Дар Грома. Лошади в культуре индейцев равнин

Наличие лошадей не привело к отказу от земледелия, плетения корзин или лепки глиняной посуды ни у пуэбло, ни у апачей, ни у какого-либо другого оседлого или полуоседлого племени. Оседлые племена, жившие на Равнинах ещё до прихода многих других, не изменили своего образа жизни.

Правда, ко второй половине XIX века земледелие начало «тяготить» пауни по вполне «цивилизованной» причине (а не под влиянием лошадей!) – вооружения их врагов скорострельными винтовками. А кикапу, переселившись на территорию Равнин и обретя лошадей, так и не стали кочевым народом. Лошади практически ничего не изменили в жизни оседлых племён Юга и Юго-Запада: ни оседжи, ни кэддо, ни пуэбло, ни другие племена, даже имевшие лошадей в довольно большом количестве, не стали кочевыми.

Строго говоря, кочевые племена, вели не кочевой, а миграционный образ жизни: они передвигались от одного известного им места до другого, от зимних стоянок к летним, и наоборот. Пауни кочевали только летом, запасая мясо бизонов на зиму. Манданы же, например, вообще не двигались с места, а навахо, наоборот, из кочевого племени превратились в оседлых земледельцев, но способствовала этому не лошадь, а большое количество бежавших к ним индейцев пуэбло после восстания 1680 года.

На раннем этапе появление лошадей не положило конец земледелию у апачей, а напротив, продвинуло его вперёд. Так как лошади и новая военная модель были сначала принадлежностью только их народа, отдельные группы которого жили в мире друг с другом, это давало им огромные преимущества над другими племенами, а, следовательно, и безопасность. В этих условиях кочевая жизнь с наличием бизоньей охоты не казалась апачам более выгодной по сравнению с жизнью земледельцев. Они успешно сочетали охоту с земледелием, в зависимости от годовых циклов, что позволяло максимально использовать ресурсы Западных Равнин.

Апачи процветали лишь до тех пор, пока имели явное превосходство в своей военной модели, то есть до того времени, пока эта модель не была скопирована кэддо и команчами и не усилена Блуждающей Нацией, что лишило апачей превосходства. При отсутствии военной безопасности оседлая земледельческая жизнь в небольших поселениях становилась крайне уязвимой, и должна была либо перейти в новое качество (кочевье или укрепления), либо превратиться в обузу или «ахиллесову пяту» племени. Поэтому апачи отказались от земледелия и вернулись к нему лишь после того, как укрылись в горах, где их не могли достать военные отряды команчей.

Индейцы Блуждающей Нации также превратились в кочевников не из-за лошадей. Их вынудили оставить родные поля враги – апачи. Хотя именно апачи владели лошадьми. Видимо, такая же история произошла и с другими племенами, например с понка или шайеннами. Последние двинулись к югу ещё до того, как узнали о лошадях.

Культура Равнин существовала и до 1492 года, но она была существенно ограничена как территорией, так и населением. Черноногие как народ сформировались не на равнинах Монтаны, но всё же были гораздо более старыми жителями Равнин, чем, например, сиу. Черноногие вышли в степи под давлением своих давних врагов лесных кри, уже имевших ружья французского производства. А вот равнинные кри и до приобретения лошадей считались племенем более «диким» и склонным к кочевой жизни, чем их лесные сородичи. С полной уверенностью можно сказать, что только команчи мигрировали к югу с явной целью приобретения лошадей. Другие племена, скорее всего, участвовали в Великом переселении по совершенно иным обстоятельствам (или не участвовали в нём вообще). Восточные апачи, склонные к кочевью, пришли на Юго-Запад по другим причинам, и во времена первых испанских экспедиций, ещё до приобретения лошадей, полностью зависели от охоты на бизонов, которые играли в их экономике такую же важную роль, как и в начале XIX столетия. Таким образом, появление лошади повлияло только на расширение территории и регионов боевых действий.

Ни лошади, ни ружья, ни железные котелки, ни шерстяные одеяла не изменили образа жизни индейцев, они повлияли на усиление или ослабление уже имевшихся черт уклада, и позволили индейцам делать то же самое, что и раньше, но более удобным способом. Лошадь лишь выступила в качестве стимула к кочевому образу жизни у основной массы уже кочевавших до этого племён.

