Птица, которая пьёт слёзы. Сердце нага

– Ого, неужели это правда? Я могу обмануть нага с помощью своего огня?

– Да. Тебе представится возможность продемонстрировать нам это умение, когда мы войдём в Киборэн. Я же уже говорил тебе, кто в нашей команде чародей. Теперь коротко о том, почему я называю нагов фанатиками. Они действительно считают деревья своими друзьями. Ну, может, это и так, они ведь сажают их. Особенно им не нравится, когда их друзья горят. Бывает, что наги сами сжигают свои сокровища, но в таком случае не обходится без настоящих похорон. Ах да, это как раз вторая причина, почему наги не любят токкэби. Ваш огонь может не только обмануть их, но и сжечь драгоценные деревья.

Изумлённый Пихён всё ещё кивал головой, соглашаясь с каждым словом Кейгона.

– Наги-разведчики – это наги, которые бродят в Киборэне. В основном это женщины, которые ищут приключений, или те, кто проиграл в борьбе за власть в своём клане. В каждом городе нагов есть два, три или даже четыре разведывательных отряда. Область, за которой они наблюдают, обычно находится к югу от Предельной границы. Они следят за тем, чтобы неверующие вроде нас не вторгались на их территории. Ну и о деревьях тоже заботятся, соответственно. Лечат их или же восстанавливают леса, пострадавшие в пожарах. В большинстве случаев это становится их основным занятием, поскольку никто не заходит в Киборэн. И ещё одна важная деталь: содрак – секретный препарат нагов. Когда они приближаются к границе, из-за холода их движения резко замедляются. Но если они примут этот содрак, то на короткое время смогут двигаться так, будто находятся в самом жарком регионе Киборэна. Поэтому у разведчиков, которые бродят в окрестностях границы, всегда есть при себе немного содрака. Он красный. Поэтому, если во время битвы наг попытается проглотить красную таблетку, нам нужно будет немедленно остановить его. Это сложно, но, если у нас получится, мы лишим нагов их главного преимущества в виде непобедимых разведчиков.

Поток информации лился на Пихёна и Тинахана, словно водопад, отчего те начали даже тяжело дышать. В глазах читался лишь один вопрос: где Кейгон получил все эти сведения. Но тот никак не отреагировал и молча встал со своего места.

– Куда вы идёте?

– Надо бы разобраться с моим неожиданным приступом слёз. У вас же тоже нет идей. И ещё: не желаю, чтобы вы шли за мной.

Кейгон взял свой меч и вышел на улицу. Пихён и Тинахан остались в гостинице, непонимающе смотря друг на друга.

Пихён заметил, что за ними всё это время подглядывал хозяин гостиницы.

– Сэр? Вам есть что сказать?

Добрый тон токкэби придал владельцу гостиницы мужества, и, набравшись смелости, он побежал на кухню и вернулся оттуда уже с горшочком в руках. Хозяин гостиницы аккуратно поставил его на стол, за которым сидели Тинахан и Пихён, и быстро бросил взгляд на улицу:

– Извините, я тут случайно услышал часть вашего разговора. Вы, кажется, сегодня впервые встретились с этим человеком, я прав?

– Как пить дать прав. И что? – попытался вежливо ответить Тинахан.

– Держитесь от него подальше! Он сумасшедший!

Тут Тинахан призадумался, можно ли уже считать Кейгона своим товарищем. Потому что если да, то этого выскочку следовало бы хорошенько отметелить, чтобы он не то что ходить, даже ползать разучился. Но всё же с момента их встречи не прошло и дня, поэтому Тинахан решил немного повременить с такими громкими выводами и дать бедняге второй шанс. Владелец гостиницы, не осознавая, что чуть было не оказался на грани жизни и смерти, выжидающе посмотрел на токкэби. Тот слегка наклонил голову набок:

– Даже не знаю, что вам ответить. Он не пускал слюни, не таращил глаза и не утверждал, что хочет захватить весь мир. Почему же вы тогда так решили, сэр?

В качестве доказательства владелец гостиницы ловко ухватился за крышку горшка и резко открыл её. Пихён и Тинахан были так впечатлены решительностью его действий, что в итоге даже не смогли скрыть разочарования от увиденного.

– Хм, выглядит довольно опасно. Это же великий и ужасный холодный мясной суп, – выразил общее мнение Пихён.

Пихён и Тинахан недоуменно посмотрели на хозяина гостиницы, и тот осознал свою ошибку.

