Другая сестра Беннет

Сказав это, Лидия бросила шляпу на пол и вылетела из комнаты. Вслед за ней выбежали Китти и их мать, изо всех сил пытавшаяся успокоить дочь – их отец просто пошутил, уж она его знает, он точно передумает.

– Вот что может произойти, если ткнуть палкой муравейник, – сухо обратился к Мэри мистер Беннет. – Ты должна понимать, что тебя могут укусить.

Собрав все достоинство, что только могла, Мэри встала и пошла наверх в свою спальню. Сев за туалетный столик, она достала из кармана очки. Со всей осторожностью надвинув их на нос, она пристально уставилась на свое отражение. Мэри вертелась из стороны в сторону, рассматривая себя со всех углов, но ни намека на улыбку не отразилось на ее лице. Глаза наполнились слезами. Все было так, как и сказала Лидия. Темная металлическая оправа казалась огромной на ее крохотном личике, а линзы делали ее взгляд глуповатым и испуганным. Едва ли она выглядела в них лучше, чем обычно.

Спустя двадцать минут, когда в дверь постучала миссис Хилл, Мэри все еще сидела перед зеркалом. Экономка пришла с охапкой чистого постельного белья, но Мэри знала, что не это было истинной целью ее визита.

– Я слышала, что произошло между вами и мисс Лидией.

Мэри сидела молча, все еще глядя в зеркало.

– Она может быть очень остра на язык, если ее расстроить, – сказала миссис Хилл, – но вы и без меня это знаете.

Она опустила стопку белья, подвинула к себе стул и села как можно ближе к Мэри.

– Надеюсь, вы не примете ее слова близко к сердцу, – тихо произнесла экономка. – В ней говорили гнев и своенравие. Это не означает, что сказанное ей – правда.

– В самом деле? – спросила Мэри. – Я уже полчаса смотрю на себя и не могу найти ничего в себе, что бы оспорило слова Лидии.

– Не буду лгать, будто очки делают вас красивее, – признала миссис Хилл, – но вы не обязаны носить их постоянно. А без них вы выглядите так же хорошо, как и большинство женщин.

Мэри повернулась к ней, скептично нахмурившись.

– Я знаю, вы не верите мне, но это правда. Ваша кожа чиста, а фигура стройна – ни чрезмерной худобы, ни лишней полноты. Когда вы без очков, ваши глаза достаточно красивы, а волосы имеют приятный светло-каштановый оттенок, несмотря на отсутствие единого завитка.

– Вы очень добры, миссис Хилл, но вы не должны утешать меня. Зеркало не может лгать.

– Возможно. Но, по правде говоря, не думаю, что вы видите себя со всей ясностью, мисс. Сестры стоят у вас на пути. И нарцисс может быть совсем неприметным, если растет среди лилий. Однако без них он обладает собственной красотой.

– Да, возможно, меня можно назвать высокой и стройной. Порой даже желтой, как нарцисс, – неловко улыбнулась Мэри. – Но если вы хотите сказать, что я не выдерживаю сравнения со своими сестрами, то не трудитесь – я знала об этом многие годы.

– Мне интересно, были бы вы более счастливой, если бы проводили с ними меньше времени – если бы нашли подруг, которые отличались бы чем-то, кроме приятной внешности.

– Лиззи любят не только за ее красоту, но еще и за остроумие.

– Верно, – подтвердила миссис Хилл, – ей повезло быть одновременно хорошенькой и смышленой. Но, я думаю, если бы вы чаще выходили в свет, то увидели бы, насколько редко люди бывают так одарены. Большинство из них заурядны, вы обнаружили бы это, если бы встретили новую компанию и время от времени покидали дом.

– Не думаю, что у меня есть к этому какая-либо тяга. У меня есть фортепиано и мои книги.

– Не уверена, что этого достаточно для девушки вашего возраста. Скажите мне, что вы думаете о бале в Меритоне? Надеюсь, вы пойдете на него. Если пойдет мисс Лидия, то я не вижу ни одной причины, почему бы вам не поступить так же.

– Наш отец еще не высказал определенного мнения по этому вопросу, – начала Мэри, но выражение лица миссис Хилл свидетельствовало о том, что возражения мистера Беннета не устоят перед решительной атакой младших дочерей и его жены. – Я и сама еще ничего не решила, – продолжила она. – Не уверена, понравится ли мне.

