Прометей: Прогрессор

– Мне было сорок семь, когда я попал сюда. Сейчас тридцать третий год, как я живу в этом мире, думаю, мне восемьдесят, – хитро улыбнулся Александров.

– Вы выглядите на шестьдесят, – слукавил я, хотя больше семидесяти при всем желании ему не дать.

– Все дело в здешнем климате, экологии и содержании кислорода в атмосфере.

– Кислород-то при чем? – задавая вопрос, пожалел, предвидя очередную насмешку физика.

– Озоновый слой очень мощный, очень хорошо задерживает губительное космическое излучение, отсекая ультрафиолет определенной длины. Как следствие, ткани и органы повреждаются меньше. Кроме того, пища натуральная, нет необходимости идти на работу и психовать из-за жены. Нет дефицита сна, что является главным фактором сокращения человеческой жизни.

– И нет ипотеки, и кредитной зависимости, – вставил я свои пять копеек в монолог Александрова.

– Это зло капиталистического запада добралось и до нас? – нахмурил физик белые брови.

– Ну не всегда оно зло, – попытался сгладить свою оплошность, – вы остановились на семи годах кочевки по Испании.

– Да, – с готовностью подхватил нить разговора ученый, – вот тогда и случился конфликт с вождем, не желавшим идти на север. Чтобы убедить племя пришлось бросать вызов вождю и победить его. Правда бонусом досталась его старуха, но у Нака женщины всегда были в дефиците.

– Нам бы этот дефицит, – пробормотал я, вспоминая двукратное численное превосходство женщин над мужчинами среди Русов.

– Максим Сергеевич, вам сама природа дает возможность размножаться и захватывать новые территории. Среди Нака очень высока гибель рожениц, поэтому племя никак не может обрасти «мясом». Но вернемся к моим приключениям, – продолжил Александров, ставя пустую пиалу на столик. – Два года мы курсировали по побережью Средиземного моря, пока не пришли именно в это место, казавшееся крайне удачным. С севера горная цепь прикрывает от арктических циклонов, благодаря чему даже зимой комфортная температура.

– Здесь идет снег? – прервал я рассказчика.

– В конце января, буквально пару раз. Но температура редко опускается ниже нуля. Всю зиму с юго-востока идет фронт теплого воздуха. Есть четкое разделение по временам года, лес в горах смешанный. Живности много, но самое главное, почва крайне богата минералами. Совсем недалеко от нашей стоянки есть залежи каолиновой глины, из нее, кстати, вся огнеупорная посуда.

– Владимир Валентинович, обратил внимание, что наконечники копий ваших воинов каменные. Вам с вашими знаниями не составило бы труда освоить процесс плавки железа.

– А зачем мне железо? – Ответ ученого ошарашил.

– Как зачем? Каменные наконечники для оружия ничто по сравнению с железными, да и с железом легче. Ведь в эволюции человека не просто так каменный век сменился бронзовым и железным.

– Дайте сюда вашу саблю, – Александров вытащил из-за пояса небольшой каменный нож коричневатого цвета с рукоятью из дерева. – Полагаю, ваша сабля из стали, а не из простого железа, если судить по звуку, – произнес физик, прислушиваясь к затухающему звуку металла.

– Да, и смею заверить, сталь у нас отменная, – не упустил я случая похвастать.

– Вот вам мой каменный нож, попробуйте его поцарапать своей саблей. Можете даже разрубить, – с этими словами Александров протянул мне нож.

Орудие труда представляло из себя подобие лезвия с разной толщиной. Цвет клинка темно-коричневый, по структуре напоминает оплавленное стекло. Несколько моих попыток нанести след не принесли успеха. Разозлившись, даже несколько раз ударил по клинку ножа, получив замятину на лезвии катаны.

Физик-ядерщик с явным удовольствием наблюдал мои потуги. Он рассмеялся и протянул руку:

– Теперь моя очередь, – получив катану и свой нож, быстрым движением провел вдоль по клинку катаны и протянул мне:

– Смотрите, Максим Сергеевич!

Отчетливо выраженная царапина протянулась практически на всю длину катаны. Глубина царапины явственно ощущалась пальцем, словно каменный нож физика убрал сталь с поверхности клинка.

– Это алмаз? – спросил первое, что пришло в голову.

