Полная версия
Что электрический такой.
Я полюбил его за бабок,
Которые везде и всюду.
Когда я вырасту, таким же,
Наверное, ворчливым буду!6
Не знаю, почему одна первая. Видимо, предполагалась и вторая ода, но её я так и не написал. Во времена студенчества я вымучил из себя немало стишков. К несчастью, они сохранились и, попадаясь мне на глаза, каждый раз вгоняют в тоску: наивно, глупо и бессодержательно.
Сейчас я совсем не читаю поэзию. Пора «ахов и вздохов» – в прошлом, а романтические иллюзии, как часто случается, разбились о несокрушимую филистерскую обыденность. Да здравствует проза в литературе! И в жизни.
Из всех шестерых ничего не писал только Макс. Зато он удивительно рисовал. Собственно, я не помню, чтобы он дарил мне эту картину с Лениным, которая в вычурной рамке висит сейчас на стене напротив меня, как и не помню, чтобы он её рисовал. Я нашел её несколько лет назад в своих книжных завалах. Вероятно, съезжая с общежития на свою первую съёмную квартиру, случайно прихватил искусно нарисованный карандашом на плотном картоне размера А3 рисунок, изображающий бюст Владимира Ленина на облупившемся постаменте в лесу.
Каждый из нас был по-своему интересной, необычной личностью. А как же иначе? Ведь среднестатистические здоровые юноши не поступают по собственному желанию на филологический факультет. Тем более после прохождения воинской службы, как Макс. Мы сочиняли нелепые стишки и невообразимые песни с припевом типа «Гномы! Гномы! Какие нафиг гномы?», которые после презентации на каком-нибудь из концертов распевал весь факультет. Участвовали в театральных представлениях и сценках – да впрочем, и в повседневной жизни чудачили кто во что горазд. Но рисовать умел один Макс, так что ответ на вопрос, кто в нашем общежитии мог нарисовать Ленина в лесу (а главное, зачем), был для меня очевидным. Тот же человек, что мог представить и изобразить лорда Бакенбарда, ежа, похожего на Брежнева, и колбасу, покусанную осой.
Ленин как Ленин. Ничего необычного. Таких памятников на просторах нашей необъятной родины полно, и, наверное, я бы выкинул этот красивый карандашный рисунок, если бы не одна деталь, которая меня занимала и не давала покоя.
Как он оказался в лесу?
Кто-то из моих гостей предположил, что это не лес, а городской парк, ведь буквально в каждом из них, в той или иной интерпретации, присутствует вождь мирового пролетариата. Однако я отказываюсь верить в то, что действующий парк может быть настолько заросшим и запущенным. На рисунке деревья, трава и кустарники подступали к изваянию вплотную, наполовину скрывая постамент и дальнее левое плечо революционера. Над памятником нависали густая старая ель и береза с широко раскинутыми ветвями. Мне думается, что именно растительность причастна к отколотой тут и там плитке и многочисленным трещинам на пьедестале. Что интересно, что птичьего помёта на памятнике не было…
Я часто сидел и размышлял вместе с Гомером, как же так случилось, что одинокий Ильич оказался в такой чаще. Именно благодаря этой интригующей тайне работа Макса была помещена мной в красивую винтажную рамку на самое видное место в зале. Из всех имеющихся вариантов ответа самым очевидным представлялось, что это был всё-таки парк в каком-то давно заброшенном городе. Либо это далёкое апокалипсическое будущее одного из ныне существующих городов —например, малой родины Макса, городка Иультин.
Самым здравым решением было бы задать этот вопрос автору. Однако на момент находки картины мы уже давно перестали общаться. Что стало с остальными, как они устроились и где работали, было загадкой для меня и Виктора. Только со своим бывшим одногруппником, с которым общался чаще благодаря учебному процессу, я до сих пор поддерживал дружбу. Хотя сейчас наше общение ограничивалось несколькими телефонными разговорами и двумя-тремя встречами в месяц. Да и то лишь потому, что он по чистой случайности купил квартиру неподалёку от меня. Ничего себе совпадение! В многотысячном-то городе!
