Путь в Никуда

5. Повод к войне

Барр вспомнил детство. Тогда, в той далекой и волшебной стране было все иначе. Теперь ему казалось именно так: в волшебной стране. Он задался вопросом: а была ли она? Было ли детство? Или воспоминание о нем – вымысел? Прихоть? Минутный каприз? Вот захотел и придумал его. Нет, не вымысел, было.

Детство…

Самое сладкое воспоминание оттуда – сказки матери. Он любил их слушать, засыпая. Барр погружался в сладкий и теплый мир сновидений, и где-то вдали звучал материнский голос. Он рассказывал ему тихо, спокойно и нежно. Но вскоре и он гас, как исчезает солнце, закатываясь за горизонт.

Барра не интересовали сказки о воинах, о легендарном короле Вертране, основавшем королевство. В тех сказках король представал исполином, обладающим не только невероятной силой, но и мудростью. Эта седая древность была для него исчезающим призраком или ветхим преданием, которого не существовало на самом деле. Он слышал от матери, да и на празднике Вертранского королевства, легенды и сказания о Вертране, но они не коснулись души, оставив блеклые воспоминания: слышал, помнил. И всё.

Барру больше нравились сказки о лесных жителях: о своенравных духах, что могли навредить или помочь человеку. И именно сейчас Барр невольно вспомнил о них. Когда он был ребенком, сказки о лесных проказниках вызывали в душе сладко-жуткие ощущения, в которых невероятным образом сплетались страх и любопытство, радость и настороженность, боязнь и восхищение. Они, жители леса, казались Барру и забавными, и могущественными, и страшными, и справедливыми, и жестокими. Лес в детстве воскрешал в нем именно эти чувства. Кто прятался за кустом? Почему пошевелились лапы елей, ведь ветра нет? Воображение разыгрывалось, и лес преображался благодаря сказочным духам, но маленький Барр ни разу не встречал лесовиков, ни болотовиков, ни водяных, ни змеелюдов.

Он повзрослел, и лес стал другим. По крайней мере, решил Барр, он не виделся враждебным, даже не смотря на то, что поблизости должен располагаться военный лагерь Лиргийского королевства.

– Тихо. Смотри. Это здесь, – отвлек голос солдата.

Барр и остальные воины, осторожно раздвинув ветки, осмотрелись.

Группа солдат, что пробиралась густыми зарослями, обошла стороной Лесную Купель – озеро с дурной славой колдовского места – и, наконец, добралась до опушки леса. Теперь разведчики затаилась среди деревьев и рассматривала поле.

Лесная Купель? Стоило ли верить в сказания о ней. Будто в воде этого озера жили странные и могущественные то ли существа, то ли сущности. Их невозможно убить, и цели их неизвестны. Неизвестность – это и пугало. Страх, имеющий четкие очертания, считай побежден. Страх, не имеющий формы и объяснений, выбивал из-под ног почву, делая человека беззащитным.

– Видимо, они вон за тем холмом, – произнес все тот же солдат. Его командир Глоз назначил старшим в группе. – Самое удачное положение для лиргийцев. Остальные места так, не очень. Я бы выбрал именно то место.

Барр и другие солдаты закивали. Один из них произнес:

– Надо по опушке обогнуть холм. Посмотреть на него с другой стороны, прикинуть одно к другому.

– Хм, – усомнился старший. – Только бы не нарваться. Ладно, двигаемся тихо. Если заприметим чужаков, или неладное, сразу назад.

Солдаты углубились в лес. Было холодно. С наступившими заморозками птицы умолкли и почти никаких звуков, лишь иногда еле заметно покачивались ветки, мерзлая паль хрустела под ногами. Воины ступали осторожно. Хорошо, что не выпал большой снег, иначе передвигаться в лесу было бы тяжело, да и на белом фоне их темные фигуры выделялись бы явственней.

Сосредоточенно осматриваясь, Барр вновь поймал себя на мысли, что лес не кажется ему враждебным, даже наоборот: лес принес умиротворение. Теплая и успокаивающая волна завладела разумом, словно вернулся домой. Впечатление, будто ты родился здесь, жил и по воле нелепого случая вдруг очутился среди людей, обзавелся семьей, жилищем.

