Птица, которая пьёт слёзы. Сердце нага

Хвариту было нечего возразить на столь весомый аргумент. Свачи подошёл к окну, чтобы погреться под пробивающимися лучами жаркого солнца.

«Я не буду высмеивать твоё беспокойство, Хварит. Всё-таки ты знаешь Виас лучше, чем я. И если для тебя действительно существует какая-то опасность, наша миссия тоже находится под угрозой. Пусть я и считаю, что твои слова звучат весьма абсурдно, я всё равно вынужден воспринимать их всерьёз. Давай поступим так: мы с Кару будем приходить к Виас как можно чаще, будем стараться всячески развлечь её, но в то же время будем наблюдать за её поведением. А ты в это время попробуй найти более веские доказательства её намерения убить тебя. Только прошу тебя, будь осторожнее».

Предложение Свачи было разумным, он, как всегда, говорил правильные вещи. Хварит почувствовал себя полным идиотом. Он ведь действительно думал, что Виас собирается убить его во время Церемонии Извлечения. Чем больше Хварит думал об этом, тем большим глупцом он себя ощущал. «Боже, какой-то магический яд. Надо же было придумать такое», – мысленно отругал себя он и всё же решил согласиться с планом Свачи.

* * *

Кейгон смотрел на пустыню Пунтэн из окна гостиницы. Небо над раскалённой белой пустыней было окрашено в тёмно-синий, что было редкостью для этих мест, так как похожий цвет можно было увидеть только в местах с влажным климатом. К слову, к югу от пустыни как раз раскинулся тропический лес Киборэн, благодаря которому небо и выглядело столь болезненно-синим на фоне белизны пустыни.

В дверь постучали. Кейгон разрешил гостю войти и повернул к нему голову, когда в комнате уже раздался звук шагов.

– Господин, мне оставить это на столе?

Кейгон кивнул. Младший сын хозяина гостиницы Мо́тхи поставил блюдо на стол и неуверенно заговорил, хотя Кейгон его ни о чём не спрашивал:

– Мои родители отказались брать это в руки, поэтому принёс я.

Мотхи напоминал щенка, который принёс палку и ждал реакции со стороны хозяина. Однако Кейгон, вместо того чтобы похвалить ребёнка, лишь немного наклонил голову. Он не сводил с мальчика пристального взгляда, и Мотхи начал нервничать:

– Вам нужно что-нибудь ещё?

– Пока ничего, Мотхи. Ты можешь идти.

Тут ребёнок немного замялся и ещё более неуверенно проговорил:

– Ах да, чуть не забыл. Мой отец хотел, чтобы я спросил у вас, как долго вы планируете здесь оставаться?

– Надолго не задержусь. Я жду токкэби и лекона. Скоро они будут здесь.

Мотхи было нечего на это ответить, поэтому он поспешно покинул комнату, будто кто-то выгнал его оттуда. Оставшись в одиночестве, Кейгон бесстрастно уставился на блюдо, стоящее на столе. Он думал о Мотхи.

Какие всё-таки странные существа – люди. Не прошло и двух дней с тех пор, как Кейгон встретил хозяина «Последнего пристанища», но он уже точно мог сказать, что это был за человек. С одной стороны, он был невероятно силён и отважен, раз сумел защитить свою гостиницу от бесконечных угроз, которые таит в себе пустыня. А с другой стороны – слаб и жалок, ведь, несмотря на все мольбы и слёзы, он заставил свою жену готовить принесённую гостем добычу, а после ещё и отправил своего маленького сына отнести это в комнату. Возможно, конечно, он и сам приготовил это блюдо, но именно Мотхи принёс его Кейгону. Хотя он не просил об этом.

Кейгон вздохнул и поднял крышку горшка. Внутри лежало варёное мясо нага.

В Караборе Кейгон вёл довольно спокойную жизнь. Бо́льшую часть его хижины занимала кухня с просторной печью, куда помещались три больших котла. Там же он держал свою коллекцию всевозможных ножей, пил, пинцетов, молотков, ступ и шампуров. Иногда он на несколько дней отправляся на Южную границу, где отлавливал заторможенных от перепада температуры нагов-разведчиков, и затем спокойно возвращался в свою одинокую хижину. Там не было ни хозяина гостиницы, который приходил в ужас от одного только вида его добычи, ни его глупого сына, который в силу своего возраста трепетал от ужаса и благоговения перед всем новым и неизведанным. В этом тихом месте Кейгон жил в своё удовольствие: разрубал трупы нагов, варил, а затем спокойно ел их.

