Это вам не хухры-мухры

На горьком опыте я знал, как метко он кидается тапком, поэтому, встав на четвереньки, я начинал операцию по незаметному открыванию двери.

В этом мне помогали звуки, доносящиеся из кухни и сам братец который чего-то постоянно распевал.

Занятие было очень опасным, и я был готов при первой угрозе дать стрекоча.

Зато потом, я мог похвастаться, что смог пробраться в клетку с тигром.

Упершись лбом в дверь, я подсматривал и подслушивал и понятное дело завидовал какие у него игрушки.

Иногда я так увлекался, что слишком сильно бодал дверь. При этом она со скрипом начинала открываться, а я, поспешно передвигаясь на четвереньках, куда-нибудь уползал.

Затаившись за стулом или занавеской, я с замиранием сердца ждал.

Иногда братец с лицом убийцы начинал меня искать, иногда, проверив мою комнату, сам начинал ябедничать на меня маме, что я смылся оттуда без спросу.

В первом варианте мне приходилось сразу начинать орать, попутно делая попытки прорваться на нейтральную территорию кухни.

Рядом с мамой я знал, что он не надерет мне уши.

Находясь на кухне, я дожидался, когда братец перестанет ходить кругами по коридору и грозить мне кулаком, а потом, стырив из стоящей на столе вазочки конфету, осторожно прокрадывался обратно.

Дразнить братца, это самая захватывающая игра. Главное вовремя смыться!

Дорога из кухни таила в себе кучу опасностей. Братец мог спрятаться за углом, сделав на меня засаду. Поэтому я таращил вовсю глаза, не шмыгал носом и очень внимательно прислушивался.

Я шел, словно ниндзя бесшумна переставляя ноги и навострив уши, и при любом шорохе словно застывал.

Стоять на одной ноге, высоко подняв согнутую в коленке – другую было еще то удовольствие, зато пока меня братец ни разу не поймал.

Угол неумолимо приближался, и за ним стояла мертвая тишина и я, наконец, выставлял за него свой любопытный нос.

Играя в разведчика, я сильно увлекался – три метра я проходил за полчаса. Поэтому у братца не хватало терпения ждать меня в засаде, и я слышал, как он оттуда потихоньку отползал.

Потом мы обедали разделенные столом на нейтральной территории.

Я с кислым видом тыкал ложкой в тарелку с супом, завидуя тому, как он все это невкусное быстро сметал.

Я хлюпал губами в наполненную жижкой ложку, а он уже трескал печенье и пил компот.

Ну почему у меня такой неправильный аппетит?

Наблюдая за братцем, я чувствовал, что мне чего-то не хватает, и начинал пинать его ногою под столом.

Сделать это полноценно у меня не получалось, потому что у меня еще не отросли настолько ноги.

Но я изо всех сил старался, наполовину сползая с табуретки, и продолжал это пока от встречного пинка куда-нибудь не улетал.

Все это мы делали молча. Эдакая подстольная война ногами. Я знал, что в ней у меня не было шансов – но все равно каждый день делал вылазки и воевал.

Мне уже было семь лет, а ему одиннадцать. Он учился в четвертом классе, а я даже букв не знал.

Мама накупила мне всяких кубиков с буквами, чтобы я с помощью них чему-нибудь обучился, но я искренне не понимал, зачем мне это может пригодиться.

В школу идти я не собирался. Детский сад меня вполне устраивал, у меня там были лучшие друзья, и я собирался в нем оставаться до пенсии.

Книжки мне читали мама и папа, (если во время чтения не засыпал), а также изредка наезжавшая к нам с подарками папина бабушка, которая была ему не бабушкой, а мамой.

Еще у меня остались от братца поцарапанные пластинки со смешно заедающими на одном месте словами. И если мне надоедало слушать про всяких там колобков и курочек ряба, то можно было прослушать их на другой скорости и посмеяться.

Мама меня уговаривала, заманивала ватрушками и пугала детским домом. Но я все равно не хотел заниматься этими дурацкими буквами.

Меня можно было насильно усадить за письменный стол, который в преддверии скорой школы мне купили, можно было расставить перед моим носом кучу кубиков, даже заставить из них строить башню (кстати, против строительства башни я был не против), но буквы я принципиально отказывался запоминать. Потому что во время строительства, они мне только мешали.