– Почему нет? Быть может, это и не грандиознейшее событие, однако там будут музыка и танцы, много смеха и веселья. Вы никогда не были на балу. Разве вам не хотелось бы узнать, каково это?

– Не знаю. Мне нужно подумать.

– Вам понадобится новое платье, если вы не будете медлить с решением. Я могла бы пойти с вами и выбрать отличный кусок муслина, и мы могли бы сшить из него что-то хорошенькое – не слишком яркое или пестрое. Я уложила бы ваши волосы – не так, как любит ваша мать, а так, как понравилось бы именно вам. Что скажете?

– Не знаю. Я боюсь… Что, если никто не захочет со мной танцевать?

– В таком случае вы будете объедаться мороженым и насмехаться над их недальновидностью! Почему бы вам не поразмыслить над этим до утра? Тяжело видеть, как такая молодая девушка, как вы, отворачивается от увеселений и хорошей компании. На это у вас будет предостаточно времени в будущем, можете мне поверить.

Когда миссис Хилл ушла, Мэри легла на кровать и уставилась в потолок, размышляя над услышанным. Энтузиазм миссис Хилл раззадорил ее любопытство, и она начала сомневаться в своем решении не идти на бал. Возможно, затея остаться дома не такая уж и правильная. Перспектива выйти из дома в холодную осеннюю темноту, втиснуться с сестрами в нанятый экипаж и трястись в нем по дороге до Меритона, была волнующей. Мэри никогда не видела зал для собраний, подготовленных для бала, освещенных и украшенных бумажными цветами и зимним остролистом. Она думала о том, что могла бы послушать, как оркестр наигрывает старые знакомые мелодии и джиги, и посмотреть, как веселятся люди вокруг. В самом деле, отчего бы ей не пойти? Это всего лишь провинциальный бал. Другие девушки ее возраста уже бывали на балах, и им было о чем рассказать, но вовсе не все из них были красавицами. И разве не сказал некто – она не могла в тот самый момент вспомнить, кто именно, – что для пытливого ума нет опыта, который пропадает даром? Спустя полчаса Мэри почти убедила себя, что должна пойти на бал. А если она действительно пойдет, то определенно была обязана обзавестись платьем под стать случаю. Если кто-то выходит в общество, то должен следовать его правилам. Впервые на своей памяти Мэри позволила воображению унести себя в мир красивых тканей и элегантных платьев с их самыми разными цветами, фасонами и отделкой. Прежде чем уснуть, она окончательно вывела заключение, что миссис Хилл была права. Бессмысленно было отвергать такой случай. Она могла увидеть своими глазами настоящую жизнь и, более того, попытаться показать себя настолько опрятной, изящной и благовоспитанной, насколько возможно. Мэри могла купить себе новое платье и пойти на бал. Впервые она будет веселиться так же, как все остальные.

За завтраком на следующий день стало ясно, что мистер Беннет определился с решением. А триумфальное выражение лица Лидии ясно говорило о том, что решение было принято в ее пользу. Она едва могла сдержать волнение, которое совсем немного мешало ей стремительно поглощать горячие булочки с маслом.

– Спасибо вам, папа, спасибо, спасибо. Клянусь, что впредь я буду любить вас вечно.

Миссис Беннет, полностью удовлетворенная, широко улыбалась любимой дочери, но мистер Беннет был мрачнее тучи.

– Твоя благодарность заставляет меня сомневаться еще больше, чем твоя капризность. Не уверен, что идти у тебя на поводу было мудрым решением.

Мистер Беннет был человеком весьма проницательным от природы, и редко возникали ситуации, когда он не понимал, что от него требуется. Но напряжение утомляло его, и нечасто он утруждал себя какими-либо действиями, даже если знал, что предпринять что-то было бы правильным. Ему было гораздо проще смеяться над своими дочерьми, чем пытаться исправить их. Лишь по отношению к Лиззи он чувствовал какое-то истинное уважение, вероятно, в силу чего она единственная смела бросать ему вызов.

– Тогда почему, папа, вы это делаете? – спросила Элизабет. – Немного жесткости по этому вопросу смогло бы дать Лидии понять, что не все можно получить, учиняя сцены.

– В самом деле, Лиззи, – воскликнула миссис Беннет, – ты говоришь как Мэри! И какое это, позволь спросить, отношение имеет к тебе? Я буду там, чтобы присматривать за Лидией и Китти, и прослежу, чтобы они вели себя должным образом.

Мистер Беннет опустил нож и с горьким удовлетворением оглядел сидящих за столом.