Всё изменилось в тот момент, когда он получил письмо из Великого Храма Хаинса. Теперь Кейгон был вынужден ждать двух своих спутников в этой странной гостинице. Вспомнив про тех, с кем ему придётся провести ближайшее время, Кейгон швырнул кость, которую жевал, на стол и закрыл лицо руками. В письме, которое оставил Оренол, было сказано, что его спутниками станут токкэби и лекон, и Кейгон никак не мог понять, какие чувства у него вызывает данная новость. Сегодня он едва вспомнил, как нужно разговаривать с людьми, чего уж и говорить о леконах и токкэби.

Что за существа эти токкэби…

С трудом пытаясь припомнить хоть что-нибудь, Кейгон ухватился за воспоминание двадцатилетней давности, когда он одержал победу в финальном поединке борьбы ссирым. Постепенно стали всплывать и другие детали поединка: вот кастелян Пау Моридол появляется в последний момент, чтобы помешать какому-то киму одержать победу. (Несмотря на то что это был общеизвестный факт, Кейгон едва ли смог вспомнить о том, что токкэби так называют людей.) В тот момент Кейгон пожалел о том, что вообще решил принять участие в этой борьбе. Но в то же время чётко осознавал, что не хочет проиграть. По телу Кейгона прошла дрожь, когда он вспомнил те эмоции, что бушевали у него в груди в тот момент.

Тогда у него ещё оставалось желание побеждать. Теперь же Кейгону казалось, что все эти воспоминания принадлежат какому-то другому человеку, коим он больше не являлся. «Но что́ же всё-таки произошло на том последнем поединке? Это был бросок с подворотом корпуса? Или передняя подножка с подхватом?» – рассуждал про себя он.

Какое-то время Кейгон сидел неподвижно, полностью погрузившись в свои воспоминания, но вскоре осознал всю бессмысленность этого занятия. Сейчас уже не имеет значения, каким образом он выиграл в том поединке. «Хотя если последний удар всё же прошёл успешно, – вновь принялся рассуждать он, – то, вероятнее всего, именно он и принёс мне победу», – напоследок оживился Кейгон и вскоре окончательно потерял интерес к воспоминаниям из прошлого.

Через три часа он пожалел об этом.

Хозяин гостиницы заметил токкэби Пихёна Срабла ещё задолго до его прибытия в гостиницу. При этом у него и мысли не возникло, что такой гость мог направляться именно к нему, потому как до этого момента он ни разу в жизни не принимал гостей, прилетевших с неба. Только когда Пихён подлетел к дому достаточно близко, хозяин гостиницы понял, что его новым постояльцем был токкэби, оседлавший гигантского жука.

Жук приземлился рядом с гостиницей, подняв вокруг себя маленькую песчаную бурю. К тому времени, когда песок осел, токкэби уже стремительно поднимался по лестнице. Вбежав внутрь, Пихён многозначительно взглянул на хозяина гостиницы, и тот, не задумываясь, указал на второй этаж:

– Туда, первая комната слева.

Пихён поднял голову вверх. Центральная часть первого этажа представляла собой атриум, вокруг которого, словно балкон, располагался коридор второго этажа, благодаря чему было хорошо видно все комнаты. Найдя нужную дверь, Пихён улыбнулся и весело обратился к хозяину гостиницы:

– Доброго сна вам, милейший! Не могли бы вы отвести моего жука в конюшню? У вас же найдётся такая?

Хозяин гостиницы быстро кивнул, после чего Пихён стремительно взбежал вверх по лестнице и без какого-либо предупреждения распахнул дверь в комнату Кейгона. Тот уставился на него широко открытыми от удивления глазами.

– Здравствуйте! – вежливо начал Пихён, а затем сразу выпалил: – И как же так получилось, что вы одолели нашего кастеляна?

– Я Кейгон Дракха.

Повисла тишина. Кейгон и Пихён какое-то время неловко смотрели друг на друга. Кейгон заподозрил, что сказал что-то не то, но так и не смог понять, что именно. Разве люди не говорят сперва своё имя, когда встречаются в первый раз? У токкэби всё иначе? Пихён тоже заподозрил неладное, но, к счастью для обоих, быстро понял, почему произошла загвоздка, и весело рассмеялся:

– Ах да, я прошу прощения. Меня зовут Пихён Срабл. Вы же не сердитесь на меня?

