Струны

Прозвенел звонок.

– А что же было дальше? – спросили ученики.

– А вот если снова сделаете задание так же хорошо, то обязательно узнаете, что было дальше. Собирайтесь, иначе опоздаете на гимнастику!

Ученики начали быстро собираться, оживленно что-то обсуждая. Девочку обсуждали сирену, мальчишки – академию и кто мог в ней учиться.

– А вот я бы точно стал охотником на вампиров! Так бы колом их вжух – и все!

– Да ты даже мультиков боишься про вампиров! Вот я бы даже оборотня не испугался!

– Ты даже Гарри Поттера не читал!

– И что? Я фильм смотрел! Знаешь, какой там оборотень страшный!

Дуглас улыбался, слушая эти разговоры, пока ученики убегали. Это было лучшей наградой.

– И откуда вы все это берете, сэр.

Мужчина обернулся, убирая учебник в портфель.

– Мэтью, ты рано.

– Профессор Майер позвонил, сказал прийти пораньше и разобрать работы учеников.

– Ты не мальчик на побегушках, Мэт. Это не твоя работа.

– Да знаю, сэр. Но надо потерпеть, деньги тут неплохие платят. Ну, мне так кажется. А ваши легенды-сказки я тоже помню. Мы, кажется, были у вас единственным классом мелких, вы только взрослым так-то преподавали. Но я тащился с этих сказок. Да все тащились. Вам их рассказывал кто-то?

– Да, дедушка, когда я сам еще был ребенком. Рассказывал про волшебный мир, который якобы где-то существует. Я ему верил.

– Я бы тоже очень хотел верить. И верил, когда маленький был. Жалко, что уходит это все с возрастом. Вы улыбаетесь, наконец-то…

– Я стараюсь улыбаться часто, ты же знаешь. Спасибо большое за то, что предупредил друга.

– Как малышка? Вы имя-то ее хоть узнали?

– Ее зовут Луна.

– Красивое. Как она себя чувствует?

– Скажем, уже немного увереннее. Идем, я хотел купить чая.

Мэтью кивнул, последовав за Дугласом, тот не стал запирать кабинет, чтобы следующему классу не нужно было ждать его в коридоре. Купив в автомате стаканчик чая, Дуглас лишь с первым его глотком понял, как голоден. Его завтрак был крайне ранним и скудным, потом была прогулка до участка и стычка с… о, черт.

– Нет, Мэт, все в порядке, правда.

– Да у вас рука в крови, весь платок красный, смотрите! – Мэт кивнул на платок, которым Дуглас хотел утереть руки, и на ткани были следы крови с метательной звезды.

– Запачкался. Неприятная стычка. Ты знаешь, какой у меня район.

– Да у вас там фильм ужасов, а не переулок, правда, хоть триллер снимай. Снова с кем-то из местной шпаны встретились?

– Все тот же. Я отправлял его в больницу уже два раза, когда же он меня запомнит.

– Вы борьбой занимались?

– Не нужно заниматься борьбой, чтобы знать, где у человека болевые точки. Борьба скорее нужна для того, чтобы научиться сдерживаться и по этим точкам не бить каждому, кто тебя раздражает.

Мэтью рассмеялся, Дуглас улыбнулся в стаканчик. Чай его немного ободрил, он готов был к следующему занятию.

– Мэт, если вдруг ты еще решишься добраться до моей квартиры – осторожней. Шпана шпаной, но ты не в бронежилете, все же.

– Хорошо, сэр. Меган вам привет передает!

Дуглас спокойно отвел занятие у другого класса, чуть постарше, и едва они покинули кабинет – запер дверь. Сдал ключ на вахту и стремительно направился к выходу. Вахтер даже удивился – на Дугласа это было не похоже, обычно тот торчал здесь допоздна. Дуглас закупил еды и как мог скоро вернулся домой.

– Луна, я вернулся! Все в порядке?