– Это не просто мясной суп, там мясо нага! – драматично закричал он.

Теперь владелец гостиницы был доволен собой. Тинахан и Пихён наконец показали реакцию, которую он так ждал. Пихён побледнел и попятился назад, а Тинахан наклонился вперёд и уставился на содержимое горшка.

– Этот человек сказал мне, что пришёл в пустыню через Киборэн, – победно продолжил хозяин гостиницы. – Естественно, я ему не поверил, но потом он показал мне то, что принёс с собой, и попросил приготовить! Чтобы он мог съесть это! Боже мой, такое вообще возможно? Я ничего не мог сделать, я ведь был невероятно напуган. Он смотрел на меня этими своими глазищами, а я никогда в жизни не видел таких глаз! Я бы показал вам больше мяса, но это всё, что осталось. Этот человек всё съел! Он просто сожрал это!

– А ты уверен, что это вообще наг? – Тинахан всё ещё сомневался в правдивости слов хозяина гостиницы. – Не какое-то там животное? А то ты, наверное, и живого-то нага никогда не видел, не то что мёртвого.

Владелец гостиницы покачал головой:

– Ну и что, что я впервые увидел его! Я сразу всё точно понял. У какого животного есть руки, покрытые чешуей? Да я чуть в обморок не упал, когда вытащил эти пальцы!

Тинахан взял палочки для еды. Пока Пихён и владелец гостиницы стояли в оцепенении, молча уставившись на него, он подошёл к горшку, взял кусок мяса и стал внимательно разглядывать. Затем он положил его на стол и продолжил рассматривать уже там. Пихён решил присоединиться и, как только увидел, что к куску мяса что-то прилипло, тотчас согнулся пополам и прямо на месте извергнул всё содержимое своего желудка. Не было никаких сомнений, в куске мяса торчал ноготь с остатками чешуи. Плоский ноготь, которого не могло быть у животного.

Кейгон сидел на краю обрыва и всматривался в мутное ночное небо. Сквозь него едва заметно мерцали звёзды, а луна была бледной, словно рыбье брюхо. Казалось, что ночное небо пустыни было даже немного обижено на свет за то, что на его фоне оно выглядело таким грязным. Губы Кейгона тронула лёгкая улыбка. При тусклом свете звёзд и луны пустыня, погружалась в непроглядную темноту.

Вдруг перед его глазами, которые смотрели на небо, похожее на мутную канализационную воду, появилась огромная рука.

Нахмурившись, мужчина присмотрелся к ней. На огромной ладони лежал маленький кусочек мяса. Тот самый, с ногтём.

– Чёрт возьми, всё-таки это была не обезьяна! Конечно, у какой обезьяны есть чешуя! В горшке и правда был наг! – Эмоции Пихёна били через край.

Кейгон медленно повернул голову, сначала посмотрел на лицо Тинахана, уставившегося на него с высоты своего огромного роста, а затем на лицо Пихёна, которое было значительно ближе, и снова отвернулся.

– Если вам есть что сказать, я бы предпочёл, чтобы вы сидели. Слишком высоко для меня, – спокойно проговорил он.

Лекон и токкэби послушно сели рядом, но их головы всё равно были на уровень выше. Тинахан безучастно посмотрел на кусок мяса, а затем выбросил его в пустыню и проговорил:

– Так что, будут объяснения?

– Это был кусок тела одного из нагов-разведчиков, которого я встретил по пути в эту гостиницу, – всё ещё спокойным тоном начал объяснять Кейгон. – Он бы регенерировался, если бы я просто оставил его там, поэтому я разрезал тело на куски и взял несколько важных частей. Одной из них, вероятно, была рука.

– Они так хорошо регенерируют? – стараясь не повышать голос, спросил Тинахан.

– Однажды я видел нага, который отрастил себе новую голову, – ответил Кейгон.

У Тинахана поднялся гребень.

– Го… голову? – начал заикаться он.

– Да. Тогда я слишком устал после нашей схватки, да и к тому же не мог тратить больше времени, поэтому решил забрать с собой только голову, а остальное оставил в лесу. Через два года я снова встретил этого нага. Он был очень рад нашей встрече. Вероятно, искал меня всё это время.

– Чёрт побери… и что было дальше? – с неподдельным интересом спросил Тинахан.

Кейгон на мгновение повернул голову к лекону и затем снова устремил свой взгляд в темноту.

– Я не думаю, что когда-нибудь снова увижу его.