Барр хмыкнул про себя: «Ну, что за ерунда лезет в голову, рассказать кому – засмеют». Он потер тыльной стороной ладони бороду и опять осмотрелся. Он ничего не заметил, но взгляд его застыл. В затылке, так ему показалось, что-то щелкнуло, тонкая веревочка порвалась и свободным концом прижгла. Барр быстро зажмурился – красные круги замельтешили – и тут же открыл глаза. Что-то не так с головой. Он вновь осмотрелся, уверенный в том, что все-таки кого-то заметил в зарослях. Лигргийских солдат, кого же еще. Нет, как ни вглядывался в бурое пространство – ничего, точнее никого, но щелчок повторился. Теперь он был похож на смачный цокот языком, но все также возник в затылке. Неприятные ощущения, но больше всего беспокоили не щелчки, они теперь зазвучали чаще, а беспокоила нарастающая тревога.

– Барр, что с тобой? – удивился старший.

– Здесь кто-то есть, – машинально проговорил Барр.

Цокот в затылке прекратился. Он услышал сухой скрип похожий на скрип новых кожаных сапог. Нет, это не кожа, а дерево. Это скрипит дерево. Кто-то намеренно и осторожно выгибает ветвь, чтобы… Лук! Барр, выхватив меч, взмахнул им наискось снизу вверх. Лезвие встретилось с летящей стрелой, перерубив ее пополам.

– Засада! – крикнул старший.

Откуда-то взялись лиргийские мечники, будто лесные духи. Барр видел их как в тумане. Они двигались, словно мухи в меду, медленно-медленно, словно чем-то опоенные.

Началась кутерьма и паника, и только Барр был спокоен. Он, отступая, с успехом отбил вражеские атаки и ранил многих. Разведчикам удалось уйти от лиргийцев, да и противник, не ожидая такого отпора, растворился в лесу. Все это Барр потом смог вспомнить и хоть скупыми фразами рассказать командиру Глозу, но вот каким образом успевал сбивать редкие вражеские стрелы, объяснить даже себе был не в силах. Он просто этого не помнил. Старший, да и другие воины в один голос заявили, что Барр сражался как дикий зверь: бешено и стремительно. И да, они видели, как меч вертелся в его руках, словно заговоренный и легко сшибал стрелы. Отпираться было бесполезно, ибо, когда налетчики исчезли, старший предусмотрительно собрал несколько поломанных лиргийских стрел, какие нашел, и в качестве доказательства предъявил Глозу. Командир, осмотрев поврежденные стрелы, неодобрительно покачал головой:

– Только Двуликий ведает. – Глоз поднял глаза на молчавшего Барра. – У солдата всегда должно быть обостренное чувство опасности и отменная реакция, но это… – Он показал Барру стрелы. – Это выше моего понимания. Это… – И уже обращаясь ко всем солдатам: – Короче, похоже, жизнь наша перестала быть скучной. Вашу группу обнаружили, и теперь лиргийцы предпримут ответный ход. В этом я уверен, и чем раньше случится сражение, тем лучше для нас. А за провал вашей кампании, вы все пойдете в первых рядах. Всё! Свободны!

Солдаты ушли. Глоз, опустив взгляд на охапку сломанных стрел, зажатых в руке, бросил их на землю. Он отвечал за свои слова перед солдатами, тем более время опережало мысли и намерения. Как только вылазка провалилась, прискакал переговорщик от лиргийцев, вручил письмо и скрылся той же дорогой. Создалось впечатление, что послание на имя маршала Кербента было составлено задолго до кампании. Враг знал каждый шаг и всего лишь наблюдал, желая потешить собственную прозорливость.

Письмо было пропитано вычурно-издевательским тоном и звучало так:

– Уважаемый маршал Кербент! Не соблаговолите ли вы уделить хоть толику внимания, чтобы прочесть ниже изложенный текст не ради времяпровождения, а токмо чтобы выслушать меня, мою точку зрению, мой взгляд на сию ситуацию, сложившуюся не по воле случая, а по воле людей нам хорошо известных и высоко почитаемых. Хотелось бы мне в первых строчках, не лукавя, не прибегая к оборотам речи красноречивым приступить к изложению, а изложить желалось бы многое, ибо многое накопилось с того давнего времени, когда наши королевства провели границу и обнажили мечи и натянули луки друг против друга. Ополчившись и озлившись мы совершенно забыли о сути вещей, о сути события того дня, послужившего поводом к вражде. И, казалось бы, достопочтенный маршал Кербент, время залечило бы раны, и сие справедливо во всех случаях, если бы не одно маленькое условие, соблюдение которого помогло бы забыть вражду на веки вечные, и условие это нам, да и не только нам, а всем, известно: не бередить ран. Но, то ли Двуликому, то ли силам иным захотелось свершить иначе и судьба королевств Лиргийского и Вертранского изменилась, и стезя направила народы в русло иное, однако ж, хочу вас заверить немедленно, силы потусторонние здесь ни причем и, считаю, длани Двуликого здесь нет, да и не может быть, ибо сие дела людские. Люди виноваты в том, что раны не заживают, и вражда длиться уже без малого тридцать лет, порой затухая, но, не исчезая полностью. Мы раны бередим – в это я верил, но не до конца, и до вчерашнего дня думал о том, что ошибаюсь, что слухи слухами, новости новостями, и есть повод для неверного толкования, не может противостояние длиться вечно, не могут люди бередить старые раны, но вчера все изменилось. Вчера, многоуважаемый маршал Кербент, ваша разведка заставила обеспокоиться наш отряд, заставила привести силы в боевую готовность, а меня поверить в то, что людям почему-то свойственно тревожить собственные раны. Странно сие, но свершившееся убедило в ином. Вчера я поверил в желание людей тревожить раны, я убедился, что не дадут вертранцы спокойствия никому, даже себе, но главное они не дадут спокойно заглушить вражду, забыть о ней и не дадут жить с новыми силами и чистым умом и сердцем. Я не знаю, каковыми окажутся причины, что подвигли вас выдвинуть отряд на нашу территорию, но признаюсь честно, маршал Кербент, не волнуют меня сии причины, я лишь смотрел за следствиями, а они явно указали на то, что вертранцы не желают забыть о конфликте, не желают, чтобы раны вражды затянулись, посему следует поставить точку не только в этом послании, но и в старой войне. То место в лесной чаще, где встретились наши отряды, станет местом, где, я надеюсь и уповаю на Двуликого, будет поставлена точка. Рядом с той чащей есть поле, известное всем, и я предлагаю сие место для новой встречи. Надеюсь, вы не станете возражать и согласитесь, я готов пойти на уступки и назначить именно вас инициатором новой встречи в любое удобное для вас время. Да, не благодарите меня, а в ближайшее время постарайтесь направить гонца – адъютанта – с ответом. С моей стороны обещаю ему безопасность, и кроме того, пока не забыл: я жду вашего ответа, достопочтенный маршал Кербент, в ближайшие дня два. С огромным уважением к вашей персоне, главнокомандующий лиргийских войск маршал Дерч.

Маршал Кербент закончил чтение и, окинув взглядом адъютантов и командиров отрядом, произнес:

– Какова наглость, а? Он издевается надо мной? Тут голову сломать можно! Красиво изложить на бумаге пасквиль, ибо да, это он и есть. Пасквиль. Он еще назначает меня главным. Он явно хватил через край. Я понимаю, это только чтобы раззадорить, не более, и все ж неприятный он человек – Дерч.

– Господин маршал, как мы ответим на это послание? – спросил один из адъютантов, указав на бумагу.

– А никак! – Кербент бросил сверток, тот прокатился по столу и упал на пол. Маршал посмотрел на адъютанта. – Ничего делать не будем, то есть не будем отвечать на сию мерзость. Если он хочет сражения, он его получит. Наша задача не тратить время на болтовню, а готовить солдат к бою. Кстати, Глоз, а как там Барр? Просветление в голове не наступило.

– Нет, господин маршал.

– Ну, это не так и важно. У меня всё.

Адъютанты и командиры встали с мест. Как по волшебству появилась карта местности, на ней обозначены лес, прилегающее поле, небольшая возвышенность в поле. Карта легла на импровизированный стол из бочек, края карты прижали светильниками.

– Вот этот холм, – начал маршал, – важная высота. Это вы все понимаете. С нее хорошо вести обстрел, ее нужно занять в первые минуты боя. Как оказаться на холме? Слушаю ваши предложения.

6. Чудо-солдат

Полковник вышел на опушку леса, за ним последовали солдаты, рассредоточились и застыли в ожидании команды, только знаменосцы по правую и левую руку встали чуть впереди, развернув пурпурно-черные стяги королевства Вертран. Полковник снял шлем и, прищурившись, стал осматривать возвышенность в поле. Тихо, спокойно и безлюдно, и только ветер. Казалось, никого там и невозможно увидеть. Он отвлекся и глянул назад, словно убеждаясь на месте ли солдаты – четыреста лучников и триста мечников. И вновь всё его внимание обратилось к холму. На этот раз почудилось, что холм ожил, будто сильный ветер начал раскачивать траву, но какая трава глубокой осенью? Из-за возвышенности показались лиргийцы. Солдаты в нетерпеливом ожидании за спиной полковника пришли в движение, вперед выступили командиры отрядов. На холме красно-белые стяги, похожие на белые полотнища обрызганные кровью, заплясали на ветру.