Кейгон никак не мог понять, почему он должен сердиться, и почему этот Пихён сейчас стоит в его комнате и глупо улыбается. Немного подумав, Кейгон осторожно заговорил:

– Из Великого Храма Хаинса… Верно?

– Да, всё верно. Вы ждали меня?

– Да.

Вновь наступило молчание.

– Так как же вы всё-таки одолели нашего кастеляна?

– Я не помню.

– Да что вы такое говорите! Это же была ваша знаменитая передняя подножка с подхватом! Нет ни одного токкэби, который бы не знал эту историю. А я так хотел узнать, как же вы смогли ударить нашего кастеляна, он ведь такой гибкий и может так сильно изгибать поясницу. Как же такое возможно, что вы ничего не помните? Если бы я когда-нибудь одержал победу над кастеляном, я бы до самой смерти рассказывал всем эту историю. Вы точно всё забыли? Совсем-совсем ничего не помните?

– Да, похоже на то.

Пихён с недоверием посмотрел на Кейгона, отчего тому стало не по себе. Токкэби что, так же как и люди, слепо восхваляют друг друга за непонятные подвиги? Свой-то он никак не мог вспомнить. И вообще, от всех этих размышлений у охотника разболелась голова. Сжав зубы, он выразительно посмотрел на Пихёна. Тот легко пожал плечами и опустил свою сумку на пол:

– Ну что ж, такое вполне могло случиться. Как-никак прошло больше 20 лет, и вы, похоже, не такой большой поклонник борьбы ссирым, как мы.

Кейгон почувствовал облегчение. Но эта манера речи Пихёна, в которой он постоянно добавлял вопрос в конце каждого предложения, определённо действовала на нервы.

– А сколько вам сейчас лет?

Кейгон, немного замявшись, подвинул стул к Пихёну. Пока тот садился, у него было время придумать ответ:

– Зачем тебе это?

– Просто с тех пор, как вы стали непобедимым, прошло уже 20 лет, поэтому я думал, что человек, которого я встречу, будет довольно старым. А вы вроде неплохо выглядите. Вы, должно быть, были очень молоды, когда стали победителем, верно?

– Да, я был молод.

Тут Кейгон понял, что привычка Пихёна заканчивать каждое предложение вопросом не была такой уж плохой: «Я могу просто поддакивать или отвечать вопросом на любую его фразу», – подумал он.

Пока Пихён читал письмо от Оренола, у Кейгона появилось немного времени, чтобы внимательно рассмотреть токкэби, который сидел перед ним. По ходу дела он медленно восстанавливал свои знания об этом народе, сравнивая свои воспоминания из прошлого с тем, что он видел перед собой сейчас.

После того как Пихён закончил читать письмо, он положил его на стол и склонил голову:

– Ну, ничего нового из этого письма я не узнал. Вы, я и лекон. Он, кстати, ещё не прибыл? Нет? Ну ладно. В любом случае план такой: мы втроём входим в Киборэн и спускаемся вниз по реке Муру́н. Там обнаруживаем нага по его песне, которую он будет петь для нас, а затем вновь поднимаемся вверх по течению, берём его под защиту и дружно ведём в Великий Храм Хаинса. Я считаю, что идея использовать песню в качестве опознавательного сигнала действительно потрясающая. Ведь только мы сможем услышать её в этих землях к югу от границы. Наги же никогда не поют, так что наш сигнал невозможно будет спутать ни с чем другим. Плюс он точно не привлечёт к себе лишнего внимания – другие наги просто не смогут его услышать. На этом, как я понимаю, всё? Наша миссия заканчивается? – быстро оттараторил он и с энтузиазмом уставился на своего собеседника.

– Да.

Пихён повертел головой. Кейгон не был уверен, что именно обозначает этот жест, но решил, что в нём нет ничего предостерегающего.

– Меня больше интересуют вопросы, ответов на которые я не нашёл в этом письме. Вот, к примеру, почему этот ким хочет, чтобы мы привели какого-то нага в Великий Храм? Кто он вообще такой? Что в нём особенного?

– Я знаю ровно столько же, сколько и ты, у меня нет догадок.

– Тогда, может, вы могли бы рассказать мне хотя бы про реку Мурун? Я впервые услышал о ней сегодня. Вы знаете, где она находится?

– Да. Река Фэ́лдори является одним из главных притоков реки Мурун.

Кейгон подумал, что этого объяснения вполне достаточно для представления полной картины, но передумал, когда увидел пустой взгляд Пихёна.

