Последние дни Пангеи. Первое чувство

Лабиринт подземелья не заканчивался в Обители Единства. В пределах грота, на другой его стороне, находился ещё один ход, который вёл в подобную пещеру, но гораздо обширней Храма. В этой пещере располагались десятки тоннелей, и путь по ним не был изведан. Первые люди опасались подземных тварей, что живут и плетут паутины глубоко в недрах Великого Вулкана – гигантских созданий, продолжений изначальных жизней. Появились они при свете Великого Огня, но лучи его со временем стали им не по нраву, и ушли они под землю, где царила тьма и сырость. Чтобы обезопасить себя от этой живности, которую шаманы видели возле тоннелей ненароком, и то мельком, соплеменники приняли решение возвести у хода к лабиринтам заслоны. А на заслонах этих закрепили рожны. Уставившись в непросветную тьму, рожны охраняли покой первых людей от насекомых тварей, а высокий грот перед ходом в царство тварин был объявлен Обителью Единства – Храмом Созидателя. Местом, где собирались старцы и вожаки, чтобы обсудить настоящие трудности и грядущие дела, охотники и шаманы – познать пламя Пангеи и тайны непознанного.

Вождь снял с себя верхнее одеяние, бусы и, скрестив ноги, сел на подстил. Инга расставила вокруг него маленькие чаны и установила в них смоляные свечи. Затем знахарка подала Рошану зелье.

– Волнуешься? – спросила старуха.

– Да, немного…

– Когда ты был последний раз в единстве с Ней? Я уже забыла тот минувший день, когда поила тебя этим снадобьем…

– В стойбище у лиановых лесов. Мы вышли к оврагу в новые земли, я искал дорогу, как оказалось – сюда, к Великому Вулкану, – напомнил шаман.

Старуха усмехнулась:

– А теперь Заврини прогоняют нас. Вот так дела… Надеюсь, ты сможешь разобраться во всём! Мне нравится тут, да и сил уже кочевать не осталось, Рошан. Когда же мы найдём приют для наших потомков?

– Не переживай, Инга, мы уже нашли его. Он здесь, у Великого Вулкана! – воскликнул вождь.

Знахарка улыбнулась.– Мы останемся на этом месте, – молвил Рошан. – По крайней мере, сейчас у нас нет повода покидать стойбище.

Тут шаман понюхал отвар и вопросительно посмотрел на старуху.

– Давай пей, мой мальчик, – промолвила она. – Я кое-что добавила туда. Не беспокойся, выпей! Как только почувствуешь тепло, скажи мне – я зажгу свечи.

Красные цветы болотного папоротника являлись сильнейшим ядом, но на вкус и запах были довольно сладки. Рошан сразу же учуял знакомый пленительный аромат, поэтому замешкался. Плоды растений любого могли отправить в вечный сон, но с другими целительными травами, названия и рецепты которых понимала лишь Инга, всего-то навсего должны были ускорить расслабление разума и тела. В этом знахарка была уверена наверняка!

Как только чаша была опустошена, женщина подсела ближе к Рошану и обняла его. Шаман в ответ бережно погладил старуху по спине.

– Будь осторожен со звёздами! Они прекрасны, но мы о них ничего не знаем, – прошептала старуха.

– Всё будет хорошо, Инга, – ответил Рошан. – А зелье-то быстродейственное!

– Что? Уже? – удивлённо спросила знахарка и уставилась зелёными глазищами в зеницы вождя. – Я добавила совсем немного красного цветка. Не думала, что так…

– Поджигай! – прервал её Рошан.

Взгляд шамана медленно поплыл.

– Да, я вижу. Да хранит Пангея твою душу в единстве, – напутствовала Инга.

Вождь, кивая, опустил веки. Знахарка взяла факел и запалила свечи, а затем аккуратно на каждую свечу положила сушеные корни пучкового листа. Корни стали помалу тлеть, разнося приятно пахнущий аромат по просторам Храма.

– Хорд, старый, где ты? Нам пора! Что ты там застрял? – заголосила Инга.

– Иду, иду! – возвращаясь от хода с заслонами, ответил старец. – Проверял рожны. Рошан, всё целое, как…

– Тсс, молчи, старый! – перебила женщина. – Пойдём наружу. Нам больше здесь не место.

Бывалый ловчий помог старухе подняться.

– Так скоро? – шёпотом спросил он, глядя на Рошана.

