Записки церковного сторожа

– Суть в том, что Иосиф простил своих братьев. Простил и поэтому они остались живы. Это значит, что «Формула таланта» отвечает на вопрос, почему гибнут и возникают народы. Это, во-первых, а во-вторых, «если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму». Иосиф не был слепым и это значит, что талант немыслим без дара предвидения. У него был такой дар.

– Все так просто?

– Да, просто. Только нужно суметь простить. А еще сделать как в сказке – «пойти туда, не знаю куда и принести то, не знаю что». То есть «пойти» впереди братьев, чтобы спустя много-много лет спасти их.

– Вторая задача действительно сложна…

– Но первая-то еще сложнее! Давайте подумает над, казалось бы, очень простым вопросом: почему Иосиф отказался от жены Потифара? Он сам говорил о совести, и это действительно так. Но почему его совесть не умерла, после того, как родные братья продали его в Египет? Разве невинно осужденный не имеет право на что-то такое, что если и не бросает вызов угнетающей его системе, то позволяет хоть как-то обхитрить ее, урвать нечто такое, что хоть на каплю облегчит жизнь?

Казалось бы, да. Ведь любой из нас, окажись он на месте Иосифа, задумается о таком праве вседозволенности. Взгляните на литературу о ГУЛАГе. Разве там не так?.. Но Иосиф так не думает. Снова спросим себя: а почему?..

– Вы уже упомянули совесть…

– Безусловно. Кстати, взгляните на имена чиновников: Потифар и Потифер. Жена Потифара и дочь Потифера. Разница в именах только в одной букве. Казалось бы, эта разница ничтожна, но… Жена Потифара могла подарить Иосифу только иллюзию свободы. А дочь Потифера, которую Иосифу дал сам фараон, была уже не наградой, а подтверждением истинности его свободы.

– То есть вы хотите сказать, что если бы Иосиф соблазнился женой Потифара, он остался бы рабом?

– Возможно даже худшим из всех. В Евангелии есть слова «Много призванных, но мало избранных». Иногда мне кажется, что худшие из людей получаются из призванных не ставших избранными. Наверное, подсознательно они понимают свою ущербность.

Но дело не только в этом. Иосиф несколько раз повторяет перед братьями «потому что Бог был со мною». Что он имел в виду? Только удачу в делах, которая постоянно сопровождала его? Я уверен, что не только. Я думаю, что Иосиф все-таки понял небеспричинность своего рабства. Бог наградил Иосифа даром видеть вещие сны и разгадывать сны других людей. В юности Иосиф словно играл с этим даром, как ребенок играет с красивым, и непонятым ему своей немыслимой ценой бриллиантом. Безусловно, он не понимал, что причинят своим братьям боль, наушничая на них и превозносясь перед ними. Это были жестокие поступки, но это были поступки ребенка, а наказание за них вышло чудовищно чрезмерным. Иосиф простил именно эту чрезмерность и огромная внутренняя работа (точнее, борьба) началась в нем еще до случая с женой Потифара. Именно тогда он и выбрал свой путь.

– Алексей, понятно, что человек не выбирает, быть ли ему призванным, ведь не он призывает себя сам. И можно ли выбрать «избранничество»?

– Можно. Только этот выбор делается не с помощью «хотелки» и заявления, мол, я так хочу, а всей внутренней сутью человека без псевдофилософской шелухи . В Библии Иосиф недаром назван Прекрасным. Он смог.

Теперь давайте взглянем на современных детей с обозначенными чертами таланта. Например, они пишут стихи или часами рисуют… Вам не кажется, что они чем-то удивительно похожи на Иосифа Прекрасного?

– Чем и в чем?

– Ну, наверное, своей убежденностью, что их ждет великая судьба. А еще что они не такие как все.

– Избранные?

– Да. Но потом им всем предстоит сделать выбор между действительной свободой и свободой мнимой; выбор между прощением людей за чрезмерность, которую обязательно подарит им судьба и правом вседозволенности.

– Выбора избежать нельзя?

– Даже Господу Богу нельзя избежать того, чтобы Земля получилось круглой. Вопрос только в диаметре этого круга.

