Близкие миры

– О чем меня будут спрашивать? И что я должен отвечать?

– Прежде всего, вопросы будут касаться аварии. Советую не отвечать на них вообще. Вы ничего не помните. Это наиболее выигрышный и ни к чему не обязывающий вариант. Поскольку я буду на конференции рядом с вами, то дам интересующимся соответствующие показания. Впрочем, можете вспомнить пару деталей. Оживить. Но выдумать их придется самому и сейчас. На место трагедии повезти вас не имеем возможности. Посмотрите вот фотографии. Пресс-секретарь протянул Давыдову несколько цветных глянцевых снимков. Знакомый ему в родном мире крутой спуск с горы на трассе М4 Москва-Ростов. Мост через речку. Заросли камышей вдоль воды. След промчавшегося на огромной скорости автомобиля, поломавшего камыши. И сама машина – уже извлеченная из воды, с разбитым капотом, вылетевшими стеклами. Красная «нива», государственный номер А 059 АР. Хорошо, что удержались на месте колеса.

– Речка-то маленькая, – отметил Николай.

– Ну и что? – не понял пресс-секретарь.

– Так…

Объяснять, что не совсем ясно, как такая речушка могла унести тело «прежнего Давыдова», Николай не стал. Зачем заострять внимание на грустном? Впрочем, через несколько километров речушка впадала в Дон. А уж найти что-то в Дону гораздо труднее – река полноводная, особенно весной.

– Вопросы будут касаться войны, – продолжал объяснять пресс-секретарь. – Наверняка. И вы должны отметить, что безопасность нашей Родины требует присутствия значительного контингента сил на границе с Монголией. И разработок новейших, самых современных систем оружия. Собственно, именно этим и занимается институт.

– Ясно, – кивнул Николай. – Неясно только, зачем нам воевать с Монголией.

– Не воевать, а восстанавливать утраченное влияние, – ответил Владимир Иванович. – Впрочем, вы ведь и не будете говорить, что требуете ввода войск в Монголию. Это недипломатично. Но комиссию по вопросам обороны создать необходимо? Готовыми к войне быть нужно? Особенно когда Китай намеревается ввести в Монгольскую Республику войска с юга. Мы будем противодействовать этому любыми средствами, в том числе и силой оружия. Даже если сама Монголия захочет присутствия китайских или американских войск. Правящую верхушку там сейчас легко купить. Она мечется, не зная, какую позицию занять.

– Чем же им плохо жилось в союзе с нами? – спросил Николай, вспоминая годы советско-монгольской дружбы.

– Вот и я о том же, – не отвечая на вопрос, встал с кресла Владимир Иванович. – Черная неблагодарность. Но речь не о том. Не беспокойтесь относительно пресс-конференции. Повторяю, я буду рядом, и удар в случае чего от вас отведу. Будьте самим собой. Шутите. Задавайте вопросы журналистам сами. Вам главное – показаться. Все остальное не имеет значения.

Не успел пресс-секретарь покинуть кабинет Давыдова, как к нему вошел двухметровый сутулящийся Илья Гетманов. Теперь Николай был твердо уверен: да, этого парня он встречал во время учебы в университете. Возможно, они даже учились на параллельных курсах. Правда, в общественной жизни Илья участвовал не очень активно – как, впрочем, и Николай. Поэтому они не входили в число тех, кого знает весь курс или даже весь факультет. Впрочем, может быть, в этом мире все было по-другому. У себя дома Николай мог только мечтать стать депутатом. Здесь он им был.

– Пойдем кофе выпьем? – предложил Николай. – У меня, кажется, есть банка отличного сублимированного кофе.

– Сублимированный – это ненастоящий? – уточнил Гетманов.

– Нет. Эта когда его методом заморозки получают. И на вкус он почти как свежезаваренный натуральный. Мне кажется, так.

– Тогда давай, – кивнул Илья. – Мне тут идея одна в голову пришла. Обсудим, пока кофеевничать будем…

Илья сел на стул в комнате отдыха, вцепившись в него руками и сгорбившись, пока Давыдов наливал в электрический чайник воду из графина и осматривал запасы продовольствия, начал излагать свою теорию, поставившую Николая в тупик. Николай слушал и не мог связать воедино ни одной идеи. Ни одной! Просто наукообразный бред какой-то!

Нельзя сказать, что такое положение вещей подняло математику настроение. Николай надеялся, что быстро вольется в местную научную жизнь. Станет активно работать. Но вот так, не понимая вообще ничего, работать нельзя!

А Илью будто прорвало: он оперировал аппаратом векторного и тензорного исчисления, упоминал формулы с дивергенциями и роторами, тройными интегралами и бесконечными рядами. При этом говорил с такой непринужденностью, что, казалось, повторяет таблицу умножения.

– Ты знаешь, я после аварии еще соображаю плохо, – признался Николай. – Давай лучше спустимся на землю. Как работается? Что нового было в последние несколько дней? Я от жизни отстал…

– Физика – она и есть жизнь. Нет другой жизни, – охотно отозвался Гетманов и невозмутимо продолжил рассказ о тензорах, сам с собой обсуждая, могут ли бесконечно малые величины второго порядка оказать влияние на процессы, происходящие при переброске объекта из мира в мир, или эти бесконечно малые необходимо все-таки статистически учитывать. Как можно учитывать бесконечно малые, которыми всегда пренебрегают по сравнению с другими, Давыдов не понимал. И, откровенно говоря, понять не пытался – под шум закипавшего чайника, казалось, у него закипали мозги.

Настроение было хуже некуда.

– Ты кофе будешь или чай? – спросил Николай у Ильи. – У меня и чай есть. В пакетиках, правда. Жуткая гадость. Я даже когда студентом был, в пакетиках не пил. Лучше просто ложку чая в чашке заварить.

– Я буду то же, что и ты, – отозвался физик.

– Ну, я – кофе. Мне взбодриться не мешает.

– Тогда и я кофе, – с готовностью согласился Гетманов.

– Сколько ложечек положить?

– Столько же, сколько и себе, – отвлекшись от своих теорий, ответил Илья.

– Отлично, – кивнул Николай, насыпая по ложке кофе себе и гостю. – С сахаром, без?

– С сахаром, – улыбнулся Илья.

– Сколько ложек?

– Сколько и себе, – словно заведенный, повторил Гетманов.

Но на этот раз он просчитался.

– А я теперь пью кофе без сахара, – заявил Давыдов с некоторым внутренним торжеством. Пусть примет решение сам! – Так сколько тебе ложек?

Столь невинный вопрос поверг физика в смущение. Впервые за несколько минут он замолчал. Выдержал паузу и признался:

– Я не знаю.

Истолковавший его смущение по-своему, вспомнивший студенческие времена Давыдов подбодрил коллегу:

– Да ты не стесняйся. Сахара тут – целый килограмм. Хочешь, я тебе и пять ложек положу. Сколько все-таки?

– Не знаю, – повторил Гетманов.

– Ты сам-то сколько ложек кладешь? – уже раздражаясь, поинтересовался Николай.

На ум ему пришел некий не слишком щедрый человек, ни разу в жизни не пивший кофе так, как нравится. Дома он клал одну ложку сахара, в гостях – три. А нравился ему кофе, в который положили две ложечки сахара.

Но так было в анекдоте, а в жизни развязка оказалась другой.

– Я сам никогда кофе не делаю. Мне готовит мама или сестра, – потупив глаза, признался Илья.

Давыдов опешил и бросил в чашку физика две ложки сахара. Чудны дела земные! Человек, отлично знающий высшую математику и много чего еще, имеющий ученую степень, не знает, как приготовить себе кофе…

В разгар импровизированного завтрака к Давыдову заглянул Дорошев.

– Мне кофейку не нальете?

– Отчего же нет? Угощайся, – предложил Николай. – Сахару знаешь сколько класть нужно?

– Лимиты введены?

– Да нет, это я о рецептах. Мы тут с Ильей поспорили… Гетманов покраснел, а Андрей хмыкнул:

– Дай я сам положу. Знаю я вас, экономных хозяев. Сейчас талоны на сахар отменили… Ну и все равно экономить на сахаре надо. И употреблять его преимущественно в гостях и на работе. Потому что это ценный энергетический продукт, полезный для работы мозга…

Посмеиваясь, Дорошев налил себе кофе, взял с блюдца печенье. Илья продолжил свои разглагольствования на научные темы.

– Ты его понимаешь? – спросил вдруг Дорошев без предисловий, обращаясь исключительно к Давыдову, словно бы Гетманова рядом и не было.

Николай на мгновение задумался, но решил, что запираться не имеет смысла.

– Не понимаю. Андрей расхохотался:

– И я не понимаю. По-моему, его, кроме Савченко, вообще никто не понимает. А он перекраивает весь его бред на свой лад. Илюша для Льва Алексеевича вроде генератора идей. Нет, не скажу, конечно, что он полный бред несет. Бред его, может, даже с оттенками гениальности. Но осуществить какой-то проект, опираясь лишь на теории Гетманова, – нереально. Мы даже чайник не смогли по придуманной им схеме сконструировать. Он не грел воду. Замораживал.

– Врешь, – обиженно надулся Илья. – Ничего он не замораживал.

– Нет, не вру. Если и не замораживал, то охлаждал. Благодаря полупроводниковым эффектам.

– Это вы сочинили, – заикаясь, возмутился физик. – Бурдинов сочинил. Сами конструировать не умеете, а претензии ко мне.

– Ну да… Ты же у нас жрец чистой науки…

Илья улыбнулся. Определение ему явно понравилось.

– Но грузит он нас регулярно, – продолжил Андрей. – Помолчал бы ты лучше, Илья!

– С вами и разговаривать бесполезно, – тоном обиженного ребенка заявил Гетманов. – Что с вас взять? Экспериментаторы…

– Угу, – фыркнул Дорошев. – Теоретик.

На этом обмен колкостями, которые и колкостями в привычном смысле назвать было нельзя, затих.

У Давыдова отлегло от сердца. Стало быть, взгляд Ильи на мир очень специфичен. И Давыдову вовсе не требовалось понимать все логические построения Гетманова. Пусть тот занимается физикой, строит свои теории. А сам Николай займется математическими проблемами. Это у него должно получиться. Математика везде математика. Ее законы едины для любого уголка Вселенной, для любого мира. Собственно, математика ведь не описывает природные явления. Это чистая оцифрованная логика.

Если физические законы будут другими – достаточно изменить аксиомы, ввести новые постулаты, как сделал это Лобачевский для своей геометрии, и мы получим новые теории – не хуже и не лучше других. Которые, скорее всего, будут так же далеки от истинного положения дел в мире, как и любое наше представление о нем.

До пресс-конференции оставалось совсем немного времени. Однако ни пресс-секретарь, ни психолог и не собирались работать с Николаем дополнительно. Надеялись, что он справится с ситуацией? Или были какие-то другие, более глубокие причины?

Не мешало бы конкретно выяснить, что все-таки думает по поводу предстоящего выступления перед журналистами Лев Алексеевич. Поэтому Давыдов решил зайти к директору института. Звонить по телефону ему не хотелось. Что толку в разговорах – нужно видеть собеседника, читать его эмоции.

В коридоре Николай едва не столкнулся с молоденькой девушкой в обтягивающих красных джинсах, показавшейся ему очень милой. Темные волосы, большие глаза с разрезом, характерным скорее для представительниц монголоидной расы, нежная розовая кожа. Девушка взглянула на Николая пристально, очень внимательно. Словно бы даже с вопросом.

Давыдов мимоходом улыбнулся незнакомке и собрался идти дальше, когда она окликнула его:

– Даже не поздороваешься?

– Здравствуйте, – склонился в полупоклоне Давыдов.

Опять… Она его знает! А он? Кто это? Сотрудница, студентка-практикантка, хорошая знакомая? Последнее более вероятно. Не будет же студентка говорить ему «ты». Впрочем, смотря какая студентка…

Идиотская ситуация. Девушка ему очень понравилась. Не в пример «подруге» Вике. Он совсем не прочь был познакомиться с ней поближе. Но кто она такая? Может быть, жена его друга? Или девушка, с которой он, то есть прежний Давыдов, встречался, а потом расстался? Да мало ли вариантов…

– Счастливо выступить, – немного грустно улыбнулась девушка, повернувшись, чтобы уходить.

– Подождите, – неожиданно для себя воскликнул Давыдов. – Извините, пожалуйста, но я вас совсем не помню… Девушка посмотрела на него в крайнем изумлении.

– Ты что, Давыдов, совсем не в себе?

– Нет. Я вообще очень плохо помню все после аварии. И до нее тоже. Отрывочно. Мы были знакомы?

– Ты шутишь? Или это очередная игра? Что можно теперь изменить, Николай? Ты все сказал, когда мы с тобой выясняли отношения…

– Я не помню, как тебя зовут. – Давыдову показалось, что он теряет что-то невыразимо нежное и прекрасное. Не эту девушку, нет. Чувство. И это чувство ускользало от него.

– Зовут меня Даша, – с некоторым вызовом заявила девушка. – Дарья Петровна. Вспомнил?

– Не вспомнил, – не принял вызова Николай. – Может быть, нам стоит поговорить?

– Вряд ли это имеет смысл, – пожала плечиками Даша. – Говорили уже…

– Давай съездим куда-нибудь, пообедаем… Дарья неожиданно расхохоталась:

– Ты, наверное, и правда ничего не помнишь, Давыдов?

– Именно это я и пытаюсь тебе объяснить.

– Пообедаем… – задумчиво протянула Даша. – Отчего бы и не пообедать? История повторяется. Первый раз – как трагедия, второй – как фарс. Зайдешь ко мне? Или позвонишь? Ты ведь большой начальник.

– Куда?

– В сто двадцать третью комнату, – ответила девушка, уходя.

Николай невольно засмотрелся ей вслед. Так красиво она шла, гордо вскинув голову.

А в коридоре появился вездесущий Дорошев.

– Кто она? – спросил Николай. – Что связывало ее и прежнего Давыдова?

Дорошев неопределенно хмыкнул:

– Дарья? Работает в нашей библиотеке, заочно учится на филолога. А что касается Давыдова… Она ему очень нравилась. Он даже пытался закрутить с ней роман. Ну, не совсем роман, это было бы чересчур для Николая – романтические отношения. Но их вовремя отследила Вика, устроила страшный скандал в столовой института, когда парочка сидела вместе за столиком и любовалась друг другом… Некрасивая в общем-то история. Девчонку чуть не уволили – как будто бы она виновата. Точнее, она сама хотела уволиться, а ты, то есть не ты, конечно, а Давыдов не здорово этому и препятствовал. Потом, правда, устаканилось. Да только Николай ее обходил после этого случая десятой дорогой. А она его, возможно, и любила… Хотя история, еще раз скажу, темная. Да мне эти перипетии и не очень нужны были. Кто же знал, что тебе объяснять придется?

Дорошев опять загадочно улыбнулся и пошел по своим делам.

Размышляя о том, как странно получить в наследство от того, чье место он теперь занимает в этом мире, не только научные труды, должности, деньги и имущество, но и весьма запутанный клубок личных проблем, Давыдов двинулся прямо в конференц-зал. Он не хотел уже беседовать с директором. Пусть пресс-конференция пройдет так, как пройдет.

В небольшом зале на пятьдесят мест все уже было готово к проведению пресс-конференции. Психолог Семен Кручинин вертелся среди журналистов. Пресс-секретарь ИТЭФа Владимир Иванович ставил на стол в президиуме бутылки с минеральной водой. Операторы расчехляли аппаратуру, устанавливали штативы, закрепляли осветительные приборы.

Увидев Давыдова, Владимир Иванович всплеснул руками и поспешил ему навстречу.

– Почему вы пришли раньше? – грозным шепотом спросил он.

– А когда нужно было?

– Только когда все соберутся… Я бы сам вас привел.

– Да что я, дороги не знаю?

– Не стоит беспокоиться, господин Якушкин, – широко улыбаясь, обратился к пресс-секретарю психолог. – Удивлять журналистов время от времени не мешает. Они тоже люди. А сегодня у нас как раз такая пресс-конференция – удивительная…

Несмотря на доброжелательный тон психолога, Давыдов неожиданно осознал, что его, скорее всего, хотят использовать. Возможно, даже выставить дураком. Зачем? Доказать недееспособность? Но какой в этом смысл? К чему тогда вообще было выуживать его сюда, на смену погибшему Николаю?

– Мне подождать здесь? – кротко спросил он. А сам подумал, что на пресс-конференции таким скромником не будет…

– Накинутся с вопросами раньше времени, – поморщился Владимир Иванович, – не отвяжетесь. Давайте я провожу вас в лаборантскую. Там вас никто не побеспокоит.

Малый актовый зал ИТЭФа предназначался вовсе не для пресс-конференций, а для защиты диссертаций, семинаров с небольшим числом участников и, соответственно, был оснащен разнообразной аппаратурой: проекторами, магнитофонами, раздвижными экранами и прочей техникой и наглядными пособиями. Все это хранилось в лаборантской.

Минут десять Давыдов провел в вынужденном одиночестве, разглядывая стоящую на полках аппаратуру, а затем пресс-секретарь пригласил его в зал. За это время здесь собралось порядочно народа. Десяток видеокамер перед трибуной, еще больше микрофонов на трибуне, человек сорок журналистов в зале. Николаю, похоже, отвели место на трибуне, рядом с длинным столом, предназначенным обычно для президиума.

Семен подмигнул Давыдову из зала. Пресс-секретарь проводил его до самой трибуны. Сам встал неподалеку – то ли чтобы не попадать в поле зрения объективов, то ли, напротив, чтобы операторы могли снять и его.

– Задавайте вопросы! – предложил он журналистам. – Иван Храпов, Первый канал, пожалуйста!

Совсем молодой юноша вскинул руку, очевидно, для того, чтобы Давыдов его увидел, и спросил:

– Как вы считаете, Николай Васильевич, была ли авария, в которую вы попали, случайной? В бульварной прессе ходит немало кривотолков по этому поводу!

Николай подумал, что не мешало бы и ему ознакомиться с бульварной прессой. Да кто знал, что она здесь существует! И где можно купить газеты? А какие из них пишут раскованно, но достаточно правдиво? Читать сказки о самом себе увлекательно, но вряд ли полезно, если ты хочешь на самом деле что-то узнать…

– Полагаю, полную информацию нам в свое время дадут компетентные органы, – объявил Николай. – Мне, как вы понимаете, тоже любопытно узнать о причинах аварии подробнее. К сожалению, я не слишком хорошо помню произошедшее…

– Может ли эта авария являться происками вражеских спецслужб? – уточнил молодой журналист.

– Не знаю, – пожал плечами Давыдов. – Я математик, а не разведчик. Каких-то важных деталей я, к сожалению, припомнить не могу. С таким вопросом правильнее было бы обратиться к следователям.

– Дело расследуется? – уточнил Храпов. Давыдов замялся:

– Ну я, откровенно говоря, не знаю… Если нужно, будет расследоваться. Этот вопрос не в моей компетенции.

– Вы находились за рулем в состоянии опьянения? – громко закричал бородатый мужчина – не иначе представитель той самой бульварной прессы.

– Попросил бы всех соблюдать порядок, – жестко заявил Владимир Иванович. – Нарушители будут выдворяться из зала.

Два молодца в камуфляже – охранники института – сделали стойку, но пресс-секретарь не дал им команды, и они остались на месте.

– Конечно же я не сажусь за руль, если выпью, даже немного, – с честной миной ответил наглецу Давыдов. – Алкоголь и дорога несовместимы.

Собственно, у него не было своей машины, и он давно уже не садился за руль ни в каком виде – ни пьяный, ни трезвый. Научился водить машину в школе ДОСААФ, отъездил положенные часы и потом водил автомобиль крайне редко, по случаю. А относительно той аварии, в которой пострадал «прежний Давыдов»… Пусть он был хоть в стельку пьян – не пойман, не вор.

– Ирина Данилова, Второй канал, – пригласил пресс-секретарь.

– Господин Давыдов, вы ехали один, без водителя и телохранителя, – издалека начала женщина с волевым лицом. На вид ей можно было дать лет сорок пять. – Правда ли, что вы направлялись на встречу с известным предпринимателем и депутатом Борисом Слуцким, человеком, которого молва связывает с криминальными кругами? Его «ферма», а точнее загородная вилла, расположена неподалеку. Намеревались ли вы обсудить с ним позицию депутатских фракций на предстоящем заседании Думского Собрания по ситуации в Монголии? Кстати, какова ваша позиция?

Ну и вопрос! Может быть, он вообще не знаком с этим Борисом Слуцким. Или, напротив, депутат-мафиози – один из его лучших друзей? А какая позиция может быть у Давыдова по монгольскому вопросу, если вокруг него сплошные недомолвки? Повторять милитаристские бредни пресс-секретаря Николай не хотел… И он решил импровизировать:

– Я ехал не к господину Слуцкому, а в свой родной город. Захотелось встретиться с людьми, старыми товарищами, пообщаться в свободное от работы время, спросить их мнение насчет Монголии, о том, что нужно делать нам – законодателям… Волнует ли их вообще тема событий в далекой от нашей области стране. Депутат не должен забывать об интересах своих избирателей. А в чем заключается интерес наших земляков в упомянутом регионе? Признаюсь честно, сам я не вполне разобрался. Много думаю над этим. Полагаю, предстоящие слушания должны прояснить ситуацию…

Закончив довольно пространное и путаное выступление, Николай отметил кислую мину психолога и озадаченное лицо пресс-секретаря. Они явно не ожидали такого ответа. Ну и ладно. Если хотите каких-то определенных результатов, будьте честнее сами. И проводите репетиции, а не пускайте дело на самотек. За двадцать минут подготовить человека к пресс-конференции на совершенно незнакомую ему тему не удавалось, наверное, никому.

– «Радио-один», – объявил пресс-секретарь, запамятовав, очевидно, фамилию журналиста, представлявшего радиостанцию.

– Вы последовательно защищали позицию, согласно которой необходимо вводить в Монголию войска, – заметил журналист. – А сейчас говорите, что много думаете по этому поводу. Значит ли это, что ваше мнение изменилось?

– Мир лучше войны. Если войны можно избежать, – заявил Николай.

По залу прокатился ропот. Журналисты принялись тянуть руки и выкрикивать вопросы, не дожидаясь представления пресс-секретаря.

– Стало быть, вы не поддерживаете позицию правительства?

– Не буду комментировать этот вопрос, – ответил Давыдов.

Как он мог что-то комментировать, если точка зрения правительства была ему совершенно не ясна?

Ропот усилился.

– Возможно ли, что вы выйдете из центристского блока?

– Почему вы сделали такие выводы? – поинтересовался Николай, уже понимая, что позиция «нет войне» – не то, чего ждали от него журналисты. Конечно, пресс-секретарь намекал, что нужно поддерживать политику «ястребов». Да только не лежала у него к этому душа…

– Потому что после ваших нынешних заявлений вас могут просто-напросто исключить из блока, который выступает за срочные и решительные действия.

– Не думаю, что в нашем обществе преследуют за искренне высказанное мнение, – ответил Николай, входя во вкус дебатов и уже предвкушая схватку с коллегами-депутатами. – Я ведь пока не голосую, не накладываю вето, не агитирую. Только размышляю. Потому что знаю, к чему приводят вооруженные конфликты.

Пожалуй, последняя фраза могла показаться слишком самонадеянной не только для прежнего Давыдова, не нюхавшего пороха и не отлучавшегося из мегаполисов государства, которое войны обошли стороной, но и для Давыдова настоящего. Он ведь тоже не служил в армии, не воевал и видел войну, захват заложников, взрывы зданий и прочие ужасы только по телевизору. Правда, видел в подробностях. А еще те ребята, знакомые по школьной скамье, что вернулись с чеченской войны раненые, контуженные, с надломленной психикой… Наверное, это немало. По сравнению с жизнью в сытой стране, граждане которой только и делают, что ищут развлечений. А в том, что страна – сытая, Давыдов уже мог убедиться.

– Ходят слухи, что ИТЭФ разрабатывает оружие, способное переломить расстановку сил в современном мире, – начал какой-то журналист.

– Без комментариев! – вмешался пресс-секретарь. – Никаких вопросов о деятельности института, или пресс-конференция будет окончена. Мы проводим беседу с депутатом Думского Собрания, а не с ученым.

– После аварии у вас все в порядке со здоровьем? – ухватился за новую тему бородатый из бульварного листка. – Нам стало известно, что вы порвали со своей девушкой. Вам отвратительны женщины?

Давыдов поморщился:

– Что за глупости вы говорите? Да и вообще, я не намерен обсуждать с трибуны свою личную жизнь.

Бородатый буквально засветился от счастья. Еще бы: такой ответ – великолепная возможность для полета фантазии «желтого» журналиста! Этого материала могло хватить ему на три заметки.

– Выведите! – кивнул на бородатого пресс-секретарь.

Охранники потащили репортера к выходу, не слишком с ним церемонясь, но было видно, что тот находится на вершине блаженства. Не каждый день тебе уделяют столько внимания! Даже некоторые операторы телекомпаний повернули свои камеры в его сторону: какая реклама репортеру и его таблоиду!

Еще несколько вопросов ни о чем, и журналисты начали терять к Давыдову интерес. Да и пресс-секретарь объявил, что время вышло. Послушные работники средств массовой информации принялись собирать аппаратуру. Собственно, они услышали то, что хотели услышать. Сняли картинку с Давыдовым, шевелящим губами на трибуне. Остальное-дело техники, работа для аналитиков и операторов.