– Красный цветок… – задумчиво прошептала Инга. – В следующий раз разбавлю поболе…

– Да поможет Пангея твоей душе в единстве! – старец едва слышно благословил вождя и вместе с Ингой покинул пещеру.

***

В Храме Созидателя воцарилась тишина. Под действием отвара знахарки Рошан погрузился в сон, но мысли во сне ему остались подвластны. Сосредоточив раздумье на звёздах, шаман воплотил перед собой события минувшей ночи, и в царстве забвения перед взором вождя явилось сияние небесных светил. Всё глубже и глубже проникая в мир грёз, Рошан сумел рассмотреть всякое мгновение в ночном небе, что потревожило его накануне. Он вновь узрел свечение небесных огней и их теснение, странную туманность, вспышку поднебесья и красную звезду. И чтобы оказаться среди звёзд во время единства, Рошану необходимо было удержать явленность воспоминаний как можно дольше. Шаман снова и снова воссоздавал отрывки прошлой ночи, перебирая в мыслях подробности увиденного.

Тем временем тлеющие травы наполнили грот ароматами, а отдалённые всплески подземного источника и треск полыхающих светочей в непорочной тишине постепенно стали выразительней. Умиротворённая атмосфера Храма словно оживилась и, преодолев пределы возможного, медленно подступила к сновидению вождя. Она тонкой дымкой протиснулась через ноздри и ушные раковины прямиком в сознание Рошана, и он во сне ощутил запахи благовоний и журчание ручья. Звучание и аромат реальности смешались в забвении с воплощением представленного, размыв границу между воссозданным прошлым и настоящим. Так, в потоке совершенной гармонии, действительность проникла в явленность минувшего и пробудила в Храме Созидателя течения праны.

Вождь почувствовал, как Она своими фибрами трепетно прикоснулась к его оголённым стопам. Затем Её касание поднялось немного выше и охватило щиколотки. Жизненные нити в виде тонких стеблей невиданных в Её обители растений, пробиваясь из земляного покрова Храма, многочисленными началами принялись окутывать тело вождя. Протискиваясь сквозь покрой одеяния на бёдрах, они уже ползли по обнажённому торсу и, разветвляясь на десятки отростков, продолжали возбуждать прилив энергии в стане мужчины. Спустя мгновенье такие же фибры, вырвавшись из-под земли рядом, коснулись и кончиков пальцев рук. Они обхватили сначала фаланги, а затем, уверенно перебираясь к ладоням и ни на миг не замедляясь, дотянулись до плеч шамана.

Вождь поднял веки. Радужки его глаз стали чёрными словно ночь и слились со зрачками, а белки налились алым свечением!

На рельефах грота исчезли тени от света пламени свечей и факелов. Окружение Храма померкло, и повсюду образовалась красная туманность. Внезапно вокруг, на расстоянии вытянутой руки шамана, вспыхнули источники свечений. Яркие разноцветные крошечные огни, то соединяясь друг с другом, то избегая столкновений, с неимоверной стремительностью принялись беспорядочно кружиться рядом. Те, что сливались воедино, выталкивали нутро один одного в просторы пещеры в виде погасших частиц. Остатки огней медленно оседали на наскальных рисунках и в полостях высеченных символов первых людей по всему Храму Созидателя, а те источники свечений, что так и не соприкоснулись, словно болотные москиты разделились на небольшие стайки и зависли в пространстве грота.

Меж тем жизненные фибры добрались до головы вождя, и из стеблей творца залучилось сияние. Оно охватило всю пещеру, гравировка и росписи на стенах Храма Созидателя заполыхали зелёным пламенем. Рошана настигло единство с Пангеей – душа его покинула плоть и обратилась в эссенцию…

Первобытная охота

Лучи Великого Огня осветили охотничьи тропы первых людей. Дарующий тепло поднялся высоко в небо и завис над беннеттитовым полем, вдохнув новый день в бесконечные просторы совсем недавно сотворенного мира. От горных хребтов до густых пальмовидных равнин, от болот и засушливых степей до хвойных и лиановых лесов, от глубоких озёр и быстротечных рек до непроходимых джунглей и чащоб араукарий – Огонь объял всё, и лишь бушующие воды, омывающие берега Её творений, остались на тёмной стороне света наедине с холодными звездами и Луной. Среди изобилия неприступной и неизведанной людом природы, в каждом вдохновении её творца кипела жизнь тогдашних обитателей от мала до велика: огромные стрекозы, рогатые жуки, разноцветные бабочки и прочая дивная живность стаями гудели повсюду; жужжа, стрекоча и цыкая, они создавали всеобщий гул, который разносился в самые укромные уголки таинственной, местами опасной и непознанной обители всего живого. Даже пещерные твари, отказавшиеся от Великого Огня, слышали манящее пение своих сородичей, но неприязнь к лучам светила оставила когда-то царствующие виды в тёмных лабиринтах скалистых вулканов.