Отсутствие ответа уже ему не понравилось. Первым делом он зашел на кухню, но там никого не было, приборы были нетронуты. Ванная также была пуста. Открыта была дверь в спальню, Дуглас немного побледнел и быстро прошел туда. Луна сидела на полу, вокруг нее лежали альбомы, рамки и фотографии, из них вытащенные.

– Что ты делаешь? – Дуглас первый раз повысил при ней голос, но Луна не отреагировала. Мужчина прошел к ней и быстро отнял у нее рамку, которую она пыталась открыть, чтобы вытащить свадебное фото.

– Тебя не учили, что брать чужое без разрешения – плохо? – Дуглас был зол. Он сам не позволял себе прикасаться к этим фотографиям, поэтому неприятно было видеть, как их бесцеремонно бросают на пол. Луна подняла к мужчине взгляд, совершенно спокойный. Потом снова опустила его к фотографиям.

– Сколько ему лет? – спросила девочка. Она смотрела на изображение сына Дугласа. Мужчина взял себя в руки и, все же, опустился на пол рядом с девочкой.

– На этой фотографии ему шесть. Он обожал кататься на этой карусели. А здесь… – он взял другое фото. – Здесь ему восемь.

Мальчишка держал в руках мяч, он стоял возле футбольных ворот. Растрепанные русые волосы торчали во все стороны, маленький вратарь был в спортивной форме. Это был его первый матч, они выиграли, мальчишка был на седьмом небе от счастья.

– Есть в этом мире такой вид спорта. Он ловил мяч, когда другие загоняли его в ворота. Они играли двумя командами от школы, Ронни стоял на воротах так, будто от этого зависела его жизнь. Или чужая жизнь. Он не пропустил ни одного гола. Как он был счастлив, когда они выиграли, как радовался. Кубок отдали ему, он до сих пор… стоит на полке. Все были уверены, что из него вырастет отличный голкипер.

Дуглас не задумывался, что Луна вряд ли понимает, о чем он говорит. Она лишь подавала ему другие фото. На одном из них Ронни был еще чуть старше, его на плечах с очередным кубком несли товарищи по команде. На третьем фото мальчишка играл во дворе с отцом, который явно проигрывал – не мог даже его догнать.

– Знаешь, я даже не очень ему поддавался, ему передалась моя ловкость. Какой она была в молодости… Маленький чертенок угонял от меня мяч, будто меня и на поле не было.

Луна смотрела на Дугласа, не моргая. Пока он говорил, она даже не шевелилась. Лишь когда он замолчал, девочка подала ему другое фото. Фото его жены. Он сам сфотографировал ее, пока она не видела: женщина сидела за столом, перед ней лежал лист бумаги и краски. Пышные каштановые волосы были перетянуты лентой. Взгляд глаз поразительного зеленого цвета был устремлен к тому, что она рисовала. Фото дышало жизнью, даже движением. Дуглас еще помнил, как она смеялась над ним, когда он проявил эту фотографию, и сказала, что он похож на папарацци.

Мужчина смотрел на фото, на задумчивое, сосредоточенное лицо жены. Нельзя было сказать, что она была броской красавицей. Но Дуглас не видел в ней ни одного изъяна. Для него черты ее лица были идеальными. Для него в ней все было идеально.

– Я не любитель красивых фраз, Луна. Но я не могу сказать иначе… Она – любовь всей моей жизни. Знаешь, так бывает. Что даже мужчина влюбляется, как ребенок. Это мой случай. С первого взгляда, с первого ее слова. Увидел ее в книжном магазине, чудом, потому что обычно туда не захожу. Она не могла достать до верхней полки, ей нужна была какая-то книга. Я смог дотянуться, и едва услышал ее голос, когда она меня поблагодарила… Честно, я не помню, что было дальше, я словно оглох. Но и отпустить ее из своей жизни уже не смог. Я был совсем один в этом мире, да и мне нельзя было привязываться, приводить сюда кого-то. Но я преобразовал это место, лишь бы Мария могла быть рядом. Из логова Стража сделал настоящий дом. Уютный. Светлый. И забыл о том, кем являюсь на самом деле.