Полковник поднял руку и махнул – вперед – и на ходу одел шлем. Семьсот воинов осторожно направились к возвышенности. Лиргийцы не шевельнулись – так и стояли. Воздух наполнился тягостным ожиданием крови и металлическим лязгом доспехов. Наконец, лиргийские мечники спустились к подножью холма, а лучники остались на вершине, взведя луки.

– Щиты! – скомандовал полковник.

Солдаты остановились и, сгруппировавшись, припали на колени и подняли щиты. Войско стало похоже на гигантскую многоножку, которая замерла, подставив панцирь под удар хищника.

Воздух прочертил рой стрел, затем второй, третий, четвертый…

Как только иссяк стальной поток, вертранцы бросились на штурм холма и тут же промяли оборону, как стенобитное орудие прогибает железную дверь. Воздух наполнился звоном мечей и людским криком. Лиргийцы, не справившись с напором, начали отступать назад. Их, казалось, размазало по холму.

Эту картину видел маршал Кербент и остался доволен, вот только, считал он, слишком долго тянется сражение. Лиргийцы каким-то чудом сдерживали натиск, не давая занять высоту. Их лучники отступили назад, но вели вялый обстрел, что и неудивительно: авангарды войск уже перемешались, и попробуй не попади в своего.

Маршал вспомнил о Барре, вспомнил тот момент, когда он обходил строй солдат командира Глоза и встретился с взглядом Барра. Взгляд как взгляд. Была в нем преданная отстраненность – так оценил про себя Кербент взгляд воина. Но в застывших зрачках плеснулось нечто… Что?

Глоз рассказал после разведывательной кампании о нечеловеческой скорости Барра. Благодаря скорости удалось отряду уйти без потерь и не попасть в плен, но кто знает, возможно, лиргийцы и не собирались преследовать их, а только отпугнуть. Вряд ли эта способность Барра поможет ему в битве. Там такое месиво.

Кербент вернулся из воспоминаний и сосредоточился на битве. Вертранцы продолжали теснить врага, но перелома в сражении еще не наступило. Подножье холма было засыпано трупами. Мелькали окровавленные мечи, доспехи окрасились алыми мазками. Но куда пропали лучники? На вершине их не оказалось. Не верилось, что они отступили окончательно, и всего-то и надо – выждать, и победа сама приплывет в руки.

Как лучники оказались здесь? Кербент был уверен, это они, больше некому. Лучники, обнажив мечи, ударили в тыл его солдатам, а на два фронта вертранцы не смогут сражаться. Надо отступать.

Солдаты начали тонуть в море мечей. Две стальные волны сжимали вертранцев. Все теснее и теснее, но все-таки удалось прорваться, разжав железную хватку лиргийцев. Началось отступление. Воины побежали в сторону леса.

Кербент не оставил резерва. Он сделал ставку на сильный натиск и стремительность. Всю мощь вложить в один короткий удар, но лиргийцы втянули вертранцев в изматывающее сражение, они охладили пыл наступления, им нужно было только продержаться дольше, чтобы лучники завершили маневр.

Барр плохо помнил то сражение за высоту. С ним вновь случился знакомый приступ: снова лопнула нить, обжигая мозг, вновь противное цоканье языком. Сознание изменилось, и смутные силуэты врага стали похожи на призраки или на не упокоенные души, которым пора вернуться в мир мертвых. Они медленно плавали перед ним. Стрелы превратились в черных насекомых, сонно летающих.

Один раз, когда Барр все-таки не успел отбить стрелу, она ужалила, как жалит комар: почувствовал лишь слабый укол в левое предплечье. Он, не думая подбросил меч, который медленно начал поворачиваться в воздухе. Барр не глядя схватился за оперенье стрелы и сломал его. Боли не было. Меч продолжил медленный танец в воздухе. Барр мгновение смотрел на это завораживающее зрелище, затем взялся за его рукоять и продолжил бой.