Но школы оказывается нельзя избежать! И весною мама пошла со мною, устраивать меня в первый класс.

Школа была здоровенная, и как показалось мне совершенно пустая.

Огромные просторные холлы произвели на меня впечатление. По ним можно было носиться, а за прямоугольными колоннами можно прятаться во время всяких игр.

Тут что-то захрипело и затрещало, и по школе звонко разнесся звук будильника.

Я повертел головою в поисках источника звука. Будильник, судя по всему, был размером с пароход.

Но тут двери классов с треском распахнулись и из них с вытаращенными глазами и орущими ртами со всех сторон полезли ученики.

Мгновенно в холле стало тесно, отовсюду слышалось прыганье и топот ног.

Девочки с тощими косичками бегали друг за дружкой и визжали. Мальчики, сметая их со своего пути, толкались и плевались, щедро раздавая друг другу щелбаны, и даже неприлично ругались.

Услышав знакомое слово жопа, я улыбнулся и пришел в себя. Сразу повеяло родным домом. Но в целом мне как-то не понравилось, то, что тут запросто можно было получить по морде.

Мальчик с дебильным выражением лица, только что запускавший в школьное небо бумажный самолетик, сразу заприметил маму и меня.

– Тетя, это вы вашего сына привели к нам учиться? – пренебрежительно кивнул он на меня.

– Ты пацан не бойся, тут все такие как я, ну добрые, мы просто так не деремся!

Несмотря на свой глупый вид, он сносно выговаривал буквы, правда немного картавил и по моим понятиям был о-го-го какой взрослый – заканчивал второй класс.

Правда, сложно было сказать, сколько лет он перед этим провел в первом.

– Вот сынок и у тебя в школе появился друг – улыбнулась мне мама. И я сразу понял, что она совсем не разбирается в друзьях.

Раньше я видел в фильмах только взрослых бандитов, теперь познакомился с другим.

– Мама, давай лучше пойдем в другую школу – потянул я ее за рукав, но тут из ближайшего класса высунулась красная от здоровья учительница, и поманила ее рукою.

– Подожди меня здесь детка – сказала мама, оставив меня на съедение волкам.

Дверь захлопнулась, прямо перед моим несчастно повиснувшим носом.

Вокруг все кряхтело, елозило, плевалось и визжало и я по уши погрузился в этот дурдом.

Боясь быть размазанным по стенке, я спрятался за спиною разруливающей движение воспитательницей. Она щедро раздавала на все стороны подзатыльники, хватала зазевавшихся безобразников за ухо, арестовывая их возле себя.

– Ах ты сволочь такая! Сколько раз тебе говорить, не бегай. Когда-же тебя дебила, переведут в старшие классы на другой этаж – выговаривала она очередному, с поцарапанным носом, мальчишке.

Потом снова захрипело и зазвонило и ученики, подгоняя друг друга пинками и кулаком в спину, мгновенно исчезли в классах.

Захлопнулись двери, и наступила тишина и я, наконец, мог полностью открыть зажмуренные глаза.

Теперь-то я понял, как повезло мне с братцем, хотя он тоже учился в этой же школе и, наверное, на переменах тоже был таким.

Я не знал, сколько длятся уроки, но уже научился считать до десяти. Ровно через столько – передо мною появилась мама и мы, наконец-то смогли уйти.

На улице весело щебетали птички и жарко светило солнце. Как хорошо – светло и тепло!

– Мама – сказал я, решительно отметая все возражения – я не пойду в эту бандитскую школу. Ты представляешь!!! Там учительница таскает всех за уши, раздает затрещины и ругается как этот самый….. ну же!! … Забыл….такой с лошадью…Ну ты понимаешь!

– Как извозчик – машинально подсказала мне мама, она явно думала о чем-то своем и со мною не спорила.

Придя домой, я стал ждать из школы брата. Мне надо было задать ему кучу вопросов, а заодно заранее подлизаться, чтобы он в этой школе меня защищал.

Выжить в одиночку там будет трудно!

***

Посреди лета, а может быть через неделю, меня снова повели в школу, но мама меня успокоила, что в каникулы там никого нет – никого, кроме таких же, как я несчастных будущих первоклассников.

В ожидании, каких-то тестов я слонялся по коридору и заводил шапочные знакомства с важными мальчиками в галстуках и даже в очках. Девчонки понятное дело меня никак не интересовали, только мешались под ногами и хихикали в кулак.