Он взял из рук Луны другое фото, на котором была вся семья, Мария держала на руках малыша, Дуглас стоял позади них, обнимая, и на его лице было столько счастья, что сжималось сердце.

– Нельзя быть такими счастливыми, какими мы были. Наверное, другим было бы очень сложно, ведь у нас было много долгов, мало денег. Но мы этого будто не осознавали. Когда я уставал до потери пульса на прошлой работе, дома меня всегда ждали мои любимые, и усталость как рукой снимало. Мне казалось, что я попал в настоящую сказку, отличную от той, в которой родился. Без волшебных существ, перемещений в пространстве, без охотничьих легенд. Все было идеально. Слишком идеально.

Перед глазами вспыхнуло изуродованное лицо, искалеченное, порванное мертвое тело. И неподвижное, хрупкое тело сына. Холодный свет, белые столы, простыни. Взгляд Дугласа дрогнул.

Вдруг он ощутил прикосновение к своему лицу. Луна обхватила его щеки ладонями, заглянула в его глаза. И начала напевать. Дуглас замер, у него перехватило дыхание. А после из самой глубины души что-то начало подниматься, словно давящая эмоция выходила, словно вытягивали из него ядовитый пар, клубившийся вокруг сердца и обволакивавший легкие.

– Что ты делаешь со мной…

Луна закрыла глаза, опустив голову, и начала петь в голос. Ее детский, высокий, но внезапно такой нежный голос зазвучал в самом сознании Дугласа. Он никогда прежде не испытывал на себе магию сирен, но был наслышан об их силе. Как разрушительной, так и целебной. И на какое-то время ему показалось, что Луна хочет его убить. Потому что его грудную клетку свело, глаза начало выжигать. Но едва по его скулам покатились горячие слезы, он почувствовал, что из него начала обжигающими потоками выходить боль. Он задыхался, пытаясь сдержать слезы, но Луна продолжала петь, забирая ее. И когда отпустила его, мужчина смотрел на нее через густую пелену соленой жидкости. Дуглас качнул головой. И накрыл лицо руками, согнувшись. Луна привстала и обняла его, начав гладить по голове.

– Они спрашивают… почему я снова не женюсь. А как можно, Луна? Как… если эта женщина была моей жизнью? А другой… мне не нужно.

Он никогда бы не поверил, что будет плакать при ребенке. Что он в принципе еще может плакать. Луна внезапно вытащила из него эту боль воспоминаний – и попыталась ее облегчить.

– Их убили? – спросила она, все еще обнимая мужчину.

– Нет. Автокатастрофа. Мне нужно было остаться… на собрание в школе. Я попросил Марию дождаться меня, но Ронни хотел успеть на трансляцию матча по телевизору. Они вызвали такси. Помню, как быстро, небрежно даже обнял их перед тем, как убежать на собрание. И лишь уже у входа в школу обернулся. Будто почувствовал. Через час мне позвонили.

Луна чуть крепче прижала к себе голову мужчины. Дуглас замер.

– Водитель оказался пьян. Выскочил на встречную полосу, машина столкнулась с фурой, перевозившей какой-то груз. Весь удар пришелся на пассажирское сидение спереди, машину смяло, как картонку. Выжил только водитель. Лишился ног, но выжил. А я потерял все.

Как страшно было это вспоминать. Он не видел катастрофы. Но она снилась ему, преследовала в кошмарах долгие месяцы. Дуглас до сих пор зачастую просыпался от визга сгорающих в торможении шин и оглушительного грохота падения на машину фуры. Он снова и снова представлял, какими могли быть последние секунды жены и сына. Успели они осознать, что произошло? Было ли им больно? Смогли они о чем-то подумать перед смертью? Вряд ли. Скорее всего, все произошло слишком быстро, как это обычно и бывает.