– Я имею в виду, что, если мы будем идти по реке Фэлдори, мы доберёмся до реки Мурун.

– Хорошо, а где находится Фэлдори?

– К югу от пустыни. Где-то день ходьбы отсюда. Я так понимаю, монахи Великого Храма поэтому и выбрали именно эту гостиницу в качестве места нашей встречи.

– Вы и правда так хорошо знаете южные территории?

Кейгон кивнул и немного погодя добавил:

– Вероятно, я и есть тот самый «следопыт».

– Следопыт? Должно быть, вы вкладываете в это слово какое-то особенное значение? Или я что-то не так понял?

Кейгон тут же пожалел о сказанном: ему было слишком лень что-либо объяснять. Но глаза Пихёна уже загорелись неподдельным любопытством, поэтому Кейгон сдался и нехотя проговорил:

– Ты знаешь старинную пословицу о том, что только трое могут пойти против одного?

– Да, конечно! Она означает, что для того, чтобы пойти против одной из четырёх древних рас, остальные три должны объединить свои силы. Если так подумать, то сейчас как раз три расы собираются вместе, чтобы спасти одного нага. Вы это имеете в виду?

– Да. Но существует ещё одна, более древняя трактовка. Она гласит, что когда трое представителей рас объединятся, чтобы выступить против одного, один из них станет следопытом, второй – чародеем, а третий – воином. Я так понимаю, ты у нас чародей.

– Я? Но я ведь даже не знаю никаких чар.

– Чародей не обязательно должен обладать настоящей магией. Можно сказать, что это некто вроде плута или фокусника, который вносит путаницу проделками и хитростью. Да и к тому же ваш огонь можно с лёгкостью принять за настоящее колдовство.

– Следуя вашей логике, получается, что следопыту на самом деле тоже не обязательно отыскивать путь?

– Да, всё так. Я думаю, монахи Великого Храма Хаинса выбрали меня в качестве некоего ответственного за группу и за само выполнение задания, так как я многое знаю о нагах и хорошо ориентируюсь в Киборэне.

– Получается, что лекон, который всё ещё не прибыл, должен быть воином. Интересно, какая роль на самом деле отведена ему? – с любопытством спросил Пихён.

Кейгон едва заметно кивнул в ответ. Все они хорошо подходили для отведённых им ролей: человек, который способен принимать решения в экстренных ситуациях, токкэби, не случайно выбранный в качестве чародея, и лекон, который как нельзя лучше подходит на роль воина. Глупые монахи совсем помешались на своих старых сказках.

– Проще говоря, это машина для убийств, которая должна будет уничтожать всё, что встретится на нашем пути. Вполне в духе леконов.

Спустя несколько часов Пихён полностью согласился со словами Кейгона.

Леконы не любят пустыни. И это вполне оправданно, ведь густое оперение, которое защищает их от внезапной атаки противника, совершенно бессильно против жаркого солнца. Поэтому, если лекону вдруг приходилось путешествовать по пустыне, он старался пересечь её как можно быстрее (конечно, не так быстро, как токкэби на своих гигантских жуках).

Поэтому, как только владелец гостиницы увидел на горизонте силуэт, который увеличивался с невообразимой скоростью, он сразу понял, что к ним приближался лекон, поднимая за собой настоящую песчаную бурю. Картина выглядела весьма устрашающе, но после встречи с двумя другими постояльцами владелец гостиницы перестал принимать всё близко к сердцу и потому сохранял полное спокойствие. Лекон бежал с такой скоростью, что казалось, будто он парит над землёй. Приблизившись к гостинице, он так быстро взлетел на тридцатиметровый склон, будто бы у него была аллергия на лестницы. Но на входе всё же пришлось сбавить обороты – каждый, кто имеет при себе железное копьё длиной семь метров, должен быть осмотрителен, когда заходит в дверной проём.

Лекон вошёл в гостиницу и огляделся по сторонам. Обнаружив Кейгона и Пихёна за обеденным столом, он прямиком направился к ним. В атриуме первого этажа был довольно высокий потолок, но, как оказалось, недостаточно высокий для трёхметрового лекона, который находился на грани приступа клаустрофобии. Пихён был в восторге от увиденного, а вот Кейгон снова почувствовал невероятное напряжение. Он кое-как привык к обществу токкэби, а вот как себя вести с леконом, было ещё не совсем понятно. Пытаясь скрыть своё беспокойство, Кейгон громко кашлянул и продолжил смотреть на лекона.

