень жаль…

– Отсутствие детства, сломанная психика, короткая жизнь… Кого они создавали?! – вырвалось у француза.

– Рабочий инструмент с экономически обоснованной долей брака, хорошими техническими показателями и удобным гарантийным сроком, – впервые за всё время заговорил Родионыч. – И вы все это знаете! Говорящий, а то и молчащий – как им удобнее – инструмент!

– Переходим к следующему пункту, – нарушил повисшее молчание У Ван. – Эти вопросы мы уже частично затронули, но необходимо обсудить их более подробно. В обществе, как среди обывателей, так и среди некоторых учёных растёт убеждённость, что технологии центра позволят дать людям физическое бессмертие путём переноса сознания в компьютер или, что людям больше нравится, в новое тело. Возможно ли это, и принесёт ли подобная методика пользу человечеству?

– Опять трансгуманисты от природы сбежать стараются? – неприятно скривился Стэн.

– Нет, это убеждение характерно для многих, и некоторые представители элиты уже обращаются к специалистам, изучающим технологиями центра, с просьбой сделать им новые тела. В дело идут шантаж и угрозы, двух человек пытались похитить. Необходим однозначный, опирающийся исключительно на науку ответ.

– Создать копию личности нельзя! – жёстко отрезала крупная немолодая женщина-психиатр из Никарагуа и тут же объяснила спокойным глубоким голосом с более мягким, чем у аргентинки, акцентом: – Это просто невозможно! Мы до сих пор не знаем, что такое личность!