Ребята как на подбор были зубрилы и хвастались, что не только знают буквы, но и умеют читать. Но больше всего меня поразило, что они прямо таки рвутся и в первый класс и вообще в школу.

Ну и дураки! – Не понимают, чего теряют!

Потом подошла наша очередь, и я на дрожащих ногах зашел в класс.

Там меня как обезьяну поставили на стул, я, запинаясь, прочитал какой-то глупый стишок, забыл, как зовут маму, а на вопрос где я живу, бодро ответил – дома.

Когда мне дали в руки огромную книгу с картинками и такими же огромными буквами, я просто на ходу придумал по картинкам текст и долго рассказывал только что родившуюся сказку.

Меня попросили все таки хотя бы назвать написанные в книжке буквы и я очень обрадовался узнав буквы М и Ж, потому что часто видел их в общественном туалете.

Пока я мучился, отгадывая буквы, какая-то тетка назвавшаяся директрисой, наклонившись к маминому уху, спросила ее громким шепотом: – а ваш мальчик умеет попку вытирать!?

На что мама торопливо кивнула. Вообще у нее был, какой-то смущенный и растерянный вид. Похоже, она меня стеснялась.

Я чувствовал, что никого не поразил своими знаниями, но явно вызвал удивление.

Учительница, набиравшая учеников в класс «А» сразу сказала, что такого ученика ей не нужно, то же самое, но другими словами выразила пожилая тетка лет тридцати из «Б». И к своему ужасу я узнал, что меня как умственно отсталого запихнули к таким же в класс «В», где учительницей была моя старая знакомая регулировщица движения со своими подзатыльниками!

Дома сразу по приходу за меня взялись всею семьёй всерьез – даже братец подключился.

Во-первых, мне дали рулон туалетной бумаги и посадили на толчок, – что бы привыкал!

Потом мне пришлось еще сдавать по вытиранию попки экзамен. Оказывается, в школе мамы не будет, и я все буду делать сам. Даже застегивать на пуговицы штаны.

Буквы мне под страхом выключенного телевизора тоже пришлось учить. Но когда я попытался прочитать из них написанное слово, у меня, почему-то всегда получалось слово АПТЕКА.

К первому сентябрю я более-менее стал грамотным. Знал свой адрес и как зовут маму и папу и что у нас есть телефон, правда номер я не запомнил, потому что звонить не собирался.

Такого богатства как две копейки я все равно не имел, а звонить домой бесплатно от директрисы боялся.

Вначале нас собрали на школьном дворе и, слишком радостно, поздравляли.

– В первый раз! В первый класс – выло из репродуктора.

В руках у меня был дурацкий букет, как будто я девчонка

Вокруг толкались и возбужденно шмыгали носами такие же умственно отсталые, как и я, одноклассники – мои будущие друзья!

В самой школе нам сразу показали туалеты, и мы почти все сразу туда захотели. Особенно приспичило мне. Поэтому я прыгал от нетерпения, оказавшись последним в очереди, зажав себя ладошками с обеих сторон.

Потом нам показали столовую на первом этаже, но меня больше заинтересовал здоровенный таракан, высунувшийся из-под плинтуса и голодно шевелящий усами.

Затем мы оказались в своем классе на втором этаже, где я специально оказался на самой последней парте, поближе к выходу. Если училка станет снова драться, я сразу убегу.

Я сидел на задней парте с каким-то мальчишкой, и с каждой минутой мне становилось все грустнее и грустней. Я печально думал, как я сейчас одинок, и очень скучал по маме. У меня даже губы задрожали и стали кривиться. Я еле сдержался, чтобы не зареветь.

Спустя какое то время ко мне заглянул братцев друг и, потрепав мои вихры, спросил с понимающей улыбкой: – Ну, как ты Димка, уже привык?

Он, конечно же, видел, что я готов в любой момент расплакаться и что я нисколечко не привык. И что вообще я хочу побыстрее оказаться дома!

Но то, что со мною разговаривает старшеклассник, заставило ко мне повернуться весь класс.

Мальчишки и девчонки с интересом смотрели на меня, в их разноцветных – карих, серых, голубых глазах читалась зависть и немой вопрос: – что счастливчик, у тебя здесь учится старший брат?!

