Полная версия
Работа для ведьмы
– Не помню никакого парня за нашим столом.
– Куда там! – я насмешливо всплеснула руками. – Ты в этот момент в сторону глядел, ушами передёргивал, а я сразу поняла, что всю дальнейшую дорогу будешь мне байки про гостей трактира травить.
– Вот сейчас самое время поболтать о моих пристрастиях! – возмутился скакунок. – Давай до лучших времён оставим. Между прочим, того, который сейчас повержен и заморочен, разглядел во всей красе. За минуту до появления Грозного колдуна он кивал кому-то. Полагаю, не просто так.
– Да. Он ждал человека. Теперь уже кажется, что замороченный убийцу отвлекал, чтобы человек скрыться успел и убежать, как можно дальше.
– Человек, значит. Хорошо, что ты рубин сразу обнаружила, и мы направились к выходу, чтобы отдать обратно финтифлюшку. Ох, как подумаю… Ладно. Рубин – проблема, и тот парень, что заморожен, тоже проблема. Придётся объясняться с полицейскими с Лысой горы насчёт и первой, и второй. А из последствий: вылет из благонадёжных, честно повинившихся перед судом граждан Застенья, отрабатывающих повинность на благо и радость других жителей государства. Не поверят нам. Или поверят, но замучают проверками. Свезло же…
– Думаешь? – хитро посмотрела я на скакунка, а Лютик причмокнул губами, хотя, тут же озираясь, прикрыл их копытом. – Раз уж человек так хотел, чтобы рубин оказался у нас, то он должен знать, как его вернуть себе обратно. Он найдёт нас, и проблемы рассосутся. Нужно спрятать вещицу. Ещё уменьшиться не хочешь? И помолчать, сидя в кармане куртки?
А Лютик всё своё тараторил:
– Колдовство во имя спасения невинных, колдовством не считается. А мы – невинные и есть. Только о нарушении правил без санкций никто знать не должен до поры, до времени. Придётся исхитриться и прикрыть одно волшебство другим. Какие мысли на этот счёт? Чего предпримем?
Похоже, наши с Лютиком мысли двигались в одном направлении, потому ничего не сказав, я лишь улыбнулась и раскрыла почтальонскую – тревожную, как называл её скакунок – кладь, достала термос с заговорённой водой.
Отстегнув цепочку, бросила внутрь рубин и прочитала заклинание, осознавая, что мне запрещено таким заниматься:
– Спрячь, вода, от чужих глаз, то, что не для всех – не напоказ. Как мгла скрывает солнце, так рубин бледнеет на донце.
Лютик фыркнул, соглашаясь с моим решением, и выдул через ноздри пар:
– Класс! Мы – команда! Но говоря о ворожбе, я имел в виду нечто иное. Мне виделось что-то лёгкое, едва заметное. Надеюсь, у тебя будет отмазка гладкая и ровная, чтобы полиция не докопалась.
– Конечно! – бросила я в ответ, заграбастывая Лютика, одновременно повышая голос и набирая в рот воды из термоса.
Замороженный отреагировал на наше движение, как бык на красную тряпку. Только этого и нужно. Прыснув водой в едва приоткрытые губы, прошептала:
– Водная сила, спаси-сохрани. Щитом прикрой, нас убереги.
Мир вдруг максимально замедлился от взорвавшейся магии. Я не могла двигаться, как и Лютик, что-либо ощущать, – а только наблюдать.
Околдованный, со свирепым видом и жаждой крови в очах, передвигался крайне медленно. Что вполне естественно: ведь на него действовала истинная сила стихии, а не самопальное колдовство, исходящее от всех нас.
Распылённые в воздухе капли зависли, выстроившись в несколько равномерных рядов. Между ними появились связи, схожие с паутинкой. Вскоре появилась заплатка из мелких прозрачных льдинок. Ещё момент, и таких заплаток стало уже восемь, и расположены они по сторонам света. А затем, будто кто-то потянул за края каждого куска, и они стали натягиваться, увеличиваясь в размере, точно рыбацкая сеть.
Когда полотна соединились, поблёскивая алмазами-льдинками, горящими магией, в них врезался лбом и грудью зачарованный. Ткань защитного купола вмялась под весом мужчины, но тут же рикошетом отшвырнула его обратно. Тот упал на заледеневшую твердь, посмотрел на нас с Лютиком исподлобья, тряхнул головой, вскочил на ноги, снова бросился на нас. К счастью, он сызнова потерпел фиаско. Щит работал – мы были в безопасности. Как долго? – это вопрос!