Где-то в полях возле валунов, выпрыгивая из травы за низко пролетающими бабочками, время от времени показывались головы мелких холоднокровных. Ожидая лёгкой добычи, двуногие плотоядные, попискивая, прятались среди молодых побегов саговника и изредка забирались на небольшие холмы, чтобы поймать принесённые ветром запахи чего-нибудь съестного. Ящерицы покрупней старались не выдавать себя, и лишь по колышущейся траве или кустарникам можно было понять, что они где-то там – выслеживают себе подобных, чтобы прокормить потомство, или прячутся, чтобы не стать добычей для других.

В этот самый обыкновенный день с окраины лианового леса в беннеттитовое поле вышел пастись самый что ни на есть обыкновенный обитатель этого мира – темно-синий травоядный Длинношеий. Но вышел он не по своей воле. Охотники способствовали этому. Шумя и изредка показываясь гиганту на глаза, они нарочно вынудили существо покинуть чащобы. Огромный, пятнадцать-двадцать шагов от головы до хвоста и почти десять в высоту с учётом длины шеи, Длинношеий чувствовал присутствие людей. Но добродушная рептилия не подозревала, зачем они пришли. Она пощипывала траву и листья деревьев гинкго, иногда замирая и настороженно рассматривая заросли в округе.

Будь этот травоядный Хвостолихом или Острошипом, он бы уже давно заставил бежать прочь нарушивших его покой, но нрав Длинношеего, на редкость для ящерицы, был слишком мягок и приветлив. Пользуясь этим, загонщики-следопыты охотничьими уловками заманили его в поле, так как густой лиановый лес был не лучшим местом для Большой Охоты: повсюду лежали огромные валуны, могучие деревья стволами, лианами и разрывающими почву корнями создавали бесчисленные преграды, мешая стрелять из лука или метать копье. А частые папоротниковые заросли таили в себе опасности: мелкие и крупные хищники были завсегдатаями прохладных лесов, и они бы уж точно воспользовались возможностью поохотиться вместе с людьми, а заодно и на них! По этим причинам ящер и оказался здесь один, у всех на виду, а за ним следили украдкой те самые загонщики.

Подросток и взрослый мужчина были одеты в облачения из тонких кож рептилий – обмотки, которые покрывали гениталии и некоторые части тела: кисти рук до локтей и ноги от щиколотки до самых колен. Поверх одеяний, за исключением области бёдер и торса, сидели окрашенные в зелёный цвет защитные панцири – охотничьи доспехи из костей разных, в большинстве своём травоядных ящериц. Панцири защищали уязвимые места, и в случае нападения хищников как минимум не давали сомкнуться их мощным челюстям.

Высокий, широкоплечий охотник был гораздо старше своего соплеменника. Его огненные кудри, собранные в охапку на макушке, держала заколка из зуба мелкой ящерицы. Волосы плавно перерастали во вьющуюся бороду, из которой, словно лиана, свисала аккуратно заплетенная косичка. Сломанный когда-то нос загонщика напоминал коготь Раптора. Этот недостаток, полученный по неосторожности, ничуть не уродовал внешность, а лишь подчеркивал заостренные черты лица. В правом ухе мужчины висела серьга из клыков разных рептилий. В левом торчал шип Острошипа, а шею украшали бусы из зубов травоядных ящериц. Большие карие глаза следопыта сливались с оттенком чешуйчатой кожи. И если бы не белки глаз, то на смуглом лице глаза и вовсе остались бы неприметны. Всё тело охотника с рождения было покрыто мелкими глиняного цвета крапинками. Шаманы первых людей считали, что эти пятна были оберегом Великого Огня, и, судя по едва заметным шрамам на незащищённых панцирями областях ног и рук рыжеволосого, это суеверие было вполне оправдано: носивший имя Таро́ на вольной охоте не раз попадал в обители плотоядных, и хотя невнимательность многим стоила жизни, ему достались лишь небольшие укусы и порезы.