Я уже говорил, а вы вспоминали, что «талант это язык, которым Бог разговаривает с людьми». Нельзя сделать так, чтобы этот язык молчал, а если все-таки это получится – народ умрет, как умерли бы братья Иосифа, если бы тот не простил их. Кстати, взгляните, как непросто прощал Иосиф своих братьев. А ведь только захоти, и он предстал бы перед ними во всем блеске славы, – как великий слуга великого фараона. Поклонились бы ему братья?.. Уверен, что да. Раскаялись бы они в своем давнем грехе? Безусловно. А тут еще и сам фараон наградил бы Иосифа какой-нибудь премией. Ну, например, «За принципиальность и стремление к истине». А потом можно было прогнать своих братьев. Чтобы унизить, дать им хлеба даром – «Смотрите, какой я добрый!» – но все-таки прогнать. Казалось бы красиво, правда?..

– Мне это напоминает кое-что из современной жизни…

– Мне тоже. Но, повторяю, такой поступок Иосифа означал бы смертной приговор для его братьев. Они вряд ли смогли пережить пятилетний голод, а снова прийти к Иосифу в Египет им не позволила бы совесть. Фактически это было бы убийством…

– Убийством ради чего?

– Ради себя любимого. Ради своего тщеславия и ощущения некоей победы над несправедливостью. Сатана часто прячется за высокими словами. За таким «забором» не видно его рогов.

– Алексей, а все-таки, не слишком ли сильно это сказано: «формула таланта» объясняет, почему возникают и гибнут народы?

– А разве они вечны? И разве свою судьбу выбирает сам народ благодаря стечению обстоятельств или какому историческому случаю? Нет, даже «кирпич просто так не падает». И знаете, что я думаю… В «формуле таланта» речь идет не просто о доброте. Мол, прости всех и будь добреньким. Тут что-то иное… Это какая-то внутренняя, очень чистая и … не знаю… сверхразумная доброта дарованная человеку Богом. Нужно уметь сохранить ее, вот в чем суть!

Вот зачем мы молимся Богу? Разве Он не знает лучше нас, что нам нужно; чем мы больны; или что случится с нами? Тогда в чем смысл стояния перед Ним?

Я думаю, что в понимании и перепонимании самого себя. Человек – не батарейка, он не заряжается от потустороннего мира некоей духовной энергией (хотя, в какой-то мере, я признаю и это, но не как главное), а … снова слов не хватает… суть в самом стоянии перед Богом?! В некоей внутренней работе, без которой бессмысленно любое стояние. Ты пришел?.. Ну, так поработай хотя бы ради себя, не стой столбом. Понимай!.. Думай!.. Люби!.. Но люби уже не только себя и ради себя.

Эх, тут бы сказать о поэтике молитвы, да ведь не поймут…

– Не все не поймут.

—Да. Но тем, кто понимает, зачем мои слова? Бог в пропаганде не нуждается.

– Суммируя сказанное, как Вы думаете, чем может помочь людям «Формула таланта»?

– Нужно быть всегда не просто добрым, а разумно добрым. Но это немыслимо без веры в Бога, потому что просто прощение не равно покаянию перед Богом. Уверен, что это мое утверждение есть обратная сторона бессмертной фразы Достоевского о деятельной любви к людям.

И вот еще что, немаловажное… В Евангелии есть, казалось бы, странная фраза: «гнев агнца возгорится вскоре». Мне, как верующему человеку, она понятна, но вдумайтесь в ее прямой смысл: как может ягненок – самое беззащитное в мире существо – гневаться и почему Евангелие предупреждает, что ничего хорошего от этого ждать не стоит? Здесь стоит вспомнить финал гоголевской «Шинели». После смерти призрак Акакия Башмачкина – чем не литературный ягненок? – стал нападать на людей и сдирать с них шинели. И никто не мог преодолеть его силу. Силу «ягненка», понимаете?.. Он успокоился только тогда, когда отомстил «одному значительному лицу». (курсив Гоголя) И вот именно здесь стоит подумать о том, почему в 1917 году Россия стала на принципиально иной путь развития. На мой взгляд, это был гнев агнца и плата за ту чудовищную чрезмерность, которую не выдержали и не смогли простить миллионы «башмачкиных». Все остальное, как говорится, – от лукавого.

