
Полная версия
Предтечи будущих побед
– Ну да, ну да, – покивал головой диктатор, соглашаясь с суждениями Петра. – Да вот хоть и у нас тут посидеть. В нашей столовой. Милое дело.
– А маму с Юлей будем приглашать? – вдруг резко оробела Настя, по-собачьи заглядывая отцу в глаза.
Афанасьев недовольный тем, что их семейный разлад невольно стал достоянием постороннего человека, подергал носом, как всегда делал в затруднительных обстоятельствах. Хотя, если вдуматься, то какой он теперь посторонний? Он теперь полноправный член их невеликой семьи, а значит, никаких табу по этому поводу не должно быть. Поглядел на Вальронда и тот сделал понимающее лицо, давая понять, что находится в курсе событий. Нужно было что-то отвечать, поэтому, выдержав недолгую паузу, он произнес глуховатым голосом, не поднимая глаз на собеседников:
– Это твоя свадьба Анастасия, поэтому ты вправе приглашать кого угодно. Впрочем, я считаю, что приглашение матери и сестре необходимо послать, а уж как они это воспримут, пусть будет их сугубо личным делом. Кстати, вы с Костей-то говорили по поводу развития ваших отношений?
– Он был в курсе наших отношений еще до того, как об этом узнал ты сам, – ответила Настя, тоже не поднимая глаз.
– Вот даже как? И какова была его реакция? – удивился отец процессам, протекавшим мимо его внимания.
– Отца своего он не знал, вернее не помнит его, ведь Леонид ушел, когда ему едва исполнился год, поэтому эта новость не всколыхнула его сыновних чувств к бывшему отцу. Мальчик – продукт своей эпохи, и вследствие этого у него достаточно свободные взгляды на институт семьи, – витиевато пояснила дочь настрой сына.
– А как у него складываются отношения с тобой Петр? – спросил Афанасьев жениха. – А то я с этой работой совсем отстал от внутрисемейных новостей, – пояснил он свой вопрос.
– Нормально складываются, – лаконично ответил он, пожимая плечами, но чувствуя, что краткий ответ не совсем удовлетворит вопрошающего, добавил, – очень даже неплохо. Мы с ним беседовали несколько раз, правда, на отвлеченные темы, но все равно я не почувствовал никакой скрытой неприязни в мой адрес. Готовясь поступать в вуз, он даже как-то пару раз брал у меня консультации по английскому языку.
– Ты хорошо владеешь английским? – с неподдельным интересом вопросил Афанасьев.
– В нашей семье из поколения в поколение существует традиция хорошего знания языка прародины, – уклончиво удовлетворил любопытство тестя Петр.
– И каков уровень твоих познаний, если не секрет? – не унимался Валерий Васильевич к вящему недоумению со стороны дочери.
– Профессиональный, – скромно потупился Вальронд.
– Отлично! – обрадовался Афанасьев. А затем, наблюдая удивление со стороны Насти и Петра, пояснил. – Тут за мной переводчика закрепили недавно молодого. Видать, только что выпустили из вуза. Хоть парнишка и старается, а я-то нутром чую, что сглаживает углы, не точно переводя сказанное. Сам-то хоть маленько и балакаю по-аглицки, во всяком случае, кое-как могу объясниться со своим пиндосовским коллегой – Милли на сугубо военную тематику, а все же профессионализма не хватает, да и практики то подходящей не было. Так что, буду привлекать тебя время от времени. Не возражаешь?
– Помогу, чем смогу, – развел тот руками, опять заливаясь краской смущения.
– Тогда предлагаю выпить по этому поводу, а то вино прокиснет, – пошутил Валерий Васильевич, поднимая стопку.
Чокнулись, но вставать не стали. Выпили. На этот раз Афанасьев ухватил из розетки кузнецовского фарфора ломтик лимона и с удовольствием, почти не морщась, зажевал его, покряхтывая и жмурясь от явного удовольствия. Его примеру последовал и Вальронд. Настя же вцепившись зубками в мягкую и спелую грушу, откусывала от нее крупные куски, хрумкая с аппетитом.
– Хороша, зараза, – произнес Афанасьев, заканчивая жевать лимон. – Давай, Петруша, разливай остатнее, а то не хорошо так-то оставлять начатое дело, – подмигнул он зятю, изрядно повеселевшим глазом.