На улице когда стройка рядом, очень интересно гулять

На улице когда рядом стройка очень интересно гулять. Там вокруг столько всяких прекрасных вещей. Просто глаза разбегаются.

Взрослых я не пойму. Им все это совсем неинтересно. Стоят, болтают и от скуки зевают.

Я к маме подбегаю: – давай этот железный ящик к себе домой заберем, я из него сейф себе сделаю!

А она не соглашается, говорит, что не позволит из квартиры помойку устраивать.

Как будто я всякую дрянь домой тащу!!!....Ну я понимаю, если бы я набрал из мусорки кучу огрызков и тухлую колбасу……(Я же не тащу домой эту гадость).

Ладно, не хочет мама железный чемодан, пусть разрешит взять с собой разбитый прожектор.

Я в него почти наполовину помещаюсь, он такой черный, железный, немного на кастрюлю смахивает, только с бойницами и всякими там отверстиями. И места он в квартире немного займет, зато какой красивый….

Со слезами на глазах меня тянут домой, а я сопротивляюсь…, ну почему ничего нельзя-зя-зя.!!! Почему нельзя хотя бы эту замечательную, похожую на автомат палку….???

Я точно знаю и абсолютно уверен, что завтра на прогулке уже не увижу этих сокровищ.

Грустно захожу в квартиру, скидываю тяжелые от глины ботинки, снимаю теплые штаны вбегаю в комнату и вижу чудо!

Папа купил мне танковый люк!!!

Быстро содрав с него целлофановую обертку, я бросился расставлять в комнате стулья, чтобы получился танк.

Я был на седьмом небе от такого подарка.

Такой игрушки я ни у кого не видел. Наверное, заграничная. Вот только откуда ее папа достал?

Ух! Здорово было подныривать под люк с пистолетом и неторопливо поднимать головой пластмассовую крышку.

Я уже представлял, как завтра возьму эту игрушку в детский сад, но вошедшая мама сказала мне, что это не игрушка, а сидение для унитаза.

После этого я сидел перед телевизором, смотрел мультики и думал – неужели можно так глупо использовать вещи!?

Как мы играем

Я встретил друзей и очень обрадовался – здорова Ваня – Здорово друг!

– Во что будем играть? – спросил Ваня.

– В трансформеров – выпалил я.

– Давай играть в зверюшек, – предложил Ваня, – ты будешь белочкой со сломанной лапкой, а я тебя буду лечить.

– Давай в это будем играть потом, а сейчас в трансформеров – сказал я.

– Давай, – неуверенно сказал Ваня.

– Давай я буду Бубел-мучкулом, и у меня будет супер рука с вот такими когтями, и я ими буду драться с монстрами – торопливо разъяснил я.

– А у меня будут суперспособности, и я буду летать и еще стрелять бомбами – с жаром продолжил Ваня.

– Нет, летать ты не можешь, и бомб у тебя не может быть – только ракеты, – возразил я.

– Я буду летать, и кидать бомбы – настаивал Ваня.

– Нет, не будешь, это я придумал игру, а значит в ней мои правила!

– Я раньше тебя придумал эту игру, и поэтому мы будем играть по моим правилам – заспорил Ваня.

– Я придумал ее вчера, а ты сегодня! – закричал я.

– Нет, я придумал ее позавчера – перекричал меня Ваня.

– А меня позавчера на площадке не было, и я сам эту игру придумал – заорал я.

– Я ее придумал позавчера, спроси Антона! – возбужденно запрыгал Ваня.

Тут к нам подошел мой папа и сказал, что нам пора домой.

– Нет – слезно попросил я, – ну пап, дай, мы еще немножечко поиграем!

И мы стали дальше спорить!

Мы играли в трасформеров

Мы играли в трансформеров – ух ты!

Я носился как угорелый. У меня была команда, и они слушались меня, потому что я был капитаном.

Мы искали безмозглого ниндзя и его стремительную тень. Ходячий ужас скрывался за поворотом.

Было круто и не очень страшно.

Вокруг бегали и прыгали мальчишки и девчонки, но их лютики и ромашки нас не интересовали. У супергероя другая судьба!

Я кричал очередную команду, сотня ракет устремилась в зубастую пасть, когда меня ткнул в плечо мальчик из песочницы с граблями и лопаткой.

– Мальчик, а мальчик, – спросил он меня – можно я буду играть с вами.

– Можно – сказал я, отдавая указания своим трансформерам.