Только вот, не околеть бы до прибытия полиции. Холод снова набросился и стал кусать тело. Через гортань прошла острая, как пила, воздушная струя.
Я убрала термос в сумку, обняла Лютика за шею одной рукой, и прикрыла глаза.
Как же стандартно всё начиналось, а как закончится, никто не знает.
Работа нам крутиться и прозябать помогает! – пожалуй, таков был лейтмотив всей предшествующей недели, а перед ней – месяца. Сутки назад он резко изменился, потому что началась та самая, горячая пора, которая наступает перед Новогодними каникулами.
Ну, по крайней мере, я так поняла из мотивационного монолога руководителя подразделения «Почты Низогорья» адского района, поселения «Раужные урицы» господина Диониса Чайки.
Речь его была блестящей и самозабвенной, в том смысле, что её легко самому забыть, потому шеф почты нацепил на ухо ракушку, со встроенной в неё эхо-жемчужиной. Частота воспроизведения записей ракушки равна всего одному прослушиванию, что точно более чем достаточно, чтобы искренне и помпезно повторить записанный текст перед сотрудниками единственного на тысячу вёрст вокруг отделения почты, и повысить самооценку каждого служащего по отдельности и коллектива в целом.
– В этот раз у него лучше вышло, чем в прошлом году и гораздо ладнее, чем в позапрошлом! – шепнула мне на ухо почтальон Руслана. – Хорошо, что он ещё и жестикулирует. Не только руками, но и другими частями тела. Видишь, как головой потрясывает! Кудри так по плечам и размазываются! Красиво. Энергично.
Я слегка повернула голову в сторону Русланы и кивнула. Сделала так, чтобы со стороны показалось, будто я согласилась с очередным, грандиозным по исполнению и силе слога, тезисом Диониса Чайки.
– Да, – прошептала я. – Жалко, что пока нет ответа по поводу средств на содержание театрального клуба. Помню актёрскую работу начальника в постановке «Игра одного». Восторг! Ему явно не хватает публики.
– Да. Жаль.
На сём мы закруглились с разговорами, и каждая занялась своим делом. Лично я – томилась от впустую потраченного времени. Руслана же активно вздыхала, и я готова голову дать на отсечение, что мысли её по-прежнему направлены в сторону господина Чайки, но на тему, далёкую от сути его речи.
Она так хотела ему помочь обрести ещё один, помимо себя и работы на почте, смысл в жизни в Низогорье, что написала прошение губернатору области, магу высшей категории Некозлинскому, о чаяньях жителей нашего поселения по поводу закрытия любительского театра. Мы все подписались кровью под эпистолой, и Руслана лично отправилась в Центр, оседлав новую метлу, чтобы передать наши озабоченности. Мы ждали ответа от Некозлинского, а пока довольствовались монологами Диониса в стенах родного подразделения.
У кого-то сработало оповещение на сказизеркале, но никто не пошевелился – все продолжали слушать морально стимулирующие фразы, понимая, что прервать запись ракушки не возможно, а руководству требуется выход энергии и аплодисменты.
Да, народ у нас дружный, сознательный! Все горой друг за друга. До переезда, четыре с половиной года тому назад, я и не знала, что существовали места «внутреннего курорта». Ну, такие, где душой кривить, лгать, придумывать небылицы не нужно. А вот просто – живёшь как есть, и всё!
– А теперь перейдём к сменному графику, – моё нутро в тот день на слова руководителя отреагировало слабым, жадным вздохом, будто точно знало, что в передрягу попаду. – Давайте пройдём к моему столу.
– Попрошусь с тобой в одну смену, рыбка, зная, что ты опять согласишься поработать, – пропел на ухо Днищев Семён, подхватывая меня под локоток и помогая встать со стула. – Не могу оставить тебя одну в Новогоднюю ночь, здесь, на дежурстве. Уж пятый праздник ты в одиночестве на посту встретишь, пора традицию менять, и замуж тебе выходить. С кем Новый год встретишь, как говорится, с тем и проведёшь. И тебе веселей будет. Ведь, из развлечений, только что и есть, так «блюдо окаймлённое» и на все лады настроенное золотое яблоко со множеством каналов переключения.
Только я собралась в миллион первый раз за прошедшие годы послать Днищева в Дремучую рощу на поиски цветущего папоротника, как вмешалось руководство:
– Нет-нет. В этом году мы с многоуважаемой Русланой дежурим сами. А у Заи сложный заказ.