Второй загонщик был совсем юн, но это не помешало ему попасть на Большую Охоту. Зауженные голубые глаза подростка разделяла широкая переносица, узкий лоб плавно переходил в мелкие шипастые наросты, а меж ними тянулись светлые, зачёсанные назад волосы, которые едва доставали до шеи. Бледный оттенок кожи юнца не поддавался лучам Великого Огня, а яркие рисунки на оголенных частях тела и лице гармонично сливались с расписными доспехами. В отличие от обыкновенной мазни на защитных панцирях Таро, творчество юного Саласа на собственном теле и броне носило таинственный, порождающий стихию пламени замысел. Но несмотря на схожесть с гравировкой шаманов и охотников, искусно нанесенные символы и силуэты ящериц служили лишь украшением и маскировкой и никак не влияли на людскую пылкость подростка.

Вооруженные луками, копьями, с кожаными сумками и колчанами через плечо, первые люди осторожно подкрадывались к Длинношеему. Внезапно Салас оступился и чуть не упал наземь.

– Тише, тише! Смотри под ноги. Он и так знает, что мы следим за ним. Спугнешь, и придётся гнать по новой! – предостерёг юношу Таро и забрался на гигантский саговник.

Необъятные стволы саговников, к слову, были чуть выше взрослого люда, а ветви, растущие по краям на конце ствола, густо усыпанные большими жёлто-зелёными листьями, тянулись веером к Великому Огню и создавали укрытие. Возвышаясь над травой, саговники в поле служили отличными наблюдательными пунктами, тем самым позволяя осматривать окрестности, не попадаясь на глаза рептилиям.

– Может, я хочу его спугнуть! – возмутился Салас. – Как мы можем охотиться на них? Ты посмотри – этот гигант и жука не обидит. Старик Хорд совсем недавно у костра рассказывал, как такой же ящер позволил погладить себя…

Душу юного Саласа терзала неприязнь к хищникам и жалость к травоядным. Почему воля Пангеи и наставления предков напутствуют устраивать промыслы только на безобидных существ – вопрос, который не давал ему покоя. К тому же это была его первая охота, и Салас совсем ещё не разбирался в охотничьих делах.

Радон – старший дозорный и родич Саласа – понимал, что настало время отпрыску испытать себя на тропе охотника в роли загонщика. Юнцу светила третья сотня Лун, и он вот-вот должен был познать в себе чувства Заврини – глаза и предчувствие, что достались первым людям от разумных предков. Шаман Валл одобрил просьбу и взял юнца в отряд под присмотром Таро. Валл, конечно же, знал о предвзятом отношении Саласа к травоядным ящерам, но был уверен, что Большая Охота сделает из него настоящего мужчину! Если он справится с загоном, то в следующий раз быть ему помощником в дозоре. А дальше – вольным охотником. Сможет он, если захочет, покидать поселение без ведома вожаков, а там, на вольной охоте, возмужает и познает предчувствие и способность видеть. Видеть глазами рептилий.

Четыре дня отряд шамана рыскал по незнакомым тропам лианового леса в поисках добычи и постоянно выходил то на Стервятников, то на мелких хищников. Но первые люди и тех, и других обходили стороной. Сегодня же удалось выследить Длинношеего, и Саласа это расстроило. Ему очень нравились эти создания, а захватывающие истории бывалого ловчего Хорда о травоядных гигантах и вовсе вызывали странные чувства привязанности к подобным рептилиям. Но юнец понимал, что Большой Охоте быть. И молодые следопыты из отряда в случае провала с загоном просто-напросто засмеют его. Или ещё хуже – Валл или вождь при всех у костра начнут свои россказни о неудачной охоте одного из загонщиков. А Саласу хотелось этого меньше всего.

Таро – опытный ловчий, загнавший не одного гиганта, был хладнокровен и непоколебим. Он старался пропускать порывы юнца мимо ушей и не отвлекаться. Тем более на нем лежала ответственность за ребёнка, каковым Таро считал Саласа, а заодно и всех тех, у кого вместо шрамов на теле и лице были бесполезные рисунки бытия и надуманных побед над ящерами. Да, плотоядные часто нападали на непостоянные стойбища, но с давних времён шаманы и прожившие тысячи лун твердили: «Жить в гармонии – замысел Пангеи! Травоядные – дар нам в утробу, чтобы существовать в этом мире. Хищники же и Стервятники – вечные хранители равновесия Её обители. А первые предки наши, Разавры, не принявшие Заврини, не поддавшиеся воле создателя и обреченные быть бездушными – напоминание первым людям о том, кто они есть сейчас и кем они были. Убивать плотоядных и обреченных ради спасения жизни людской – благое дело! А ради пищи или корысти – равносильно убийству себе подобного!». И Таро беспрекословно чтил наставления и заветы мудрых.