Слышали термин: «потерянное поколение»? За всех не скажу, но нашу банду вполне можно так назвать, хотя, в отличие от героев книг Ремарка и Хемингуэя, мы, слава Богу, ни в какой войне участия не принимали. Потерянными мы были совсем по иной причине. В то время как наши школьные товарищи-мальчишки поступали в технические вузы, получали прикладные специальности в точных науках, становились инженерами, докторами, физиками, механиками или, на худой конец, слесарями и водителями, мы шестеро одновременно и в то же время каждый сам по себе, выбрали филологический факультет. Мой отец был всячески против пополнения рядов «невнятных гуманитариев»: дескать, это образование украдет у меня пять лет и в дальнейшей жизни совсем не пригодится, как и любому мужчине на моём месте.
Вспоминаю своих пацанов и думаю: не от безысходности ли они подали документы на филфак? Не верю, что кто-то из них всерьёз задумывался о работе учителя. Лично я после окончания школы совсем не знал, чем заниматься. Моё желание посвятить свою жизнь науке появилось позднее, уже после поступления. В седьмом или восьмом классе я заразился любовью к чтению, которая продлилась до конца школы и росла из года в год. Возможно, эта страсть и предопределила мой выбор?..
Чем руководствовались другие, я не берусь предполагать. Однако это не было похоже на джекпот и на беспроигрышный вариант дальнейшей счастливой жизни. По поведению ребят и их отношению к занятиям было заметно, что образ гуманитарного книжного червя, научившегося читать сотню страниц в час и больше ничего не умеющего, вряд ли был для них конечной целью. Наверное, наше появление на филологическом факультете было случайностью.
Возможно.
Но, так или иначе, это не сыграло нам на руку.
Сейчас, когда я осознаю, что за несколько лет мы разом изучили ВСЮ ИСТОРИЮ человеческой мысли, воплощенную в художественной литературе, и прочли все знаковые произведения, постепенно изменявшие человеческое сознание на протяжении всех пережитых им эпох, мне становится не по себе. Я никогда не брался судить, правильно ли или ошибочно устроено наше образование. Оно мне нравится. Но когда думающий человек, хотя бы раз задававший себе вопрос о цели своего бытия, размышляющий над причинно-следственными связями окружающего мира, получает такой огромный массив лучшего человеческого опыта со всего земного шара, с древнейших времён до XXI века, воплощённый в гениальнейших произведениях литературы – он, мягко говоря, теряется. Чёрная дыра вопросов, ранее мучавших его, разрастается ещё больше, подпитываемая новым топливом неразрешимых коллизий этих произведений. Вопросы отцов и детей, жизни и смерти, предательства и дружбы, любви и ненависти, личного и общественного, честности и лжи, меркантильности и бескорыстия – всего этого мы касались ежедневно, читая, читая, читая и подробно разбирая на практических занятиях. Сколько судеб и жизней авторов и придуманных ими героев пропустили мы через себя? А десятки и сотни тысяч фундаментальных вопросов, которые поднимались в произведениях? Всё это вряд ли может не оставить след в душе и мыслях думающего человека.
Кто-то скажет: мало ли что придумают эти писатели! Но я считаю, что художник не может создать того, чего не существует в нашем мире. Он волен выбирать форму и жанр, писать сказку или роман, фантастику или фентези, однако при этом всё равно рассказывает о любви, дружбе, добре и зле. Эльфы, фараоны, гномы или люди, какая разница? Это лишь форма выражения всем известных человеческих чувств и отношений…
В общем, в один прекрасный момент декан факультета торжественно вручил нам дипломы и помахал рукой, забыв только сказать: «Всего вам хорошего, и живите теперь с этим, как хотите!». И все мы чувствовали, что вопросов внутри нас стало больше, а ответов не прибавилось…
…Я вызвал такси и начал собираться.