Мощные плечи Дугласа снова задрожали. И Луна отчетливо услышала его всхлипы. Прошло несколько минут прежде, чем мужчина смог успокоиться. Девочка протянула ему еще одно фото, верней, три фото одной полоски, какие обычно делают в специальных кабинках. Они втроем корчили смешные рожицы прямо в кадр. А третья поймала момент, когда Дуглас чихнул, что выглядело еще более забавно. Губы мужчины тронула улыбка.

– Она очень красивая. Как будто из нашего мира, – сказала Луна, кивнув на Марию. – Она магиня?

– Нет, Луна. Она простая смертная, – Дуглас задумался. – Ты ведь… знаешь, что такое смерть?

– В нашем мире не умирают. Перестают думать, ходить. Исчезают навсегда.

– Это и есть смерть, Луна. И в этом мире она беспощадна. Она ужасна, она… Нет ничего более чудовищного, чем смерть того, кого любишь. Потому что свою ты даже осознать не успеешь.

– Значит, в мире людей… – Луна вдруг быстро взяла Дугласа за руки. – Надо найти его. Иначе ему тоже смерть.

Это неправильное предложение прозвучало с таким чувством, что мужчина удивился тому, как быстро Луна могла переключаться.

– Кто такой Льюис, Луна? Он тоже сирен?

– Нет. Он… – девочка не могла подобрать слово на человеческом языке, а ее наречие не понял Дуглас.

– Он твой брат, отец, кто?

Луна снова немного зависла. Ей казалось, что все так просто. Льюис и есть Льюис. Ее спутник, ее друг, ее душа. Ей сложно было перекладывать категории их мира на такие клишированные и однотипные категории мира людей. Дуглас вздохнул, собрал все фото и расставил их по местам. Бывали у него вечера, когда ему хотелось пересмотреть фотографии, когда он особенно сильно уставал. Когда не было сил на то, чтобы поесть или переодеться, когда он ложился спать в уличном. Такое случалось редко, но случалось. Там, в мире, где он был Стражем, охотником – его не угнетало одиночество, хотя он был совершенно один. Здесь же, в мире людей, когда его окружали другие люди, одиночество незаметно его убивало. Одиночество всегда убивает медленно. Одних болезненно, других – быстро и тихо. А иногда к нему привыкаешь. Дуглас привык. Пытался забыться – в своей работе. И в помощи другим.

Раздался звонок в дверь, мужчина нахмурился. Это был второй посетитель за последние два дня, а это для его привычной жизни была очень высокая посещаемость. Он прошел к двери, посмотрев в глазок, и тут же успокоился. Это снова был Мэт.

– Сэр, простите, это опять я…

– Что же ты извиняешься? Проходи. У меня не прибрано, как всегда…

Мэтью улыбнулся и прошел в квартиру, Дуглас закрыл за ним дверь.

– Голодный?

– Да нет, просто… Ой, простите! – юноша чуть не сбил пакет, врезавшись в него – Дуглас оставил все, что купил, в прихожей.

– Ничего-ничего, купил еды, раз теперь не один. Луна, поздоровайся!

Девочка выглянула из комнаты, прячась за дверью. Она окинула Мэта взглядом своих больших голубых глаз, Мэтью улыбнулся ей.

– Привет, малышка, – Луна юркнула обратно в комнату, юноша вздохнул. – Сэр, вам, может, помочь? Ужин приготовить, например.

Дуглас хотел отказаться, но вдруг понял, как устал. Бывали дни, когда он чувствовал себя стариком.

– Если тебе не сложно… да, пожалуй, не откажусь.

Они разложили продукты, начали готовить. Иногда на кухню приходила Луна, Дуглас отдавал ей морковку, помидор или конфету, и девочка опять убегала. Видимо, ее манили запахи еды.

