Голос Бога

– Первопричину всего? – брат мой был, казалось, недоволен. – Зачем тебе знать о ней, Фоно́н?

– Я устремлен к истине…

– Истин много. Выбери себе другую.

– Ах Квазар, ты не понимаешь!

– Не понимаю? – строго вопросил мой брат. – Есть ли что-либо во вселенной, чего бы я не понимал? Отнюдь. Я вижу тебя насквозь, неугомонный Фонон. Ты возбуждён, и возмущения твои рождают в пространстве беспокойства.

– То полыхает моя великая любовь к прекрасному и могущественному человечеству. Я мучим…

– Ты помешан. Ты совершенно помешался на своём драгоценном человечестве. Я вижу твою память и все твои бесконечные восторги относительно людей.

– Людей? – раздался голос.

– Братец Войд!

Я бросился навстречу тёмному холодному туману. Само средоточие тьмы и пустоты явилось перед нами. Окутанный тёмной материей Войд был чернее самой чёрной черноты и задумчиво колыхался в своём холодном мраке, степенно шагая к нам. Он принял меня в свои студёные объятия и вновь переспросил:

– Люди? Что есть люди?

– Ах Войд, ну как ты можешь этого не знать?

– Мне ни к чему что-либо знать о чём-то, – степенно отвечал мне Войд.

– Выслушай меня! Ты будешь поражён.

Я долго разливался перед ним, рассказывая о встрече с дивными купальщиками и об их отличиях от прочих людей. Поведал я брату и о человеческих страданиях, тяжких испытаниях на пути к вершине развития, об их хрупкости и притягательной красоте их чувств.

Бесстрастный Войд лишь кивнул.

– Живые существа из материи. Они столь малы и заурядны.

– Но вот и ты не понимаешь, Войд, о чём я толкую! – горестно воскликнул я. – Человек, ступая на вершину эволюции, становится подобным нам самим!

– Что тебе за дело до этого? – спросил Квазар.

– Ах, братья мои иды. Мудрые дети богов! Неистребимый свет демиурга Лумо и нерушимая тьма демиурга Демо! В силах ли понять вы оба, что есть сладость познания? В силах ли вы понять, что сила человеческой страсти и воображения рождает новое и доселе невиданное во вселенной? Человек совершенный творит! Творит подобно идам!

– Чего же ты хочешь от нас? – спросил Войд.

– Прошу совета у вас, ибо не знаю, как следует мне обращаться со столь хрупкой материей, как человек разумный. Он так прекрасен и упоителен, но так слаб, так уязвим! Как не повредить его разум и плоть? Как возвестить людям истину, не ранив их души, и прежде всего – слух? Явившись им, вознеся их, боюсь их попросту уничтожить. Ибо человек разумный – самое нежное и ранимое, что только есть во вселенной. Но лишь услыхав мой призыв взметнуться ввысь, выйти за пределы человека разумного и устремиться в космос – преображать и творить его обновлённым и блистательным, возрадуются они и обретут могущество!

– Сколько совершенных людей существует во вселенной? – спросил Квазар.

– По моим сведениям – лишь двое.

– Стало быть, все остальные не способны сами побороться за великую честь достигнуть вершины. Эта жалкая взвесь, разбросанная по вселенной, не может эволюционировать из-за своей ничтожной глупости и лени. С чего ты решил, что эти люди достойны великих знаний? Они попросту не постигнут их, либо используют во вред себе и другим. Немудро поступаешь ты, пытаясь обскакать эволюцию, брат мой. Люди либо разовьются сами, либо не разовьются вообще. Вот тебе мудрый мой совет – оставь людей в покое. Лишь самостоятельные стремления ввысь прорежут крылья, укрепят их и позволят умчаться в дивные дали вселенной. Своими подношениями ты не сможешь им помочь, ты их погубишь, как бы ни был ты осторожен и нежен.

– Квазар, прекрати же отчитывать Фонона! – услышал я голос своей сестры Ланиакеи. – Слова твои правдивы, но грубы и жестоки.

Ласково коснулась она моих волос, притянула меня к себе, и я прильнул к ней – могучей, блистательной, состоящей из несметных звёздных каскадов старшей нашей сестре. Она была безмятежна и благосклонна, обнимала своими тёплыми руками множество галактик и нежила в своих объятиях, собирая их в скопления.

– Ланиакея! Дай мне свой мудрый совет, о дочь Действия, демиурга Аго.