Вот такой поворот мне совсем не понравился. Мысли тут же отразились на лице в виде выпученных глаз и множественных складок на лбу. Впрочем, отреагировала я моментально:
– Неужто за магическую стену придётся выехать?
Сослуживцы замерли на месте, потому что из всех событий за последнее время стоящим оказалась лишь карточная игра в клубе «Василёк» на раздевание между драконом-оборотнем Дантесом Раевым и Семёном Днищевым, в которой Днищеву довелось не просто проиграть, а ещё и должником остаться. А тут такое! САМ подменить сподобился в Волшебную-то ночь! Точно не простое поручение будет – любопытно же! Вот и замерли родные односельчане, точно истуканы, ожидая развития событий.
Дионисий Чайка аккуратно, чтобы не помять выглаженную Русланой на рассвете щит-рубашку, приложил ладонь к груди, и максимально примирительно проговорил:
– Понимаю, понимаю, голубушка, Зая Радионовна, что не на то вы настроены. Но мир людей труден для нашего народа: столько соблазнов таит, что и сосчитать трудно. Вы единственная, кто ограничены в пользовании магией, а если что-то случится в дороге, то магия сработает как охранная сила. Чары не будут использованы по злобе и одухотворённости величием. Ой! Простите. Я имел ввиду: неудовлетворённости величия.
Я перевела взгляд на Руслану. Та глубоко вздохнула, отчего её полная грудь значительно колыхнулась, русая коса удлинилась на несколько десятков сантиметров и едва не волочилась по полу, что являлось признаком её сильнейшего, нервного состояния.
– И кто заказчик? – поинтересовалась я.
Руслана, стоя за спиной Чайки, и глядя на меня, пухлой ладошкой шлёпнула себя по лбу, затем резким движением схватила за горло, изображая удушение. Её коса при этом ещё больше выросла, и теперь лежала на полу у ног, свернувшись калачиком.
Почтальоны переглянулись, а Чайка сделал шаг назад, остановился возле своего рабочего стола, поднял с него свиток:
– Вот! Ознакомьтесь!
Чувствовалось, что пергамент жёг ладони Дионисия, а коса Русланы обвила её ноги – кольца доходили до середины щиколотки.
Что же её так разволновало и напугало?
Странно, меня тоже вдруг оторопь взяла, но с ней я расправилась быстро.
Я подошла к руководителю вплотную, приняла из рук свиток и развернула.
Тэкс! Обычная форма заявки на доставку ценной посылки. Ничего особенного, если не заглянуть в самый конец, туда, где стояли подписи. Там значилось имя отправителя: «ТДФ», и изощрённый вензель вместо закорючки клиента.
– Что?! – ахнула я. – ТДФ?
– О! – прошептала Руслана в один голос с другими сотрудниками, а коса обвила её стан до пояса.
– «Твоя Добрая Фея»?! – обезумела я. – Пожелание и подарок из дома самих Фей! Ха!
– Теперь вы понимаете, как важна ваша безупречная дисциплинированность? – пролепетал начальник. – Задание ответственное! Очень важное не только для адского района, но и всего Низогорья. Губернатор лично за мной метлу прислал, когда на совещание вызывал, и очень сильно просил исполнить всё в лучшем виде.
– Я понимаю, насколько важное задание, и для меня честь выполнить поручение одной из семи королев, – пролепетала я.
– Может, тогда и театр разрешат, – болтнул Днищев.
Руслана активно закивала, соглашаясь с ним, а её коса обвила её дородное тело до самого подбородка.
Глава 2
Спецназ активно штурмовал стылую зону. Придомовая территория трактира озарялась множественными системами самосветящихся зеркал с толстыми, прозрачными линзами, дающими направленный свет в каждый уголок купола, развеивая мглу. Казалось, что днём гораздо темнее, чем сейчас – ночью.
Чародеями из отряда особого назначения расставлены ряды ловушек, чтобы после нейтрализации экрана, поймать призраков и разложить эктоплазму погибших на молекулы.
Маги-оперативники пользовались заклинаниями левитации, чтобы максимально увеличить шансы нарушить зельями и ворожбой структурную решётку купола.
В общем, битва за спасение нас троих, – застывшего я тоже считала потерпевшим, – велась активно, но длилась вот уже полтора часа, а результатов не давала.