К счастью для него, тот первым открыл свой клюв и заговорил:

– Так, токкэби и человек. Я пришёл в нужное место.

Кейгон испытал вот уже вторую положительную эмоцию за столь короткий период. Пихён вежливо представился:

– Меня зовут Пихён Срабл. А это Кейгон Дракха. Вы пришли по просьбе Великого Храма?

– Да.

Сказав это, лекон огляделся и, присмотрев подходящее место, прислонил своё копьё к лестнице на второй этаж. Пихёна сразу позабавило увиденное, а когда лекон сел на пол, не найдя для себя подходящий по габаритам стул, он и вовсе развеселился. Ведь даже сидя на полу, он всё ещё смотрел на них сверху. Однако, когда лекон заговорил, от веселья Пихёна не осталось и следа.

– Меня зовут Тинахан. И у меня есть парочка претензий к токкэби.

К счастью для Пихёна, Тинахан не упомянул о каком-то определённом недостатке или дурной привычке, характерных для всех токкэби, из-за которых он их недолюбливал. Он лишь пожаловался на то, что токкэби никогда не пытались приблизиться к ханыльчхи. Пихён спросил, почему же это проблема, и, получив ответ на свой вопрос, буквально вскрикнул от восторга:

– Ого! Так вы расхититель гробниц на спинах ханыльчхи! Я прав?

Тинахан, открыв крышку винной бочки, которую принёс владелец гостиницы, угрюмо произнес:

– Ну, вроде того. Если бы вы, противные токкэби, помогли нам, я бы уже давно забрался на спину к этой небесной рыбе.

– Но что мы можем сделать, если наши ездовые жуки отказываются приближаться к ним. Среди нас тоже много тех, кто хочет добраться до этих руин, но жуки абсолютно нас не слушаются! Даже самый хорошо обученный жук убегает, как мышь от кошки, когда видит эту рыбину. Разве вы не слышали об этом?

– Слышал. Я никак не мог в это поверить, поэтому решился даже на эксперимент. И жук действительно сбежал. Чёрт побери, если вы можете обучить их даже несложному языку жестов, почему же вы не можете объяснить им, что ханыльчхи смирный, а? – словно спичка, вмиг вспыхнул Тинахан.

– Если он действительно не агрессивный, откуда же тогда появилась поговорка «словно разъярённый ханыльчхи»?

– Я столько раз слышал это нелепое выражение, что даже устал от него. В жизни не видел ни одного разгневанного ханыльчхи. Это всё дурацкие выдумки. Просто какие-то идиоты, ни разу не видевшие их своими глазами, заранее наложили в штаны, а мозгов-то своих не хватает, чтобы…

– Не совсем так, – перебил его Кейгон, который до сих пор молчал и не решался вступить в столь оживлённый спор.

Тинахан и Пихён разом удивлённо посмотрели на него.

– Был один разгневанный ханыльчхи. Неизвестно, что привело его в ярость, но он стёр с лица земли целое королевство, – невозмутимо продолжил он.

– Королевство? – Тинахан слегка наклонил голову набок. – Ты про эпоху, когда миром правил король? Бред, это всего лишь старые сказки.

– Да, это старая легенда. Но такой случай точно был.

– Как ты можешь верить в этот доисторический бред? Эту легенду мог сочинить кто угодно.

– Что ж, тогда отложим этот спор до прибытия в Великий Храм Хаинса. В их библиотеке хранятся записи о том, как монахи рисковали жизнью, чтобы защитить храм от гнева ханыльчхи. К слову о Великом Храме, нужно обсудить наш план. – Кейгон почувствовал облегчение, когда Пихён и Тинахан наконец согласились сменить тему.

– Насколько я знаю, жук может выдержать двоих. А ты, Тинахан, можешь бежать со скоростью, которая не уступает жуку. Поэтому я предлагаю выспаться до завтрашнего дня и отправиться на закате. Пихён и я поедем на жуке, а Тинахан побежит следом. К утру следующего дня будем у южной границы пустыни Пунтэн. Там мы отправим жука назад, отдохнём и войдём в Киборэн.