– Алексей, Вы хотите сказать, что при, казалось бы, огромной отвлеченности от реальной жизни, именно литература отвечает на главные вопросы современности и прошлого?

– Да. Лишь бы ее не завалил вал так называемой «злободневной публицистики», дешевеньких детективов и пошлых романов «о любви».

– Будем на это надеяться!

Маленький опыт большого прочтения

«Мастер и Маргарита»

Заметки на полях

Каким бы гениальным не был писатель, он не знает, сколько времени будет жить его книга, а это значит, что он не знает и ее финала. Гениальную книгу дописывает Бог.

Автор исследования полностью согласен с мнением дьякона Андрея Кураева: «Сразу скажу: так называемые «пилатовы главы» «Мастера и Маргариты» кощунственны. Это неинтересно даже обсуждать».

Первая страница романа

Улыбнусь: едва усевшись писать эту статью, я сразу понял, насколько горек будет мой хлеб. Небольшой по объему текст вдруг оказался для меня не сопоставимым по трудности с любым рассказом и даже маленькой повестью. Слова, слова, слова!.. Откуда они только берутся? И если во время работы над любым другим текстом я вижу сравнительную ценность слов, выбираю те из них, которые лучше передают смысл и краски, то сейчас… Короче говоря, моя краткость будут вынужденной. Именно так и никак иначе. Автор эти строк не социолог, не историк и не философ. Я – писатель. Но, как и скульптор, я вынужден отсекать все лишнее. Впрочем, только ли отсекать? Может быть и упрощать?

Когда-то я занимался анекдотами…

(Снова улыбнусь: во-первых, я не разделяю общелитературного презрения к этим крохотным притчам, а, во-вторых, ведь должен же кто-то придумывать то удивительно смешное, парадоксальное и живое, что, потеряв имя своего автора, а иногда и пережив первоисточник, все-таки продолжает быть.)

… И, стараясь понять великий «принцип анекдота», я понял одну очень важную вещь: главное не в умении найти ловкий ответ на поставленный вопрос, а в том, чтобы правильно построить сам вопрос. Парадокс?.. Нет. Ведь правильно построить вопрос (правильно с точки зрения эффективности его решения) можно только заранее зная на него ответ. А тогда, казалось бы, о каком вопросе может идти речь, если ответ известен? Впрочем… Разве можно увидеть шесть сторон кубика сразу, не вращая его?

…Для того чтобы понять замысел Булгакова, заложенный в «Мастера и Маргариту», во-первых, не нужно лезть в философические дебри потому что роман писан не для исследователей теории заговора, а для простых читателей. Во-вторых, этот замысел потрясающе прост и для его понимания просто нужно разобраться в смыслах первой и последней строк романа. Я уверен, что теперь уже улыбнулись вы. Мол, и все?!.. Да, все. И я берусь доказать это. Не ужасайтесь, пожалуйста. Я отлично знаю, что в некоторых голливудских фильмах продюсеры именно так читают сценарии: они открывают начало рукописи, потом ее конец и выносят свое суждение. Я не поклонник данного метода, но и не я написал «Мастера и Маргариту».

Теперь нам пора открыть великий роман Булгакова.

…Так кто ж ты, наконец?

– Я – часть той силы,

что вечно хочет зла

и вечно совершает благо.