Всматриваясь в чёрное зимнее небо, усыпанное миллиардами звёзд, я, дрожа от пронизывающей стужи, конвульсивно вспоминала страницы из «Книги ведовства», копию которой забыла в Раужках, понадеявшись на собственную память. А она возьми и начни подводить на фоне моральных перегрузок и жуткого мороза.
Сейчас, по минимальным прикидкам, около шестидесяти градусов ниже нуля. Какой мозг станет работать в столь экстремальных условиях? Тело пыталось выжить – и только это являлось приоритетом.
Эх, была – не была! Так надоело ждать, готова рискнуть здоровьем, честью, относительной свободой, и развеять нас с коньком по ветру, протиснуться сквозь призраков и собраться заново за чертой купола. Но, с другой стороны, может так статься, что я-то «была», а потом вдруг превращусь в «не была», коли заклинание перепутаю или рука дрогнет при создании в воздухе сложного знака. И тогда пиши: «пропало»!
Коньку хорошо – у него: шкура собственная, ткань широкого кармана, в котором сидит, плюс тепло, исходящее от моего тела. А я до самых глаз укуталась в воротник и шапку натянула до бровей, обхватила себя руками, сумку прижала – и всё равно зуб на зуб не попадал. С плясками, для разгонки крови, покончила ещё полчаса назад – они продуктивны для согревания, но стоит остановиться, как сызнова начинаешь околевать. Как только выдохлась, отплясывая «Камаринского» так сразу и продрогла до костей.
А искушение поворожить на всю катушку, даже если в последний раз, всё сильнее росло внутри меня, и с каждым дуновением становилось значительнее. И, вроде, уже и не так плохо состояние «не была». Ну, развоплощусь, полетаю набором молекул, гонимая воздухом, а потом родня восстановит – буду цела и невредима.
Но тем самым ведьмовским зовом, которое люди за Стеной называют шестым чувством, понимала, что чем меньше магии внутри купола, тем безопаснее для бедных работящих почтальонов – Лютика и Заи. Объяснить почему так вдруг, затруднялась даже самой себе, а потому просто ждала, внимая своим ощущениям и проклиная тот день, когда влюбилась без оглядки в вора и мошенника.
– Сделай же что-нибудь, ведьма! – воззвал из кармана скакунок.
– «Книги ведовства» нет! – гаркнула я.
– Раньше тебя ничего не останавливало, – гнусавил Лютик. – Где твоя предприимчивость?! Четыре года честной службы – можно разок, ради спасения друга, рискнуть!
А я ему в ответ, чтобы отстал:
– Да, согласна, служим мы честно. У меня берестяных грамот за подписью главы почты Застенья не меньше двадцати штук имеется. Намедни пересчитывала. Ещё парочку, и на свободу с чистой совестью, восвояси.
– А я не хочу «восвояси», – заявил конёк. – Мне в Низогорье нравится. Трава вкусная, лошадки красивые, гордые, да и работа не такая пыльная. Ну, разок другой шкурой рисковал – так не беда. Выбрались. Чего грамотами-то меряться?
– Не увиливай! – рявкнула я. – Когда это я нечестной была?
– Хорошо, честной, была, но только в отношении клиентов. Я ж про то и говорю, что исключительно благодаря тебе, дорогуша, из каких только передряг не выпутывались! Всегда поворожишь, если нужно, и всё образуется. А сейчас чего решила правильной стать? Жить надоело? Вон, смотри, в сосульку превратилась.
Мне нечего ответить на отповедь напарника. Он был дважды прав.
Во-первых, мы действительно с честью выходили из разных ситуаций, доставляя корреспонденцию вовремя, потому что оба хотели получить освобождение без лишних проверок и волокит, без затягивания работы специальной комиссии при Канцелярии.
Во-вторых, я часто нарушала предписание суда, ловя на свою шею очередное ярмо, рискуя, топая по лезвию бритвы между «нельзя» и «разрешено в особых условиях».
А сейчас я чувствовала себя безоружной, растерянной, резко поглупевшей. Не могла представить, что должна делать. Раньше выход из обстоятельства находился сам собой – просто видела или чувствовала, что должна сделать, а нужная формула из «Книги» вставала перед глазами, и оставалось лишь ею воспользоваться.
Теперь меня будто перемкнуло – не в состоянии ничего предпринять, проанализировать, ухватить момент за хвост, который вытащит нас. Я наблюдала за усилиями полиции, осознавая, что наше дело – труба. Именно данное уразумение начисто отбивало волю к жизни в последние пятнадцать минут. Я словно бы согласилась с тем, что мои часы сочтены.