– Почти угадали, это вещество лонсдейлит или гексональный алмаз, образующийся при падении метеоритов. У нас на кафедре шли споры, что крепче лонсдейлит или алмаз. Для меня очевидно, что лонсдейлит, жалко нет коллег, чтобы им это показать.

– И много у вас такого лонсдейлита?

– Все наше оружие из него, – улыбнулся старик, – так нужно ли мне было морочиться с железом, если под рукой у меня вещество в разы превосходящее лучшую сталь?

– Нет, вы правы, – я вынужден был согласиться, – а в вашем кратере еще есть лонсдейлит? Хотя бы на пару ножей?

– Есть, Максим Сергеевич, не переживайте. Но, прежде чем я вас осчастливлю данным материалом, мне хотелось бы выслушать вашу историю, чтобы я мог принять верное решение.

– Решение о чем, Владимир Валентинович?

– Потом, потом, – суетливо замахал руками физик. – сейчас мы выйдем, чтобы наши люди чувствовали себя свободнее, распоряжусь, чтобы ваших воинов покормили, и потом я готов вас выслушать. По итогам вашего разговора приму важное для себя решение, надеюсь, вы меня поддержите.

– Конечно, поддержу, – горячо заверил старика, но тот перебил меня, – не торопитесь соглашаться не выслушав. Ваша горячность может стать проблемой не только для вас, но и для ваших людей. В моих глазах вы уже выглядите несмышленым юношей, а не здравым мужем.

После таких обидных слов Александров вышел наружу, следом выкарабкался я. Десяти минут хватило, чтобы его люди развели несколько костров, и местные женщины приступили к варке рыбного супа. Из домов-юрт появились глиняные горшочки, вырезанные из дерева ложки. Площадь перед хижинами стала похожей на муравейник, где каждый знал свое дело. Глядя на согласованность действий местных, я даже позавидовал: все делалось молча и быстро. Мои люди взирали на это с открытыми ртами: приготовление обеда напоминало перестроение копейщиков Лара, так синхронно работали женщины Нака.

Полчаса спустя суп приготовился, и все приступили к трапезе.

– Максим Сергеевич, покажу вам свою чайную плантацию. Там у меня есть уголок отдыха, где мы спокойно побеседуем.

Сопровождаемые неизменными Бером и Санчо, мы прошли около двухсот метров и подошли к изгороди из колючего кустарника, простиравшейся на двести метров. Александров снял фрагмент изгороди, освободив проход:

– Проходите.

Картина, увиденная внутри, достойна кисти художника: ровные ряды кустов темно-зеленого цвета уходили в северном направлении.

– Это чай, Максим Сергеевич!

Ширина чайного поля всего десять метров, за ней следовали посадки другого растения, ланцетовидные листья которого торчали на сантиметров десять в высоту:

– А это репа. Ее сажаю всего третий год, плоды маленькие, не больше грецкого ореха. Продукт незаменимый для иммунитета и при простудах.

– Как, откуда? – меня хватило только на два этих вопроса.

– Все под ногами, Максим Сергеевич, только нужно уметь искать. Вы же не думаете, что все овощи попали на Землю в античные времена или в династическую эпоху Египта? Это все было всегда, просто люди не замечали и не умели использовать. Но мы-то современные люди и должны понимать пользу овощей.

Аргументы старика просто убийственны, но когда мы перешли к следующей делянке, я потерял дар речи:

– Это, это лук? – наконец удалось выговорить при виде стройной зеленой поросли ровными рядами уходящей вдаль.

– Правильно, это дикий лук. Седьмой год культивации, есть уже изменения в сравнении с диким предком, но до современного лука еще далеко.

Четвертая делянка явно больше остальных, и росло здесь что-то непонятное. Из самой земли, не имея ствола выходили странные скрученные листики, которые переплетаясь, образовывали подобие пучка дикорастущей травы с широкими листьями. Увидев, что я остановился, Александров подстегнул меня:

– Если угадаете, что это, с меня подарок.

– Сдаюсь, Владимир Валентинович, – у меня нет никаких вариантов, увиденное не вызывало знакомых ассоциаций.

– Жаль, ведь этот овощ крайне нужен вам, особенно если вы делаете длительные морские переходы.

– Неужели капуста?

– Именно, – торжествующе воскликнул садовод-любитель. Думаю, это предок капусты, которая со временем даст и белокочанную, и брюссельскую.