– Фонон, сын Звука, демиурга Соно, мой влюблённый братец! Горячность – не помощник тебе. Не гони людей в космос, но сам снизойди до них. Любовь людей требует самоотверженности. Только так ты сможешь получить их признание и взаимность. Сочетайся с человеком разумным, оберегай его, подари ему любовь и покой. Да избавится он от ненависти и да обретёт мир и радость, которые приведут его к расцвету. Твой образ устрашит их, голос – погубит. Посему, раз не завоевать сердце человечества извне, действуй изнутри. Подчини себе святая святых – человеческий мозг. Войди в него и наведи порядок в хаосе моральных противоречий. Пусть вторжение твоё будет дерзко и бесцеремонно, но разве не таков обычный человеческий влюблённый – беззастенчивый и пылкий? Ты убережёшь человечество от падения, освободишь его от мучений и бесконечной скорби.

– Мудрость и доброта твои, о Ланиакея, поистине безграничны, – ответствовал я, с благодарностью оплетая её нитями своей искренней приязни. – Благодарю тебя! Я немедленно последую твоему совету.

Братья же мои молчали. Квазар, сын Света, продолжал греть своим пламенем великую Мать, сумрачный Войд, сын Тьмы, бродил неподалёку, кутаясь в свою тёмную материю и любуясь собственной пустотой.

Я покинул их и устремился к человечеству, оплетая планеты и овладевая умами всех живущих. И да пришёл я в мир людей. И обрели они Слово Божье. И покорились мне и возлюбили меня.

Теперь, друг мой, ты понимаешь со всей ясностью, что привело меня в умы людей и заставило взять под контроль историю человечества. Однако до сих пор ты так и не был просвещён о том, кем же являются жуткие твари, которых упоминал я в истории о встречах на пляже. Эти мерзостные титаны, бесформенные чудовища, которых пожирала Мать, – откуда им было взяться на просторах космоса? Кто они?

Начну свои объяснения, пожалуй, с занимательной и короткой истории об одном человеке. Звали его Нрот.

Однажды случилось неизбежное, и Нрот умер. С этого и началась его удивительная история. Прервался его материальный путь, он сделал последний вздох и тело его опустело. Любому стороннему наблюдателю покойник всегда кажется опустошённым и неестественным. Ведь так и есть, друг мой! Он пуст, отныне необитаем, как старая треснутая раковина, которую бросил самый непритязательный рак-отшельник.

Таковым стал и Нрот, вернее – тело его. Сам же он, в то время как его родные рыдали у его смертного одра, уносился прочь с такой страшной скоростью, что и мысль могла бы показаться вязкой и ленивой в сравнении с ним.

Страх одолевал его, ибо его сознание и все его чувства остались целы и невредимы, как и всё существующее во вселенной, где ничто не исчезает без следа просто так.

Он мчался в неведомом могучем потоке, как ему казалось, целую вечность, и не мог остановиться.

И тут можно было бы и закончить эту небезынтересную историю, друг мой. Но человек разумный выдумал структуру сюжета и законы повествования! И мы подчинимся им, ведь выдуманы они лишь затем, чтобы достичь крохотного оргазма в определённых долях мозга. А что может быть ценнее для человека, чем оргазм? Блюсти человеческие ценности – первейшая наша задача.

Посему, подчиняясь главному закону повествования о необходимости узнать, что же было дальше и чем всё закончилось – продолжим.

Итак, Нрот умер и обречённо понёсся в неизвестном ему направлении. Ему было страшно, и он, как и многие другие, подобные ему, страдал от ужаса и непонимания, слабо представляя, что с ним происходит.

Но мы с тобой, друг мой, совершенно ясно осознаём, что Нрот плыл в великом потоке информации, как и другие информаты вроде него, и направлялся туда, где действительно оканчивается жизненный путь – в Тёмную материю. Туда, где господствует могущественный ид Войд. Миновать тёмную материю невозможно, перед нею бессильны все мы, в том числе и потоки информации, из которых она высасывает всё, что ей необходимо, в первую очередь – человеческие души.

Демо, создавая космос вместе с остальными демиургами, выткал это полотно, чтобы окутать им своего новорождённого сына Войда, и оставил его в этой холодной тьме плести её и дальше. И он плетёт. Плетёт и множит пустоту, простирая свои колоссальные моря из тёмной материи так широко, что многим галактическим сверхскоплениям приходится потесниться. Вселенная не забита доверху звёздами словно кастрюля песком. Моя сестра ид Ланиакея, первой явившаяся в новорождённый наш космос, формирует и группирует галактики и сверхскопления и составляет из них сеть, образуя причудливый узор и структуру вокруг зияющих владений Войда.