Показалось, что стрела влила в кровь яд, и он перестал что-либо ощущать. Барр погрузился в серое нечто, которое подобно клубам дыма кипело перед ним, из него заторможено, словно продираясь сквозь плотный кисель, высовывались руки с мечами, появлялись стрелы, иногда проплывали доспехи. Это многорукое и многотелое существо, как неповоротливый исполин беспокоил, но не виделся угрозой. И вдруг все померкло. Накрыла тьма, после которой то ли снился сон ему, то ли он действительно продолжал сражаться в бреду. Наконец, и это прекратилось.

Он очнулся от качки. Его несли с поля сражения. Усталые глаза рассмотрели лиргийцев. Значит, попал в плен. Но почему его не добили? Мысль вяло работала: получить выкуп за командира, полковника – это понятно, но он, простой солдат. Зачем? Для чего? Барр попытался толкнуть мысль дальше, но она рассыпалась, как песчаный ком от неловкого движения. Опять накрыла тишина и тьма. И так длилось очень долго, текло безвременье, как черная смола.

Первое воспоминание в плену касалось лекаря. Он пришел в темницу и приказал Барру сесть на табурет ближе к факелу.

В темнице пахло сыростью и крысами.

Стражник недоуменно и пренебрежительно рассматривал пленника сквозь железные прутья, соображая, отчего столько внимания простому вражескому рядовому. До него уже дошел слух, что сам посредник Двуликого вертранцев Эприн готов внести солидный выкуп. Золотом! Невероятно!

– На спину откинься. Вытяни левую руку, – приказал лекарь.

Барр повиновался. Он перевел взгляд на врачевателя. Тот ловко схватил его запястье и начал разматывать старую повязку. Барр следил за отточенными движениями. Затем лекарь аккуратно, даже благоговейно свернул ткань, пропитанную кровью, и убрал ее в суму.

– Зачем они вам? – спросил Барр.

– Заметил. Я высушу повязки и сохраню.

– Обычно сжигают, чтобы заразу убить.

– А ты ничего не помнишь, солдат?

– Я битвы не помню. Почти.

– С такими ранами, что у тебя по всему телу, умирают сразу, а ты не только не умер, но и выжил. Это я тебя нашел и удивился, затем мой маршал к тебе приставил. Твои раны затянулись с нечеловеческой быстротой. Как тебе это удалось?

Барр лишь неопределенно покачал головой.

– Раны твои недолго кровоточили. Они еще не зажили, а кровь остановилась. Чудеса, – донесся точно сквозь воду голос лекаря.

Барр ощутил слабость. Тело вялое и безвольное, словно мешок набитый соломой. Хотелось лежать и спать, спать, и спать, хотелось вообще не просыпаться. Жажда и голод его мало беспокоили, а вот сон настырно, как голодная крыса, лез из всех щелей темницы.

– Опять морит? Ты хлеба поел бы, – предложил лекарь.

– Не хочу.

– Странно. Ешь мало. Хорошо, ложись. Еще увидимся.

Лекарь направился к выходу, но, остановившись перед дверью, обернулся и произнес:

– Когда более-менее очухаешься, познакомишься с нашим маршалом. Он горит желанием увидеть чудо-солдата.

Лязг закрываемой темницы Барр услышал сквозь дрему. Он вновь провалился в тягучий сон. Слабость именно та, которую он почувствовал сразу после укуса змеелюда, но на этот раз ему не приснился мертвый город.

Сквозь безволие и отупение чувств пробилось воспоминание. Барр опять сидел перед костром, мешал ложкой суп. Напротив расположился посредник Двуликого. Эприн молчал, опустив взгляд. Кажется, он всматривался в танец огня.

– Зачем вы решили выкупить меня? – спросил Барр.

Посредник с опаской поднял глаза на солдата, и в них была растерянность, словно застали на месте преступления. Затем Эприн, овладев собой, посмотрел пристальным, долгим и холодным взглядом, и ответ нехотя слетел с губ:

– Мы еще тебя не выкупили. Ты еще не там, где должен быть, но ты сам знаешь, почему мы решили выкупить тебя. Ведь знаешь? Так?

И в это мгновение Барр ощутил присутствие третьего, который оказался не человеком, а бесполым существом. Оно, серое и долговязое, очутилось перед костром, припало на колени и протянуло когтистую руку к Барру. Тот испугано бросил взгляд на Эприна, и Эприн, сидя неподвижно, кивнул и повторил:

– Ты сам знаешь.

Когтистая рука опустилась на плечо солдата, и солдат увидел еще одно такое же существо за спиной посредника. Оно стояло без движения. Оно нависало над Эприном, и миром сна завладела обреченность.

– Не сопротивляйтесь, – проговорил святой отец.

Барр, ощутив тепло и боль в плече, проснулся.

– Солдат. Вставай солдат. – Рука лекаря лежала на Барровом плече. – Пора. Ты достаточно отдохнул. Третий день не просыпаешься. Давай. Вытяни руки перед собой.

Грохнула дверь темницы, и вошел стражник. Он надел на запястья Барра цепь.

Барр чувствовал себя лучше, но неприятная слабость все еще владела телом, а рассеянное внимание не позволило запомнить дороги. Где его вели – все точно в тумане. Одни коридоры сменяли другие, и все виделось однообразным и безликим. Стало чуть светлее – вяло заметил Барр.

Они поднялись в верхние комнаты и оказались в покоях маршала Дерча.

– А, наконец-то, ведите его сюда, – сказал он.

Стражник покинул комнату. Его сменил другой. Он встал в дверях. Лекарь и Барр проследовали на указанное место.

– Да вы садитесь, – фальшиво дружелюбно произнес маршал. Они сели на лавку. – Ну, Молт, чем удивишь?

– Удивлять нечем, господин Дерч. Все волшебство уже случилось. Он выжил после тех ран, которые считаются смертельными. Мы лишь видим последствие чуда, но объяснить не можем.

– Молт, чудо, которое ты сможешь объяснить, уже не имеет права называться чудом. Мы должны его чувствовать, но не объяснять. Солдат, что скажешь? Что сделали с тобой вертранцы?

– Ничего, – угрюмо ответил Барр.

Он выловил из воздуха гнев, сочащийся из лиргийского маршала, но маршал сдерживался, играя роль милостивого врага.

– Солдат, – продолжил Дерч. – Ты все знаешь. Ты, видимо, слышал о выкупе и поэтому решил молчать? Ваш посредник, Эприн, по-моему… Да, Эприн. Он внес уже половину выкупа. Пришли из Круга Двуликого послушники и принесли на блюде. Бери – не хочу. Я чту закон, я принял мирное посольство и с миром отпустил его, но я задался вопросом: зачем? Зачем им простой солдат? И тут же ответил: твои раны, они заживали быстрее, чем обычно. И я вновь говорю: все дело в тебе. Кто ты?

– Я крестьянин по имени Барр.

Дерч стукнул кулаком о стол. Лекарь Молт невольно дрогнул. Барр не шевельнулся, ему эта сцена показалось смехотворной, он опустил глаза, чтобы скрыть улыбку.

– Крестьянин по имени Барр! – заговорил маршал с нажимом. – Ты жив только благодаря Эприну. Он просил вернуть тебя исключительно живым и здоровым. Я дал слово. Что с тобой случилось? – И Барр рассказал о нападении существа. – Хм… Змеелюд тебя таким сделала?

– Видимо.

Дерч кивнул стражнику. Пленника увели.

Маршал и лекарь остались вдвоем.

– Что скажешь, Молт, ты веришь ему?

– Я верю только своим глазам, а они меня не обманывали ни разу. Я видел, как затянулись его раны, как кровь самопроизвольно останавливалась…

– Это я слышу не в первый раз. Хватит. Мне кажется, он обманывает нас. Змеелюды нападают, чтобы похищать жизни, высасывать силы без остатка, а тут лесное существо вручает ему дар… Кстати, их легендарный король Вертран в одном из сказаний сразился как-то со змеелюдом и остался жив.

– Это все преувеличение, господин маршал. На Вертрана напала дикая лесная свинья.

Маршал засмеялся, а затем проговорил:

– Но все-таки он остался жив. Не верю я ни в каких змеелюдов. Этому солдату зелье дали или…

Дерч подошел к окну, глянул наружу и, обернувшись к лекарю, уточнил:

– А крови точно хватит?

– Я осторожно пускал кровь пленнику раза три, когда он был без сознания. Тело не хотело отдавать кровь, но, думаю, ее будет достаточно для эликсира. Еще попробую смешать кровь с уже известными препаратами.

– Хорошо. У других пленников чудес не наблюдалось?

– Нет, господин.

– Это настораживает. Я понял, если бы зелье дали всем, но зачем давать одному?

– Может, попробовать оставить Барра у себя?

– Не получится. Не хочу настраивать против себя посредников. Наживать врагов из круга Двуликого? По уму его бы следовало припрятать, но мы не успели. Я чувствую себя как на ножах. Ладно, прах все побери! Барр убил столько наших солдат, а мы с ним цацкаемся. Жаль. Придется отпустить.