Другая сестра Беннет

Недели превращались в месяцы, а Мэри все читала и читала. Джейн и Лиззи смотрели на нее с озадаченной снисходительностью, радуясь тому, что она занята, хотя и не зная, как относиться к ее новому увлечению. Однако в глазах младших сестер преданность Мэри книгам уронила ее еще больше. Всякий раз, как они находили сестру за чтением, звучали смех и перешептывания, а Лидия так и вовсе в совершенстве научилась изображать Мэри за работой: плечи сгорблены, нос уткнулся в тяжелый том. Но Мэри это не останавливало. Она чувствовала, что делает успехи, и отказывалась сдаваться, несмотря на издевки и поддразнивания. Наконец она обнаружила в себе смелость приступить к самым тонким книжкам по философии и была заинтригована их содержимым. Она находила важные вопросы морали, которые в них рассматривались, необычайно увлекательными, упивалась абстрактными аргументами. В противовес их невероятной важности ее личное несчастье начинало казаться совсем незначительным, и это придавало Мэри спокойствия. Одновременно ее воодушевляло и утешало то, что она читала, и именно это побуждало ее упорно продолжать свое дело. Обучение, казалось, не так уж сильно отличалось от игры на фортепиано. Ум, точно пальцы, можно было натренировать и, точно технику, – улучшить. Все, что требовалось, – самодисциплина и готовность упорно трудиться. Однако Мэри, к своему ужасу, вскоре обнаружила, что существуют обстоятельства, которые не могла преодолеть даже ее непоколебимая решимость, а также что не все аспекты своего существа она способна силой принудить выполнять задуманное.

Уже некоторое время Мэри подозревала, что зрение ее подводит, но отказывалась признавать очевидные вещи, которые давили на нее с все возраставшей настойчивостью. Чтение мелкого шрифта всегда отнимало у нее много сил, однако сейчас, возможно как результат долгих часов, проведенных в библиотеке, читать стало практически невозможно. Текст плыл перед глазами, а буквы сливались в единое пятно. Мэри жмурилась изо всех сил, чтобы вновь сфокусировать взгляд, но это мало помогло. Она пыталась передвигаться по комнате, наклоняя книгу к свету или держа ее как можно ближе к лицу, но и это оказалось бесполезным. При ярком свете, разливавшемся по летнему саду, если солнце светило у нее за спиной, а шрифт в книге был не слишком мелок, она могла прочитать пару страниц. Внутри же, когда за окнами опускалась темнота, она едва могла разобрать хоть букву.

Однажды вечером, сидя за своим письменным столом, Мэри осознала, что не может разглядеть ни строчки из книги. Она зажигала одну свечу за другой, расставляя их как можно ближе к страницам, но все это было бессмысленно. Она так разозлилась, что готова была закричать. Казалось чудовищно несправедливым то, что стоило ей обнаружить увлечение, которое дарило ей смысл существования, как его тут же отняли. Если она не могла читать, что же ей оставалось? Она осторожно закрыла книгу со спокойствием, которого совсем не ощущала, и легла в кровать, пытаясь решить, как же ей поступить.

На протяжении двух дней Мэри пыталась жить без чтения. Она играла на фортепиано, гуляла в саду, собирала цветы для гостиной и делала вид, будто шьет. К полудню второго дня она признала, что подобное существование невыносимо. Если Мэри не хотела сойти с ума, то должна была попросить мать обратиться к окулисту. Вопрос был не из простых. Мэри знала, что это наверняка вызовет у миссис Беннет еще большее негодование, чем просьба нанять гувернантку, ибо что могло быть еще более гибельным для ее и без того скромной внешности, чем очки в тяжелой металлической оправе? Но у Мэри не оставалось выбора. Если альтернатива была неприемлема, то она должна была задать этот вопрос. Все, что она могла сделать, – подойти к матери, когда та будет менее всего раздражена, и как можно более отчаянно надеяться на маловероятное сочувствие миссис Беннет.

Наконец однажды днем Мэри подошла к матери, когда та возилась в кладовке, проверяя, свежи ли еще хранящиеся в банках, закатанных прошлой осенью, сливы и абрикосы. Поскольку это занятие доставляло ей удовольствие, миссис Беннет была сравнительно весела до тех пор, пока Мэри не объяснила причину своего визита. Хорошее настроение матери моментально испарилось, и она притворилась, будто не понимает, о чем речь.