– Видите, мои дорогие, нет нужды беспокоиться. Ваша мать, с ее обычной благопристойностью, позаботится о том, чтобы над вами не возобладали ни глупость, ни потворство собственным слабостям.

Мэри заметила, как Элизабет поймала взгляд Джейн и они обменялись выражениями тревоги, сожаления и огорчения – целым набором эмоций за одно мгновение. Ее младшие сестры не услышали в словах отца ничего такого. К Лидии вернулась ее обычная самоуверенность, и она беспечно подливала себе еще чаю и накладывала джем.

– Китти тоже должна пойти, – потребовала Лидия. – Если иду я, было бы чудовищно, если бы Китти осталась дома.

Китти яростно закивала, набив рот булкой. Однако прежде, чем она успела произнести хоть слово в свою поддержку, Мэри решила сделать собственное заявление.

– Думаю, я тоже хочу пойти, папа. Если у вас нет на мой счет никаких возражений.

– Ты хочешь пойти? – воскликнула искренне удивленная Лидия. – Зачем это?

– Думаю, пора мне посмотреть на мир.

Мэри решила больше ничего не говорить. У нее не было никакого желания становиться предметом насмешек Лидии. Ничто в этом мире не могло заставить ее признать, что в действительности она начала с нетерпением ожидать этого бала.

– Конечно, ты можешь пойти, – раздраженно ответил мистер Беннет. – Все, кто хотят, могут пойти, на том условии, что я больше не услышу ничего об этом бале. Но, миссис Беннет, вы должны понимать, что нет никакого смысла обращаться ко мне за средствами на покупку новых нарядов. Вероятно, я дам денег на какие-то побрякушки, ленты и перья, но это – предел моей щедрости. Даже не рассчитывайте тратиться ни на какие платья, платки, туфли и тому подобное.

Лидия, Китти и их мать одинаково огорчились, услышав это, но мистер Беннет был неумолим.

– Нет-нет, ни слова больше. Один раз меня уже убедили действовать против моей воли. В этом вопросе я останусь непоколебим.

– У меня есть кое-какие сбережения, – задумчиво произнесла Мэри. – Я никогда не трачу свои карманные деньги, поэтому, думаю, мне хватит на платье, если его успеют сшить вовремя.

Лидия бросила на нее гневный взгляд с другого конца стола.

– Господи, ты и впрямь самая надоедливая зануда!

– Может быть, и так, – отозвалась Мэри совершенно спокойно. – Но, по крайней мере, я буду занудой в новом платье.

Позднее тем же утром Мэри и миссис Хилл вошли в магазинчик тканей Меритона, где отыскали узорчатый муслин бледно-кремового цвета, прошитый тонкой золотой нитью, – по словам миссис Хилл, белый смотрелся бы слишком ярко на фоне лица Мэри. Почтительно трогая пальцами изящные волны ткани, Мэри подумала, что это самая красивая вещь, которую она когда-либо видела. Дождавшись, когда покупку завернут, она отказалась отдавать объемистый сверток миссис Хилл и сама несла его домой всю дорогу, одновременно ощущая гордость и толику страха за то, что сделала такой большой шаг.

Уже дома, в своей спальне, она обсудила с миссис Хилл, каким должно быть платье. Искать совета у сестер не представлялось возможным. С Джейн и Лиззи она чувствовала бы себя слишком скованно, а затевать подобный разговор с Китти или Лидией не имело смысла. Они лишь посмеялись бы над ее неуверенными попытками найти подходящий стиль. Кроме того, воланы и оборки, которые так любила Лидия, вовсе не были по вкусу самой Мэри. На ней они выглядели бы дурно и фальшиво. Она чувствовала бы себя наиболее непринужденно в простом платье, которое не заявляло бы о себе чересчур громко. Возможно, думала Мэри, простое платье – лучшее украшение для такой простушки, как она?

Через десять дней все было готово. Портниха принесла платье уже вечером, передав, как и было оговорено заранее, из рук в руки миссис Хилл – у Мэри очень не хотела, чтобы ее сестры увидели платье прежде нее. Торопясь вместе с миссис Хилл наверх, в свою комнату, Мэри буквально задыхалась от волнения. Едва оказавшись внутри, она зажгла свечу, а миссис Хилл заперла за собой дверь. Пальцы неловко запутались в веревке, опоясывавшей сверток, но вскоре он был открыт. Когда Мэри подняла платье, оно заструилось по ее рукам, а золотая нить сверкнула в свете свечи. Оно было воздушным и изящным, словно облако, совсем не похожим на те накрахмаленные серые и бежевые хлопковые платья, которые она обычно носила. Да, оно было простым, без каких-либо украшений, привлекающих взгляд, но в его простоте была чистота и элегантность.