С другой стороны, Уолтер Прескотт Уэбб не преувеличивал, когда утверждал, что «пар, электричество и бензин не привели к таким огромным переменам в европейской культуре, какие произвели лошади в культуре индейцев Равнин». Лошадь оказала сильное влияние не на суть индейского образа жизни, а на форму выражения этой сути. И, разумеется, на ощущение самодостаточности индейцев и на социальные отношения. В последнем случае наличие лошадей подтолкнуло к распаду первобытнообщинного строя индейского общества и появлению племенной аристократии.

Шаманка племени кроу по имени Красивый Щит говорила: «Именно появление лошади наилучшим образом изменило жизнь кроу… Я родилась в счастливые времена. У нас всегда было вдоволь жирного мяса, мы много пели и танцевали в наших селениях. Сердца наших людей были лёгкими, как перышки». В прежние времена индейцы часто голодали и бросали своих стариков, если те не могли идти самостоятельно. Иногда старые воины шли на войну в одиночку, чтобы умереть в бою. Многие старики присоединялись к военным отрядам, желая быть убитыми врагами, но не умирать в одиночестве от голода, как происходило со старухами.

Чем большим количеством лошадей владело племя, тем богаче и счастливее считали себя его члены. Индейских лошадей с удовольствием покупали белые торговцы, охотники и первопроходцы, давая за них ружья, боеприпасы, табак, выпивку, одеяла, котелки и т. п.

Очень сильные перемены произошли как в военной тактике, так и в вопросах выживаемости. Конный воин обладал большей мобильностью, а привязанная на ночь у палатки лошадь в случае внезапного нападения давала ему возможность защищать свой лагерь, быстрее преследовать врага или спасаться бегством. Конечно, как правило, его враги тоже были конными, поэтому особым преимуществом он не обладал, но изменились скорость жизни, расстояния, возможности.

С другой стороны, Эдвин Дениг писал: «Огромную часть времени каждое племя тратит на то, чтобы охранять своих лошадей или пытаясь захватить их у своих врагов… Эти люди живут в постоянном страхе потерять всех лошадей, которые являются их единственным богатством… Без лошадей индейцы не могут поддерживать свои семьи охотой. Их выбор невелик – либо иметь их, либо голодать». Бывали случаи, когда враги угоняли всех лошадей племени, лишая его возможности кочевать, охотиться, защищаться, ходить в военные походы или бежать от врагов, отчего ставилось под угрозу само существование народа. Таким образом, влияние лошадей на жизнь индейцев Равнин было чрезвычайно велико.

Если же обратить внимание на горные области Северо-Запада, лишь частично затронутые кочевой культурой Равнин, то до появления лошадей индейцы племён каюс, уматилла, уолла-уолла, неперсе и палуза полностью зависели от собирательства и рыболовства. Они, как и многие другие племена собирателей, например, шошонов, к которым некогда принадлежали и команчи, мало общались между собой и с другими племенами, но к началу XVIII века имели уже тысячи лошадей, которые паслись по всей территории их огромной горной страны.

После появления лошадей эти племена значительно расширили область своих контактов, стали хорошими коневодами и охотниками. Теперь они имели возможность путешествовать по огромным просторам родины, ставить большие лагеря, устраивать массовый сбор диких корней и ягод, а также заготавливать больше продуктов (мясо лосей, оленей и лосося). Вместо того чтобы везти груз на своих спинах или собаках, они навьючивали мешки с продуктами на спины лошадей или травуа, и ежегодно пересекали Скалистые горы, чтобы торговать с племенами Равнин, у которых имелись мясо и шкуры бизонов. Вместо обычного, покрытого камышом, шалаша индейцы этих племён стали жить в конусообразных типи – жилищах индейцев Равнин, а также внесли свой вклад в формирование культуры Равнин. Лошадь существенно обогатила и их собственную культуру, позволив этим племенам установить отношения с другими индейскими культурами на территории штатов Монтана, Вайоминг, Невада, Калифорния, а также по всему Северо-Западу и в Канаде.

Для большинства же племён Равнин и сопредельных с ними территорий конная охота приобрела большое значение, потому что границы их территорий сильно расширились. Частые контакты с отдалёнными (и ранее практически недосягаемыми) племенами не только увеличили вероятность конкуренции и вооружённых столкновений, но и обогатили культуру жителей Равнин. То есть лошадь повысила качество жизни индейцев и существенно облегчила её.