– Владимир Валентинович, примите мое искренне восхищение, вы просто Гуру, – искренне воскликнул я, пораженный способностями этого человека.

– Полно вам, Максим Сергеевич. Попади вы в мою ситуацию, сделали бы то же самое. Подозреваю, что ваши стартовые возможности оказались куда лучше, поэтому вам не пришлось обнюхивать и пробовать на вкус каждый корешок, чтобы не умереть с голоду. Я готов выслушать вашу историю, постарайтесь ничего не пропускать и не приукрашивать.

Мы присели на камнях, удачно расставленных в тени раскидистого дерева на самой границе посевов. Рассказывал я долго, больше трех часов. Старик перебил всего пару раз, задавая уточняющие вопросы. Когда закончил рассказ, во рту пересохло, словно не пил воду несколько дней.

– Так вы, батюшка, Иван Калита? – вопрос Александрова сбил меня с толку. Не давая мне ответить, физик продолжил: – Был такой правитель в Древней Руси, «собиратель земель русских». Вы решили создать цивилизацию, допуская сплошные ошибки, с момента как увидели свечение на орбите.

– Владимир Валентинович, я хотел выжить, а для этого требовалось создать армию, сильное племя и двигаться к созданию государства.

– Простите, голубчик, – необыкновенно проникновенным голосом возразил Александров, – вы не выжить хотели, а править. Вас обуяла гордыня, а это смертный грех. Вместо того, чтобы развивать свое племя, вы шарахаетесь по всему Средиземному морю, словно волк в овчарне. Вместе с тем, в вас есть стержень и сила воли, но ваш юношеский максимализм, право, не знаю, стоит ли просить вас об услуге, что у меня на уме…

– Что это за услуга, вы обещали сказать, Владимир Валентинович?

– Нет, юноша, я передумал. Это был бы худший вариант из всех возможных, – Александров выпрямился. Вместо усталого сгорбленного старика на меня смотрел властный седой мужчина в годах, в его глазах застыл вызов.

Глава 6. Разбор полетов

На минуту пелена гнева затмила способность трезво размышлять и оценивать ситуацию. Я забыл, что передо мной находится ученый с мировым именем, пропавший в 1985 году, забыл, что мы оба находимся в каменном веке, забыл, что представляю интересы целого народа. Сжав кулаки, сделал два шага, собираясь как следует врезать обидчику, но вовремя опомнился. С глубоким выдохом уходила обида и гнев, вызванный последними словами Александрова. Разжав кулаки, сглотнул и посмотрел на старика, в глазах которого читалось удовлетворение.

– Так я и думал. Мальчик, мгновенно вскипающий от правды, что ему неприятна, но претендующий на роль правителя каменного века. Жаль, Максим Сергеевич, имея в запасе десятки лет, вы не построите жизнеспособную империю. Вы захватите много земель, приведете к покорности многие племена, но все это рухнет с вашей смертью.

– Мои дети, – робко запротестовал, пытаясь не встречаться с обличающим и тяжелым взглядом старика.

– Ваши дети – ваша копия. Старший, Миха, способный и тихий мальчик. Он олицетворяет вашу спокойную сторону, но ему, по вашим словам, не хватает стержня. Второй, наоборот, слишком импульсивен. Кто из них продолжит начатое вами? – На этот вопрос у меня нет ответа, на пару минут установилось гнетущее молчание, прерванное Александровым: – Но не все так плохо, Максим, – старик впервые назвал меня просто по имени. – Ваш противоречивый характер – следствие неправильного воспитания и ограничения в свободе выбора, установленного вашими родителями.

– Мне казалось, я многое делаю правильно, – скорее для себя пробормотал, понимая, что во многом старик прав.

– Максим, вы хотите понять, что вы делали неправильно? Получить, так сказать, «разбор полетов»?

– Хочу, Владимир Валентинович, что же я делал неправильно?

– Все! – голос Александрова прозвучал как смертный приговор.

– В смысле все? Вы имеете в виду, с момента как приземлился, покинув станцию?