Петр Михайлович, не стряпая излишне, подчинился Верховному командованию, разливая почти до краев последнее содержимое экзотической бутылки.
– Ой, пап, не многовато ли будет? Ведь уже по третьей пьем, – вдруг забеспокоилась дочка, с немым укором оглядывая своих мужчин.
– Я свою норму знаю, – важно ответил диктатор совершенно трезвым голосом. – И не то, и не столько пили в свое время.
– Так это когда было-то? – попробовала она урезонить не в меру разошедшегося по ее мнению отца.
– Ша, дочка. Помолчи чуток. Дай отцу в кои-то веки расслабиться, – оборвал он ее, игнорируя робкие протесты. – Мужем командуй, если он тебе позволит, а меня уже поздно перевоспитывать.
– Ладно. Всё. Молчу, – махнула она рукой, не желая вступать в дальнейшие пререкания.
Вальронд на этот диалог только молча крутил головой, не зная, на чью сторону становиться, но по размышлении все же решил воздержаться от высказываний.
– Так, – взял в руку очередную стопку Афанасьев, – почти все вопросы решили за исключением одного.
– Какого!? – вскинулась Настя, гадая, куда на этот раз повернет беседа.
– Какого-какого!? – передразнил ее отец. – А вот такого. Где вы, молодежь, обитать собираетесь?
– Мы уже думали об этом, – сразу нашелся Петр Михайлович.
– И что же вы надумали?
– У меня в Басманном районе полнометражная однушка после развода и размена осталась и еще от деда с бабкой в Марьиной Роще двухкомнатная «брежневка» стоит закрытая, вот уже несколько лет. Можно будет их объединить и получится неплохой вариант с трехкомнатной квартирой, а если немного доплатить, деньги есть, то можно подобрать что-нибудь даже поближе к центру, – со знанием дела начал говорить Вальронд. Настя с явным одобрением кивала головой. Сразу было видно, что они уже обговаривали этот вопрос.
– Съезжать, значит, собираешься? – сразу поскучнел Афанасьев, глядя на Настю.
– Пап, а разве не ты говорил, что жена должна всюду следовать за своим мужем?
– Я говорил?
– Да, когда мама не хотела ехать вместе с тобой в Благовещенск.
– Гмм, – промычал он, не находясь с ответом, но думал недолго. – Это когда было-то? Да и выбора тогда особого не было. А сейчас и выбор имеется и возможности.
– Ну, что ты такое говоришь, пап?
– А что такого я говорю? – не понял отец. – По-моему вполне разумные вещи. А с Костей как быть, вы подумали? Его тоже, стало быть, с собой заберете? – ухватился Афанасьев, как ему показалось за удачный повод изменить не им принятое решение.
– Пап, не забывай, что он сейчас поступит в училище и будет находиться на казарменном положении пять лет.
– Вот именно. И куда он будет приходить в увольнительные? В совершенно чужую для него квартиру? Так что ли? – начал было закипать Афанасьев.
– Ну, что ты, в самом деле, так разнервничался? – заметила Настя трясущиеся от обиды губы отца. – Он уже взрослый и вполне самостоятельный человек. У него, между прочим, и девушка уже имеется. Почти год встречаются. Поэтому ему виднее, куда и как приходить в увольнительные.
– Как это, девушка?! – опять изумился Афанасьев своему незнанию, а вернее отстраненности от семейной жизни.
– Вот так. Парню-то уже семнадцать! – решила закрепить успех в споре дочурка-негодница. – Не успеешь оглянуться, как и он женится.
– Значит, все-таки, оставляете меня одного? – с обреченностью в голосе произнес он, опрокидывая в рот последнюю порцию хереса, не дожидаясь остальных.
– Вот опять ты завел заупокойную! – всплеснула руками Настя. – Никто никого не оставляет. Во-первых, удастся или не удастся объединить квартиры, это еще бабушка надвое сказала. Во-вторых, даже если это и случится, то нескоро. В-третьих, мы же не на Марс улетаем с билетом в один конец! А с твоей работой, я тебя и так вижу больше по телевизору, чем наяву. Вон, ты даже и сам не знаешь, что в доме у тебя происходит. А в-четвертых, – продолжала она, словно вбивая аргументы гвоздями, – мы всегда можем собираться вместе на выходные. Правда, Петя?
– Конечно-конечно, – быстро закивал Вальронд, полностью соглашаясь с мнением невесты и не зная, куда девать свою наполненную до краев стопку: ставить на стол уже нельзя, ибо запрещают правила этикета, а пить в одиночестве, вроде, как и неприлично.
– Так что, если не возражаешь, то мы пока поживем здесь, – закончила она на торжествующей ноте.
– Разумеется, не возражаю! – сразу повеселел Валерий Васильевич. – Какие могут быть вопросы?!
– Вот и договорились, – как бы подвела черту под непростым разговором Настя. Затем, видя затруднения Петра, чокнулась с ним и залпом, по-гусарски опорожнила содержимое своей рюмки. Вальронд поспешил сделать тоже самое. – Кстати, пап, а почему бы тебе и самому не познакомиться с какой-нибудь хорошей и скромной женщиной? Ты ведь не такой уж старый и выглядишь для своих лет вполне еще приличненько.
Настя даже и не подозревала по своей наивности, какой пожар в душе отца развела парой вскользь брошенных слов. Желая как-то приободрить отца, она невольно убрала последние тормоза, удерживающие этого далеко немолодого человека от решительного поступка, который он собирался совершить, но втайне страшился реакции близких ему людей на появление в их доме постороннего человека. Скосив глаза к переносице, Афанасьев в волнении потер ладонями щеки и, переводя слова дочери в шутку выдал:
– А что?! Я еще ого-го, какой прыткий! Тем более, если меня прислонить к теплой батарее!
Эта фраза вызвала всеобщий смех. Смеялся от души и сам Афанасьев. Однако Настя, которая из всех домочадцев знала и понимала отца лучше всех остальных, заметила, как серьезны были глаза ее отца в минуту общего веселья. На их громкий смех из своей комнаты вылез, потирая заспанные глаза Костя. После того, как младший отпрыск привел себя в порядок и наскоро проглотил, приготовленные матерью бутерброды, общесемейный разговор продолжился в его присутствии.
Глава 37
I.
3 августа 2020г., г. Москва, Национальный Центр обороны.
Понедельник, как всегда, выдался напряженным. Сначала чиновники из аппарата Высшего Военного Совета подвалили кучу документов, требующих немедленного согласования и перенаправления в нижестоящие инстанции. И Афанасьеву, следовавшему своей укоренившейся привычке вчитываться в каждую бумаженцию пришлось, напялив очки и тихонько матерясь под нос, корпеть над этими произведениями современной бюрократии. Затем возникла необходимость поприсутствовать на расширенном заседании Совмина, которое было посвящено мерам по выполнению срочного плана импортозамещения особо важной продукции. И на том заседании выслушивать на протяжении почти трех часов взаимные кляузы министров и руководителей департаментов. Хитрец Юрьев, нарочно затащил его в это болото, чтобы не самому стукнуть кулаком по столу в конце заседания, а чтобы эту процедуру провел сам Верховный. Так и получилось. Доведенный до белого каления нескончаемыми препирательствами и взаимными ябедами, он в ультимативной форме потребовал от министров выполнения всех принятых на себя обязательств в оговоренные ранее сроки, пригрозив им в случае невыполнения персональными планами по лесозаготовкам в районе Колымы. Когда, разругавшиеся в пух и прах, но все же напуганные министры покинули зал совещаний, Афанасьев, не скрывая досады, обратился к премьер-министру:
– Не пойму, Борис Иваныч, на кой ляд ты пригласил меня в этот серпентарий? Ты и без меня мог прекрасно стукнуть по столу кулаком и пригрозить им всеми небесными карами. Они ведь тебя, после того первого заседания, боятся больше чем меня.
– Что, правда, то, правда, – хихикнул премьер, он же Министр обороны.
– Ну и к чему тогда весь этот спектакль с нервотрепкой? – не понял его Афанасьев. – Что ты им хотел этим доказать?
– Это, как вы изволили выразиться, спектакль был не для них, а для вас.
– То есть? – опять не понял Верховный.
– А то и есть. Я просто хотел, чтобы вы воочию убедились в неэффективности такого громоздкого института власти, как Совет Министров. Тем более неэффективного в период военного времени.
– Военного? – приподнял бровь Афанасьев. – Я, признаться, думал, что у нас режим чрезвычайного положения.
– Военного-военного, не сомневайтесь! Третья Мировая война уже идет седьмой год. А то, что миллионные армии не перекатываются по евро-азиатским полям туда-сюда, это ничего не значит. Современные войны ведутся совсем в иных пространствах и совсем иными методами, что, конечно же, не делает их менее кровавыми. Они ведутся в социально-экономической, военно-политической и информационной сферах. Целью же этих войн является глобальный передел сфер влияния за остатки извлекаемых планетарных ресурсов, за логистические цепочки изготовления и доставки продукции, и в конечном итоге за контроль над массовым сознанием населения. И это только первый этап Мировой войны. Он сейчас еще в самом начальном периоде, но уже не за горами маячит второй этап, который будет гораздо страшнее.
– Вы меня пугаете своими пророчествами, Борис Иваныч! – передернул плечами диктатор. – И что, по-вашему, мнению будет представлять собой второй этап Мировой войны?
– Я не пророк. Не нужно быть семи пядей во лбу для понимания, что вторым этапом станет борьба за общедоступные ресурсы – пища, воздух и вода. И страны, пока еще обладающие этими ресурсами, в первую очередь будут подвергнуты опасности вражеского нападения.
– Следуя вашей логике, наибольшая опасность нависает над США, Канадой, Бразилией и нами?
– В общем, да. Только внесу некоторые поправки в ваше верное предположение. Южноамериканский материк весьма самодостаточен в этом плане. Бразилия вкупе с Аргентиной смогут без проблем обеспечить себя всем необходимым. К тому же эти страны имеют подавляющий перевес в военном плане по сравнению со своими более мелкими соседями. А наличие двух океанов, отделяющих их от мест, предназначенных для разворачивания основных катаклизмов, вообще нивелирует, какую бы то ни было опасность военных столкновений. То же самое относится и к США с Канадой. У них положение еще выгоднее, потому что кроме Мексики на их континенте никого из посторонних нет.
– Следовательно, театром для будущих военных конфликтов будет среднерусская равнина?
–И Сибирь, с почти нетронутыми ее богатствами, – закончил мысль Верховного Юрьев.
– Удручающая перспектива, – задумчиво произнес Афанасьев.
– Вот именно, – поддакнул Борис Иванович, а затем продолжил мысль. – И чтобы опять не оказаться в положении 22 июня, нужно срочно, уже вчера перестраивать как экономику, так и государственное управление на военные рельсы. «Все для фронта – все для победы!» – именно этот лозунг должен сейчас превалировать над всеми остальными.
– Не вызовет ли это недовольство в народных массах? – засомневался Валерий Васильевич, не слишком любивший радикальные новации.
– Не вызовет, – уверил его Юрьев. – Надо только правильно обозначить цели и задачи, а также справедливо распределить между классами тяготы мобилизации. Наш народ готов к любым лишениям, если будет знать, что вместе с ним эти лишения претерпевает и власть.
– С этим тезисом, я, пожалуй, соглашусь, – кивнул Афанасьев, а потом неожиданно спросил. – Как вы считаете, откуда будет по нам нанесен первый удар и когда?
– Откуда он будет нанесен, могу сказать почти со стопроцентной точностью. Украина. Уже сейчас дни и ночи через Львов и Ужгород следуют составы с иностранным вооружением. И это не завалявшийся хлам, оставшийся со времен Союза. А самые современные образцы вооружений. Не мне вам об этом говорить, сами знаете все прекрасно. А вот когда все начнется – уверенно не скажу. Знаю только, что не позднее 23-го года.
– Ага, – старым вороном откликнулся на эти слова Афанасьев. – Это, стало быть, чтобы клика Зеленского под шумок военного положения отменила выборы президента?
– Абсолютно верное замечание.
– Значит, вы даете нам отсрочку Апокалипсиса на два года? – задумался диктатор, переступая с пяток на носки.
– Отсрочку, которую надо использовать по максимуму, – подтвердил Юрьев.
– Так что вы предлагаете в качестве оптимизации работы возглавляемого вами правительства?– вернулся к прежней теме разговора Валерий Васильевич.
– Я предлагаю его распустить, – как обухом ударил премьер-министр.
– Не понял, – округлил глаза Афанасьев.
– Да-да, распустить! А вместо правительства сформировать, уже известный нам по истории, Государственный Комитет Обороны45. Если хотите, то под вашим руководством. Если все еще доверяете мне, то под моим руководством. В условиях тотальной блокады, набирающей обороты и ведения войны против нас почти на всех фронтах и почти всеми доступными им методами, перестройка экономики на военные рельсы позволит нам если не выиграть эту необъявленную войну, то уж во всяком случае, поможет сдержать натиск.
– Но ведь это будет означать замораживание почти всех социальных программ, временной приостановкой деятельности некоторых ведомств, а главное – сокращение производства большинства предметов повседневного быта, – сразу сообразил Глава государства.
– Увы, – вздохнул Юрьев. – Мне, как человеку сугубо гражданскому очень нелегко предлагать такие мобилизационные меры. Я, когда соглашался занять предлагаемый вами пост премьера, рассчитывал обойтись без таких крайних мер. Теперь же, после месяца работы, войдя в курс дела, с прискорбием должен констатировать, что не вижу иного выхода из сложившейся ситуации.
– Я никогда не считал вас паникером и пустозвоном, поэтому ваши слова звучат для меня особенно тревожно. Честно говоря, я даже не знаю, что сказать людям, как им объяснить падение их уровня жизни, который и так-то был невысоким, – пригорюнился Афанасьев.
– Главное – говорить правду и ничего не скрывать от народа. И тогда, я уверен в этом, народ поймет и пойдет за нами, – ответил Юрьев голосом с металлическими оттенками.
– Кто еще из членов Правительства разделяет вашу точку зрения на текущие события и сделанные на этом основании выводы?
– Все кто пришел вместе со мной в Правительство и еще целый ряд видных экономистов, – не замедлил тот с ответом.
– В таком случае, Борис Иванович, подготовьте докладную записку со всеми обоснованиями вашей позиции и проект Постановления «О реорганизации органов исполнительной власти в связи с введением военного положения». Этот проект и ваш доклад по нему я представлю на рассмотрение Высшего Военного Совета.
– Будет сделано в самое ближайшее время.
– Ну, тогда не буду занимать вашего времени, – сказал Валерий Васильевич, протягивая руку для прощального рукопожатия.
Разговор с Юрьевым испортил ему настроение на весь оставшийся день. Даже послеобеденный разговор по видеосвязи с премьер-министром Индии не смог внести покой в его взбудораженную душу, хоть проходил в достаточно оптимистичном ключе, а ведь индусы всегда были очень неудобными переговорщиками. Моди пообещал не только не присоединяться к западному санкционному шквалу, но напротив, усилить и углубить сотрудничество практически во всех отраслях. А также с пылом, несвойственным индийским брахманам заверил в не проходящем желании заместить собой выпадающих потребителей углеводородных ресурсов. Правда, индус не был бы индусом, если бы не выговорил для своей страны приличный дисконт на предполагаемые к поставкам энергоресурсы. Ну, да Бог с ним! Также удалось окончательно договориться о переводе торговли на валюты обоих государств. Эксперты уже давно согласовали все тонкости при взаиморасчетах, поэтому им осталось только утвердить регламент формальным согласием, которое должно будет подписано при визите Афанасьева в Нью-Дели уже в сентябре. К этому же сроку договорились о внедрении российской системы передачи финансовых сообщений (СПФС), так как по результатам совместного сравнительного тестирования обеими сторонами была признана эффективность именно русской программной разработки. Осталось дело за малым – уговорить Китай присоединиться к этой теплой компании. Разговор длился почти три часа, за которые он так успел вспотеть, что хоть выжимай. Мокрый, как мышь он хотел ненадолго уединиться в маленькой комнатушке, что находилась за дверью кабинета и там немного отдохнуть на диванчике, приводя мысли и чувства в порядок. Но не дали…
II.
До конца рабочего дня (хотя, если вдуматься, то какой рабочий день может быть у главы государства?), оставался всего час, когда к нему буквально ворвался, как наскипидаренный, Михайлов и, делая круглые и страшные глаза, с громким шепотом (бывает такое) и с придыханием возвестил:
– Товарищ Глава Высшего Совета, там, на КПП Баба-Яга вас добивается!
Валерий Васильевич только-только снял туфли и, шевеля занемевшими пальцами ног, попытался прилечь на диван, чтобы хоть как-то и немного успокоить гудящие от напряжения конечности. Возраст давал о себе знать. Хотел чуток отдохнуть и все-таки почитать в спокойной обстановке выписку из личного дела Вероники, до которой вот уже несколько дней все никак не доходили руки. «Ну, вот опять – двадцать пять! Что за народ у нас такой упертый?! Ведь всем давно известно, что все обращения граждан осуществляются через общественную приемную! Так нет же, каждому «ходоку» необходимо вручить свою челобитную прямо в руки Главе государства!» – в сердцах, помянув про себя, всех чистых и нечистых недовольно подумал он.
– Какая еще Баба-Яга, что ты плетешь?! – выразил недовольство вслух Афанасьев. – Что они там, на КПП белены объелись?! Или им лень старухе разъяснить порядок подачи жалоб и обращений?! Никакого покоя, и так сплю по пять часов в сутки, а тут еще всякая сказочная нечисть в окна лезет!
Адъютант вытянулся по струнке, но не торопился покидать помещение, чтобы бежать назад и устраивать разнос начкару. У Верховного хватило смекалки на то, чтобы правильно отреагировать на такую нерешительность своего верного помощника.
– Что случилось? Что с ней не так? – понимая. Что не все так просто, спросил он у него.
– Старуха говорит, что она от «братства Перуна» и у нее до вас секретное государственное дело, – еле слышно выдавил из себя Михайлов.
– Вот как?! Она предъявила какие-нибудь знаки, свидетельствующие о ее принадлежности к «братству»?
– Никак нет! Но она очень настойчиво рвется к вам. Охрана не решилась применить к ней силу вследствие ее ветхости, однако…
– Ладно, – вздохнув, перебил его Валерий Васильевич, вконец расстроенный от того, что его лишили нескольких минут отдохновения, – пусть там досмотрят ее как следует и приведут сюда. А то кто его знает, что у старой ведьмы в башке творится, вдруг еще гранату с собой приволочет?
– Есть привести! – щелкнул Борис Борисович каблуками в служебном рвении.
Когда полковник удалился, Афанасьев, кряхтя и морщась от боли в суставах встал с дивана. Желая отомстить нарушительнице его покоя, туфли надевать не стал, решив принять посетительницу сидя за письменным столом и не вставая навстречу, в знак пренебрежения. В одних носках прошлепал в кабинет и брякнулся в крутящееся кресло с высоким подголовником. Затем придвинул к себе какие-то бумаги, чтобы создать атмосферу жуткой занятости. Взяв авторучку, и делая вид, что правит документы, наклонил голову к столу. В этой деловой, но неудобной позе, к счастью пришлось провести недолгое время. Уже спустя всего пару минут, дверь отворилась и заглянувшая в дверь голова Михайлова придушенным голосом вопросила:
– Запускать?
– Да, – буркнул Афанасьев, не поднимая головы.
Голова моментально скрылась, и приоткрывшаяся дверь впустила в кабинет Бабу-Ягу. Да-да, это была настоящая Баба-Яга, вернее тот образ, который все граждане СССР помнили в исполнении гениальнейшего Георгия Милляра. Та же самая согбенная, почти горбатая от старости фигура, крючковатый до безобразия нос, опустившийся почти к самому рту, нижний клык, выпирающий наружу, а главное лицо, сморщенное, как печеное яблоко, покрытое неисчислимыми морщинами, все говорило о том, что обладательница такой нетривиальной внешности явно имеет дело с нечистым духом. От настоящей Бабы-Яги ее отличали только строгий английский костюм темно-песочного цвета, не лишенная элегантности дамская сумочка и глаза. На их описании стоило остановиться отдельно. Чистые, голубые, почти василькового цвета, они явно диссонировали на фоне остальной ее внешности. В них не было ни капли той старческой мути, которая обычно присутствует у пожилых людей, делая их глаза, не поймешь какого цвета. Глядя только в их прозрачную глубину никогда не скажешь, что их хозяйке могло быть далеко за восемьдесят лет. Нет, решительно, это были глаза очень молодой и очень красивой женщины. Старуха сделала несколько шагов по кабинету и остановилась где-то посередине, не отваживаясь приблизиться ближе.
– Слушаю, вас, – не слишком любезно пробурчал он, водя авторучкой по бумаге уже машинально.
– Здравствуй, Валерий Васильевич, – произнесла она скрипучим, как несмазанное колесо голосом и приблизилась к нему поближе, чтобы он хорошенько рассмотрел ее.