– Не подумай, что я не рад тебя видеть, но все же: что-то случилось? – спросил Дуглас, нарезая на салат огурцы. Он скверно готовил, раньше этим всегда занималась его жена, а он допускался к готовке лишь в случае крайней необходимости.

– Да ничего не случилось, просто… – Мэт немного замялся, даже перестал нарезать кусок грудинки. – Вы мне показались очень уставшим сегодня. И это я хотел спросить, не произошло ли что-то.

Дуглас устало, тепло улыбнулся.

– Кроме очередной стычки с наркоманом – все в порядке. Меня очень трогает твоя забота, Мэтью, но ты еще молодой, у тебя наверняка куча дел. Не нужно тебе столько времени тратить на старика.

– Сэр, вам даже пятидесяти еще нет! Вы не старик! Просто, может, на фоне того же Майера вы и выглядите старше своих лет. Но это идет вам только в плюс.

– Не во внешности дело, мой друг. Я тогда состарился лет на тридцать. Да и биологически не молодею.

Мэтью не ответил, о чем-то задумавшись. Вскоре ужин был готов, да такой плотный, что Дуглас не помнил, когда последний раз в его холодильнике было столько еды: Мэт неплохо ему помог запастись и на несколько дней вперед. Луна ужинала молча и с таким аппетитом, что Дугласу было неловко. Он понял, что без него девочка едва ли прикоснулась к еде. Мэтью лишь умилялся с нее, передавая ей тарелки с угощениями. К слову, он тоже принес сладости. Вскоре Луна наелась и начала усыпать. Дуглас поднял ее на руки и унес в спальню, сказав юноше, что скоро вернется.

– Когда мы пойдем его искать? – спросила Луна, когда Дуглас укрывал ее одеялом. Он дал ей старую пижаму сына, чтобы девочка спала в ней. Дуглас сел на край кровати, посмотрев на маленькую сирену.

– Когда ты мне расскажешь, кто такой Льюис и где мы должны его искать.

Луна задумалась. Но так ничего и не сказал, отвернувшись и закрыв глаза. Дуглас погасил свет и вернулся на кухню. По пути он накинул на плечи халат, его немного знобило от усталости. Мэт сидел за столом, мешая ложкой чай.

– Сэр, почему вы живете один?

Дуглас, уже севший обратно за стол, поднял взгляд к юноше. Он так и смотрел на поверхность чая.

– Пожалуйста, поймите, я все понимаю. Простите за тавтологию… Что Мария была любовью всей вашей жизни. Но ведь вы были так молоды, когда это произошло. И с тех пор вы совсем один. Просто я вижу, как вы общаетесь с детьми, вы их любите, будто это все ваши дети. Вы и нас так же любили, но сейчас это стало отчетливее. Вы не хотели…

– Усыновить?

Мэт не отозвался. Дуглас вздохнул, прошел к кофеварке и сделал им обоим по чашке кофе.

– Сначала я долго носил траур, Мэтью. Если мою деградацию можно так назвать. А после… Наверное, я просто больше не умею заботиться. Держать кого-то возле себя. Я могу любить на расстоянии, не родных мне людей, но снова завести семью, взять на себя ответственность, с которой в прошлый раз не справился… нет. Это был конец. Но не нужно делать из этого трагедию, друг мой. Это жизнь. Такое тоже случается.

– Но вы совсем один, – едва не шепотом повторил свои же слова юноша. – И… наверное, я еще не отошел от юношеского максимализма, но сэр, вы правда лучший из всех людей, кого я знаю. У вас зарплата небольшая, но как вы нам с Меган помогали. Хотя я представляю, сколько вы за эту квартиру платите. Верней, даже не представляю.

Дугласу нечего было на это ответить. Он сделал глоток кофе. Кофе на ночь… Он, впрочем, знал, что уснет легко, кофеин давно ему не помогал.