Александров неторопливо вырвал пару сорняков между грядками с капустой и лишь, потом устало ответил:

– Нет, Максим, гораздо раньше. С момента выбора профессии врача, коим вы так и не стали. – Увидев, что я открыл рот, физик продолжил, не давая вставить мне и слова: – Вы закончили мединститут и получили диплом врача, но врачом от этого не стали. Вместо того, чтобы лечить людей, ходить по участку, выслушивать таких стариков, как я, или оперировать тяжелых больных, вы выбрали космическую медицину. Проблема в том, Максим, что космическая медицина – это такая же наука, как алхимия в Средние века. Алхимия тоже основывалась на химии, но занималась тем, что не может быть и не существует. Так и космическая медицина: люди по-настоящему в космос не вышли, болтаются на околоземной орбите. А целую отрасль выдумали, да еще и название звучное дали «космическая медицина». Вы улавливаете мою мысль?

– В общем да, но мы изучаем влияние космоса на человеческий организм, – предпринял слабую попытку защититься.

– Что конкретно вы делали на МКС во время вашей миссии? – в лоб спросил ядерщик, сверля меня взглядом.

– Снимал показания с датчиков, прикрепленных к телу человека, проверял артериальное давление, делал УЗИ сердца. Проверял уровень радиации и воздействие его на человеческий организм, и…

– Просто бил баклуши, – жестко закончил за меня фразу Александров. – Все, что вы делали, способен сделать лаборант, имеющий средне-специальное образование. Или даже космонавт обычного профиля после нескольких учебных занятий.

– Владимир Валентинович, почему вы стараетесь вывести меня из равновесия? Вам так нравится издеваться, или вы преследуете определенную цель?

Мой вопрос рассмешил Александрова, вместо ответа он посмотрел в сторону севера и серьезно заметил:

– Налетит буря, может, стоит отвести ваш корабль немного в сторону? Правда непогода дойдет к нам лишь к ночи, что касается вашего вопроса, молодой человек, мои слова просто тест. Вы не знаете, каким психологическим проверкам на устойчивость нас подвергали в КГБ. Все-таки допуск к государственным тайнам и стратегическим разработкам. – Старик замолчал, переживая события давно минувших лет и продолжил: – Пойдемте к вашим людям, проснувшись, они могут натворить дел, не оценив правильно обстановку. Не хотелось бы вас лишать вашего почетного эскорта, товарищ император каменного века.

Издевку в свой адрес я пропустил мимо ушей, но слово «проснувшись», меня насторожило.

– Что вы хотите сказать, Владимир Валентинович, почему вы решили, что мои люди спят и, проснувшись, начнут буянить?

– Потому что я знаю, что все они спят, кроме шоколадки и гориллы, что ты держишь в телохранителях, – злым жестким голосом проговорил Александров, направляясь в сторону выхода из огороженной делянки.

«Га, будь наготове», – послал мысленный сигнал Санчо, который тронув плечо Бера, в свою очередь призвал последнего к бдительности. По мере приближения к хижинам все отчетливее и пугающей становилась тишина. Вместо шума поселения, живущего полной жизнью, бряцанья оружия, что всегда сопровождало моих воинов во время привалов, стояла мертвая тишина. Выйдя из-за линии домов-юрт, я остановился как вкопанный: на песке в разных позах лежали мои воины. Казалось, что люди умерли пораженные внезапным недугом. Но мерно вздымающаяся грудь воинов и храп свидетельствовали о глубоком сне. Ни одного аборигена не видно, я быстро обвел взглядом хижины-юрты, пытаясь понять, где они спрятались.

– Их здесь нет, все жители в безопасности и далеко, – ответил на невысказанный вопрос Александров, не моргнув глазом при виде взбесившегося Санчо.

– Как, зачем, когда они проснутся? – три вопроса сорвались с моих губ, одновременно успев послать сигнал Санчо не трогать старика.

– Грибы, наглядный урок твоей беспечности, через пару часов, – лаконичней некуда ответил физик одной фразой на мои вопросы. На палубе «Стрелы» разглядел вахтенных, также, видимо, погрузившихся в глубокий сон. И тогда, я, наверное, совершил самый правильный поступок за все тринадцать лет своего пребывания на Земле.

– Владимир Валентинович, я счастлив, что встретил вас. Не будь вас, я бы никогда не понял своих ошибок, и обязательно привел бы свой народ к гибели. Кто я перед вами? Мальчишка, несостоявшийся врач и весьма посредственный космонавт. Вы человек с мировым именем предотвративший ядерную войну. Каждое ваше слово – истина, и мне жаль, что эти тринадцать лет вас не было рядом. Ведь тогда все пошло бы по-другому. Не случилось бы стольких ошибок и потерь.