Гете. «Фауст»

Пора задуматься. Да, «Мастер и Маргарита» – роман о дьяволе; да, Булгаков любил оперу «Фауст»; да, тут можно бесконечно долго (ведь мы уже не раз перечитывали роман от корки до корки) рассуждать на тему, какое благо принес героям романа Воланд. Но зададим простейший вопрос: а что может считать благом дьявол? Стоп, стоп, стоп!.. Повторяю еще раз, я не собираюсь демонстрировать фокусы софистики. К тому же я не Коровьев или Кот-Бегемот и мы с вами не в Варьете. На этом основании я утверждаю, что Воланд мог принести любое благо кроме того, которого он… Боится! На мой взгляд, это простейший и самый верный ответ. Впрочем, он довольно неожиданный, не правда ли? Казалось бы, ну чего может бояться дьявол? Если он – олицетворение зла, то, наверное, бояться он должен доброты и милосердия, то есть всего того, что по своей природе является антиподом зла. Но – казалось бы, парадокс! – в романе Булгакова добро довольно мирно уживается со злом, а Воланд совсем не боится «высокой моральности».

Например, после бала, во время ужина, когда Маргарита просит Воланда чтобы Фриде не подавали платок, Сатана отвечает:

«– Ввиду того, – заговорил Воланд, усмехнувшись, – что возможность получения вами взятки от этой дуры Фриды совершенно, конечно, исключена я уж не знаю, что и делать. Остается, пожалуй, одно – обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели моей спальни!.. Я о милосердии говорю, – объяснил свои слова Воланд, не спуская с Маргариты огненного глаза. – Иногда совершенно неожиданно и коварно оно проникает в самые узенькие щелки. Вот я и говорю о тряпках… Вы, судя по всему, человек исключительной доброты? Высокоморальный человек?»

Сказано не без усмешки. Милосердие, в понимании Воланда, едва ли не ассоциируется с тряпками. При чем оно по-мышиному проникает в щели. Вряд ли Воланд, рослый и сильный мужчина да к тому же вооруженный шпагой, боится «мелкого грызуна» – милосердия.

А вот размышления Воланда в Варьете, когда зрители попросили вернуть конферансье голову:

«– Ну что же, – задумчиво отозвался тот, – они – люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги… Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних…»

Воланд снова удивительно снисходителен не только к жадности, но и к доброте. Странно?.. И да, и нет. Нет, если Воланд считает себя равным Богу. Тогда почему бы ему не быть судьей всего, в том числе и милосердия? Но тут, правда, стоит подумать о том, что внутреннее содержание всегда и, как правило, таинственнее своей внешней формы.

Давайте попробуем рассуждать следующим образом: допустим, что значит для банкира цифра «три»? Наверное, это могут быть «три копейки», «три тысячи рублей» и «три миллиона долларов». То есть «цифра» три обозначает количество частей, но не качество содержимого. Три копейки – кусочек дешевой меди, три тысячи рублей – уже чуть-чуть серебра, а вот три миллиона – конечно же, золото. Короче говоря, для банкира цифра «три» ничего не значит, пока не известен материал монеты. В случае с платком Фриды Воланд сам оценил милосердие Маргариты как «тряпичное». И он оказался прав. Ответ Маргариты: «Она ждет, мессир, она верит в мою мощь», не имеет к милосердию ни малейшего отношения. Скорее всего, задавая Маргарите вопрос о ее «высокоморальности», Воланд, как умный «врач», поинтересовался, не больна ли его клиентка бледной, вялой добротой и насколько тщательно омыла ее «быстрота и нагота».

Рассмотрим другой еще один простой пример на тему внутреннего содержания. Допустим, некоего человека попросили выпить «в знак дружбы и взаимного доверия» некое дорогое вино из сосуда, напоминающего своей формой человеческий череп. Наверное, любой здравомыслящий человек, во-первых, поинтересовался бы, а почему у сосуда такая странная форма? Вопрос не лишен здравого смысла, потому что из подобного сосуда человек пьет не каждый день. Предположим, что ему ответили, мол, это только шутка и нужно проверить, насколько крепка ваша нервная система. Но тогда возникает следующий вопрос: а что за вино в сосуде и можно ли взглянуть на бутылку, из которой оно было налито? Если бы человеку предъявили не бутылку, а мертвого барона Майгеля, он сразу бы понял, что форма «бокала» совсем не случайна. И речь идет прежде всего о его – человеческой – внутренней сущности, которая, после того, как вино будет выпито, станет совсем другой. Живое рождает живое, а мертвое – мертвое.

Как-то раз я стал свидетелем спора между священником и школьной учительницей. Молодая женщина пыталась доказать своему оппоненту, что преподавание в школе основ христианской веры должно «повысить мораль и нравственность подрастающего поколения». Священник пожал плечами, улыбнулся и сказал, что: а) христианин имеет полное право быть безнравственным и б) христианину не возбраняется быть злым человеком. Школьная учительница открыла рот… но так и не нашла что ответить. Священник продолжил свою мысль и пояснил, что христианину все дается по его вере и она, эта вера, и является корнем его нравственности. Иными словами, христианская мораль и нравственность – только плоды. А воспитывать эти плоды в молодых людях без веры в Бога, все равно что забивать микроскопом гвозди. Есть и еще одно принципиальное отличие религиозной духовности, от гражданской нравственности. Первая – сугубо личная и имеет отношение только к конкретному человеку.

«Сказываю вам: в ту ночь будут двое на одной постели: один возьмется, а другой оставится; две будут молоть вместе: одна возьмется, а другая оставится; двое будут на поле: один возьмется, а другой оставится. (Иисус Христос, Евангелие от Луки 17:26-36).»

Мы немного отвлеклись от главной темы, но продолжим ее. Воланда интересуют те люди, которые «останутся», потому что их обезбоженные милосердие, нравственность и доброта легко превращаются в «тряпку». Воланд «опасается» таких человеческих качеств примерно так же, как пожарник сгоревшей спички.

Теперь снова о страхе Воланда. Где, на каких страницах романа он испытывает беспокойство и страх? Вот фрагмент текста (несколько сокращенный) встречи Воланда с Берлиозом и Иванушкой на Патриарших прудах.

«…Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:

– Вы – атеисты?!

– Да, мы – атеисты, – улыбаясь, ответил Берлиоз…

– Позвольте вас поблагодарить от всей души!

– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Бездомный.

– За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, – многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.

Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно (выделено авт. «Заметок») обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту…»

Спрашивается: неужели Воланд боится увидеть много атеистов?.. Судя по тексту, да. Но почему? Вспомним, зачем приехал в Москву Воланд – он собирался устроить «весенний бал». На этом балу он и Маргарита выпили вино, в которое превратилась кровь барона Майгеля из кубка, который был когда-то черепом Берлиоза. А тогда что искал Воланд прогуливаясь под липами на Патриаршем прудах? Кубок для вина, что ли?!..

Да. И да, потому что никакого другого ответа просто нет. Берлиоз – атеист, Майгель – предатель, а «причастие» Воланда – кровь предателя в черепе-кубке неверия. То есть по Булгакову неверие (атеизм) – сосуд предательства, то, что придает ему форму и, как бы это неприятно не звучало, форму человеческой головы.

Тогда становится ясным приведенный выше фрагмент встречи на Патриарших: Воланду не нужно много «кубков», ему нужно много вина. Именно поэтому он тревожится и испуганно обводит глазами дома. Сначала Воланд радуется (прожженный атеист – удачная находка), но потом он начинает беспокоиться, а не попал ли он в город, где нет «вина» для его «причастия»? И не затем ли Воланд хочет посмотреть на народ «в массе» чтобы понять, как изменились москвичи?

(Улыбнусь: знаете, роман Булгакова построен потрясающе просто и логично! И, кстати говоря, я ли ставлю простые вопросы или их задает сам автор? Здесь снова возникает масса вопросов. Например, почему Воланд решил поделиться своим «причастием» с Маргаритой? )

Казалось бы, больше нигде на страницах романа Воланд не испытывает страх. Но он есть!.. Воланд покидает Москву накануне Пасхального воскресения. Он больше не может оставаться в ней.

Мир «князя мира сего» – мир, начинающийся с полного неверия. Он приближается к миру веры и Пасхи, он даже уродливо имитирует его, но не может перейти незримую границу. Но на подвластном ему поле Воланд действует в полную силу. Ограничивает его самое простое чувство – страх.

Последняя страница романа

Вот два последних абзаца страницы романа «Мастер и Маргарита»:

«…Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на Ивана, она разбрызгивает свет во все стороны, в комнате начинается лунное наводнение, свет качается, поднимается выше, затопляет постель. Вот тогда и спит Иван Николаевич со счастливым лицом.

Наутро он просыпается молчаливым, но совершенно спокойным и здоровым. Его исколотая память затихает, и до следующего полнолуния профессора не потревожит никто. Ни безносый убийца Гестаса, ни жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтийский Пилат».

Теперь давайте разбираться по порядку. Зададим простой вопрос: почему Ивану Николаевичу снится убийца Гестаса? Я смею утверждать, что последняя строка любого романа имеет особый смысл. Об убийце Гестаса мы не знаем ничего, а при чем тут сам Гестас, о котором на страницах романа Булгаков говорит очень мало?

Давайте посмотрим, что именно. Впервые Гестас упоминается во время допроса Иешуа Пилатом. Пилат спрашивает арестованного проповедника: «Не знаешь ли ты таких, некоего Дисмаса, другого – Гестаса и третьего – Вар‑раввана?»

Ниже Пилат говорит о том, в чем обвиняют Гестаса: « … Итак, Марк Крысобой, холодный и убежденный палач, люди, которые, как я вижу, тебя били за твои проповеди, разбойники Дисмас и Гестас, убившие со своими присными четырех солдат, и, наконец, грязный предатель Иуда – все они добрые люди?»

Затем имя Гестаса снова появляется во время беседы Пилата с Каифой и во время произнесения приговора. В частности Пилат говорит о Гестасе и его соратнике Дисмасе, что эти «двое, вздумавшие подбивать народ на бунт против кесаря, взяты с боем римскою властью, числятся за прокуратором».

Вот Гестас во время казни:

«С ближайшего столба доносилась хриплая бессмысленная песенка. Повешенный на нем Гестас к концу третьего часа казни сошел с ума от мух и солнца и теперь тихо пел что‑то про виноград, но головою, покрытой чалмой, изредка все‑таки покачивал, и тогда мухи вяло поднимались с его лица и возвращались на него опять».

Описание смерти Гестаса и того, что имеет отношение к его похоронам, информации о Гестасе не добавляют. Предпоследнее упоминание о нем в романе уже во сне Ивана Николаевича :

«Будит ученого и доводит его до жалкого крика в ночь полнолуния одно и то же. Он видит неестественного безносого палача, который, подпрыгнув и как‑то ухнув голосом, колет копьем в сердце привязанного к столбу и потерявшего разум Гестаса. Но не столько страшен палач, сколько неестественное освещение во сне, происходящее от какой‑то тучи, которая кипит и наваливается на землю, как это бывает только во время мировых катастроф».

Итак, кто же такой Гестас? Это «преступник, арестованный в Ершалаиме за убийства, подстрекательства к мятежу и оскорбление законов и веры». В тексте романа он мелькает, казалось бы, только как часть фона других событий. Но, тем не менее, страдающий Иван Николаевич просыпается, словно в сердце укололи его, а не только Гестаса. А при чем тут некая туча, «которая кипит и наваливается на землю, как… во время мировых катастроф»? На мой взгляд, здесь можно сделать только один вывод: Иван Николаевич… чувствует, что его ждет судьба Гестаса. Тогда кто же он – неужели будущий мятежник-революционер?! Я уверен, что да. Правда, Иван Николаевич – странный революционер. И странный не потому что ему приходится утаивать что-то, а потому что в нем самом утаивается что-то помимо его воли.

«Ивану Николаевичу все известно, он все знает и понимает. Он знает, что в молодости он стал жертвой преступных гипнотизеров, лечился после этого и вылечился. Но знает он также, что кое с чем он совладать не может. Не может он совладать с этим весенним полнолунием. Лишь только оно начинает приближаться, лишь только начинает разрастаться и наливаться золотом светило, которое когда‑то висело выше двух пятисвечий, становится Иван Николаевич беспокоен, нервничает, теряет аппетит и сон, дожидается, пока созреет луна. И когда наступает полнолуние, ничто не удержит Ивана Николаевича дома. Под вечер он выходит и идет на Патриаршие пруды».