– Поверить не могу, что ты всерьез. Если это шутка, Мэри, то у тебя очень дурное чувство юмора.

– Это не шутка, мама, клянусь вам. Я едва могу читать. Умоляю, позвольте доктору осмотреть мои глаза.

– С какой целью? Как, по-твоему, это может помочь?

– Если окулист решит, что мне пойдет это на пользу, возможно, он выпишет очки. Тогда я снова смогу читать.

– В самом деле, очки! И ты действительно готова их носить? Готова унижаться таким образом?

– Если это позволит мне читать столько, сколько я захочу, я с радостью буду их носить.

Миссис Беннет, которая только что сняла с полки огромную банку абрикосов, опустила ее на стол, приложив слишком много силы. К счастью, банка не разбилась, однако звук заставил Мэри подскочить.

– Никакой мужчина не взглянет на тебя, – заявила ей мать, – а все женщины будут тебя жалеть.

– Я надеюсь, что смогу вынести это, если потребуется.

На мгновение миссис Беннет лишилась дара речи, не в силах представить себе такое преступление против всего, что было ей так дорого. Однако Мэри заставила себя продолжить:

– Если вы не можете мне помочь, то я заплачу за это сама. У меня осталось немного сбережений, которые я сэкономила из карманных денег. Я сама напишу окулисту и попрошу его о приеме.

Ее мать вытерла руки о фартук.

– Кажется, у меня не остается выбора. Пускай приезжает, если это необходимо. Однако я очень недовольна тобой, Мэри. Теперь я ужасно раздосадована и раздражена, и это все твоя вина.

Миссис Беннет направилась к двери, настолько сердитая, что так и оставила банку на столе нетронутой.

– Не думай, что я буду рядом, когда доктор придет. Миссис Хилл обо всем позаботится. Я не выдержу такого напряжения.

Оставшись в комнате одна, Мэри взяла трясущимися руками банку с абрикосами и бережно вернула ее на полку. Ей казалось, она никогда так открыто не бросала вызов матери. Мэри тяжело опустилась на стул. Несмотря ни на что, она достигла своей цели. Она встретится с доктором. Оставалось лишь надеяться, что встреча произойдет скоро.

– 6 –

Неделей позже мистер Спарроу, внушительных размеров мужчина в сером пальто, приехал в Лонгборн. Он привез с собой большой портфель, в котором лежало несколько печатных карточек, огромный жесткий кожаный чемоданчик, а также своего сына, Джона, – высокого молчаливого юношу лет восемнадцати.

– Надеюсь, вы не станете возражать против его присутствия, мисс. Мой сын обучается семейному делу, и я стараюсь брать его с собой так часто, как только могу, чтобы он мог увидеть все своими глазами.

Мэри выглядела неуверенной. Она не предполагала, что при их беседе будет присутствовать посторонний, однако молодой мистер Спарроу показался ей таким вежливым и почтительным, что она молча кивнула в знак согласия. Миссис Хилл провела их в прохладную маленькую столовую, примыкавшую к кухне, где даже не был зажжен огонь в камине, и встала у стены в ожидании того, что произойдет дальше.

– Будьте добры, мисс, сядьте в это кресло, как можно прямее, поднимите голову и устремите взгляд вверх. Да, очень хорошо.

Он подозвал сына, который подошел к нему с чемоданчиком и медленно и благоговейно его открыл. Внутри чемоданчика оказались ряды очков, аккуратно помеченные и разложенные в идеальном порядке.

– Итак, мисс, – приступил к объяснениям мистер Спарроу, – в каждую из этих пар очков вставлены разные линзы. Я попрошу вас надевать их по очереди. Джон покажет вам карточку, а вы скажете, что видите. Затем вы наденете следующую пару очков, взглянете на карточку и скажете, более ли четкие символы вы на ней видите. Таким образом мы будем перебирать пару за парой, пока не найдем нужные вам линзы.

Почувствовав, как холодная металлическая оправа скользнула ей на нос, Мэри встревожилась, однако низкий, уверенный голос мистера Спарроу успокоил ее, и она ощутила проблеск интереса к его продуманным и проверенным временем методам. Взглянув на карточку сквозь стекла первых очков, Мэри оказалась настолько поражена, увидев, как линзы исказили буквы, что удивление побороло ее застенчивость, и она громко вскрикнула.

– Сэр, я вообще ничего не могу разобрать – одни лишь размытые формы и очертания! Что это значит?

– Значит, это вовсе не то, что мы ищем, однако оно направляет нас к нужному пути.