Самое интересное, что говорил я искренне, Александров это почувствовал, его взгляд потеплел:

– Максим Сергеевич, все не так плохо. После развала советского образования следовало ожидать ухудшения, но мне приятно, что вы в состоянии делать правильные выводы. С вашими людьми ничего не случится, пара часов, и проснутся полные сил. А мы с вами эти пару часов используем для разбора ваших ошибок, чтобы впредь вы не наступали на одни и те же грабли дважды.

– Буду вам искренне благодарен, некоторые свои ошибки я сознаю, но с удовольствием выслушаю вас.

– Тогда начнем, – Александров присел на лежавшем у входа в его дом-юрту бревне.

– Первое и самое главное, Максим, ваши ошибки можно разделить на две составляющие: стратегические объективные и личностные субъективные. Начнем со стратегических, потому что от них зависит судьба целого племени или народа Рус, название, кстати, мне очень импонирует. Первая глобальная ошибка: выбор места основания первого поселения. Вы основали его прямо на пути мигрирующих дикарей. Этот процесс растянется на тысячи лет, способны ли Русы столько времени сдерживать неисчислимое количество кроманьонцев? По подсчетам ученых-палеонтологов, из Африки только в Европу мигрировало около двадцати миллионов человек. Процесс, конечно, растянут на сотни и тысячи лет, но и он будет идти волнами, когда после нескольких лет затишья десятки тысяч дикарей пойдут этим путем в течение нескольких месяцев. – Александров замолчал на пару секунд и продолжил: – Вторая стратегическая ошибка – основание вторичных поселений на островах вулканического происхождения. Ландшафт Кипра, Родоса, Крита и других островов Средиземного моря многократно изменится: впереди извержения вулканов, землетрясения, гигантские цунами. На какой высоте над уровнем моря располагается ваш Кипрус?

– Метра два выше уровня прилива, – вспомнил я береговую линию Кипруса.

– Хорошее цунами, и от вашего поселения ничего не останется, – грустно заметил вождь племени Нака, ученый с мировым именем в прошлой жизни. – Третья стратегическая ошибка – думать, что Ондон просуществует долго. Он падет раньше Плажа. Единственное, что есть ценное в Ондоне – это люди, их нужно вывезти как можно быстрее, пока город вашей третьей жены не стал местом кровавого пира дикарей.

– Ондон стоит порядка ста двадцати лет, – мой аргумент не возымел действия.

– Римская империя просуществовала в десятки раз дольше и была не в пример сильнее, но и она пала перед варварами, – возразил ядерщик, почесывая седую голову.

– И наконец, пятая и самая главная стратегическая ошибка, у вас нет прогресса! – При этих словах я запротестовал, ссылаясь на производство стали и чугуна, постройку кораблей, изготовление папируса, развитие сельского хозяйства и животноводства. Александров слушал меня с легкой улыбкой и, убедившись, что я закончил, спросил:

– Что лично вы внедрили, Максим? Сталь, чугун, корабли – это все дело рук ваших американцев, моих заклятых врагов. А какое ваше достижение в прогрессе?

– Обучение грамоте, сбор лекарственных трав, ячмень, пшеница, чечевица, разведение крупного и мелкого рогатого скота, введение в оборот денег для развития товарно-денежных отношений. Разве этого мало? – Я с триумфом смотрел на собеседника.

– Не мало, а ничтожно мало, – Александров был неумолим. – Вы учите грамоте всех, но дальше элементарного счета и чтения, знания не даются. Вы сажаете сельскохозяйственные культуры, но при этом не производите селекцию. Обучение лекарскому делу у вас поставлено на очень слабом уровне. Товарно-денежные отношения децентрализованы, нет гильдии, чтобы регулировать цены и спрос. У вас есть два разобранных самолета и космическая капсула, которые простаивают и покрываются ржавчиной. Единственное, в чем вы действительно преуспели, так это в военном деле: оружие великолепно для каменного и даже для железного века. Доспехи воинов тоже на высоте! Ваш корабль – произведение искусства, но он штучный товар. Умрет ваш американец, и кораблестроение заглохнет. Умрет ваш второй американец, технология получения нормальной стали тоже будет утеряна. Умрете вы, разбегутся все. Нет СИС-ТЕ-МЫ! – по слогам и громко произнес Александров, вскочив на ноги. – Все свои усилия вы направляете на экспансивную политику. Вы уничтожили крупный отряд кроманьонцев, следующий в Европу мимо вас. Возможно, вы внесли серьезные изменения в развитие человечества на планете, и кроманьонцы не станут доминирующим видом, если вы так и продолжите торчать в своем Плаже как кость в горле.