Именно к моему брату Войду и направился Нрот. Никому, в том числе и мне, неведомо, что скрывается под покровом тёмной материи. Неизвестно, что происходит, когда человеческое сознание попадает туда. Великий Аноним оставил эту тайну неразгаданной.

Тем не менее, наше повествование не окончено! Мы продолжаем следить за судьбой Нрота. При жизни тот упивался извращёнными удовольствиями, не гнушался насилием и убийствами, всеми силами стремился к людоедской, звериной свободе, посему любопытно мне – каков же его удел после смерти?

Войд бесстрастен и скрупулёзен и любая принятая им информация обрабатывается с великой точностью. Войд не решает и не судит – лишь преобразовывает.

Мы ничего не знаем о судьбе тех, кто при жизни избрал путь любви и стремления к совершенству духа над материей, праведный путь. Но о тех, кто подобен Нроту, известно предостаточно!

Глянь же! Глянь, друг мой, на бескрайнее море! О, как же люблю я гулять здесь, наслаждаясь дивной красотой его чёрных вод и пышными розовыми песками!

Гляжу я сквозь тёмные воды морские и вижу, как, рождая исполинские волны, во мраке беснуются ужасные, невероятные чудовища. Это ёты. Иды часто используют их, чтобы создавать нечто прекрасное. Ёты кошмарны и неистовы, их облик страшнее самого парализующего ужаса, а неистовость делает их опаснейшими обитателями вселенной. Они беснуются по всему космосу и лучше, друг мой, вовеки с ними не встречаться, однако вряд ли это возможно.

Вот вынырнула кошмарная тварь из диких глубин мрака. Состоит она из миллиарда уродливых задниц, слепленных в бесформенный ком. Подобие головы представляет собой клубок из половых органов, слипшихся в вязкую жижу. Рта нет у твари, но миллиард задниц гораздо хуже злобного рта, особенно когда каждая наделена зубами. Ими раздирает она очередную жертву и поедает её. После чего испражняется тем же отверстием, что и жрёт.

Ласково погладил я исчадие тьмы по самой чистой заднице и поздоровался с Нротом. Как же ладен и пригож был он при жизни! И во что превратился теперь?

Хотелось мне поинтересоваться у него, счастлив ли он нынче, обретя свою зверосвободу в полной мере.

Но внезапно эта громада дёрнулась в сторону и с дикой скоростью умчалась из тёмных вод к розовому берегу, где её поджидал мой прекраснейший лучезарный брат Квазар. Он рыбачил, закинув в чёрную воду сияющие кристаллические сети.

Схватил он Нрота и швырнул прямиком в сверхмассивную Мать. И тьма её поглотила Нрота навеки. Пожрала его Мать, питающая новую сингулярность. Так Нрот окончил свой путь, который проложил себе ещё при жизни, неосознанно вплетая информацию в великий поток, приведший его к сему концу.

Воистину это конец – пожранный сверхмассивной Матерью, навеки потерян он для этого мира. И я буду молиться за него, дабы возродился он в новом мире светлым душою и мыслями.

О нет, ёты отнюдь не бесполезные исчадия тёмных помыслов Войда! У того и вовсе нет никаких помыслов – он лишь преобразует информацию в формацию. И эти на первый взгляд безобразные и бессмысленные сущности отнюдь не так уж тщетны, как может показаться. Как и всё в нашем мире, они нужны и важны – в конце концов из их уродливости рождается нечто новое и прекрасное. В умелых руках идов ёты становятся произведениями искусства. Они подобны глине, бурой гадкой глине, которая, выходя из-под рук мастера, предстаёт дивным шедевром.

Возрадовался я судьбе Нрота. Послужил он во благо зарождающегося мира и возродится в нём новым собою. Я приник к могучей груди Квазара и поблагодарил его за чудесный дар этому человеку – ведь то был всё ещё человек, пусть и преображённый. Квазар снисходительно улыбнулся мне и положил свою ладонь на моё чело. Воистину это была ласка от него – гордого, величественного и могучего ида, неистребимого и лучезарного светоча нашей вселенной. Ах, если бы нашлись в человеческой речи слова, в полной мере описывающие его красоту!.. Но все они столь куцы и однобоки и не могут выразить всего его великолепия. Даже столь прекрасные по смыслу и ласкающие слух эпитеты – дивный, несравненный, роскошный, совершенный, ошеломляющий, ослепительный, пленительный, всемогущий, светозарный, непреодолимый, пламенный, необоримый, – не способны хотя бы приблизительно описать его.