Полагаю, я жутко выдохлась, подавляя собственные гены, не следуя характеру, лишая себя удовольствия колдовать. Наказание – есть наказание, и я устала стоять в углу, точно маленькая провинившаяся девочка, и наблюдать, как другие добропорядочные ведьмы и маги наслаждаются жизнью и силой.
От себя следовало добавить: в-третьих. Итак, оно – в-третьих, нормально признаться самой себе, что авантюрный характер и самонадеянность в очередной раз сыграли со мной злую шутку. Зачем я спрятала драгоценность? О чём я думала в тот момент? Почему я не могла успокоиться и просто отбыть наказание? По собственной глупости, я не отсиживалась за амбаром, а скукожилась под истончающейся защитой, наблюдая, как она тает.
Да, самонадеянность – моё всё! Обнаружив подкинутый мне рубин, я решила, что приобрела возможность развлечься. Я не собиралась его присваивать, а надеялась на потеху, когда незнакомец отыщет меня и попросит обратно красный камень. Допрашивая человека, сумею позабавить себя его тайной, и историей про то, как к нему попал такой серьёзный булыжник.
Мыслимо, – но, боюсь, не точно! – пурпурный минерал вообще относился к разряду тайных артефактов. Все признаки этого имелись. А тут вдруг человек, артефакт, драгоценность – ух, как любопытно! Конечно, в моей голове всё именно так и произошло, но в жизни всё обстояло иначе. Вот – мёрзла теперь!
Мне не хватало в предыдущей досудебной жизни эмоций, драйва, стимула. Я поплатилась из-за особенности натуры, и наказание отрезвило. Но ненадолго. Увы, через четыре года мою душу снова одолела жажда похождений.
Пряча рубин, с особым удовольствием предвкушала новую встречу с ясноглазым человеком, которая точно состоится – я была уверена. Он ушёл – его след простыл. Маг, что перекинулся парой слов с ясноглазым мужчиной, до момента, когда человек подсел к нам с Лютиком за стол, теперь зачарован колдуном в водорослевой шубе.
В общем: спустя полтора часа на морозе самонадеянность покинула меня. На смену ей пришли иные мысли. Не скажу, что они хоть чем-то похожи на раскаяние, но, уж простите, как умею, так и анализирую собственное положение. Докатилась и до заклинания о развеивании по ветру – это ли не дно в ведре обстоятельств, которое умудрилась пробить в текущий раз?
Каюсь: в голове промелькнула та самая отчаянная мысль, ну, та, что идёт рука об руку с бравадой, мол, хватит, пустое бороться за свободу, держаться за месть, мечтать взять реванш у судьбы. Думала так: «Поворожу на всю катушку, а там, будь, что будет». Потом, браваду догнала безнадёга: «Всё – пришёл мой конец, и пусть так и будет. Счастье, что эпилог моей жизни всё же прописан».
Если расценивать происходящее, как театральные подмостки бытия, то концовка вполне красочная, драматичная и загадочная. У полиции будет над чем поразмышлять, когда они, расследуя происшествие и прорабатывая каждого гостя трактира, в вещьдоках заметят таинственный артефакт. Естественно, они его найдут после того, как обнаружат в личных предметах почтальона термос с водой. Начнут гадать, искать, чары накладывать, а тут вдруг – рубин! Здравствуйте, мы вас не ждали!
Увы, только в эту пору прекрасную я буду проходить по делу о драгоценности внушительных размеров, как случайная жертва, коей в общем-то и являлась. Придётся сыщику составлять мой психологический портрет, просматривать информацию в архиве, и в один прекрасный момент он получит данные о судебном разбирательстве и отбывании наказания. И в итоге, пообщавшись с семьёй, прочитав толстый томик доказательной базы и приговор суда, сыщик поймёт, наконец, что я просто идиотка.
Ладно. Можно сказать, что я сдалась.
Я – да, но только не Лютик. Спасибо ему за сие!
– Соберись, ведунья! – выпрыгнув из моего кармана и, на выдохе увеличившись в размере, гаркнул Лютик. – Ты обязана нас вытащить отсюда! Думай! Разуй глаза, оглядись! Ты столько прошла за четыре года! И я знаю, что ты хочешь сделать в будущем! Но ради чего ты сейчас мёрзнешь и ничего не предпринимаешь я тоже знаю! Хорошей остаться сложно, Зая! У тебя есть цель – иди к ней! Я – мошенник, и разбираюсь в людях! Задаю себе вопрос: Зая сдастся? И знаешь что? Не верю!