Так что же изменилось в жизни индейцев?

1. Стало возможно в одиночку или небольшими отрядами добывать много мяса, перевозить вещи, строить большие типи.

2. Лошадь помогла многим племенам освоить новые территории, а также производить культурный и товарный обмен.

3. Племена могли кочевать на большие расстояния, расширились ареалы их обитания, военные отряды стали способны ходить в походы очень далеко от родных мест.

4. Изменилась тактика ведения боевых действий.

5. Индейцы узнали, что значит быть гордыми, богатыми и свободными.

И этот важнейший психологический фактор, отразившийся и в отношениях с лошадьми, нельзя недооценивать.

В дальнейшем, говоря о конной культуре индейцев Равнин, мы будем иметь в виду в основном кочевые племена, более тесно связанные с лошадью и добившиеся больших успехов в этой области в силу необходимости. К ним в первую очередь относятся команчи, кайова, восточные группы апачей, дакота (главным образом тетон и янктон), кроу, черноногие, шайены и арапахо. Все они, практически в равной мере, являлись «лошадиным народом». Именно в жизни этих народов лошадь играла важнейшую роль, на их культуру она оказала сильнейшее влияние и именно они сумели развить те невероятно близкие и доверительные отношения с лошадью, которым и посвящена данная работа. О других племенах, живших на территории Равнин, мы будем, в случае необходимости, упоминать отдельно.

Эти племена, имевшие отличные друг от друга верования, социальную организацию, языки, оказались во многом схожи именно благодаря лошади. Некоторые из них воевали между собой, некоторые дружили, некоторые почти никогда не встречались, но их отношения к лошадям и методы работы имеют настолько сходные тенденции, что сейчас, по прошествии нескольких веков, могут рассматриваться как некая единая традиция.

Типи

Главными характерными признаками культуры индейцев Равнин являются конусообразные жилища – типи, и охота на бизонов. Если в долошадные времена индейцы здесь жили в основном в оседлых поселениях и лишь изредка охотились на бизонов, то с появлением лошадей охота на бизонов стала иметь большое значение не только среди кочевников, но и среди оседлых племён земледельцев. В сезоны охоты они также переселялись в типи и кочевали следом за стадами бизонов. Хотя типи имелись у апачей ещё до появления лошадей, так же как у некоторых племён лесной зоны и Северных Равнин, их широкое распространение на этой территории началось только с появлением конной культуры.

В старые времена кочевые племена пристепной и степной зон жили в небольших типи, размеры которых определялись не столько возможностью добыть необходимое количество бизоньих шкур, сколько проблемами их транспортировки. Обычный размер типи того времени колебался от 2,5 до 4 метров в высоту. Транспортировка типи производилась на собаках, запряжённых в травуа. Наличие типи неразрывно связано с использованием волокуш. Индейцы, не жившие в типи, не знали и волокуш, а до появления лошадей пользовались собаками, перевозившими груз на спине, как, например, индейцы северных лесов и пуэбло Юго-Запада.

Грузоподъёмность волокуши, перетаскиваемой собакой, была невелика, и поскольку шкуры тяжёлые, собаки двигались относительно медленно. Поэтому и жилища делали небольшими. Появление лошадей существенно изменило ситуацию. Сильное и крупное животное могло перевозить вес, который в десятки превосходил перевозимый на собаках. Лошадь облегчила кочевой образ жизни, и многие племена приспособились жить в типи. Например, равнинные оджибва и кри стали делать не округлые вигвамы, принятые у их сородичей в лесной зоне, а конусообразные жили ща Равнин, хотя продолжали называть их «вигвамами». Похожая ситуация имела место и с шошонами, ютами, шайеннами и другими племенами. С появлением лошадей резко увеличились как размер самих волокуш, для которых стали использоваться более длинные шесты, так и размер типи. Шесты, применяемые для постановки типи, при его демонтаже использовались в волокушах, а покрышка укладывалась на них, служа подстилкой для перевозки детей, стариков и больных.