Тинахан решил, что не будет уточнять, чем всё же закончилась та встреча. Вместо этого он задал другой вопрос:

– Значит, в течение как минимум двух лет ты продолжаешь заниматься этой ерундой?

– Я занимаюсь этим гораздо дольше, – ответил Кейгон.

– Ты нападаешь на нагов, варишь их конечности, а потом ешь?

– Иногда жарю. А что вы, собственно, привязались ко мне?

– Не понял? – пробасил Тинахан.

– Скажите прямо, чего вы от меня хотите. Вы пытаетесь меня обвинить? Или, может, вы тоже хотите попробовать мясо нага и ищите совета? – Кейгон выразительно посмотрел на Тинахана: – Только если это не так, не кажется ли вам, что вы суёте нос не в своё дело?

Тинахан смутился. Он действительно не понимал, зачем пристал к Кейгону с расспросами.

– Да, я вот обвиняю! Обвиняю, обвиняю и ещё раз обвиняю! Вы поняли меня? – неожиданно для всех воскликнул Пихён.

Кейгон оглянулся на Пихёна. Тот кричал, размахивая кулаком в воздухе:

– Наги такие же живые существа, как и вы! Как человек может есть себе подобных? Есть у вас хоть какое-то оправдание своим действиям? – уже немного успокоившись, проговорил он.

– Да оно мне и не нужно, – безразличным тоном ответил следопыт.

Пихён растерялся и, будто не зная, куда деть руки, немного помедлив, проговорил:

– Значит, вы признаёте всю безнравственность и аморальность своего поступка? Окончательно и бесповоротно?

– Если тебе так хочется, я признаю. Для меня это не имеет большого значения.

– Что? Что вы имеете в виду?

– Проще говоря, мне всё равно, что вы думаете обо мне. Хотите меня оскорбить – оскорбляйте, хотите проклинать – проклинайте сколько угодно. Мне всё равно.

– Нет, я хочу от вас совсем не этого! Просто признайте, что то, что вы делаете, – неправильно, и перестаньте это делать! Это всё, чего я хочу. Вы меня понимаете?

– Да.

– В таком случае вы признаёте свою ошибку и обещаете больше так не делать?

– Ничего я не признаю и прекращать ничего не обещаю.

– Может, тогда вы попробуете объяснить мне? – в растерянности проговорил Пихён. – Давайте! Почему вы так поступаете?

– Не буду я ничего объяснять.

Пихёну казалось, что он разговаривает с деревом. Кейгон не выглядел злодеем, и это вызывало ещё большее негодование. Он не смеялся как сумасшедший, да и взгляд его не выглядел безумным. Наоборот, он всегда говорил тихо и по делу, и даже его речь не казалась слишком уж грубой. Когда Пихён почувствовал, что вот-вот закричит от бессилия, Кейгон снова заговорил:

– Я сожалею, если моё поведение доставляет вам неудобство, но в качестве решения могу предложить только одно: Пихён, ты тоже можешь воспользоваться правом, которым обладают все наги по отношению ко мне.

– Правом? Каким ещё правом?

– Ты можешь тоже попытаться убить меня.

Пихёну стало не по себе от услышанного. Кейгон медленно встал и посмотрел прямо ему в глаза:

– Это единственный способ остановить того, кто ест «таких же живых существ». – Его голос был абсолютно спокойным. – Попробуйте убить меня. Однако в таком случае за последствия я не отвечаю.

– Значит ли это, что вы убьёте меня, как нага, если я попытаюсь вас остановить?

– Если понадобится.

Пихён резко вскочил со своего места. Он посмотрел на Кейгона сверху вниз и закричал:

– Так вы же сами не хотите умирать! И наги тоже этого не хотят. Они не хотят умирать. Почему вы делаете с другими то, чего сами боитесь?

– Именно потому и делаю.

– Что?

Тут Пихён заметил, что рука Кейгона медленно движется. Проследив за ней взглядом, он увидел меч с двойным лезвием. Кейгон всё это время держал его в руках, искусно скрывая от глаз Пихёна. Удивительно, как у него вообще получилось хоть куда-то спрятать оружие таких размеров. Кейгон медленно поднял свой меч и повесил его на крюк за спиной.

– Я убиваю их потому, что они не хотят умирать. – Повторив свои слова, он направился обратно к гостинице.