– Ах, Квазар! – воззвал я. – В твоих руках ёты всегда находят должное успокоение и преображение. Бесспорно, ты великий ид, мастер и созидатель. Однако помимо того, что ты зодчий вселенной, также обладаешь ты и великой мудростью, как хранитель космоса от начала времён. Поведай же мне, Квазар, о судьбе праведных людей, что уходят в темноту Войда и не возвращаются оттуда ни в каком обличии. О тех, кто разумом стремится преодолеть свои границы и отринуть животное существование, подлинно развиться и воссиять!

Тот покачал головой.

– Мне сие неведомо. Сокрыта тайна эта тьмой Войда, и сам он, как ты знаешь, отнюдь не многословен.

– Увы, ты прав! – воскликнул я. – Войд никому не раскрывает своих тайн.

– Но возможно тебе удастся выяснить что-либо у тех, кто вышел из этой тьмы и свыкся со своим новым существованием.

Мгновенно понял я, о ком он толковал. Древнейшие ёты, обитающие в дальних туманностях, всячески избегали идов и боялись их. Однако и сами они были могучи и устрашающи и бороздили космос, бесконечно пожирая друг друга и испражняясь друг другом.

Тысячи лет наблюдали они, как тьма рождает подобных им. Должны они знать хоть что-нибудь о том, что же происходит со светлыми душами, когда они попадают во владения Войда.

Я решил подойти к делу серьёзно – на одной из необитаемых планет я устроил званый ужин и пригласил на него самых древних и кошмарных тварей из всех известных мне ётов. Тех, кто имел рот и мог мало-мальски изъясняться.

Огромнейшая планета, покрытая льдом, послужила нам столом. Угощение я также припас – для каждого гостя его излюбленное блюдо. Гости, впрочем, на ужин не торопились, но боязливо ошивались в ближайшей планетной системе.

Уселся я на один из спутников, проплывающих подле планеты, и гостеприимно взмахнул руками, призывая ётов к столу.

– Друзья мои! – воскликнул я. – Отчего смущены вы и опасливы? Я пригласил вас для дружеской беседы, приготовил трапезу, но вы пренебрегаете моею дружбой и щедростью. Сердце моё от того угнетено печалью.

Раздался скрежещущий голос – то говорил один из ётов, показавшийся вдали.

– Кого ты пытаешься одурачить, Фонон? Ты – один из подлых идов, что любят терзать нас и увечить себе на потеху. Вы уничтожаете нас и коверкаете наше естество.

– Одурачить? – удивился я. – Любой обман мне чужд, как чужда и подлость, и стремление увечить и уничтожать. Не скрою, хочу я кое-что получить от вас, но то лишь ответы на вопросы.

– Все мы знаем, что в мгновение ока можешь ты расщепить нас на атомы, – злобно прошипел ёт. Я пожал плечами.

– Да, но зачем мне делать это?

– Что, если ответы тебе придутся не по нраву? Проклятый ид, своими колебаниями ты разорвёшь нас на куски, как и любое твёрдое тело вроде этой планеты.

Я покачал головой.

– Ах, пернатый змей! Бессмысленное насилие чуждо мне, как и всем идам. Согласен, зачастую вы служите строительным материалом для вселенной, но должны вы понимать, что сия участь – великая честь, великое избавление и перерождение. Преобразовываясь в нечто прекрасное, вы не гибнете, но напротив – растёте и развиваетесь.

– Как насчет унижений? – проревел другой ёт. – Проклятая Ланиакея заставляет нас перетаскивать целые галактики на своих спинах. Мы сгребаем звёзды в кучу, и они жгут нас, увечат и крушат нас!

– Разве является унижением строительство сверхскоплений? – возразил я. – Оглядывал ли хоть один ёт плоды своего изнурительного труда? Видел ли какую красоту и гармонию творит он? Ваши раны, ваша гибель – цена которую вы платите за собственное перерождение. Ибо обожжённые звездами ёты сгорают и рассеиваются в молекулярное облако, которое в последствии коллапсирует и возрождается новой…

– Звездой, – прошипел первый ёт. – Велико ли счастье быть бестолковой звездой?