– Все вышло прекрасно, мисс, – сказала миссис Хилл. – В самом деле, очень хорошо.

Мэри подняла платье перед собой и посмотрелась в зеркало.

– Оно слишком красиво для меня, не так ли? Не буду ли я выглядеть нелепо?

– Нет, не будете. Я уверена, вы будете в нем просто красавицей.

Мэри застенчиво посмотрела на свое отражение. На красавицу она и не рассчитывала. Однако того, что она не будет выглядеть в нем нелепо или странно, было ей достаточно.

– 8 –

В вечер бала миссис Хилл, пользуясь большим спросом, торопливо перебегала из комнаты в комнату и помогала каждой из сестер с завершающей подготовкой платьев, подкалывая, заправляя, подрезая и подшивая. Но именно Мэри она посвятила основную часть своего времени, укладывая ее волосы аккуратно и просто, под стиль ее платья, и даже не пытаясь навязать ей недолговечные локоны. Когда миссис Хилл закончила, она вытащила из кармана фартука сверток бумаги, бережно его развернула и положила на туалетный столик. Заглянув внутрь, Мэри увидела небольшую щепотку бледно-розовой пудры.

– Это что, румяна? – неуверенно спросила Мэри.

– Они самые. Позаимствовала их из ящика мисс Лидии. У нее их достаточно, чтобы не заметить такой маленькой потери.

– Вы предлагаете мне ими воспользоваться, не так ли?

– Все, что вам нужно, – лишь небольшой штрих. Опустите в них ваши пальчики, едва коснитесь, а затем аккуратно вотрите в щеки.

Мэри взяла маленький сверток и стала с любопытством разглядывать содержимое.

– Ну же, – поторопила ее миссис Хилл. – Совсем немного. Обещаю вам, никто не узнает.

Внезапно приняв решение, Мэри как можно осторожнее окунула палец в пудру и нанесла ее на лицо.

– Для начала всего слегка, – посоветовала ей миссис Хилл. – Это похоже на готовку – вы всегда можете добавить больше соли, но обратно ее уже не достать. Вот так, идеально. Теперь у вас есть легкий румянец, но чересчур раскрашенной вы не выглядите. Пора надевать платье, если вы не хотите опоздать.

Гладкая ткань платья легко и уверенно скользнула через голову Мэри. Всего пара секунд, и она была готова. Она почти боялась взглянуть на себя в зеркало, но все же набралась храбрости и посмотрела на свое отражение. Мэри увидела высокую молодую женщину в легком красивом платье, с изящной фигурой, гладкими каштановыми волосами и мягкими правильными чертами лица. Ее захлестнула волна облегчения. Она знала, что в ее сторону никогда не обратятся взгляды других людей, когда она войдет в комнату, как это часто происходило с ее сестрами. Однако, осмотрев себя критически, Мэри подумала, что выглядит лучше, чем когда-либо. Она со всем справится.

– Вы выглядите очень приятно, мисс, – сказала миссис Хилл. – Именно то, чего мы и хотели. Однако осталась еще одна вещь.

С этими словами экономка протянула руку к лицу Мэри, сняла очки и опустила их на туалетный столик.

– Теперь вы готовы. А мисс Лидия зовет всех к выходу уже десять минут.

Оставшись одна в своей комнате, Мэри взглянула на свои очки, не зная, что делать. Затем, после минутного колебания, подняла их, сунула в маленькую вечернюю сумочку и спустилась холл, чтобы встретить сестер.

Мэри собралась последней, что было совсем не похоже на нее, и когда она вошла в холл, все уже были там, ожидая ее и болтая. Увидев ее, все замолчали. Элизабет заговорила первой, оглядывая сестру с ног до головы с приятным удивлением.

– Очень красивое платье. Ты прекрасно выглядишь в нем, Мэри.

– В самом деле, – подтвердила Джейн. – Цвет подобран исключительно удачно. Оно идеально тебе подходит.

Миссис Беннет отошла от зеркала в прихожей, где заканчивала последние приготовления – без этого ей и в голову не пришло бы выйти из дома. Холодно она оглядела Мэри. Она давно надеялась увидеть улучшения во внешности средней дочери, но поскольку не она была той, что приложила руку к ее преображению, то и великодушия проявлять не намеревалась.