Помнится, я где-то слышал, что кто-то из нашей шестёрки уже спился. Правда ли это? Надеюсь, что нет. У меня самого бывало, что я посылал всё к чёрту и сильно напивался. Но более чем на один такой вечер меня не хватало. На следующее утро я был скорее мёртв, чем жив, и, провалявшись так весь день, испытывал к себе полное отвращение, зато обретал месячный иммунитет к спиртному, не мог даже смотреть на алкоголь.
Не знаю, имеет ли приобретённый филологический багаж хоть какое-то отношение к нашей потерянности и оторванности от жизни, однако именно один из филологов посоветовал мне как-то давно «поменьше думать и побольше жить».
Отчего-то кажется, что он пожелал мне того, что больше всего на свете хотел обрести сам.
Города – лишь обрывки наших воспоминаний
Из-за всех этих рассуждений я чуть не забыл полить цветы.
Люблю больших собак, больших кошек и большие растения. Моей гордостью в этой квартире был Розан. Он уже перерос меня и достигал примерно ста восьмидесяти сантиметров в высоту и полутора метров в диаметре (в самой широкой части). Было бы грустно приехать через пять дней к увядшему гиганту.
Я поспешно поставил пустой кувшин на стол, с сожалением заметив, сколько следов от уличной обуви я оставил на полу. Уже выбегая из квартиры, в прихожей схватил первую попавшуюся книгу с гардеробной полки. Поворачивая ключи в замочной скважине, вспомнил о снегопаде, коммунальных службах и расстоянии до аэропорта. Часы показывали 17:15, самый час-пик, и чуть больше часа до самолёта. Чёрт.
«Уважаемые жильцы! В понедельник 22 февраля в 14:00 к нам приедет трактор для уборки снега! Прозьба, всем владельцам автомобилей убрать машины с прилегающей к дому территории на время расчистки, и оставить свой телефон на торпеде автомобиля. Администрация ТСЖ № 18», – гласило объявление в лифте.
Раньше, во время спуска или подъёма, я успевал исправить все ошибки ручкой, вынося их на поля и ставя оценку, как в школе. Однако меня быстро вычислили, взяв обещание более не унижать самооценку председателя правления. Я с сожалением покорился.
Свежая тарабарщина напомнила мне, что сегодня выходной, а значит шансы приехать к самолету вовремя увеличились. В такси очень сладко и приторно пахло освежителем воздуха, тщетно пытающимся заглушить сигаретную вонь. Я забрался на заднее сидение, и мы поехали. Таксист обнадёжил: несмотря на погоду, дороги пустые, и он доставит меня в аэропорт за сорок минут. Я расслабился и посмотрел на книгу, которая до сих пор находилась у меня в руках.
«Я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом – ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак»7.
Может, и я дурак? Холден в отличие от меня хотя бы знает, чего хочет в жизни. А я…
– Любите читать? – неожиданно задал вопрос водитель.
Есть две профессии, для которых умение начать непринуждённую беседу является неопровержимым преимуществом – бармены и таксисты.
– Вообще я очень необразованный, но читаю много, – с неприкрытой иронией ответил я. Совсем не хотелось с кем-то сейчас разговаривать.
Извозчик, похоже, пропустил моё остроумие мимо ушей и продолжил:
– Хорошо, что хоть кто-то из молодёжи ещё читает…
– А вы сами когда последний раз книгу читали? – не дав ему закончить, выпалил я.
– Да-а-а… я как-то… газеты больше…
Разговор зашел в тупик, и я не желал его продолжать. Зачем обсуждать всем известные и понятные факты с незнакомым человеком, которому это тоже неинтересно и который пытается завести беседу только для того, чтобы развлечь меня?
Мне кажется, что в какое угодно время были те, кому читать нравилось, как и те, кто читать вообще не любил. Другое дело, что в наши дни помимо книг появилось множество других источников информации: телевизор, компьютер, телефон, радио… Так что можно не иметь дома ни одной книги Диккенса и при этом знать всё его творчество. Или проводить всё свободное время в планшете или ноутбуке за изучением физики или истории, не открывая учебник. Конечно, чаще всего люди тратят время перед экраном на менее полезные занятия. Но за всех не скажу, конечно.
Что касается меня, то я конченый «консервант», как называет меня Виктор. Я никогда не совершал покупки через интернет, не пользовался беспроводными наушниками, ношу только механические часы со стрелками. Моим телефоном нельзя оплачивать продукты в супермаркете, потому что для этого у меня есть большой толстый кошелёк с наличными и мелочью. В какой-то момент жизни я перестал ленно проводить своё время, пялясь то на всякие новомодные технические штучки в интернете, то на блестящие шмотки в витринах. Перестал сидеть целыми днями за компьютерными играми и тратить деньги на чипсы. Сперва, я осознал, что мне необходимо учиться, а потом – трудиться. Наверное, я просто вырос.
Я всё реже отрывался от работы ради того, чтобы отдохнуть, прикупить что-нибудь, развлечься. Безостановочно гнал и гнал куда-то вперёд и вверх, доказывая что-то – себе, родителям, окружающим. А тем временем, словно ярко-красное заходящее солнце, исчезало за горизонтом моё счастливое детство, и чем дальше оно пряталось, тем сильнее я зарывался в работу и всё меньше и меньше обращал внимание на окружающий мир, не успевая следить за техническими новинками. Расслаблялся, лишь когда пылесосил пол или мыл посуду, когда ходил в магазин или в гости к друзьям, когда занимался спортом или читал. И считал, что это отличный отдых, но как оказалось, для всех остальных эти занятия были непосильной тяжестью. Поэтому появились роботы-пылесосы, посудомоечные машины, бесплатные доставки всего, чего угодно, хоть жвачки, хоть автомобилей, всевозможные онлайн-чаты, видеохостинги и мессенджеры… В конце концов, даже супер-пояса для похудания: носи их, ешь сколько угодно и худей.
Сколько же свободного времени появилось у шести миллиардов людей, и куда им его тратить, пока одна половина земного населения ожидает доставку какого-нибудь хлама, а вторая её осуществляет? Хочется верить, что на что-то полезное, потому что в голову сразу же приходят слова отца: все нехорошие поступки и дурные мысли – от безделья.
Я убрал книгу в рюкзак. Меня всегда окружают книги: дома, на работе, в машине, в поездках. Несмотря на то, что они часто занимают много места, я предпочитаю бумажные издания и продолжаю ходить в букинистические магазины, чтобы пополнить свою библиотеку. Не могу читать с монитора, очень быстро устают глаза. К тому же электронные книги, даже при всём их удобстве, не доставляют мне той радости, которую я получаю, держа в руках настоящую книгу. Это похоже на ритуал, когда я подробно изучаю обложку, аннотацию, титульный лист. Прежде чем начать читать, могу познакомиться с биографией автора и историей создания произведения (или освежить их в памяти), бегло пролистав несколько статей в интернете. А когда мне попадается какой-нибудь редкий экземпляр или издание, я чувствую себя самым счастливым человеком на свете.
Как это ни банально, но лучшим подарком я считаю книгу. И если человек мне действительно близок, и я хочу ему добра, то обязательно подарю ему умную книжку из своей коллекции. Не жалею собственных книг для хороших людей. В своё время на этих же страницах я сам находил ответы на свои вопросы, размышлял о прочитанном, обогащался внутренне. Дарив их, надеялся, что они точно также послужат новым хозяевам и помогут им с решением их проблем.
Неприкосновенности подлежат лишь особо дорогие и редкие вещи. Например, моё собрание книг по Крыму, включающее в себя более сорока томов: путеводители, записки путешественников XIX века, сборники стихов, посвященных полуострову, легенды и предания, репринты древних изданий – в общем, всё то, что найти в магазинах Йоханнесфельда невозможно.
Книги из моего детства я тоже бережно храню: «Футбол» из серии «Я познаю мир» 1996 года, «Атлас мира для школьников» 1998 года, который я залистал до дыр, изучая страны мира и их города.
– Привет, мам, – мы уже выезжали из города, когда мне позвонила мама. Я стараюсь звонить родителям несколько раз в неделю: всё-таки, растить ребёнка семнадцать лет подряд, а потом в один момент лишиться его, отпустив в большую жизнь – тяжёлая потеря. Жаль, что заходить в гости так же часто, как и звонить, у меня не получается.
Увольнение с работы немного выбило меня из привычной колеи, введя в больший философский транс, чем тот, в котором я пребываю обычно, поэтому я уже несколько дней не разговаривал ни с отцом, ни с мамой. Вспомнил об этом только теперь, увидев входящий звонок.
– Привет, Саш. Что-то ты давно не звонил. Всё в порядке?
– Да-да, всё хорошо, мам. Извини. Что-то насыщенная жизнь в последние дни: поздно ложусь и рано встаю. Закружился, – я смотрел в окно автомобиля на сугробы и падающий в свете уличных фонарей снег. Почему-то вспоминалась родительская баня: она находилась в 20-25 метрах от дома, и, чтобы попасть в неё, нужно было улицей миновать сарай и гараж. Зимой, собираясь туда, я никогда не надевал на себя верхнюю одежду. Шёл прямо в том, в чём был: майка и шорты. Бежал в валенках, задыхаясь от морозного воздуха, и останавливался на середине пути, где свет от фонарей мне не мешал. Поднимал голову вверх и смотрел на небо, где бесчисленным множеством ярко сияли звёзды. В городе такое увидеть невозможно: слишком много уличного освещения. А в деревне от звёздного сияния захватывало дух. Я стоял, любуясь этим великолепием, и ловил снежинки носом. Потом находил Большую медведицу, желал ей доброй ночи и бежал дальше.
– Что-то случилось на работе? Как дела? – приятно было слышать её спокойный голос.
– Да нет, всё как всегда. Разгребал дела перед отпуском. Вот, наконец, вырвался. Еду в аэропорт, – я не собирался её огорчать новостью о своём увольнении, ведь она вздумает переживать. Расскажет отцу. Тот начнёт анализировать всю мою жизнь и тоже расстроится. Позвонит мне. Будет долгий разговор: точнее, я-то буду долго молчать, а вот отец станет много говорить. И как результат, расстроюсь я…
– Ой, а я забыла, что ты в отпуск собираешься! Куда ты всё-таки решил ехать?
– В горы. Я ненадолго, всего на пять дней. Сяду в Харвине, потом в Долину Свободы, на Пик Данте. Может быть, поднимусь до Северной Короны. Я пока не решил, мам. Как у вас дела?
– Потихоньку. Работа, дом, работа. Вчера весь день прибиралась, пирогов напекла, в бане мылись. Сегодня чистила снег несколько раз, да всё без толку: валит и валит. У нас таких узких тропинок во дворе никогда небывало. Отец завтра трактором расчищать будет, сказал.
– Как он?
– Только пришёл из гаража. Машина опять сломалась, чинил весь день, – было слышно, как папа по своему обычаю вклинивается в разговор и спрашивает, кто звонит, а мама говорит, что сын. – Собираемся ужинать вот.
– Ладно, не буду мешать. Приятного аппетита. Спасибо, что позвонила.
–У тебя точно всё хорошо? Голос грустный что-то…
Проницательная мама! От неё сложно что-то утаить. Она сейчас говорила, как в детстве, когда уличала меня во лжи: не гневно и без крика, но пытливо, с явным сожалением и бесконечной мудростью. Сейчас я скажу правду, а она как всегда по-доброму улыбнётся…
– Всё в порядке, мам, – глотать мне стало почему-то очень тяжело. – Прилечу, напишу тебе. Отцу привет. Люблю вас.
– И мы тебя. Пока.
На глазах у меня были слёзы. Вдруг захотелось домой к родителям. Обнять бы их… Я всегда был чересчур сентиментальным и никогда не стеснялся своих чувств. Особенно к самым близким людям. Постоянно говорил им обоим, что люблю их. Отец всегда молча заливался краской и тут же менял тему разговора или вспоминал о срочных и важных делах, а мама отвечала мне взаимностью. Папа никогда не говорил мне прямо о своих чувствах. Может быть, мне не хватало этих слов и объятий в детстве, и именно из-за этого я так трепетно отношусь к своим родителям сейчас?
Не знаю.
Мне часто хочется сказать им, что люблю их, и что они самые лучшие, когда понимаю, что придёт время, и я останусь один. Они должны знать, что я благодарен им за моё счастливое детство и за то воспитание, которое мне дали, и что они, в конечном счёте, просто состоялись как родители. Говорить об этом нужно, ведь возрастные кризисы не прекращаются вместе с половым созреванием – они продолжают появляться в определённые моменты жизни даже у совсем уже взрослых сложившихся людей. Что может быть лучшей поддержкой в такие моменты, чем слова благодарных детей? В конце концов, все мы однажды будем лежать на кровати (как писали в старых книгах – «на смертном одре») и подводить итоги своей жизни, и было бы неплохо в этот момент знать, что твои дети тебя любят. А вот несказанные слова навсегда обречены остаться одинокими, никому неизвестными мыслями. Разве стоит их жалеть для близких?
Таксист оказался прав: мы очень быстро доехали до аэропорта. Я расплатился с ним наличными.
– Это тоже вам, – я протянул ему записку.
– Что это? – недоверчиво спросил шофёр, но всё же взял бумажку.
– Обязательно сходите в библиотеку и возьмите почитать. Я думаю, вам понравится.
Он с удивлением посмотрел на меня, и я для большего эффекта дважды кивнул с уверенным видом.
– И. Шоу, «Ночной портье»?
– Да, маленький романчик американского писателя, в котором главный герой крадёт деньги у мертвеца и принимает участие в съёмках порнографического фильма. Ничего себе, да?! Классика, между прочим. Но я бы советовал вам сказать библиотекарше как бы мимоходом, что берёте не для себя. Скажите, мол, жене. Вдруг она её тоже читала, как бы чего не подумала! Ну, всё, Спасибо! Да здравствуют книги! Auf Wiedersehen8!
Поспешно хлопнув дверью, я засеменил к входу. Покуражился, и будет.
Я быстро прошёл регистрацию, контроль и предполётный осмотр. Самолёт вылетал в 18:30 – уже совсем скоро. Рейс был подобран таким образом, чтобы в половине девятого сесть в аэропорту Харвина и прибыть в гостиницу «У погибшего альтруиста» в Долине Свободы до десяти вечера. Я планировал хорошенько выспаться, дабы на следующий день отдохнувшим отправиться бродить подобно французскому «flâneur»9 по незнакомым местам русской Швейцарии.
Прислонившись спиной к стене, я стоял напротив своего выхода на посадку и смотрел, как ездят туда-сюда самолёты, направляясь к взлётно-посадочным полосам или обратно. Вообще летать я не люблю: у меня всегда при взлёте и посадке очень сильно закладывает уши, иногда даже голова болит. Читал, что нормализовать давление можно, если что-то жевать или часто глотать, поэтому заранее запасся леденцами, которыми сейчас шелестел в кармане джинсов.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Госпиталь. Она предложила мне остановиться у неё, потому что боится, что этот мужчина найдёт мой адрес и придет ко мне домой. Что ты думаешь об этом? (англ.)
2
Сексуальное насилие (англ.)
3
Спасибо (кит.)
4
Мураками Х. Медленной шлюпкой в Китай / Харуки Мураками / Перевод А. Замилова. – М.: Эксмо, 2012. – С.35
5
Стихотворение Кирилла Серова. Приведено автором по памяти.
6
Здесь и далее в случаях отсутствия примечания стихотворение автора.
7
Селинджер Дж. Д. Над пропастью во ржи / Перевод Р.Я. Райт-Ковалёвой. – М.: Эксмо, 2020. – 224 с.
8
До свидания (нем.)
9
Flaner – прогуливаться, прохаживаться без всякой цели, от нечего делать (франц.)