– Полагаю, не меньшее, чем быть подобным тебе, – рассмеялся я. – Всё же звёзды – провозвестники жизни. Друзья! Прошу же к столу! Не бойтесь меня, я с великим тщанием и уважением к вам накрыл сей стол, чтобы порадовать вас, гостей своих!

Ёты неуверенно и медленно приблизились ко мне. Тот, кто первым заговорил со мною, представлял собой гигантскую толстую кишку, забитую нечистотами, которые постоянно вываливались из окончания хвоста сего титанического змея. Чтобы не быть опустошённым и немощным, и поддерживать свою силу и полноту, змей засовывал хвост себе в пасть и пожирал свои же нечистоты. Пасть его была космата – грязные зеленоватые волоски покрывали её всю, разрастались бородой и шли ниже по телу, где торчали облезлые тощие перья. Ими были покрыты худые зелёные крылья, плешиво зияющие пятнами гнили.

– Пернатый змей, уроборос, добро пожаловать, – я вежливо препроводил гостя к столу. – Уверяю, что я первейший друг ваш и никогда не таил никакого зла на вас.

Я обнял змея и провел рукой по ребристой поверхности этой крылатой кишки. Змей усмехнулся.

– Ты первейший глупец, – прошипел он, капая из пасти жидкими нечистотами. – Фонон, тебе ли не знать, что никто из идов не водит дружбы с ётами.

– Ах, напрасно! – воскликнул я, хватая его за морду и целуя в лоб. – Дружба с людьми для меня – величайшая ценность. Постиг я многое, но отношения с человеком – блаженнейшее из всего, что довелось мне испытать!

– С людьми? – расхохотался змей. – Вы слышали? Этот остолоп считает нас людьми!

В ответ ему раздалось хрипящее похрюкивание – ёты натужно смеялись, боязливо прячась у змея за спиной.

– Безусловно, вы – люди, – кивнул я. – Всё, что вы собой представляете – квинтэссенция всего человеческого. Ваши образы рождены вашим же разумом. Вы спроектировали себя своими мыслями, деяниями, желаниями. Воистину вы – люди.

– И я? И я человек? – раздался робкий сиплый голос из-под крыла змея.

Я наклонился и ласково погладил ёта.

– Разумеется, друг мой.

Тварь возрадовалась. То была громадная куча – чёрный мешок, покрытый волдырями, с пастью во всю свою величину. Когда необъятная пасть раскрывалась, оттуда тянулись миллионы рук. Протянув нити своих волос, я пожал каждую.

Ёты тотчас обступили меня – все стремились привлечь моё внимание. Я же поприветствовал лично каждого гостя, после чего вновь предложил отведать угощений. В этот раз никто не стал отказываться. Ёты с великим удовольствием пожирали космическую пыль и астероиды. Конечно, охотнее всего они пожрали бы себе подобных, но я не стал им в том потворствовать.

Пернатый змей, впрочем, не притрагивался к пище, но смотрел на меня насмешливо, сощурив свои крохотные, горящие недобрым огнём глаза.

– Угощайтесь, о великолепный уроборос, – произнёс я, указывая на планету, заваленную его излюбленной едой.

– Ты неплохо подготовился, Фонон, – прохрипел змей сквозь зубы. – Велико твоё могущество, велика и щедрость твоя. Однако, раз ты знаешь меня так хорошо, то, очевидно, знаешь также, что я предпочитаю живых людей мёртвым.

– Сего не могу вам позволить, – покачал я головой, – но полагаю, десять миллиардов почивших вполне вас насытят.

Тела, холодные, бледные, полуистлевшие, валялись гигантской кучей посреди студеных полей необитаемой тверди. Я насобирал их из разных исторических периодов на разных планетах и был уверен, что истосковавшийся по привычной пище змей придёт в восторг. Он и впрямь облизывался и в нетерпении подрагивал крыльями. И вдруг бросился пожирать эти трупы, разбрызгивая во все стороны слюну и дерьмо, коим был полон.

– Приятного аппетита, друзья мои! – воскликнул я, обходя трапезничающих гостей. Ёты невнятно завыли, набивая рты.

– Великолепно, – прошипел змей, с наслаждением глотая мёртвую плоть. – Давно забытый вкус… все они тяжко страдали перед смертью. Ты так предусмотрителен, Фонон.

– Я знал, что вам понравится, – ответствовал я. – Все они умерли в войнах, от пыток, чумы и прочих болезней и поверьте, муки их были ужасны.