– Как она?

– Получше. Если бы не вы, ей бы никогда не сделали ту операцию.

– Моей заслуги в этом нет, деньги собрал фонд.

– Но вы все организовали.

– Ну, должен же я как-то тратить свое свободное время, – мужчина грустно улыбнулся. – Не люблю, когда его много.

– Зато Меган теперь ничто не угрожает, и мы оба можем работать. А это уже что-то. Профессор Вальд…

– Мэт, прошу тебя, не надо так официально, я больше не твой учитель.

– Да, но… Сэр, аллергии у вас нет?

– Это внезапный вопрос. Нет. Во всяком случае, она не проявлялась.

– Давайте мы вам собаку купим? Здоровенную такую псину вроде мастифа или дога. Все не так одиноко будет.

– Мне не одиноко, Мэт. Но спасибо за твою заботу, – мужчина вновь искренне улыбнулся и ссутулился, уронив локти на край стола. – Я себе не доверяю, я не могу быть в ответе за кого-то.

– Вы же должны понимать, что тогда был несчастный случай. Что в этом нет вашей вины.

– Разве ты не винил бы себя на моем месте?

Юноша задумался, наконец, подняв взгляд на Дугласа.

– Папа сказал, что останется там еще на четыре месяца, – сказал он. – Мама уезжает к нему через неделю. Раз такое дело. Видимо, нам придется остаться у Майера еще на семестр. Вот… мы с Меган остаемся вдвоем.

Дуглас коротко кивнул. Меган была слаба здоровьем, врожденная почечная недостаточность, из-за которой большую часть болезней она переносила крайне тяжело, плюс проблемы с кровью. Отец брата с сестрой постоянно ездил по командировкам, но зарабатывал немного. Мать молодых людей была женщиной довольно пожилой, они были детьми поздними, но желанными. Без мужа ей было тяжело. И вот, видимо, она приняла решение… Дуглас чувствовал, что Мэту было страшно оставаться с сестрой одному. Юноша все еще с ужасом вспоминал ту ночь. Ночь, когда был вынужден разбудить звонком Дугласа, попросив о помощи. Родителей тогда не было дома, а Меган резко стало плохо, ее госпитализировали. Конечно, Дуглас без тени сомнения отправился к ним. На операцию девушке они собрали деньги всей школой, но очень крупную сумму вложил непосредственно мужчина, даже не задумываясь. Им он об этом не сказал. Еще два месяца после этого он ходил до дома пешком, в любую погоду, и был вынужден питаться по полтора раза в день. Но ему это не было в тягость. Он привык. Привык много ходить и мало есть. Еще в молодости.

Дуглас положил руку на плечо молодого человека.

– Все будет хорошо, Мэтью. Вы уже взрослые, Меган поправилась, вы справитесь. И ты же знаешь, что вы всегда можете на меня рассчитывать.

– …таких, как вы, наверное, больше не бывает, – сказал Мэт с болезненной улыбкой. Дуглас какое-то время молчал, думая о чем-то своем. Но после вновь устало улыбнулся и сказал:

– Знаешь, жизнь, как ни банально – вечная игра, в которой мы все равно проиграем смерти. Поэтому остается лишь жить, как победители. У тебя вся игра впереди, Мэтью. Играй так, будто у тебя на руках все козыри. И если пока игра навязывает работать у Майера… Что ж, так надо.

Юноша поблагодарил Дугласа перед уходом, даже неясно, за что. Было уже поздно, но от такси Мэт наотрез отказался. Мужчина не стал настаивать. Он из последних сил сходил в душ, помылся под почти холодной водой, поскольку не было времени настраивать скакавшую температуру, и вскоре вернулся в гостиную. Он даже не помнил, как лег под одеяло. Лишь промелькнула короткая мысль «И что с тобой стало?..». Он уставал. Уставал так быстро.