Мистер Спарроу дал ей другую пару очков, и на этот раз Мэри показалось, что буквы стали немного четче. Раз за разом она меняла очки, а результат иногда был немного лучше, а иногда – хуже. Вопреки самой себе, Мэри так втянулась в процесс, что ее смущение вовсе исчезло. Она начала воспринимать себя не как пациентку мистера Спарроу, а как союзника, помогавшего ему в решении проблемы. В конце концов он надвинул на ее переносицу очки, которые заставили Мэри ахнуть в изумлении. Внезапно каждая буква на карточке стала яркой и четкой.

– О, мистер Спарроу, я могу разглядеть каждую букву на этих карточках! Каждую букву и каждую цифру! Я вижу все!

– Что ж, видимо, это оно, – сказал мистер Спарроу, усмехнувшись. – Всегда приятно видеть такую реакцию. Думаю, мы можем быть уверены, что нашли ответ на свой вопрос. Эта маленькая вещица, – сказал он, наклонившись и вытащив линзу из оправы, – будучи выполненной должным образом, я уверен, сможет необычайным образом изменить вашу жизнь.

– Это действительно замечательная вещица, сэр. Вы расскажете мне, как она работает?

– Быть может, я могу попросить Джона объяснить это вам? В таком случае я смогу увидеть, как многое из того, чему я учил его, укоренилось в его уме. Не окажешь нам услугу, Джон?

Поначалу юноша был застенчив и нерешителен, но поскольку он знал свое дело, постепенно его решимость росла, пока он рассказывал об изящном изгибе линзы, ее преображающем воздействии на глаз, а также о тщательности и точности, с которыми она должна была быть выполнена, чтобы исправить недостатки зрения.

– Я учусь делать это самостоятельно и буду очень рад… польщен… сделать линзы для вас.

Закончив рассказ, он поймал ее взгляд, и тут же уставился в пол, словно сказал много лишнего. Его отец, гордый сыном, похлопал того по плечу.

– Мы сделаем это вместе, и сделаем наилучшим образом. Осмелюсь предположить, мисс, что вы останетесь весьма довольны результатом.

Мэри, не привыкшая находиться в центре внимания, отвела взгляд. Впрочем, она не находила это неприятным. Почувствовать себя оскорбленной в присутствии этих спокойных и заботливых мужчин, чьи умы были так поглощены вызовами своей профессии, казалось просто невозможным. Возвращая очки, Мэри повернулась к ним и улыбнулась. Миссис Хилл подошла к ним, и какое-то мгновение все просто стояли вместе, довольные тем, что решили проблему. Затем Мэри услышала в коридоре шаги матери и тут же побледнела.

– Итак, мистер Спарроу, – воскликнула миссис Беннет, заходя в комнату, – что вы мне скажете?

Когда доктор попытался объяснить ей свои открытия и поделиться мнением по поводу зрения Мэри, миссис Беннет лишь нетерпеливо отмахнулась.

– Все это замечательно, сэр, но могли бы мы перейти к делу? Вы утверждаете, что моей дочери придется носить очки?

– Да, мэм, полагаю, так. Не думаю, что она сможет работать без них с той же легкостью. Для всех занятий, где потребуется острое зрение, очки будут необходимы.

– Однако нет никакой нужды носить их вне дома? Она может обходиться без них на публике или в тех местах, где ее могут увидеть люди?

– Это должна решать сама молодая леди, но я уверен, она извлекла бы большую пользу, имея возможность прекрасно видеть в любой ситуации, будь это на публике или в приватной обстановке.

Миссис Беннет нахмурилась.

– Благодарю вас, мистер Спарроу. Вы можете написать мистеру Беннету, и он сообщит вам о нашем решении. Желаю вам прекрасного утра.

Жестом она указала миссис Хилл, чтобы та проводила доктора. Мэри смотрела, как Спарроу уходят, сожалея о том, что не успела должным образом их поблагодарить. Как только доктор с сыном ушли, мать возмущенно повернулась к ней.

– Эти новости меня очень разочаровали, Мэри. Это совсем не то, на что я надеялась.

Мэри промолчала. Она не хотела еще сильнее злить мать.

– Мы пойдем и обсудим все непосредственно с твоим отцом. Посмотрим, что он скажет.