– Мы ведь можем охотиться на Разавров или хотя бы на Рапторов? – негодовал подросток.

– Ты ведь знаешь, Салас, что не можем, – ответил Таро. – И Её воля – это не единственная разумная причина. Травить крупного ящера гораздо практичней, чем вылавливать мелких Рапторов десятками, тем более эти прохвосты уж слишком быстры. Никто не станет бегать за Рапторами! О Разаврах я намерено промолчу… Ай! – не сдержался ловчий. – Я даже боюсь себе представить, как ты собрался охотиться на них! Интересно, кто кого быстрее выследит – Разавр тебя или ты его?

– Думаешь, я такой глупый? Конечно, он меня. Но когда мне явятся глаза Заврини – всё будет иначе! Я не стану охотиться на безобидных существ, – протестовал Салас. – Отряды всегда защищали и прогоняли Разавров от стойбища. Почему бы не начать на них охоту?

– Ты всерьёз считаешь, что отгонять стаю Разавров от стойбища равносильно охоте? Неужто ты действительно надумал себе, юнец, что самый смышленый? Даже если их кровь была бы чуждой нам, никто из вожаков ни под каким предлогом не стал бы рисковать сородичами! Голодные Разавры за туши наши не готовы дохнуть, поэтому, когда чувствуют смертельную угрозу, отступают от поселений. Начнёшь на них охоту – на распутье поставишь: кому из вас добычей быть! Вот тогда и познаешь настоящую ярость ящеров, – усмехнулся Таро.

– Я не боюсь Разавров! И…

Пока юный загонщик рассуждал о несправедливостях охоты, гигант зафыркал и, вытянув шею, стал принюхиваться и взволнованно оглядываться по сторонам, постепенно передвигаясь прочь от подготовленной засады. Ящер почувствовал что-то неладное, и Таро обратил на это внимание. Мужчина условным жестом остановил очередную болтовню подростка и мгновенно воплотил взор. Салас же замер, наблюдая за сородичем.

Белки глаз Таро налились жёлтым цветом, а зрачки сузились. Яркие краски реального мира – неба, травы, кустарников и прочей растительности – во взоре ловчего растворились и обрели холодные серые оттенки. Восприятие в глазах охотника ослабило свет Великого Огня, всё вокруг побледнело, и лишь некоторые подробности окружения, которым Таро уделял особое внимание, концентрируя на них свой зрак, удерживали цвет действительности. Шелест травы, шуршание листьев от порывов ветра, гул насекомых – вокруг стихло всё, раздаваясь еле слышным эхом в подсознании мужчины. И только глубокие ритмичные удары сердца Длинношеего в ушах рыжеволосого ловчего нарушали приглушённые звуки реальности.

Таро внимательно осмотрелся. Глаза Заврини – глаза охотника – позволяли видеть, слышать и различать всё живое вокруг. Пронизывая расстояние взглядом, Таро вдали мог углядеть то, что людскому взору было не под силу. Все те, кого наделил создатель сердцем, кто из рептилий смог бы неподалёку утаиться в траве или зарослях, не остались незамеченными! И сегодня сам Великий Огонь благоволил к Большой Охоте. Кроме огромного красного рельефа мышц, вен и безупречного скелета Длинношеего, из которого люди потом сделают защитные панцири, поблизости не было никого. Взором охотника Таро видел наимельчайшую деталь, что скрывала плотная кожа ящера. Огромные мышцы, каждая жилка, вплоть до костей – всё было перед глазами загонщика. Словно паутиной, что плетут пещерные твари, багровое сердце гиганта окутывало множеством кровеносных сосудов. Источник жизни трепетно и беспокойно сжимался, выдавая волнение рептилии бестактными, замирающими на мгновенье ударами.

– Таро? Что там? – спросил Салас, подтянувшись к стволу.

Мужчина ещё раз внимательно осмотрел местность.

– Не знаю, что на него нашло… Вроде тихо всё. Нам пора! – скомандовал он и спрыгнул на землю. – Нужно обойти и запустить стрелу.

Глаза Таро приняли прежний людской облик, и загонщики устремились в обход Длинношеего, а гигант лениво побрёл, отдаляясь прочь от спланированной засады.

Бегом, прячась среди растительности, соплеменники добрались до удобной позиции и стали готовиться.