Глава 3

Я наблюдал за тем, как лениво поднимается из-за горизонта солнце, как его самые первые лучи аккуратной тканью тепла накрывают верхушки деревьев. Было прохладно, кожу кусала влажность, застывшая в воздухе от утренней росы. Поле, меня окружавшее, источало приятный аромат отданного за ночь тепла и пропитавшего его холода. Температура тоже пахнет. И я обожал этот запах смешения тепла и холода. Каждое утро он повторялся – но каждое утро был неповторим. Потому что ветер приносил разные смешения запахов разнотравья. Летом. Зимой это был щекотавший нос акцент мороза, который взметала непослушная поземка. Осенью – влажный туман, поднимавшийся из лощин, из самого сердца кип огромных рыжих листьев. А весной – терпкое испарение промерзшей и оттаявшей почвы, в которой вновь зарождалась жизнь.

Я наблюдал за сказкой зарождения и угасания дня, но за столько лет эта величайшая магия не перестала меня удивлять. И я мечтал, что когда-нибудь меня найдет душа такая же мечтательная, как и я. Мне так не хотелось терять эту красоту, выпускать ее из своего сердца. Хотя он говорил, что я буду вынужден стать убийцей.

Люди.

Могли ли они разрушить это, попади они в этот мир?

И вот мне пришлось попрощаться с этой бесконечностью. Меня покинули. Я долгое время был один, но не ощущал одиночества, вокруг было волшебство природы. Но придя в мир, о котором знал лишь понаслышке, я понял: все кончено.

Мир людей был холодным. Он давил, загонял в тиски, был агрессивным и шумным. Гул, исходящий от автомобилей, не утихавшие ни на мгновение голоса, слепящий свет фар и фонарей, который перекрывал свет бескрайнего неба.

Я потерял звезды. Я был оглушен. У меня больше не было моей вечности, которую я видел каждый день.

Я должен был защищать мир людей. Но я понял, что буду защищать МОЙ мир – от проникновения в него человека.

Я перестал мечтать. Долгими ночами, мучимый бессонницей, я уже не думал о глубоком и мрачном небосклоне, не представлял себе картины будущего. Не видел той красоты, которая окружала меня раньше, а найти новую не мог и не хотел. Что-то иссохло в душе, какая-то жизненно необходимая потребность мечтать. Все стало понятно. В этом мире люди объяснили все, даже смерть, хотя еще не победили ее. Они хотели победить то, что было логическим завершением чего-то столь грандиозного, что люди попросту не могли это понять. Сначала я был зол. Потом я жалел их, ведь не было смысла злиться из-за их неведения. А после я смирился. И мне стало безразлично. Мне стало никак.

Я перестал мечтать. Я пытался найтись в том, что люди создавали веками: в искусстве, в литературе. Но быстро потерял к этому интерес. Книги… Эти волшебные артефакты, дающие другую жизнь тем, чье сердце раскрыто. Но сколько в них было лжи. Одни, самые прекрасные из них, были полны смысла, которого на самом деле не было. Просто потому, что в жизни людей такого смысла нет. Бедные, не от мира сего писатели вложили в свои творения слишком много – и превысили все ожидания своих читателей, переоценили их, дали ложную веру в то, что смысл есть. Другие же, худшие, были полны невнятных попыток объясниться, зачем они написаны. Они оправдывались сюжетом, стилем, искусственной мыслью. Я был разочарован. И я углубился в историю. Это была единственная правда, пусть тоже отраженная через призму человеческого видения свидетелей.

Я перестал мечтать. Это страшное осознание пришло ко мне, когда один день стал напоминать другой. Я пережил столько рассветов и закатов, помня каждое их мгновение, каждый оттенок солнечного света в зависимости от часа. А теперь не мог вспомнить, что делал накануне. Все стало одинаково серо.

Я перестал мечтать. Я попал в мир людей.

Я этого не просил.

***

– Дуглас, маленький ты бес! Покажись!