Пихён и Тинахан были растеряны. Они ожидали хоть какого-нибудь обсуждения, а не сухой раздачи распоряжений. Конечно, Кейгон всё же скорее предлагал свой план, нежели командовал, но так как они не имели ни малейшего понятия о том, что им предстоит делать, им приходилось только молча соглашаться. Поняв, что дальше обсуждение будет продолжаться в том же духе, Пихён поднял руку, чтобы прервать Кейгона:

– Прошу прощения, что перебиваю вас, Кейгон, но я чувствую, что мы абсолютно не осведомлены о предстоящей миссии. Я вот совсем ничего не знаю о нагах, кроме того, что они извлекают свои сердца по достижении совершеннолетия, и того, что они не разговаривают как остальные расы. А о Киборэне знаю только то, что там огромное количество деревьев. Как насчет вас, Тинахан?

Лекон немного покрутил клювом и кивнул в знак согласия. Пихён снова посмотрел на Кейгона:

– Кейгон, дорогой, ну зачем же вы тратите время на это подобие обсуждения? Вы и сами прекрасно знаете, что нам нужно делать, так давайте вы просто дадите нам распоряжения, а мы будем им следовать. Вы же следопыт как-никак, верно? – вновь весело подначил Пихён.

– Но вы должны обладать всей необходимой информацией. Что, если я умру в Киборэне?

– Ну зачем вы так? Я в таком случае собираюсь просто поджечь всё вокруг и как можно быстрее бежать на север. Всё же, если вы умрёте, нас останется только двое. А двое, как известно, не могут пойти против одного, не так ли?

Кейгон вздохнул:

– Вам нужно знать ещё кое-что. Использовать свои способности в лесу – это не самая лучшая идея. Наги хорошо различают температуру и смогут заметить огонь быстрее, чем кто-либо ещё. Да, на какое-то время это может помочь отпугнуть нагов-разведчиков, но вскоре вы соберёте вокруг себя всех нагов в радиусе нескольких десятков километров. Эти фанатики никогда не простят тех, кто поджёг их драгоценные деревья. Даже копьё Тинахана будет бесполезно против сотни нагов под действием содрака.

Леконы считают поругание своего оружия куда более серьёзным, чем даже оскорбление самих себя, но, к несчастью, Тинахан не смог отреагировать на столь обидное заявление в адрес своего драгоценного копья: Кейгон использовал слишком много слов, добрую половину значения которых Тинахан так и не понял. Поэтому прежде он решил выяснить, что такое «температура», «разведчики», «фанатики» и «содрак». Пихён тоже слушал с любопытством.

Кейгон был в замешательстве.

Только теперь он осознал, сколько же времени прошло с тех пор, как северные и южные территории были разделены. Несколько сотен лет назад Великая экспансия нагов на север была остановлена лишь благодаря так называемому абсолютному пределу температуры, за которым начинались непригодные для жизни нагов территории. На этом месте была установлена Предельная граница, и мир разделился на две части. Миром нагов стал Киборэн и земли к северу от него. На юге же остался нормальный мир – незаселённые земли, пустыни, луга, леса и ледники. Бедным нагам достался лишь один-единственный тропический лес Киборэн, который покрывает чёртову половину всего мира.

Кейгону казалось, что всё это похоже на какую-то дешёвую комедию. За исключением одного человека, который ежедневно отлавливал и поедал нагов в самом ближайшем к Предельной границе городе Карабора, теперь все думали, что наги и их земля Киборэн существуют только в мифах. И если бы нагам вдруг пришлось найти кого-то, кто засвидетельствовал бы их существование, они бы должны были обратиться к тому, кто ненавидит их больше всего на свете. Монахи из Великого Храма не могли не знать об этом.

Ненависть часто играет злую шутку со своими хозяевами.

– Почему вы плачете?

Услышав встревоженный голос Пихёна, Кейгон вернулся к реальности. Когда он дотронулся до своего лица, то почувствовал, что кончики пальцев стали влажными. Тинахан ненавидел слёзы и поэтому тоже сердито смотрел на него.

– Я не знаю. – Кейгон вытер глаза.

– Вы вспомнили что-то неприятное?

Кейгон проигнорировал этот вопрос и просто продолжил:

– Слух у нагов слабый, но глаза не так просты, как кажутся. Они могут видеть температуру, и поэтому с лёгкостью замечают теплокровных существ, подобных нам, даже в самой непроглядной темноте. В связи с этим даже существует старая поговорка: «Токкэби – лучшая добыча для нагов». Как-то раз сообразительные токкэби решили обмануть глаза нагов и стали создавать огненных клонов людей и животных. Говорят, что их огонь был точь-в-точь как температура тела.

Пихён полностью забыл о слезах Кейгона. Он никогда раньше не слышал ничего подобного, даже от других токкэби.