Молча они направились в гостиную. Миссис Беннет распахнула дверь, и Мэри с сожалением увидела, что внутри собралась вся семья. Она надеялась избежать конфуза, который мог возникнуть при обсуждении ее проблемы при всех, однако, очевидно, это не представлялось более возможным. Громко вздохнув, миссис Беннет села. Джейн и Лиззи оторвались от чтения, а Китти и Лидия подняли взгляды от перчаток, которые с интересом рассматривали. Лишь их отец, сосредоточенно уставившийся в газету, никак не отреагировал. В конце концов терпение миссис Беннет лопнуло.

– Мистер Беннет, я должна вам кое-что сказать. Боюсь, это крайне неприятные новости. Не хотели бы вы узнать, в чем дело?

Мистер Беннет опустил газету и спокойно взглянул на жену.

– Каковы бы ни были мои желания, я уверен, вы все мне расскажете.

– Мэри нужны очки. Окулист сказал, что она не может видеть без них. Вот так, мистер Беннет!

Миссис Беннет огляделась вокруг, ощущая себя так, словно сообщила нечто важное и очень тревожное. Первой заговорила Элизабет:

– Мама, безусловно, это хорошо, что теперь мы знаем, как помочь Мэри. Если ей действительно нужны очки, почему бы ей их не носить? Должно быть, очень тяжело обходиться без них, если зрение уже не так прекрасно, как прежде.

Миссис Беннет испуганно вскрикнула.

– О чем ты говоришь, Лиззи? Это ужасное несчастье для Мэри! Очки нужны дряхлым старикам, а не восемнадцатилетним девушкам! Я отказываюсь верить в то, что они действительно ей необходимы. Никто в моей семье еще не страдал такими ужасными болезнями. У нас, Гардинеров, всегда было прекрасное зрение.

– Но мама, – продолжила Элизабет, – ты почти не работаешь с мелкими вещами и очень редко читаешь – ты можешь просто не знать, что тебе нужны очки.

– Как ты можешь такое говорить! Никто не любит книги так, как я. «Очень редко читаешь», скажешь тоже!

– Вы забываете, моя дорогая, что я и сам ношу очки, – добавил мистер Беннет. – Мне не нравится думать о себе как о дряхлом старике и все в таком духе, но я должен признать, что заниматься без них было бы невозможно.

– Вы смеетесь надо мной, мистер Беннет, но знаете, что я права. Мужчины могут носить очки. Я полагаю, даже молодые мужчины, в особенности если это юрист или священник, или человек подобной профессии, ведь никто не станет отзываться о нем дурно. Для юной девушки все совсем иначе. Что, по-вашему, скажут люди, увидев в очках Мэри? Кто после этого захочет на ней жениться?

Мистер Беннет внимательно посмотрел на жену.

– Возможно, один из тех самых молодых людей, которых вы только что описали. Человек, что сам носит очки, абсолютно равнодушный к насмешкам всех жителей округи. В действительности это может стать тем самым, что привелчет к Мэри вышеназванного молодого человека.

– Вам нравится шутить над этим, но это вовсе не смешно. Окулист утверждает, что очки необходимы ей для чтения, но ради чего, могу я поинтересоваться, ей нужно читать столько книг?

Когда Элизабет попыталась вмешаться, отец предупреждающе поднял руку.

– Если Мэри не будет читать, какие еще занятия ей доступны? У нее нет никакого вкуса к рисованию, и, как вы часто говорили мне, ее навыки шитья вас крайне разочаровывают. Безусловно, я не эксперт, но, судя по всему, ее умение обращаться с иглой едва ли улучшится, если она не сможет разглядеть нить. Полагаю, она способна помочь вскапывать огород, когда подоспеет зимняя капуста.

Мэри сохраняла молчание на протяжении всего разговора. Никто и не ожидал, что она что-нибудь скажет. Вместо участия в беседе она позволила себе сконцентрироваться на добрых словах Элизабет. Она уже давно не слышала, чтобы Лиззи так беспокоилась о ней. Однако она знала, что такого же сочувствия от младшей сестры ожидать не следует.

– Думаю, я бы предпочла ослепнуть, чем надела бы такую уродливую штуковину себе на лицо! – воскликнула Лидия. – Отказ от книг был бы небольшой платой за такую чудовищную судьбу. Чему вообще можно научиться, читая?

Мистер Беннет взглянул на Лидию с явным неодобрением.

– Именно подобные замечания снискали тебе репутацию одной из самых тщеславных и, должен добавить, одной из глупейших и пустоголовейших девиц во всей округе.