– А давай так, – предложил мальчик, – давай я претворился собачкой, а ты поверил, а потом я как превратюсь в ходячий ужас и ты это не заметишь, а я нападу на тебя и только тогда ты поймешь, что я страшный, страшный, но будет поздно!!!

– Нет, я не поверил, – возразил я, – давай ты будешь страшным кугель-мугелем и мы на тебя нападем.

Странные взрослые

Как-то притащил мой братец толстую книжку на немецком языке, пальцем в слова тычет, читает: – Шрайбен – писать, геен – ходить, а вот лейзен….! Лейзен!?

На меня вопросительно смотрит и затылок чешет, хмурится: – Лейзен я не знаю!

Рядом папа сидел с газетой.

Пап, а что это за слово? – спрашивает мой братец.

Папа очки поправил, читает: – Лейзен, нах гауз, – и плечами пожимает, – первое слово не знаю, а второе вроде бы «на дом» обозначает.

Ну, тут я поразился! Подхожу к ним и говорю: – Не пойму я вас обоих! Как это вы не понимаете, слова, которые сами же прочитали! Быть такого не может!

А они посмотрели на меня несколько озадаченно, у братца даже рот раскрылся. Помолчали они с минуту, затем папа меня спрашивает: – Чего ты Димка этим сказать хочешь, совсем тебя не понял!?

Я ему вторично объясняю: – Как это может быть, что бы вы буквы по-немецки знали и слова полностью складно прочитывали, а понять прочитанного не могли!? Быть такого не может! Вот я, хоть и по слогам, а прочитал в книжке слово «капуста» и сразу понял, когда вслух произнес, что оно обозначает! А вы тут полчаса возитесь, никак не разберетесь!

Тут папа рассмеялся и говорит: – Понимаешь, Дима, буквы выучить, а затем прочесть, это самое простое, вот понять прочитанное намного сложнее, если слова не на твоем языке написаны!

– Да ладно ерунду городить, – обиделся я, – любому дошкольнику известно, что самое сложное, это буквы в слова складывать, а уж если сложишь, то все сразу ясным делается.

– Вот я русские буковки сложил, и получилось слово яблоко! А яблоко, оно и в Африке – яблоко! Никаких сомнений нет! То же самое и по-немецки! Если буквы заучишь, а затем сложишь и получится по-немецки слово «собака» сразу поймешь, что собака написано!

Странные вы все-таки какие!

Безграмотный

Однажды раздается в дверь звонок, и в квартиру с таинственным видом, запыхавшись, влетает мой братец.

– Почему ты такой взволнованный? – спрашивает его мама.

– Да так, просто пробежался, – сиплым от хитрости голосом отвечает он.

Мама, конечно, ему поверила и на кухню ушла обед готовить, а я сразу по его загадочной физиономии догадался, что что-то интересное приключилось.

Братец, понятное дело, напустил на себя неприступный и суперсекретный вид, принялся ходить по комнате кругами, на меня многозначительно исподлобья посматривать, нервно левым глазом подмаргивать, сразу ясно – через минуту все выболтает.

Стою, жду, ничем не интересуюсь, на потолке трещины рассматриваю, всем своим поведением показываю, до чего же мне наплевать на его дурацкие секреты, а самого прямо-таки распирает от любопытства.

Вскоре братец не выдержал, ко мне бочком подходит и безразличным таким голосом заявляет: – А у нас в подъезде матерное слово на стене написано!

– А что такое матерное слово? – спросил я его, представив себе буквы, написанные на куске материи.

– Матерное слово обозначает очень нехорошее, самое ругательное из ругательных ругательств, по сравнению с которым слово «Дура» просто ерунда! – просветил меня брат.

– Самое страшное ругательное ругательство это « Зеленая калоша» – уточнил я.

– Не умничай! – обозлился братец, – Сказали тебе, что самое ругательное, значит самое ругательное, и нечего со старшими спорить!

Ну, тут я сильно удивился! У нас в детском саду вроде все ругательства знают!

– Ладно, – думаю, – ему видней, он в третий класс ходит, книжки читает, не то, что я, безграмотный.

– Ну и что это за слово?– переспрашиваю.

– Нехорошее,– отвечает братец, – а больше я тебе ничего не скажу, потому что ты маленький.

Ну не такой уж я и маленький! И вообще, похоже, мой братец как всегда врет – нет такого страшного слова! … А вдруг не врет?