Охота

Наличие лошадей подтолкнуло племена перейти от пешей загонной коллективной охоты к конной и индивидуальной. Хотя есть множество свидетельств, когда племена Северных Равнин практиковали старые методы даже во второй половине XIX века. Например, черноногие летом и весной охотились верхом, а на зиму запасали мясо загонным способом. Известны подобные случаи у пауни и племён в районе Миссисипи. Но, вероятно, на это имелись особые причины, например, глубина снега, слабость лошадей в зимнее время, появление бизонов в районе старых «ловушек» и т. п. Кроме того, манданы и хидатса стреляли не так метко, как кочевые племена, поэтому предпочитали зачастую «загонять бизонов» прежними методами: направляя их в ловушку и расстреливая из луков или сбрасывая с обрывов.

Огромные стада бизонов бродили от Саскачевана до Рио-Гранде. Охотники прекрасно знали их тропы и места, где они пересекали реки вброд. Но лишь с появлением лошади тактика охоты изменилась. Теперь можно было охотиться даже на достаточно удалённом от лагеря месте (например, апачи могли уйти от лагеря на расстояние в несколько дней пути). Услуги «зазывателей бизонов» больше не требовались – основной тактикой стало преследование убегающего стада и поражение животных стрелами или копьями (иногда применялись ружья). Вначале высылались разведчики. Они оценивали численность стада, местность, возможные пути движения бегущих бизонов и т.п., расставляли людей и давали сигнал к началу охоты. Охотники верхом на специально обученных «охотничьих» или «бизоньих» пони выскакивали из засады и начинали облаву на испуганное стадо. Всадники-лучники являются чисто индейским изобретением. Они не могли позаимствовать эту идею ни у испанцев (поскольку те не использовали лук для охоты, а во время боевых действий испанские лучники сражались в пешем строю), ни у монголов, ни у кого-либо ещё. Интересно то, что, хотя охотник, как и воин, действовал индивидуально, его действия всё же были слажены с действиями других охотников или воинов. Охота на бизонов развивала не только навыки стрельбы из лука, но и способность действовать согласовано, в одной команде, что было очень полезно во время боевых действий.

Бизоний пони был обучен таким образом, что должен был преследовать бегущего бизона, максимально сблизиться с ним, чтобы охотник мог почти в упор нанести точный удар копьём или выстрелить из лука, но при этом быть начеку, если бизон вдруг резко повернёт, прыгнет или попытается атаковать. Подбежав к бизону, конь подстраивался под нужный ритм, чтобы всадник нанёс точный удар. Как только удар наносился или конь слышал звон тетивы, он мгновенно отпрыгивал в сторону, чтобы раненое животное его не задело. Ориентация в пространстве у бизоньих пони была великолепной – тела и рога обезумевших от страха и несущихся, как горная лавина, быков могли находиться со всех сторон, но конь обычно умудрялся вывести всадника целым и невредимым. Охота превосходно развивала навыки стрельбы из лука. Хорошие охотники могли на полном галопе выбрать, отсечь и поразить во время охоты нескольких бизонов. Джон Макдоугол в 1862 году упоминает об индейце племени кри, который убил шестнадцать бизонов семнадцатью стрелами. И при этом кри считались одними из худших наездников на Равнинах!

После охоты женщины, сидевшие в условленном месте, устремлялись к усеянной убитыми бизонами прерии. Они начинали разделывать туши и нагружать мясо на вьючных лошадей. Правда, так делали не все, например, арикара переносили мясо бизона на себе, не нагружая им лошадей. Лошадей у них было немного и применялись они, главным образом, для охоты. А использовать охотничьего пони в качестве вьючной лошади было слишком накладно и неразумно: в результате у вас не будет ни того, ни другого.

После охоты воин не давал лошади воды до следующего утра, позволяя ей остывать целую ночь, а потом отпускал пастись на несколько дней. Охота на бизонов требовала колоссального напряжения сил и нервов, как лошади, так и всадника. Она позволяла мужчине проявить себя и поднять свой статус в глазах всего племени, а также индивидуально снабжать свою семью мясом, когда это было нужно.

Сокращение поголовья бизонов повлияло на заметное повышение роли лошади в жизни племени. К середине XIX века, когда загонная охота на бизонов стала практически невозможна, лошадь была необходима уже просто для тривиального выживания – людям приходилось отправляться на большие расстояния и охотиться в одиночку, чтобы прокормить свою семью или племя.

Миграции и культурный обмен

Лошади стали главной причиной миграции команчей и косвенной причиной миграции других племён. Как только какое-либо племя узнавало о существовании лошадей, его военные отряды изо всех сил старались добыть их, что не могло не приводить к военным конфликтам, торговле и культурному обмену. Обычно переход племени на новую территорию был спонтанным, вторжение никогда не планировалось и не просчитывалось – народ передвигался на новые земли под воздействием обстоятельств, будь то давление соседей, оскудение пищевых ресурсов или манящая цель в виде лошадей и испанских богатств. Скорость передвижения зависела и от многих иных причин: сопротивления местного населения, природных условий, угрозы нападения врагов и так далее.

У навахо есть две легенды о том, как их племя разделилось, и причиной тому были лошади. Согласно первой легенде они отделились от хопи, и произошло это так: когда-то давно эти народы были одним племенем. Однажды Говорящий Бог показал им два сосуда: один был нераскрашенным, в нём находились фигурки лошадей, а второй был ярко расписан и содержал зёрна кукурузы. Хопи выбрали расписной сосуд, ушли на юг и стали земледельцами, а навахо – владельцами табунов. Здесь наблюдается некоторая путаница, связанная со смешанным происхождением навахов как от атапасков, так и от местных племён пуэбло. Навахо – представители атапаской ветви, хопи – потомки древних анасази, имевших отношение к юто-ацтекской группе, хотя взаимопроникновение культур и языков имеет место. Вполне возможно, что часть атапасков некогда устраивала межплеменные браки с хопи. С другой стороны, несомненно, что среди пуэбло, в том числе и хопи, были представители, сменившие оседлый образ жизни на кочевой. Но в целом, это лишь догадки.

Во второй легенде рассказывается о том, как навахо отделились от западных апачей, некогда составлявших с ними один народ. Когда появились лошади, а навахо жили тогда в районе Санта Фе, численность населения в этой области резко увеличилась. Многие группы, до этого кочевавшие отдельно по большой территории, стали жить вместе. Начались набеги за лошадьми, ссоры, драки. Тогда вожди увели своих людей в разные стороны. Так навахо и западные апачи разделились, а встретились они в Аризоне лишь двести лет спустя.

С 1550х до 1750х годов навахо постепенно двигались с их древних земель на место современной резервации, окончательно обретя свой оригинальный образ жизни и культуру лишь в XIX веке. Их старая родина, именуемая в мифах Dinetah – земля навахо, находившаяся в окружении четырёх священных гор и на пересечении двух рек, располагалась на месте современной резервации апачей хикарилья (дальних родственников навахо), пришедших туда в начале XIX столетия.

В 1696 году, после неудачной попытки нового восстания, хемес, бежавшие от испанского преследования, как и многие другие пуэбло, благодаря дружбе с навахами влились в их племя и образовали новый клан. Этот шаг окончательно повернул культуру навахо в сторону пуэбло и превратил их в оседлое племя с развитой конной культурой. В этом отношении навахо – племя уникальное: оно, будучи ещё кочевой группой апачей, познакомилось с лошадьми и на протяжении трёхсот лет жило с ними бок о бок, что отразилось в его мифологии и мировоззрении, но, превратившись в оседлый народ, не утратило своей прочной связи с лошадьми. Если большинство оседлых племён нуждалось в лошадях лишь из-за постоянных угроз конных кочевников, то навахо, сохранив мировоззрение кочевников, перенесли его и на свой новый образ жизни.

Единственные, кто был не рад появлению лошадей, – это апачи маленькой группы тонто, жившие в западной части Аризоны. Они говорили, что до появления лошадей их предки жили севернее – в богатых дичью горных лесах, им было хорошо и спокойно. Но когда они узнали о лошадях, то двинулись на юг, через земли навахо и западных апачей и хопи, тогда и начались конфликты с этими народами. Навахо загнали тонто на пустынные территории и начали совершать на них набеги.

Тонто – поиспански «дурак» (соседние навахо и апачи Белой горы на зывали их biniedine – «безмозглый народ»). Любопытно, что у навахов и апачей есть ряд юмористических историй о Дурацком Народе, который иногда называли Путешествующий Народ или Люди Пятнистого Дерева. Существовали ли такие люди на самом деле – не известно, но, возможно, апачи и навахо, рассказывая об этом, имеют в виду самих себя, совершавших когдато глупые и смешные поступки. Наверное, именно такими странными людьми и представлялись им их дальние родственники группы тонто. Согласно легендам, люди Дурацкого Народа были прекрасными бегунами, и никогда в жизни не видели лошадей. Но когда увидели, ввели их мясо в свой рацион, и только потом, узнав, что другие племена ездят на лошадях верхом, решили научиться верховой езде. Они садились на лошадь то задом наперёд, то клали седло поперёк, то падали, потому что забывали про подпругу и т. д. Индейцы очень потешались над этими историями, потому что быстро поняли ценность лошадей и считали лошадь тем, «посредством чего человек может жить».

На территории Великих Равнин процесс переселения племён и взаимного культурного влияния шёл ещё интенсивнее. С увеличением размеров типи, и тягловой силы индейцы могли позволить себе иметь большее количество вещей, что повлияло на развитие материальной культуры, увеличение количества, сложности, и веса костюмов, а следовательно, и предметов домашнего обихода, воинских регалий и т. п. Мало того, вырос и культурный обмен между племенами. Если в долошадный период культурный обмен шёл, главным образом, между ближайшими соседями, даже если они враждовали друг с другом, то теперь в нём могли участвовать и племена, удалённые на очень большие расстояния. Например, навахские одеяла и серебряные изделия встречались даже на севере Равнин, а «цветочный орнамент» и узоры сиу – на далёком Юго-Западе у ютов и апачей. Благодаря межплеменным контактам кайовы и команчи начали носить в волосах перья, а пуэбло таос переняли костюм воинов сиу. Земледелие, металлическое оружие, доспехи, утварь, элементы мифологии и верований меж племенами формировали характерный стиль региона, язык жестов. Самым ярким примером межплеменных контактов с несомненным участием лошади является распространение испанского вида седла.

С одной стороны, испанское правительство сильно противилось приобщению индейцев к конной культуре и продаже лошадей, но, с другой стороны, имеются свидетельства, что испанцы намеренно познакомили индейцев Юго-Запада со способами ухода и управления лошадьми. Энри де Тонти упоминает о том, что кэддо называли лошадей словом «кавалис». Этот термин явно имеет происхождение от испанского слова «caballo» – лошадь. И хотя другие племена обычно называли лошадей терминами, имеющими отношение к собакам или лосям, это доказывает, что лояльные к Европейцам кэддо получили их напрямую от испанцев.

Но вернёмся к культурному обмену. Третья четверть XVIII века ознаменовалась появлением на Равнинах второго культурного центра. Он охватил район вокруг Чёрных холмов и протянулся оттуда к деревням земледельцев в верхнем течении Миссури. (Стоит отметить, что Чёрные холмы представляют собой горные хребты посреди безлесных Равнин. Эти горы с высоты птичьего полёта, по форме напоминающие сердце, изобиловали дичью, привлекали внимание всех проходивших или некогда живших около них племён. Все жители Великих Равнин считали это место обителью духов и наделяли его священными свойствами.) В результате различных переселений в этом регионе пересеклись влияния трех разных культур. Первое из них и наиболее основательное – влияние центра Юго-Западных Равнин, который послужил базой для конной кочевой жизни (апачи и кайова). Второе пришло из оседлой жизни племён земледельцев и садоводов, обитавших в верхнем течении Миссури (здесь следует отметить, что эта ветвь возникла в более ранние периоды в Юго-восточном и Северо-восточном центрах земледельческой культуры). Третье направление представляли в основном племена сиу в западном ответвлении северо-восточных лесов. Взаимодействие трёх этих направлений привело к новому культурному толчку, который держался на основных принципах юго-западного культурного центра, а с добавлением влияния двух других (главным образом культуры, привнесённой индейцами дакота или сиу) превратился в легко узнаваемый стереотип индейцев Равнин второй половины XIX века. Жизнь в типи, бизоньяохота, Пляска Солнца и наличие воинских обществ, характерные для большей части кочевых племён Равнин, развились в полной мере именно здесь. После этого культурный центр Северных Равнин стремительно распространил своё влияние на все степи. К середине XIX века этот центр проник на запад и на юг от Чёрных холмов вследствие миграции наиболее динамичных племён-носителей данной культуры – кайовов, шайеннов, арапахо и кроу.