– Мне это безразлично, пока я не одна из самых уродливых девиц, отец.

Миссис Хилл вошла с кофейником как раз в тот момент, когда Лидия произносила свое неучтивое замечание. Увидев ее, Лидия с надеждой подняла свою чашку, но миссис Хилл притворилась, будто не заметила этого и унесла от нее кофейник как можно дальше, на другой конец стола, где предложила кофе мистеру Беннету.

– Благодарю, Лидия, – произнес тот, пока миссис Хилл наполняла его чашку. – Ничто не могло бы помочь мне больше в решении этого вопроса. Я не намерен вставать на пути ни одного из членов этой семьи, кто стремится понизить уровень глупости в доме. Мэри, если ты хочешь читать, то должна иметь для этого все необходимое. Ты получишь свои очки.

Миссис Беннет выглядела так, словно собиралась поспорить, но ее муж услышал уже достаточно.

– Нет, моя дорогая, на этом все. Я больше не намерен обсуждать эту тему. До обеда я буду в библиотеке и не хочу, чтобы меня беспокоили.

Мэри сидела спокойно несколько мгновений, пытаясь не показывать своего облегчения и удовлетворения. Она не помнила, когда в последний раз чувствовала себя более счастливой. Встав, миссис Беннет даже не взглянула на дочь, но Мэри было все равно. Она вышла из гостиной, едва не подпрыгивая.

Прошло несколько недель прежде, чем мистер Спарроу написал, что очки готовы и он будет рад навестить миссис Беннет, когда ей будет удобно. Миссис Беннет, которая считала себя сделавшей все, что было в ее силах, чтобы предотвратить этот величайший позор, отказалась присутствовать и вновь послала вместо себя миссис Хилл, проинструктировав ее, чтобы та не допустила никаких незапланированных действий. Как только маленькая группа вновь собралась вместе и Мэри села, выпрямив спину, в кресло, мистер Спарроу жестом указал своему сыну, чтобы тот открыл его кожаную сумку. Юноша достал из нее пару очков, обернутую в мягкую ткань, и со всем достоинством протянул Мэри. Надев их, Мэри взяла со стола книгу, раскрыла ее и удовлетворенно воскликнула, когда буквы перед ее глазами стали четкими.

– Взгляните, миссис Хилл! Теперь я все прекрасно вижу!

Миссис Хилл скрестила руки на груди и оценивающе посмотрела на нее.

– Я очень рада, но не уверена, что это понравится вашей матери.

В мгновение ока весь энтузиазм Мэри испарился. Сняв очки, она положила их себе на колени. На какое-то время она забыла о том, какую цену должна заплатить за возможность видеть мир по-новому. Насмешки Лидии звенели у нее в ушах. Теперь, когда она могла видеть гораздо лучше, Мэри стала бы еще большей дурнушкой, чем прежде.

– О нет, не делайте этого, мисс, прошу вас…

Мэри была поражена, увидев, как Джон Спарроу пересекает комнату и берет у нее очки.

– Не позволяйте себе падать духом. Разве это не прекрасно – хорошо видеть, не пытаясь слишком всматриваться и не прищуриваясь?

Кусочком ткани он сосредоточенно протер стекла очков.

– И в самом деле, они очень вам идут. Когда вы улыбаетесь… вы выглядите в них очень хорошо.

Младший Спарроу передал очки обратно Мэри, слегка кивнув, затем поспешно отошел и встал подле отца.

– Джон совершенно прав, – согласился мистер Спарроу, – по всем пунктам. И как только вы станете носить очки достаточно часто, все, и даже вы, перестанете их замечать. В этом вы можете быть уверены.

Мэри сомневалась, что ее мать согласилась бы со словами доктора, но не хотела спорить с этим добрым и доброжелательным человеком.

– Благодарю вас, мистер Спарроу. Уверена, вы правы. Думаю, они идеально мне подходят, и я очень счастлива носить их.

Она взяла очки и вышла в коридор. Когда она закрывала за собой дверь, ей показалось, что Джон Спарроу провожает ее взглядом, но, подумав об этом, Мэри решила, что ошиблась. Выйдя, она постояла пару минут, слушая, как миссис Хилл объясняет мистеру Спарроу детали оплаты, затем, собравшись с мыслями, быстро ушла. Последний том миссис Маколей ждал, пока Мэри опробует на нем свои новые очки.