– Я это чувствую. Вся их плоть пропитана ужасом и страданием. Однако всё же живые на пороге смерти слаще в сто крат… – покачал головой змей. – Было время, я наслаждался сими жертвами со всею полнотой…

– О да, как же не помнить! – воскликнул я. – Вы явились людям на заре цивилизации – забрались на Землю и предстали перед ними богом.

– Эти глупцы кормили меня, совершая жертвоприношения. Вначале они пытались подсовывать мне бабочек и цветы, но постепенно до них дошло, чего я так жажду. Досадно, что моё благоденствие продлилось так недолго, – добавил он, скрежеща зубами.

– Помню и это, – я сочувственно похлопал его по спине. – За вами послали других ётов и те уволокли вас прочь с Земли.

– Я сожрал их, – захохотал пернатый змей. – Однако возвращение назад счёл небезопасным.

– Вы так стремились к людям, к своим собратьям. Даже после смерти не могли оставить их. Каким, право, жестоким ударом стало для вас это изгнание.

– Воистину! – чавкая, согласился змей. – Люблю своих собратьев. Люблю насиловать и убивать их, пожирать их.

Он хохотал, давясь телами погибших. Я с интересом слушал его.

– Эта ваша страсть у всех на устах и поныне. Люди помнят вас через века. То, что вы делали, прославило вас и сделало ваше имя нарицательным. Ваше триумфальное возвращение на землю в личине змея также оставило след в истории. Действительно вы великий человек.

– О чём же ты хотел расспросить нас, Фонон? – вдруг подал голос ёт, напоминающий паука. Вместо ног у него были руки, длинные и тонкие, как палки, хлыстообразный хвост оканчивался цепкой когтистой дланью, тело было крохотным – кроме головы, походившей на рыбью, желудка и половых органов ничего больше и не было. Ему приходилось есть, тут же вываливая из пасти пищу обратно.

– Все вы вышли из тёмной материи, – начал я, – все вы прошли нелёгкий путь становления самими собой и отныне предстаёте в истинном облике, который тщательно формировали ещё при жизни. Войд упорядочил вас такими, какими вы являли себя миру. Но были и те, кто при жизни стремился к иному пути – к светлому и благочестивому пути. Кто описывал себя не животным потребителем, но созидателем и прорабом вселенной.

Ёты слушали, дружно уставившись на меня. После некоторого молчания я задал, наконец, свой вопрос:

– Какова же участь их после попадания в тёмную материю? Что представляют они собой после смерти? Известно ли вам это, о древнейшие ёты?

Те заколыхались.

– Отчего же сам не спросишь у своего братца? – усмехнулся ёт с грудой звериных костей вместо тела. На костях висели клочки мяса – он обгладывал сам себя, после чего ждал, когда мясо вновь нарастёт.

– О, Войд немногословен. Настолько, что вообще едва ли отвечает мне.

– Нащупай ответы в тёмной материи своими волосищами, – ехидно заметил пернатый змей, указав крылом на мои вездесущие, устремлённые в пространство волосы.

– Тёмная материя сокрыта от великого потока информации, – покачал я головой. – Она не питает артерию вселенной, и я бессилен перед её пустотой.

– Я полагаю, демиург Демо не напрасно сохранил эту тайну даже от паршивых идов, – хмыкнул ёт-паук. – Что там делается с этими святошами мы не имеем никакого понятия, дурень. Так что зря ты тут так распинался и суетился с подачками.

– Спокойно, – прошипел змей, хватая паука своим гигантским испражняющимся хвостом. – Будь повежливее с нашим дорогим другом Фононом. Ничто не свершается зря, и хоть он и впрямь дурень, пир устроил отменный, и мы благодарим его за это, да и вопрос его интересен и развлёк меня.

– Всех нас развлёк, – поддакнула бесформенная куча с громадной пастью.

– Неужто никто из вас ничего не видел и не слышал, в то время как находился во владениях Войда? – воскликнул я. – Поведайте хотя бы, что же происходило там с вами лично?

– Ужасная боль – вот что я помню, – с горечью сказала куча. – Так больно, словно из тебя выдавливают глаза, словно отрывают руки. Я бесконечно расползалась вширь, а после разрывалась плотью, чтобы прорезалась пасть.

– Что ты видела вокруг себя?

– Вокруг меня раскинулась сеть – множество пульсирующих полусфер. Они были крохотны, и было их много… так много, что и числа им нет. Они образовывали нечто вроде решётки.