* * *

Несмотря на то что у нагов есть не так много видов искусства, которые могли бы позаимствовать другие расы, это не означает, что их нет совсем. Из-за своего необычного зрения и слабого слуха в культуре нагов отсутствуют изобразительное искусство и музыка. Зато у них есть тело, которое может очень хорошо двигаться. И поэтому наги могут танцевать.

Люди танцуют, чтобы получить удовольствие от движений своего тела. В этом наги не сильно отличаются от них. Разница лишь в восприятии самого танца. Для танцоров других рас главным является техника движения и ритм танца, в то время как для нагов уровень мастерства определяется тем, насколько искусно танцовщица создаёт потоки воздуха вокруг себя.

Во время танца наги держат в руках что-то вроде танцевальной палочки, представляющей собой железный прут с деревянным основанием. Как бы смешно это ни звучало, но со стороны может показаться, что наги танцуют с паяльником в руках. Традиционный танцевальный реквизит специально нагревается в жаровне перед выступлением, что в определённой степени и делает его похожим на небезызвестный инструмент.

Иногда нагини-танцовщицы используют факелы вместо танцевальных палочек, но они считаются менее эффектными, так как температура факела слишком высокая. Для исполнения танца больше подходят нагретые на концах танцевальные палочки, которые светятся в руках, словно два сияющих луча. Танцовщица с их помощью будто играет с воздухом, заставляя его дрожать и кружиться. Только наги могут видеть этот прекрасный карнавал света, который поистине нельзя передать словами.

Все женщины и мужчины клана Фэй были заворожены блестящими движениями Само.

Движениями, которые представляли собой изящные шаги, наклоны, прыжки и повороты. Яркие потоки воздуха танцевали вместе с Само. В моменты, когда она на мгновение замирала в танце, она снова становилась собой, но затем через пару мгновений вновь превращалась в существо из света. Все собравшиеся не могли отвести взгляд от столь прекрасного зрелища.

Вскоре танец закончился.

Мужчины опустили руки в чашу с водой, которая стояла перед ними, и стали разбрызгивать её на поверхность жаровни. Поскольку танцевала именно Само, женщины из её клана также не стеснялись выражать своё искреннее восхищение. Само слегка поклонилась, положила танцевальную палочку в жаровню и направилась к выходу. Остальные нагини в зале не были рады успеху Само и поэтому показательно остались на своих местах, а вот двое молодых нагов одновременно вскочили со своих мест и неловко уставились друг на друга. Пока они думали, как одновременно выразить нагине своё почтение и восхищение, та уже успела покинуть круг зрителей.

Само проходила мимо колонны, как вдруг из-за неё сначала появилась рука, протягивающая стакан воды, а спустя несколько мгновений и сама фигура Рюна. Танцовщица смутилась и неловко взяла стакан в руки.

«Отличный танец. Жаровня холодная».

Само улыбнулась. Поверхность жаровни быстро остыла, поскольку зрители всё ещё с восторгом продолжали разбрызгивать воду. При попадании капель холодной воды на раскалённую поверхность происходит изменение температуры и одновременно с этим резкое движение воздуха, что выглядит для нагов более впечатляюще, чем даже сияние кометы. Именно поэтому выражение «холодная жаровня» используется в качестве наивысшей похвалы мастерства выступающего.

Само выпила воду и вернула стакан Рюну:

«Я не видела, чтобы ты разбрызгивал воду».

«Я не хотел выходить. Устал от их шуток по поводу предстоящей Церемонии Извлечения. Да и слова поддержки уже тоже больше не нужны. Я понимаю, что они просто хотят приободрить меня, но всё же».

«Вместо этого я аплодировал. Вы слышали меня?» – опустив глаза, проговорил Рюн.

«Что ты делал? Аплодировал?» – Само слегка наклонила голову набок.

«У неверующих очень хороший слух, поэтому, когда они хотят кого-то похвалить, хлопают в ладоши в знак своего восхищения».

Рюн захлопал в ладоши ещё раз. Само сосредоточилась на своём слухе и услышала слабый звук, исходящий от рук брата.

«Странно, я не понимаю, почему это означает похвалу. Кто тебя научил такому? Хварит?» – издав короткий смешок, проговорила Само.

«Нет. Это был другой человек».

«Другой?»

«Да».

«Вот как».

Само поняла, кого Рюн имел в виду. Даже для нагов молчание выражает согласие, поэтому Само и Рюн закрыли свои разумы и некоторое время просто смотрели друг на друга. В конце концов Рюн первый отвёл взгляд и смущённо продолжил:

«Не хотите пройтись?»