С каждым словом Александрова, я чувствовал, как под градом тяжких обвинений на плечи наваливается тяжесть. Легкое прикосновение к плечу заставило поднять голову:

– Теперь вы готовы, Максим Сергеевич, выслушать ваши личностные субъективные ошибки или на сегодня достаточно?

– Давайте лучше покончим с этим сегодня, на завтра меня не хватит, – попробовал отшутиться, но собеседник принял мои слова всерьез.

– Что же, перейдем к личным просчетам. Вам следовало связаться с ЦУПом и доложить об аномалии, несмотря на запрет своего командира. Вы это сделали? Нет. Не сделали, потому что не привыкли брать на себя ответственность.

Второе: ваша попытка спасти своего напарника выглядит безрассудной и противоречит всем правилам. Вы должны были не допустить выхода в открытый космос Михаила в скафандре для приземления. Для маневров в космосе есть специальный ранцевый скафандр со встроенным двигателем и бо́льшим запасом кислорода.

– Мы теряли воду, у нас не было времени.

– Воды вы много не потеряли бы: заполнив отсек радиаторной, вода бы кристаллизовалась, и утечка прекратилась бы автоматически. Третья ваша ошибка – самая страшная, ее даже можно отнести к стратегическим субъективным. Имея в запасе время, вы абсолютно неграмотно определили приоритеты при выборе предметов первой необходимости. Вы не взяли ЭВМ с базой данных по всем вопросам, что могли пригодиться. С ваших слов, в этих новых ЭВМ мобильного типа может поместиться вся информация доступная человечеству? – на этот вопрос я вынужден был подтвердить, что память ноутбука исчисляется тысячами томов Большой Советской Энциклопедии.

Александров удовлетворенно хмыкнул:

– За одно это, Максим Сергеевич, в советское время вы получили бы лет двадцать тюрьмы.

– Советского Союза давно нет, сгинул, канул в небытие, – не упустил я шанса пустить шпильку в адрес ученого.

– Оно и видно по подготовке космонавтов, – не остался в долгу Александров. Я посмотрел на своих воинов, спящих на песке: давно я не чувствовал себя таким беспомощным. Такое бывало, когда представал перед отцом, кадровым военным.

– Вы напоминаете мне отца, Владимир Валентинович, – неожиданно для себя сознался ученому, – он тоже бывал так же безжалостен, указывая на ошибки.

– Жаль, что вы его невнимательно слушали, Максим, избежали бы многих ненужных просчетов, – почти ласково ответил физик, снова садясь рядом со мной. – У нас осталось немного времени, сейчас вы обижены, но пройдет время, вспомните наш разговор и будете мне благодарны, Максим Сергеевич.

– Просто Макс, – попросил я ученого. Его бесконечные переходы с ты на вы начинали раздражать.

– Хорошо, Макс. Ваша первая встреча с дикарями и боестолкновение, ваша разведка в сторону бухты, где вы потеряли собаку и чудом избежали смерти, ваша вылазка с Маа на охоту и пленение – все это звенья одной цепи, называемой безрассудство. Сюда же можно добавить абордаж амонахеского корабля, когда ты как заправский пират бросаешься вперед с шашкой наголо.

– Это катана, – поправил я ученого.

– Не суть важно. И таких примеров много, я уже не говорю про оставленную среди неандертальцев кроманьонку, имя которой я забыл.

– Ика, – подсказал Александрову, молясь, чтобы он закончил перечислять мой позор.

– Да, Ика, девушка была обречена на смерть с момента, как ты за нее заступился. Ты должен был это понимать, но ты, как всегда, поступил не задумываясь, потеряв представителя продвинутого племени. А безрассудная атака у самых границ Плажа? Не будь там твоей шоколадки, – кивок в сторону Бера, – твои кости уже давно белели бы под солнцем, омытые морской водой. Это в принципе всё, я делал выводы, основываясь на твоих словах. Есть, конечно, еще ошибки, но они не влекли за собой катастрофических последствий. При более глубоком анализе смогу понять, почему именно так, а не иначе ты поступаешь, часто вопреки логике.