– Давай, Салас! Его надо вернуть к отряду, иначе останемся голодными!

Подросток, глубоко вздыхая, снял с плеча двойной лук и достал из колчана стрелу.

– Давай, давай, Салас! В тебе течет кровь настоящих охотников! – подбадривал Таро, вытаскивая из сумки остатки кремния. – Предчувствие Заврини сулило мне, что сегодня будет удачная охота!

– А мне они ещё ничего не говорили! – упирался юнец.

С третьей попытки камни дали искру. Смазанная жиром рептилий обмотка из тонких сухих распущенных ветвей лианового дерева на конце стрелы воспламенилась. Подросток печально взглянул на Длинношеего и, подняв лук к небу, что есть сил натянул тетиву. Набрав максимальную высоту, стрела на миг зависла в воздухе и, оставляя тёмный шлейф копоти, направилась к земле. Отряд Валла получил сигнал.

***

На другой стороне поля за небольшой скалистой возвышенностью, одиноко торчащей на окраине лианового леса, находился основной отряд охотников. Расположившись на уступах, измазанные соком перетертых хвойных листьев, который перебивал запах людского присутствия, одетые в кожаные облачения, в костяных доспехах и вооруженные до зубов, два десятка следопытов, а с ними и сам шаман Валл, уже поджидали добычу. Мощные луки, деревянные копья и дубины с вытесанными каменными наконечниками и камнями Грани – всё это, выгравированное и разрисованное символами от рукоятей и клинков до ударных частей, сегодня сломит очередного гиганта, чтобы племя первых людей не осталось голодным и продолжило свой род.

Охотники ушли слишком далеко от исследованных земель, а за все дни только Рапторы, Лазуны да падальщики Стервятники встречались на тропе промысла. Почитая волю Пангеи, заветы и наставления предков и мудрецов, пронырливых Рапторов и мелких прохвостов люди сторонились, а мясо падальщиков было гадким и вонючим. Как и все травоядные, Стервятники питались растительностью, но при этом они не отказывались от любой мёртвой или недоеденной плоти: из-за отвратительного рациона поджаренное мясо Стервятника по вкусу походило на тухлятину, а запах и вовсе отдавал помётом. Есть этих рептилий не представлялось возможным! И так как запасы в деревне подходили к концу и было совсем неизвестно, как обстоят дела у других охотничьих отрядов, то Большая Охота на Длинношеего сегодня стала значимой. Туши ящера хватило бы племени на несколько лун!

Валл – черноволосый главарь Большой Охоты – надел шлем из черепа Разавра. Внутренняя часть кости с подкладкой из толстой кожи плотно села на длинные кудри шамана, до подбородка спрятав его лицо. Сквозь расточенные отверстия, когда-то служившие глазным яблокам рептилии, блестели ярко-зелёные глаза вожака. Натянув шлем, Валл взял на себя ответственность ловчего. Пока остальные будут отвлекать добычу, поражая её копьями и стреляя из лука, Валл попытается взобраться на спину ящера, чтобы не один раз воткнуть в шею жертвы мощный нож из камня Грани, прежде чем рептилия упадёт замертво.

Вчера сами Заврини прошептали шаману о славной охоте, но сегодня ночью небеса навеяли странное знамение. Валл осмотрел остальных охотников и задумался.

Накануне заката Великого Огня отряд разбил лагерь на лиановом дереве, почти на самой его вершине. Когда стемнело, Валл сменил Таро в дозоре. А когда первые лучи лунного света стали пробиваться сквозь листву, главарь Большой Охоты забрался на другую сторону кроны, под звёздное небо, где царили могучие Птерозавры. Валл знал, что сегодня у подножия Великого Вулкана его соплеменники запалят творение Варна.

Путь отряда лежал через лиановый лес, и блуждали они по нему четыре дня. Но днём подняться на кроны и проследить дорогу обратно в стойбище было равносильно смерти! Повелители небес – гигантские Птерозавры – за тысячи шагов чуяли людской дух. Однажды шаман уже повидался с таким хищником… Лишь обещанный Варном свет Кострища мог указать тропу по лесу, и только в ночи крылатые ящеры становились малоактивными. Несмотря на опасность и риск, Валл забрался на вершину лианового дерева и узрел там необыкновенное явление – посередине небосвода образовался яркий светящийся круг. Звёзды в нём будто прильнули друг к другу, и казалось, что в небе зародилась ещё одна Луна.