Само молча пошла вперёд. Они открыли дверь и вышли из зала в коридор с колоннами, в конце которого виднелся сад. Когда Само оказалась уже на середине сада, Рюн понял, что они направляются в беседку.

Каменные стулья были нагреты солнцем, отчего на них было очень приятно сидеть. Само первая села на стул и обратилась к спутнику:

«Садись, Рюн».

В это время он уже нагнулся, чтобы сесть, но затем замер в неловкой позе и посмотрел на Само. Та весело рассмеялась, на что Рюн смущённо улыбнулся и тоже сел напротив.

«Ты настолько вежливый, что садишься только после разрешения женщины», – решила немного подразнить его Само.

«Само, я был непозволительно груб с вами вчера».

«Ох, а ты и вправду очень вежливый. Такое официальное извинение вгоняет меня в краску», – снова с улыбкой произнесла она.

Рюн не знал, что делать.

«Я выглядела слишком жалкой вчера, да? Прости. Ты казался таким растерянным. Я тоже не думала, что умею так плакать», – мягко проговорила Само.

«Не берите в голову».

«Значит, тебя всё-таки это беспокоило».

Рюн снова не знал, как ему реагировать на услышанное.

«Возможно, я прошу слишком многого, – Само слегка откинулась назад и посмотрела на небо, – но постарайся больше не думать об этом».

Рюн сидел, молча уставившись на каменный стол. Само опустила взгляд, а затем снова посмотрела на Рюна:

«Даже если ты не можешь быть моим ребёнком, мы же всё ещё можем стать друзьями, верно? Это всё, чего я хочу. Будем писать друг другу письма, наполненные пустой болтовнёй, а раз в несколько лет, когда ты будешь неподалеку от Хатенграджа, будем встречаться и разговаривать. Изредка я могла бы даже отправляться в путешествие, чтобы встретиться с тобой. Ты же не против?»

«Само, я …»

Рюн прервал свою мысль, так и не закончив её. Спустя мгновение Само сказала:

«Не волнуйся, я не обманываю себя, пытаясь найти замену. И если что-то в моём поведении заставило тебя думать иначе, я исправлю это. С этого момента давай считать, что ты – мой самый близкий друг. Рюн, пойми, мне нужен друг, а не ребёнок».

Рюн недоумённо покачал головой:

«Но у вас ведь и так полно друзей».

«В этом мире хорошие друзья – это как хорошие шутки или слова благодарности: чем их больше, тем лучше».

Рюн никак не мог понять, почему такая женщина, как Само Фэй, которую любит вся её семья, держалась за друга вроде него. Почему она просила именно Рюна не прерывать с ней связь.

Внезапно Рюн осознал, как сильно он любит Само. Лишиться своего сердца означало бы не только потерять имя Фэй, но и связь с Само. Их отношения больше ничего бы не значили: он бы уже не был ни её братом, ни мужчиной, с которым она могла бы переспать. И когда Рюн решил, что их отношения должны исчезнуть, Само вновь соединила их нитью под названием дружба. И это после того, как он причинил ей столько боли и даже довёл до слёз.

Рюн кивнул в знак согласия, и на лице Само наконец расцвела широкая улыбка:

«Спасибо тебе. Ты не хотел бы вернуться и потанцевать?»

«Я ещё немного побуду тут».

«Хорошо».

Само встала со своего места и, прежде чем развернуться, провела рукой по каменному столу, а затем аккуратно погладила Рюна по руке.

«Спасибо тебе», – произнесла она слова, которые так сильно хотел ей сказать Рюн.

Он так ничего и не смог ответить и просто позволил Само уйти.

Рюн ещё долго сидел один и вспоминал различные моменты из прошлого, связанные с Само. Он пытался заново переосмыслить их и понять, где ещё он мог совершить ошибку, как вдруг что-то отвлекло его внимание.

Вдалеке виднелась Башня Сердца.

Строение высотой более двухсот метров можно было увидеть невооружённым глазом из любой точки города. И сейчас, смотря на это поразительное сооружение, Рюн удивлялся самому себе. В последнее время при одном только взгляде на Башню его охватывало чувство ненависти, однако сейчас он не чувствовал ничего, кроме пустоты. Почему же?

Ответ был прост: до этого момента Башня была для Рюна тем местом, где у него должны были отнять сердце и тем самым положить конец его отношениям с Само. Теперь же у них появилась новая связь, которую он не позволит так просто разрушить.