– Чего орёшь? – жалобно пропищала я, а на глаза навернулись неожиданные слёзы. – Я не могу! Мы как на ладони. Я не понимаю! Я…
– Неужто к прабабкам собралась? Я угадал? Не имеешь права! Ты ещё за себя не отомстила!
Лютик попал в самое сердце. Месть придавала мне силы последние четыре года, и стала целью для подвигов в почтальонском отделе во славу выхода по условно-досрочному.
Я заревела. И сильно удивилась этому.
Почему слёзы показались внезапными? Я заревела, потому что почувствовала себя невероятной тупицей, прошедшей все стадии принятия правды.
Первая стадия – всепрощающая во имя любви. Мужчина, ради которого я нарушила закон Застенья, кинул меня. Но я всё ещё надеялась, что он объявится и всё объяснит. Позже, когда поселилась в Раужках и немного пришла в себя, осознала, что меня подставил тот, кому я, как влюблённая идиотка, полностью доверяла.
Вторая стадия – самоистязающая. Бывший Чародей Моих Очей очень рассчитывал на истинное королевское правосудие, и оно случилось, но не соответствовало его изначальному замыслу.
По закону Застенья за содеянное, я отправилась бы в места, не столь отдалённые строгого режима, лет, так, на пятьдесят с небольшим, что весьма длительный срок, за который мести ожидать бывшему Чародею Моих Очей не стоило. А там я и сгинуть могла: ведь статья предполагала тяжёлый труд, невыносимые физические и моральные условия содержания.
Короче: меня жаждали убить.
И началась третья стадия – приход в чувства. С осознанием факта крупной подставы пришла страшная душевная боль. Она иссушила, издёргала нутро. За четыре года солёные капли на ресницах ни разу не появились, что бы со мной не происходило. Я просто разучилась плакать. Зато смеялась очень громко и весело.
Я расплачивалась за двоих, и адвокат был прав, сказав, что легко отделалась. Всё просчитал, гадёныш – предатель! Только не учёл, что срок дали в пять раз меньше, и досрочное освобождение предполагалось.
Наступила предпоследняя стадия – план мести. Я работала, не жалея живота своего. Лезла в самые сложные доставки. Ещё две бересты от главы почты Застенья, и выйду с почётом на свободу. А когда перестанут действовать ограничения, я смогу найти Бывшего и насладиться местью.
А я мечтала поквитаться.
Страшно отплатить.
Свести счеты.
Злость, пришедшая на смену растерянности и угнетению, подорвала изнутри. Она придала мне сил, подпитала, мобилизовала.
Я ещё не все намерения в жизни исполнила, и не всего добилась.
Я буду процветать вопреки всему, даже гениальному волшебству, сотворённому неизвестным в вязаной из водорослей шубе.
Я буду падать и подниматься на своей дороге жизни, пока не достигну целей.
Я не сдамся, и выполню все обещания, данные себе и другим.
Я что-нибудь придумаю, и вылезу из очередного капкана.
Энергично смахнув слёзы со щёк, посмотрела в глаза Лютику, бьющему копытом по стылому грунту, что свидетельствовало о его готовности стоять до конца, и прошептала:
– Ты прав, Лютик. Прости. Помутнение случилось.
Он приблизил морду, а потом выпрямился:
– Вот так бы раньше! И-го-го какое-то! Не жуй слюни – я с тобой!
– Тэ-э-э-кс! – озираясь по сторонам, выдохнула я. – Давай подумаем. Каждый удар чародеями из полиции склянкой с зельем о купол, и прочитанное следом заклинание на активацию средства, делает атаки зачарованного мужчины ожесточённее и стремительнее. Ему не до магов, исполняющих работу извне – он с нами воюет. Смотри: падает и поднимается, и происходит действие дерзновенно и быстро, точно со всяким столкновением его тела с нашей защитной водной полусферой он подзаряжается. Иначе говоря: он при столкновении принимает малую толику от неё себе. Однако, он практически не реагирует на внешние раздражители в виде полицейских. Ощущение, что мы – главный трофей. Что ещё? Помоги мне.
– Ты на его зрачки погляди – они меловые! Кожа приобрела оттенок синевы. Хотя последнее, возможно, просто от мороза. Дальше думаем, набрасываем.