– Итак, мисс, кажется, вы можете сделать над собой усилие, когда захотите. Как жаль, что вы не делаете этого чаще.

– Просто удивительно, что может сделать новое платье, – едко заметила Лидия. – Любая сможет выглядеть в нем лучше. Будь у меня новое платье, уверена, я поразила бы вас всех!

– Не сомневаюсь, что ты сделала бы это и без платья, – ответила ей Элизабет.

Мэри осторожно накинула на себя плащ, довольная тем, что все прошло не хуже, чем она ожидала, и проследовала за сестрами на холодный вечерний воздух. Пока экипаж отъезжал от дома, она молчала. Никто не говорил с ней. Джейн и Элизабет тихо перешептывались, а Лидия громко рассуждала, вовсе не требуя ни от кого ответа.

– Только подумайте, мама, вчера я видела Дика Смитсона в Меритоне, и он решительно настаивал, чтобы я оставила для него свой второй танец. Первым танцем он обязан этой зануде мисс Денни, но она его кузина, так что, я полагаю, это его долг. А капитан Картер выпросил у меня третий танец. Я очень надеюсь, что он наденет свою форму. Вы не можете себе представить, насколько он в ней хорош.

– О, еще как могу, – заверила ее миссис Беннет. – Когда-то мне и самой нравились офицеры. Надеюсь, ради тебя он наденет форму сегодня вечером.

– А четвертый танец, – продолжила Лидия, едва заметив слова матери, – я надеюсь оставить для Уильяма Дигби. Я сказала, что ему придется достать для меня мороженое, потому что к тому времени я наверняка буду вся в поту.

Когда Китти издала возмущенный вопль, Элизабет раздраженно подняла на нее взгляд.

– Лидия, ты же знаешь, что мистер Дигби пригласил меня на четвертый танец. В самом деле, мама, скажите ей, что она не должна… это нечестно…

Забившись в угол, Мэри начала прикидывать свои шансы найти партнера для танцев. Она знала так мало молодых людей. Ежедневные прогулки Лидии и Китти по Меритону обеспечили им знакомство с разными мужчинами, в особенности с тех пор, как несколько месяцев назад в Меритон прибыл целый полк военных. Они встречали офицеров, прогуливавшихся по улицам, подшучивали над ними, стоя у магазина с шляпками, и считали многих из них своими близкими друзьями. Джейн и Элизабет держались более отчужденно, но даже они иногда отвечали на приветствия более благородных солдат вежливым наклоном головы. Мэри же подобными знакомствами, что могли с такой же легкостью открыть ей двери на бал, не обладала. Она редко сопровождала сестер в их поездках в Меритон, а когда это случалось, с каким бы офицером им ни удавалось столкнуться, сказать ему Мэри было нечего. У нее не имелось таланта ни к очаровательной светской беседе, ни к кокетливой бессмысленной болтовне.

Когда карета въехала в Меритон, беспокойство Мэри возросло. Все радостное возбуждение, которое она испытывала, покидая дом, начало улетучиваться при мысли о том, что ждет ее впереди. Пока бал лишь призрачно маячил в будущем, Мэри могла думать о нем почти с восхищением. Но теперь, когда все постепенно становилось реальным, она чувствовала себя совсем по-другому. Когда экипаж подъехал к бальным залам, мужество начало покидать ее. Что, если никто не пригласит ее на танец? Она слышала, как Джейн и Лиззи со смехом жаловались на случаи, когда им было не с кем потанцевать, но подобные события были такой редкостью, что жалобы эти походили лишь на веселую самоиронию. Они-то могли быть уверены – новый партнер не заставит себя ждать. Мэри знала, что не обладала и толикой их самообладания и уверенности. Когда вся лонгборнская компания собрала свои плащи и сумки, торопясь поскорее покинуть экипаж, Мэри проследовала за матерью и сестрами навстречу ярким огням и шуму бала, чувствуя, как бешено колотится сердце.

– 9 –

Толпа людей, собравшаяся у входа в залы, казалась огромной и столь же неприступной, как Мэри и боялась. Она металась из стороны в сторону, почти оглушенная громкими приветствиями и эхом, раскатывавшимся у нее над головой, пока пробиралась сквозь множество возбужденных гостей, сгрудившихся в коридоре. Отчаянно стараясь не терять из виду сестер, за чьим передвижением сквозь толпу, как она заметила, следило множество оценивающих мужских взглядов, Мэри проталкивалась вперед со всей храбростью, на которую только была способна, пока наконец не выбралась на открытое пространство бального зала. На мгновение она замерла, пораженная тем, что увидела. Старые бальные залы, какими она их помнила, изменились до неузнаваемости. Повсюду горели свечи, по правде сказать, не самые дорогие, отчего в воздухе стоял отчетливый запах растопленного жира, но их мерцающий свет чудесным образом преображал обшарпанные стены и освещал ветви с осенними листьями, висевшие на стенах в качестве украшения. Вдалеке, за приоткрытыми двойными дверями, Мэри увидела, как слуги накрывают на стол, а лакеи полируют обеденные ложки своими фартуками. Наверху, на балконе, музыканты настраивали инструменты и наслаждались последним стаканом пива, прежде чем приступить к игре. На паркете уже начали собираться нетерпеливые пары, расхаживавшие взад и вперед в ожидании начала танцев.

Китти и Лидия быстро влились в толпу. Оглянувшись по сторонам, Мэри не увидела ни одного знакомого лица. На мгновение она задумалась о том, чтобы надеть очки. Порывшись в своей маленькой сумочке и сжав их в руке, она вообразила торжествующее выражение лица Лидии, если бы та увидела ее – словно вид Мэри в очках мог компенсировать оскорбление, нанесенной ей покупкой нового платья. Мэри поспешно выдернула руку из сумочки и уже начала паниковать, когда почувствовала, как Элизабет коснулась ее плеча.

– Пойдем, Мэри, мы нашли удобные места, где можно присесть.

Лиззи ловко провела сестру сквозь толпу людей к череде стульев, выставленных так, чтобы сидящим на них было комфортно наблюдать за танцующими, не будучи при этом обязанными самим присоединяться к веселью. Их мать уже подыскала себе там местечко возле леди Лукас, своей лучшей подруги. Они проводили вместе много времени, ибо каждая находила в своей собеседнице именно то, что ей было необходимо. Миссис Беннет требовался слушатель, в то время как леди Лукас, робкая и почтительная дама, была счастлива играть роль ее послушной последовательницы. Лишь однажды эта гармония между ними оказалась под угрозой. Когда мистер Лукас, состоятельный меритонский торговец, удостоился титула баронета, казалось, все должно было измениться, ибо как миссис Беннет могла продолжать покровительствовать жене новоиспеченного баронета? Однако, к своему невероятному облегчению, миссис Беннет вскоре выяснила, что титул ничуть не изменил покладистого нрава ее подруги, и леди Лукас была по-прежнему готова безропотно сносить снисходительный тон, который был неотъемлемой составляющей нежного и преданного расположения миссис Беннет.

За спиной леди Лукас стояла ее старшая дочь, Шарлотта. Это была молодая женщина среднего роста с простым и открытым лицом, в чертах которого не было никаких претензий на красоту. Ее непримечательная внешность была источником глубочайшего удовлетворения для миссис Беннет, которая часто обращала внимание леди Лукас на разницу между скромным внешним видом Шарлотты и привлекательностью ее собственных дочерей. Не колеблясь, со всем сочувствием миссис Беннет порой вслух размышляла о разочаровании, которое должна была испытывать ее подруга по поводу того, что Шарлотта, в свои двадцать шесть, все еще оставалась незамужней и у нее оставалось так мало шансов изменить это положение.

Леди Лукас, слишком робкая, чтобы перечить миссис Беннет, в такие моменты покорно кивала, однако ее покладистая натура некоторым образом шла на пользу ее несчастной дочери. Леди Лукас не обладала ни той энергией, ни тем отчаянием, которые так легко одолевали миссис Беннет, так что Шарлотта не подвергалась ни упрекам, ни жалобам, которые так часто выпадали на долю Мэри. Возможно, именно по этой причине Шарлотта не опускала голову, стыдясь своей судьбы дурнушки, а смотрела вокруг ясным и внимательным взглядом. Она не питала иллюзий относительно своей внешности, но ее способность подать себя говорила о том, что она не собиралась за это извиняться. Вместо этого она признавала свое положение лишь с усмешкой, а те, кто плохо ее знал, часто удивлялись точности ее суждения и остроте ума. Именно эти качества и привлекли к ней Элизабет, которая в течение нескольких лет считала ее самой близкой подругой. Именно в сторону приветливой Шарлотты Лиззи и направила Мэри, прежде чем занять последнее свободное место.