Рюн закрыл лицо руками и заплакал. От гнева не осталось и следа, и теперь в его сердце вновь поселилось липкое чувство страха, заставляя с новой силой дрожать все чешуйки на его теле. Рюн был действительно благодарен Само за этот разговор, но вместе с облегчением наступило осознание того, что именно на ненависти и строились последние одиннадцать лет его жизни. Прежде у него была весомая причина ненавидеть Башню Сердца. Теперь же Рюну ничего не оставалось, кроме как вытирать серебристые слёзы с глаз. Прошло уже столько лет, но какая-то часть Рюна всё ещё была привязана к тому одиннадцатилетнему мальчику.

Ровно одиннадцать лет назад в Башне Сердца трагически прервалась жизнь одного нага. С тех пор облик истекающего кровью мужчины стал постоянным кошмаром Рюна.

Нага по имени Ёсби́.

Отца Рюна.

Настал тот день, когда звезда Шана скрылась за луной. Хварит впал в отчаяние.

Кару и Свачи так и не смогли найти никаких убедительных доказательств того, что Виас хотела отравить Хварита. Хотя, даже если бы Виас разложила перед ними дюжину бутылочек с ядом, Кару и Свачи ни за что бы не поняли этого, если бы на них не было написано «яд». В этом плане они молодцы – не стали лукавить и сразу признались Хвариту в своей несостоятельности в качестве шпионов. Однако Кару всё же сделал весьма ценное замечание, подытожив, что Виас ни за что не пойдёт на столь рискованный поступок, так как она стремится стать главой клана:

«Если кто-то умрёт во время Церемонии Извлечения, это повлечёт за собой серьёзный скандал, Хварит. Даже если это будет обычный мужчина, а не нагиня. Начнётся расследование, а поскольку Виас искусный алхимик, она будет первой в числе подозреваемых. Такие, как она, ни за что не стали бы подвергать себя такому риску. Ненависть к тебе уж точно того не стоит. Так что с точки зрения логики у неё нет причин убивать тебя. У Виас же есть логика, верно?» – картинно призадумался он.

Конечно же, Виас не была ею обделена. Кто ещё мог бы быть более рациональным и расчётливым, чем Виас, которая прекрасно контролировала себя после 12 лет неудачных попыток завести ребёнка? Обдумав всё ещё раз, Хварит решил согласиться с мнением Кару и не отменять прохождение ритуала. Но до тех пор, пока он не надел чистую одежду, преподнесённую кланом в качестве последнего подарка, он не почувствовует радости от предвкушения церемонии.

Клан Макероу подготовил подарки в соответствии со своим статусом: чистая одежда на несколько дней, гора золота и острый кинжал. Хварит горько усмехнулся, увидев в подарке ещё и пару танцевальных палочек. В данном случае было трудно сказать, являлось ли это тоже проявлением заботы, ведь у Хварита не было никакой склонности к танцам. Скорее, это было лишь демонстрацией того, насколько безупречными были приготовления клана к церемонии.

Хварит сложил все подарки в небольшой рюкзак, также подготовленный кланом, и вышел из комнаты, чтобы по очереди попрощаться с женщинами семьи.

Дюсэна и Сомеро, как всегда, продемонстрировали превосходные манеры и дали ему несколько напутствий – уважать старших, всегда быть вежливым и тому подобное, но с несколько напускным чувством сожаления. Хварит в свою очередь выразил благодарность за то, что его воспитывали в течение 22 лет, и в ответ на их напутствия сказал, что никогда не забудет проявленную к нему благосклонность. Разумеется, этот обмен любезностями был совершенно бессмысленным: когда Хварит закроет за собой дверь, между ним и кланом не останется ничего общего.

А вот Кариндоль весьма удивила его. По пути к ней он ожидал услышать что-то вроде запугиваний, поэтому почти упал в обморок, когда та неожиданно обняла его.

«Когда ты уйдёшь, я останусь совершенно одна».

Хварит отчасти понимал её чувства. Они с Кариндоль были единственными родными детьми Дюсэны. И, несмотря на это, следующей главой клана всё равно должна была стать Сомеро. Конечно, она хорошо подходила на эту роль, но было ясно, что в таком случае Кариндоль придётся, мягко говоря, несладко. Хварит мужчина, он в любом случае не смог бы помочь своей сестре, но, увидев сейчас, что тот уходит навсегда, Кариндоль, похоже, решила в последний раз поддаться эмоциональному порыву. Немного помедлив, Хварит произнёс: