Записки церковного сторожа

А что общего между профессором Стравинским и Алоизием Могарычом? Их незаурядный ум. После того, как Мастер и Иванушка начинают верить своим новым знакомым, их болезнь вступает в жесткую фазу обострения.

Казалось бы, между Стравинским и Алоизием есть и существенная разница – Алоизий предал Мастера, «написав на него жалобу с сообщением о том, что он хранит у себя нелегальную литературу», а Стравинский ничего подобного не делал. Но если Мастер сам написал свою книгу, то «книгу» Иванушки врачи написали за него. Книга Мастера – кощунственное и лживое «евангелие», а «книга» Иванушки?.. Насколько верна была помощь Стравинским, если встреча Ивана с Воландом все-таки была реальна?

В более ранних вариантах «Мастера и Маргариты» (варианты 1934-36гг.) Иванушка, после разговора со Стравинским просит Евангелие в надежде разобраться в ситуации.

«– Понял, – твердо сказал Иван, – прошу выдать мне бумагу, чернила и Евангелие.

– Вот и славно! – воскликнул покладистый Стравинский, – Прасковья Васильевна, выдайте, пожалуйста, товарищу Попову бумагу, коротенький карандаш и Евангелие.

– Евангелия у нас нет в библиотеке, – сконфуженно ответила Прасковья Васильевна.

– Напрасно нет, – сказал Стравинский, – нет, нет, а вот, видите, понадобилось. Велите немедленно купить у букинистов».

Кстати, эту главу Булгаков так и назвал «Ошибка профессора Стравинского». Но в чем ошибся профессор?.. В том, что Иванушке так и не дали Евангелие?

Давайте представим себе еще одну гипотетическую ситуацию: в комнате, на подоконнике стоит стакан воды. В комнату заходят два человека. Один из них хочет пить, другой – нет. Вопрос: кто из вошедших увидит стакан воды? Ответ прост: тот, кто хочет пить. Иванушка несомненно хотел «пить», хотя его рывок к вере (иконка!) был и спровоцированным и чисто инстинктивным. Но подчеркну: жажда была! Не было «воды».

В одной из своих притч Кафка рассказывает о человеке, который очень долго стоял у распахнутых ворот и боялся войти в них, потому что перед воротами стоял ангел с огненным мечом. В конце концов, измученный человек спросил ангела: «Для кого открыты эти ворота?» Ангел ответил: «Эти ворота были открыты только для тебя одного. Теперь я пойду и закрою их». Но в Москве лишенной веры, в Москве, где на месте храма Христа Спасителя – «маленькие, обреченные на снос лачуги» – этих ворот просто нет. А в больнице Стравинского возле некоего подобия этих ворот не ангел, а санитар со шприцем, а позже – жена и с тем же медицинским приспособлением.

Если сравнивать дальнейшее течение болезни Мастера и Ивана, в них снова можно найти общее и это общее – упадок и деградация личности. У мастера это выражается в откровенном проявлении страха, при чем не связанном с появлением критических статей.

«А затем, представьте себе, наступила третья стадия – страха. Нет, не страха этих статей, поймите, а страха перед другими, совершенно не относящимися к ним или к роману вещами. Так, например, я стал бояться темноты. Словом, наступила стадия психического заболевания…»

Говоря простонародным языком Мастер превращается в дурака. А Иван?.. А у Ивана Николаевича после «горячего молока и укола» появляется «интерес к Воланду», при чем сам Воланд квалифицирует «нового» Ивана как дурака:

«Он личность незаурядная и таинственная на все сто. Но ведь в этом‑то самое интересное и есть! Человек лично был знаком с Понтием Пилатом, чего же вам еще интереснее надобно? И вместо того, чтобы поднимать глупейшую бузу на Патриарших, не умнее ли было бы вежливо расспросить о том, что было далее с Пилатом и этим арестованным Га‑Ноцри?»

Каким бы диким не было сумасшествие Иванушки на Патриарших, в его основе все-таки было естественное человеческое сопереживание и если угодно, живой протест против смерти. А теперь и вместо него?.. «Спокойный интерес» Ивана Николаевича никак нельзя назвать не то чтобы нравственно здоровым, а просто здоровым с физической точки зрения.

Не менее любопытно и то, что и Мастер и Иван Николаевич предают, один – свой роман, другой – свои прежние стихи. Но если Мастер выжат до предела и уже ничего не сможет написать, то Ивану, – ученику мастера! – судя по всему, еще предстоит что-то создать. Встретившись с Иванушкой в сумасшедшем доме (а то, что эта встреча подстроена Воландом, сомневаться не приходится) Мастер предстал перед ним не только как очередной «умный человек», но и как страдающий «Иешуа». И если Воланд с профессором Стравинским буквально опустошили разум и душу Ивана Николаевича, то Мастер – страдающий «Иешуа», не вызывающий к себе ничего кроме сочувствия! – наполняет Ивана новым смыслом. «Учитель и ученик!..»

Эстафетная палочка передана из рук в руки.

Продал ли душу Мастер?

Да. И это видно вот здесь, когда Мастер рассказывает о себе:

«…Историк по образованию, он еще два года тому назад работал в одном из московских музеев, а кроме того, занимался переводами».

Оказывается, Мастер не был писателем?.. И стал им – отличным писателем! —практически за год? Это не менее трудная задача, чем, допустим, последующий рывок Ивана Николаевича Понырева, который за семь лет профессором. Я почему-то уверен, что без магических слов «Ах, право, дьяволу заложил бы душу…» и тут и там не обошлось.

Здесь нужно напомнить, что сам Булгаков работал над «Мастером и Маргаритой» одиннадцать лет, а замысел романа родился еще раньше. Можно ли написать гениальный роман за год? Наверное, да, если у человека есть большой литературный опыт. Но был ли он у Мастера?.. Об этом не было сказано ни слова.

В Мастере любопытно еще вот что:

«– Вы – писатель? – с интересом спросил поэт.

Гость потемнел лицом и погрозил Ивану кулаком, потом сказал:

– Я – мастер, – он сделался суров и вынул из кармана халата совершенно засаленную черную шапочку с вышитой на ней желтым шелком буквой «М». Он надел эту шапочку и показался Ивану в профиль и в фас, чтобы доказать, что он – мастер. – Она своими руками сшила ее мне, – таинственно добавил он».

Странная реакция, не так ли?.. Если до этого Мастер «грустил, дергался» и «пугливо оглядывался», и это еще куда не шло. А вот явная, преувеличенно болезненная реакция на вопрос, писатель ли Мастер, как раз и показывает ту больную точку, через которую Воланд «достал» Мастера. Чем ближе к ране – тем больше болезненные ощущения.

А кем же был Мастер до того, как написал роман? Здесь нетрудно представить себе мелкого клерка работающего за гроши в музее. О своей комнате на Мясницкой он вспоминает «У-у-у, проклятая дыра!», а его личная жизнь была настолько бедна, что он не может толком вспомнить имя своей бывшей жены – то ли Варенька, то ли Манечка – и еще одной крохотной детали – «полосатого платья».

О знакомстве Мастера с Воландом говорит вот эта фраза: «Первые же речи этого профессора рассеяли всякие мои сомнения. Его нельзя не узнать, мой друг!»

А вот еще не менее любопытное высказывание: «А Берлиоз, повторяю, меня поражает. Он человек не только начитанный, но и очень хитрый. Хотя в защиту его я должен сказать, что, конечно, Воланд может запорошить глаза и человеку похитрее».

Почему Мастер использует именно это выражение «запорошить глаза»? У него был собственный опыт общения с Воландом? Безусловно. Потому что «запорошить глаза» можно только при близком общении. Ко времени встречи с Иваном Мастер уже возненавидел и предал свой роман, а это значит, что и договор с Воландом Мастер стал считать обманом.

Тут интересно узнать, а какую плату потребовал Мастер за написание своего труда? Щедрый аванс – сто тысяч – ему был выдан сразу, а основная плата?.. Как правило, она выдается, когда работа закончена или близится к концу. Это – Маргарита. Но почему в тусклой жизни Мастера она играет огромную и едва ли не направляющую роль?.. Ну, подарил бы Воланд Мастеру красивую и не очень умную женщину и – радуйся! Но Маргарита необыкновенно деятельна. Моя жена, читая роман, как-то раз сказала: «Такой дамы хватит на двух мужей». И ведь хватало же, потому что Маргарита, сожительствуя с мужем, так и не ушла к Мастеру при жизни. И именно Маргарита приводит к Ивану Николаевичу каждую «праздничную неделю» Мастера. Тут стоит вспомнить, что поцелуи приближенных Воланда могут быть крайне опасны. Геллы, например.

Например, стоит вспомнить и о том, как «отпрашивался» у Воланда поцелованный Геллой Варенуха:

«Варенуха повесил голову, вздохнул и тихо сказал:

– Отпустите обратно. Не могу быть вампиром. Ведь я тогда Римского едва насмерть с Геллой не уходил! А я не кровожадный. Отпустите».

«Не кровожадный!..» У Варенухи говорящая, «мягкая» фамилия и вряд ли из него получится бы действительный злодей. А впрочем, как знать?.. Если бы Гелла поцеловала Варенуху еще разок, может быть, что и вышло? А три раза, а десять?.. Ведь недаром Маргарита говорила о Воланде «Всесилен!.. Всесилен!» И если Гелла – просто служанка, то Маргарита – королева бала Сатаны поверившая в свою «мощь».

Но вернемся к «ученику» Ивану Николаевичу и «учителю» Мастеру. Есть такая старая загадка «два конца, два венца, посередине – гвоздик» (ножницы). Если из ножниц вынуть гвоздик, они распадутся и не будут работать. Пассивность обоих мужчин – Ивана Николаевича и Мастера просто поражает! Иван Николаевич во время своей болезни, на последних страницах романа, дрыхнет на диване и видит сон, а Маргарита выводит к нему Мастера. Вот он и «гвоздик», соединяющий два «конца и венца» – Мастера и Ивана – Маргарита!

Вот первая встреча Ивана Николаевича с Маргаритой:

«– Вот она, – ответил мастер и указал на стену. От белой стены отделилась темная Маргарита и подошла к постели. Она смотрела на лежащего юношу, и в глазах ее читалась скорбь.

– Бедный, бедный, – беззвучно зашептала Маргарита и наклонилась к постели.

– Какая красивая, – без зависти, но с грустью и с каким‑то тихим умилением проговорил Иван, – вишь ты, как у вас все хорошо вышло. А вот у меня не так, – тут он подумал и задумчиво прибавил: – А впрочем, может быть, и так…

– Так, так, – прошептала Маргарита и совсем склонилась к лежащему, – вот я вас поцелую в лоб, и все у вас будет так, как надо… В этом вы уж мне поверьте, я все уже видела, все знаю.

Лежащий юноша охватил ее шею руками, и она поцеловала его.

– Прощай, ученик, – чуть слышно сказал мастер и стал таять в воздухе. Он исчез, с ним вместе исчезла и Маргарита. Балконная решетка закрылась».

Картина похожа на классическую сцену умирания молодого человека. Но Иванушка жив, значит что-то умирает в нем самом?..

Маргарита действительно выполняет роль «гвоздика» соединяющий «ножницы» Два поступка Маргариты полностью перевернули жизнь Мастера: во-первых, она подтолкнула его напечатать отрывок, во-вторых, она «вытащила» его из психушки. Первый поступок спровоцировал арест Мастера, второй – его физическую смерть. Благостный финал романа – Мастер и Маргарита получают последний приют в виде домика и цветущего сада – не в счет. Когда на последней странице романа Маргарита «выводит к Ивану за руку пугливо озирающегося обросшего бородой человека. Иван Николаевич сразу узнает его». Неужели на Мастера так действует весенний сад и близость любимой женщины? Скорее Мастер похож на заключенного из одиночки.

В главе «Явление героя» есть такое замечание к поведению Маргариты:

«Настали совершенно безрадостные дни. Роман был написан, больше делать было нечего, и мы оба жили тем, что сидели на коврике на полу у печки и смотрели на огонь. Впрочем, теперь мы больше расставались, чем раньше. Она стала уходить гулять…»

Усидит ли деятельная ведьма рядом с опустошенным Мастером? Сомнительно!..

Роль Маргариты – не давать покоя.

«Иван Николаевич во сне протягивает к нему руки и жадно спрашивает:

– Так, стало быть, этим и кончилось?

– Этим и кончилось, мой ученик, – отвечает номер сто восемнадцатый, а женщина подходит к Ивану и говорит:

– Конечно, этим. Все кончилось и все кончается… И я вас поцелую в лоб, и все у вас будет так, как надо.

Она наклоняется к Ивану и целует его в лоб, и Иван тянется к ней и всматривается в ее глаза, но она отступает, отступает и уходит вместе со своим спутником к луне».

Что «все» и что «надо»? Ивана Николаевича, во время праздничной недели, каждый раз кружит по одной и той же дороге – сначала на Патриаршие пруды, а затем к дому Маргариты. Так «надо»?.. Надо, чтобы не забыть некое все?

Я уже говорил, что иконка распахнула душу Ивана Николаевича. Каким бы не был человек, но у него всегда есть «тоска по Богу». Вот эту «тоску» и караулит Маргарита. В сочетании с морфином «защита» от Бога получается достаточно прочной.

Ненавидимый город

Как-то раз я беседовал со старым священником о том, что такое грех и как он подчиняет человека. Священник сказал примерно следующее: «Сначала ты замечаешь грех, потом беседуешь с ним и даже в чем-то не соглашаясь, все-таки впускаешь его в себя. А уже после этого ты соглашаешься с ним уже во всем».

В романе Булгакова часто звучит фраза «ненавидимый прокуратором город». Но в начале исторических глав Пилат не испытывает этой ненависти. Точнее говоря, причина и предмет его ненависти несколько другой.

«Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя…»

Впервые о ненависти Пилата говорит Каифа:

«– Знаю, знаю! – бесстрашно ответил чернобородый Каифа, и глаза его сверкнули. Он вознес руку к небу и продолжал: – Знает народ иудейский, что ты ненавидишь его лютой ненавистью и много мучений ты ему причинишь, но вовсе ты его не погубишь! Защитит его бог! Услышит нас, услышит всемогущий кесарь, укроет нас от губителя Пилата!

И только потом, во время вынесения приговора, Булгаков говорит о уже ненависти Пилата к Ершелаиму:

«Ненавидимый им город умер, и только он один стоит, сжигаемый отвесными лучами, упершись лицом в небо. Пилат еще придержал тишину, а потом начал выкрикивать:

– Имя того, кого сейчас при вас отпустят на свободу…»

Был ли прав духовный глава города Каифа в споре с Пилатом? Безусловно, да. Каифа действительно спасает город, потому что народ согласившейся с проповедью Иешуа, что «всякая власть есть насилие» мог попасть «под римские мечи». Но первосвященник действует аморально – с помощью предательства. Он посылает на смерть человека только за его слова. Мог ли Каифа противопоставить слову Иешуа свое слово?.. В романе этой попытки нет. Вера Каифы выглядит как что-то омертвелое и сугубо догматическое, лишенное живого слова. Исторический роман ставит Иешуа несоизмеримо выше Каифы. Первосвященник бессилен перед бродячим проповедником примерно так же, как был бессилен весь идеологический аппарат ЦК КПСС во главе с Сусловым против какого-нибудь захудалого кухонного диссидента.

Но насколько неуязвима проповедь самого Иешуа, если взглянуть на нее внимательнее?

«– Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее».

Тут сразу возникает вопрос: как создастся?.. Ход мысли Иешуа довольно прост, если человек – добр, если «злых людей нет на свете», значит, человек достоин истины. Сразу и в полной мере. И этот храм создастся из «добрых людей».

Давайте на минуту представим Иешуа на балу Сатаны. Как и чем он мог бы помочь, допустим, Калигуле и Мессалине? Наверное, ничем. Потому что Калигула и Мессалина не запутавшиеся во зле, неумные человечки, а люди служившие злу вполне сознательно. Ну, а смог бы помочь Иешуа, например, Фриде?.. Да, но так же, как и Маргарита – попросить не подавать ей платок. Иешуа попросту больше нечего дать ей, потому что Фрида уже совершила зло, а вместо раскаяния у нее – желание потанцевать на балу.

А вот реплика Иешуа о Марке Крысобое:

«Если бы с ним поговорить, – вдруг мечтательно сказал арестант, – я уверен, что он резко изменился бы».

Булгаков недаром говорит о мечтательности Иешуа. Беда Иешуа в том, что он не всесилен? Нет. Беда Иешуа в том, что та вера, которую он проповедует – карикатура на христианство, она может воспитать сотни и тысячи «овец» уверовавших в то, что «все люди – добрые», но она бессильна против сознательных носителей зла. Эта вера может только обезоружить человека перед злом, ведь даже ее основатель – Иешуа – перед смертью вспоминает не Бога, а произносит «Игемон…» Вот и вся дорога.

Как сказал Воланд «каждому будет дано по его вере».

Что есть истина?

Почему Матфей появляется перед Воландом на крыше ипатьевского дома в довольно странном виде? «Выпачканный в глине мрачный человек в хитоне, в самодельных сандалиях, чернобородый». Читая эти строки, невольно улыбнешься: неужели за две тысячи лет нельзя было отряхнуть глину и привести себя в порядок? Почему время в «историческом романе» застыло так, словно в нем действовали не живые люди, а… идеи, что ли?!

Давайте возьмем любой талантливый рассказ, ну, например, «Воля к жизни» Джека Лондона. Как вы думаете, его изголодавшийся герой, который неимоверным усилием воли победил тундру, все-таки дополз до моря, до сих пор плывет на шхуне и прячет в матрас сухари?.. Наверное, все-таки нет. Этот герой ушел от нас, но не в бездну как Воланд, не по лунной дороге, как Иешуа и Пилат и не в нескончаемую и бесплотную весну, как Мастер и Маргарита. Можем ли мы предположить, как сложится жизнь героя «Воли к жизни» дальше, когда корабль пришел в порт? Наверное, нет. Герой Джека Лондона, не смотря на чудовищные обстоятельства, опустившие его до уровня голодного животного, все-таки был свободен изначально, и его автору попросту не от чего было его освобождать. Холод, голод и боль – не есть истина. И когда они отхлынули, человек стал распрямляться сам, как дерево, согнувшееся под слоем снега.

В чем принципиальная разница между «историческими главами» в романе Булгакова и этим рассказом Джека Лондона? Героя Джека Лондона не награждают. Потому что награждает, как правило, тот, с кем заключают договор. А с кем мог заключить договор герой Джека Лондона? Ни с кем. Тут можно возразить, что, мол, есть старая истина – оставьте человека одного на необитаемом острове или в пустыне, и он ни в чем не согрешит: ему не у кого будет украсть, некого обмануть, некого предать. Но давайте оставим на необитаемом острове Иешуа. Его идея – «все люди добрые» сразу потеряет свой смысл. И тут дело даже не в том, что ему некому проповедовать эту идею, а в том, что… Богу нужна не идея, а человек и его усилие. Быть добрым – важно и нужно. Но быть как?.. Быть убежденным другим человеком с помощью некоей игры в слова или для этого нужна не игра, а особая работа души?

«От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его…» Матфей 11 – 12.

Человек

Человек – двойственен и это его изначальная природа.

Кто я?

Я – все, и – ничего,

Я разделен на все и ничего спервоначала:

Я тот, кто уплывал

И тот, кто на причале

Встречал себя же самого…

Человеческое «я» разделено, и человек может взглянуть на себя со стороны. Привнесенное в человека человеком убеждение в чем-то, пусть даже в том, что он – добрый, нивелирует это разделение и лепит его «я» в единое целое. Первый признак такого «единения» в человеке – сектантский фанатизм и отсутствие сомнение в своей правоте.

( Шел 1994 год… Тогда я не имел весьма отдаленное представление о вере. Правда, я носил православный крестик. И где-то там, в глубине души, уже происходила огромная и таинственная работа. Улыбнусь: ах, ты дитё тридцатилетнее!..

Ну, значит так… Однажды этот довольно простодушный малый шел с работы домой. Вокруг царила милая и теплая, как лисья шуба осень. Рядом с лужами, в которых отражались желтые деревья, лежали желтые листья. Тишина осени – свежая, влажная и тоже желтая – скрадывала любые звуки, и они становились похожими на звуки лисьих шажков.

Улыбнусь: а знаете какое действие оказывает на человека стакан коньяка, выпитый им после тяжелого физического труда? Уверяю вас, едва ли не чудесное. Мир кажется ему добрым, бесхитростным и удивительно свежим.

Потом меня догнали два худощавых парня с одинаковыми и невыразительными лицами. Один из них спросил, верю ли я в Бога.

Я кивнул… Снова улыбнусь: я до сих пор сомневаюсь, был ли тогда мой ответ правдивым. Попросту я тогда еще мало думал об этом.

Второй парень (с такими же тусклыми интонациями в голосе) спросил, а что знаю я о вере?

Теперь можешь улыбнуться и ты, читатель. Я заявил, что знаю все.

Ребята заговорили об Иегове. Я уже не помню точно, что они говорили мне, и как я возражал сектантам. Наверное, мои возражения, как и их доводы, были крайне неубедительными. Правда, никто из нас не нервничал… Я был добродушен как сытый слон после водопоя, а ребята просто выполняли свою работу.

Любопытно другое – как закончился наш диалог. Все дело в том, что, отвечая, я смотрел то на лицо справа от себя, то на другое слева… Я невольно сравнивал эти лица и удивлялся их потрясающей, «матрешечной» похожести. Впрочем, дело было не только в лицах, а в одинаковом тоне слов моих собеседников, в их выверенных жестах, и тщательно поставленной мимике.

Я рассмеялся и спросил:

– Ребята, да что же вы такие одинаковые, а?!..

Вопрос прозвучал как пощечина. Сектанты мгновенно потеряли ко мне интерес и свернули на другую дорогу.

Что такое вера?..

Она – некий невроз навязчивых состояний, когда нивелируется, а то и уничтожается человеческая личность, или она то, – единственное то! – что делает человека свободным?)

У Иешуа был единственный ученик – Левий Матвей, ученик проклявший Бога ради учителя. Сильно звучит?.. Да! В одной из самых древних частей Библии – книге Иова – такое проклятие равносильно смерти. Жена Иова, видя страдания мужа, говорит ему: «Похули Бога и умри». Матвей не знает сомнений. Он готов защищать своего хозяина с примерно таким же фанатичным отчаянием, с каким собака Банга защищала бы Понтия Пилата. Тут же стоит заметить, что примерно так же, была готова защищать Маргарита Мастера, а Пилат – Иешуа. Эта повторяющаяся связка – человек и его защитник, четырежды встречается в «Мастере и Маргарите». Но никто из «защитников» не смог справиться со своей задачей в полной мере. В случае же с Мастером и Маргаритой все решается «благополучно» только благодаря Воланду. Воланд всесилен?.. Нет! Он запер своих героев в круг, из которого нет выхода.

Когда-то довольно давно меня сильно зацепила фраза, прозвучавшая в замечательном фильме Андрея Тарковского «Солярис» – «Человеку нужен человек». Да, нужен!.. Но шло время, и годы спустя я продолжил эту фразу – «Человеку нужен человек, но человеку человека мало». Тогда это было еще только интуитивное понимание того, что замкнутая только на человеке система – это не имеющий выхода круг в котором рождаются, зреют и взрываются человеческие трагедии. А что нужно еще?.. Воланд утверждал: «Иисус Христос существовал». Но существовал как?.. Как человек, как очередной круг человеческих взаимоотношений и страданий, из которого нет другого выхода кроме пути через все ту же человеческую трагедию.

А в христианстве?

«Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы они не попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» Евангелие от Матфея, 18, 19-20.

Беда проповедей Иешуа не в том, что в них нет упоминаний о Боге, а в том, что его истина заключена в только в человеке. Мало!.. Катастрофически мало, потому что если нет Бога – придется просить Воланда. Он – всегда рядом и недаром же он говорит, что «лично присутствовал при всем этом».

Система «человек-человек» не незыблема и, как правило, разрывается как под действием внутренних сил, так и внешних обстоятельств. А что потом?.. Маргарита потеряла Мастера, – круг разорвался. Глухая сталинская система не оставила ей ни единой лазейки, чтобы хоть как-то помочь Мастеру. И именно тут стоит задать один из самых главных вопросов: а как относилась к этой системе Маргарита?.. Странно, но мы не слышим от нее ни одного дурного слова о Советской Власти, пусть даже завуалированного. Примерно так же был молчалив Пилат по отношению к римскому императору Тиверию – человеку, ради которого он послал на смерть Иешуа.