– 7 –

Несколько раз в год в залах собраний Меритона устраивали общий бал. Любой, кто хоть как-то претендовал на хороший вкус, делал вид, что презирает эти простые развлечения. Комнаты были слишком малы, музыка – слишком громкой, а закуски малосъедобными. При этом ни у кого не возникало и мысли о том, чтобы не прийти. Первый бал сезона ожидался с величайшим волнением, по большей части оттого, что, хоть он и проводился осенью, точная дата события редко была известна до самого последнего момента. По мере того как листьев на деревьях становились все меньше, а вечера становились все темнее, ожидание возрастало, особенно среди молодых людей, что жаждали возможности потанцевать. Однако шли недели, а никакой информации о дате проведения бала так и не сообщали. Разумеется, это была Лидия, кто во время полных безделья и сплетен поездок в деревню первой услышала, что день наконец назначен, и она с триумфом привезла эту новость в Лонгборн. Влетев в коридор с Китти, еле поспевавшей позади, Лидия побежала прямиком к миссис Беннет.

– Бал назначили на первую субботу следующего месяца! Я услышала это от самого мистера Томпсона. Я проходила мимо залы собраний, и он был там. Я спросила его, а он сказал, что только что договорился с музыкантами, поэтому я первая обо всем узнала.

Лидия ерзала на стуле, все еще не сняв шляпу после того, как влетела домой, и торопилась поделиться со всеми новостью.

– Ужин уже заказан, комнаты предстоит убрать, а пол – отшлифовать, чтобы сберечь ноги танцоров. Заметка появится только в завтрашней газете.

Миссис Беннет, почти настолько же взволнованная, как и ее дочь, захлопала в ладоши.

– Прекрасно, Лидия! Как умно с твоей стороны было узнать обо всем. Вы слышали, мистер Беннет? Меритонский бал состоится через три недели от этой субботы!

– В самом деле? Моя радость не может быть столь же велика, ибо я не собираюсь идти на сие мероприятие. Однако ничего не имею против безобидных развлечений. Ты пойдешь, Лиззи?

– Возможно, – ответила Элизабет, – если со мной пойдет Джейн. Я пока не уверена.

Лидия взглянула на нее с искренним удивлением.

– «Пока не уверена»? Как ты можешь быть такой занудой, Лиззи? Я уверена, что просто умру, если не пойду на этот бал. Я покончила бы с собой от хандры.

– Постарайся держать себя в руках, – спокойно произнес мистер Беннет, – ведь я еще не решил, идешь ли ты. Джейн и Лиззи могут пойти, они бывали там и раньше, и я не сомневаюсь в их благом поведении. Мэри тоже может пойти, если пожелает. Она уже достаточно взрослая, и ей можно доверять. Но вы с Китти – совсем другое дело.

Мэри, сидевшая в углу с книгой на коленях, не ожидала услышать свое имя в связи с балом. Она поверить не могла в то, что отец похвалил ее – то была призрачная похвала, воистину, но Мэри почувствовала, как внутри нее все потеплело от гордости.

Тем временем Китти и Лидия подняли волну возмущения.

– Вы ведь не имеете этого в виду, папа! – воскликнула Лидия. – Вы же не собираетесь вправду помешать мне пойти на этот бал?

– В самом деле, мистер Беннет, – заявила его жена, – я уверена, ни Лидия, ни Китти не сделают ничего, что заставило бы нас стыдиться.

– Хотел бы я обладать той же уверенностью, – ответил мистер Беннет. – Ни одну из них нельзя назвать ни сдержанной, ни скромной. А Лидия, ко всему прочему, еще и весьма упряма.

Лидия встала, и в глазах ее заблестели слезы.

– Вы очень жестоки ко мне, папа. Вы должны позволить мне пойти! Вы должны!

Мэри, которая обычно предпочитала не связываться с младшей сестрой, когда та не могла получить желаемое, ободренная на сей раз лестным замечанием отца, попыталась поддержать его:

– Первый выход в свет молодой девушки должен сопровождаться большой осторожностью. Слишком много ловушек и соблазнов может сокрушить ее, если у нее недостаточно опыта или способности здраво рассуждать, чтобы противостоять им.

Лидия, неспешно развязав ленту и вытащив из нее булавки, сняла шляпу.

– В самом деле? – холодно спросила она. – Что ж, может быть, ты и достаточно взрослая, чтобы выходить в свет, но тебе нет нужды беспокоиться о ловушках и соблазнах. Просто нацепи очки, и ты будешь в полной безопасности, уверяю тебя.