– Скажи, скажи, скажи… ска..ааажжи! – заныл я, подпрыгивая от любопытства, – Ну скажи, пожалуйста! – затеребил я его за рукав.

– Фиг тебе, – сунул он мне под нос дулю, – Это слово нельзя вслух произносить, такое оно неприличное.

Вижу, он гад, и впрямь не скажет, хотя самого так и распирает от знаний.

– Раз так, – говорю, – я сам схожу, посмотрю, и все разузнаю, коли ты говорить не хочешь.

– Иди, иди, еще людей порасспрашивай, – ехидно захихикал мой братец и, чвакая мокрыми носками, направился на кухню.

– У, ЗЕЛЕНАЯ ГАЛОША! – подумал я ему вслед и нагнулся за первым ботинком. Пока я разыскивал – второй, в коридоре появилась мама и очень удивилась.

– Куда это ты собрался? – спросила она.

– Да так, – неопределенно пожав плечами, соврал я – вот помойное ведро решил вынести.

Оставив маму с открытым от изумления ртом, я, прихватив полупустое ведро, кубарем спустился вниз.

Если не считать произведенного мной шума, в подъезде было тихо и непривычно чисто.

Поставив ведро в угол, я огляделся.

Стены, выкрашенные в симпатичный салатовый цвет, раздражали своей незамутненностью. Безуспешно побродив в сумерках полудохлой лампочки, я зашел в еще более темный тамбур. Потом исследовал с двух сторон дверь и убедился что мой братец врун – нет тут никакого ругательного слова! Хоть ты тресни! Только какие-то три корявые буквы карандашом нацарапаны.

– Неужели, – думаю, – это оно самое и есть!? Вроде непохоже!

Сначала я прочитал эти буквы с заду на перед и обратно, затем несколько раз повторил их вслух – и ничего не понял.

Мне нужен был взрослый наставник, желательно незнакомый.

Поэтому я вышел во двор и подошел к сидевшей на скамейке тетеньке.

– Здравствуйте тетенька, – вежливо произнес я.

– Здравствуй, малыш, – заулыбалась она и снова уткнулась в раскрытую книжку.

– Здравствуйте тетя! – повторил я настойчивей, – А скажите, мне пожалуйста, что обозначает это слово?

– Ах ты мой маленький, вежливый-то какой, – в умилении всплеснула руками тетенька и, захлопнув книжку, уставилась на меня любящими глазами: – Какое такое слово, деточка?

– Да вот на стенке в подъезде написано! – пояснил я и перечислил буквы вслух.

К сожалению, тетка попалась нервная, вначале она подпрыгнула над скамейкой, потом поперхнулась.

Подождал я немножко, дал ей откашляться, и снова вопрос задал.

Долго она на меня смотрела, глазами бессмысленно хлопала, (не соображала, наверное), всю книжку свою истеребила, прежде чем заговорила.

– Понимаешь ли, деточка, – глупо заулыбалась она, – я этого слова раньше никогда не слышала и уж тем более не произносила.

– Странное слово! Правда? – поделился я с нею сомнениями. – Наверное, братец меня обманул, и это вовсе и не слово никакое, а просто буковки типа «п.р.с.т.»

– Может быть, – после длинной паузы согласилась со мной тетя и вдруг расхохоталась, как дура.

– Вы чего это? – обиженно спросил я ее.

– Ой! Не могу! – задыхаясь от смеха простонала тетя и, снова подпрыгнув, заспешила к подъезду.

– Идиотка! – догадался я и, покрутив ей вслед пальцем у виска, направился в сторону шумной компании старшеклассников.

Те выслушали меня очень серьезно, а самый симпатичный и доброжелательный из них объяснил мне, что это слово необычайно емкое по смыслу и очень трудное для их понимания, так как в школе они его не проходили. Зато вон тот дядя милиционер, стоящий у будки, очень умный и наверняка знает, что оно обозначает, потому что сам часто его произносит.

– Спасибо! – поблагодарил я доброго мальчика и помчался к милиционеру.

Дяденька милиционер явно скучал, зевая во весь рот. В одной руке он держал дымящуюся папиросу – во второй, красивый милицейский свисток, к которому периодически прикладывался. Он то оглушительно свистел в свисток, то глубоко затягивался папиросой, скрываясь в клубах едкого дыма.