Рассказ Лега РМ

Евгений решил поцеловать Ольгу и собирался духом. Вдруг:

– Олюшка! – в открытом окне возникло лицо дяди Коли.

Ольга вздрогнула, выскользнула из объятий Евгения и подошла к окну:

– Напугал, дядя Коля.

– Напугал или спугнул? – хихикнул старик и поставил на подоконник плетеную корзинку. – На вот, возьми. Закуска.

– Что здесь? – спросила Ольга.

– Огурцы, помидоры, салат, зелень. Разберётесь. Анхен прислала. Ты же её знаешь, – улыбался дядя Коля.

– Спасибо, – Ольга взяла корзинку и понесла на кухню.

– А друг-то твой куда убежал? – спросил дядя Коля Евгения.

– За этим, – Евгений сделал щелчок по горлу, – как ты учил.

– Не к Ноннке, надеюсь? – спросил дядя Коля.

– Нет, что ты. В магазин, конечно.

– Разумно, – одобрил дядя Коля.

– Дядя Коль, заходи, чайку попьём, – выглянула из кухни Ольга.

– Чай-то? – дядя Коля подмигнул Евгению и загадочно усмехнулся. – Да нет, я лучше попозже зайду, – и исчез в окне.

– Какие у тебя соседи заботливые, – заметил Евгений, – то продукты несут, как сегодня, то телеграмму, как вчера. А кстати, что это за цаца к тебе в воскресенье приезжает?

Ольга вышла из кухни:

– Не в воскресенье, а уже сегодня. Два часа тому назад, она уже выехала из Москвы.

– Зачем? – насторожился Евгений. – Откуда знаешь?

– Я ей звонила. И она попросилась приехать не в воскресенье, а прямо сейчас. Зовут Татьяна Владимировна.

Евгения эта новость привела в кратковременное замешательство. Что эта столичная штучка приедет сегодня, он никак не рассчитывал. Век бы её не видеть. Вся затея Евгения рассыпалась. Мало того, что Александр забраковал его план с лжевнуком, так теперь ещё эта профессорша прётся на два дня раньше. И значит, времени не остаётся совсем. Всё это только подтверждало теорию Евгения о наглости и вредоносности Москвы, как явления, и самих москвичей, как носителей этого тлетворного феномена.

Рассуждения Евгения, как обыкновенно бывало у него при упоминании Москвы, незаметно перескочили на исторические параллели. Вот, скажем, Владимир тоже был когда-то столицей, но никогда владимирцы так себя не вели. Евгений читал не так много летописей, но ни в одной он не встречал таких примеров. Не совали свой нос в чужие дела, не хватали, где что плохо, а тем более, хорошо лежит. Где Владимирская икона Богоматери, возмущался Евгений, где Троица Рублёва, где мощи Александра Невского? Всё прихватила Москва. В истории с Александром Невским, Москва была, разумеется, не причём, но Евгения это не смущало. К тому же, Евгений хорошо помнил слова Александра; они иногда спорили на исторические темы. Александр утверждал, что история Владимира, как столицы, была тщательно подчищена, особенно при Петре Первом. Но даже будучи столицей, Владимир не считал себя пупом земли Русской. А эта Москва? Вода там что ли, какая-то не такая? И вообще – экология, реагенты…

– Зовут Татьяна Владимировна, – задумчиво протянул Евгений. И хотя, внутри его всё начинало клокотать и возмущаться, тональность разговора с Ольгой он решил выбрать назидательную. – И это всё, что ты о ней знаешь? Ты меня просто удивляешь, Оля! Это же верх беспечности – пускать в дом неизвестно кого, неизвестно откуда и неизвестно зачем.

– Ты сейчас о ком говорил? – посмотрела на него Ольга.

– Ну, не о себе же, – Евгений забурлил. – Ой, не верю я этим москвичам. Вся дрянь к нам из Москвы лезет. В себя она впитывает самое ценное, а из неё кроме отрыжки, – потому, что зажрались, – ничего не выходит.

– Это уже глупости.

– Глупости? Оля, ты просто не знаешь, какая там жизнь, что она с людьми делает. У них же всё ради наживы и тщеславия. Змею оближут, – выпалил Евгений свои, прямо скажем, кислые аргументы, которые, понятно, не возымели на Ольгу ожидаемого действия. Она так же улыбалась.

– Нет, ты мне скажи, чего этой тётке здесь понадобилось? – не унимался Евгений.

– Скоро узнаешь, любопытный, – смеялась Ольга.

– Опять смеёшься, – сделал замечание Евгений. – Нет, тебя, решительно, надо показать моей маме. А то ведь она считает, что несерьёзнее меня и на свете нету. Посмотрит мама на тебя и больше так считать не будет. Да на твоём фоне, я буду выглядеть, как эталон серьёзности и благоразумия. Да не смейся ты, я серьёзно говорю.

Эта заразительная Ольгина весёлость обезоруживала Евгения. Он никак не мог сосредоточиться на деле. У него даже мелькнула мысль рассказать Ольге всё. Про его предположения о черновиках «Розы мира», про его план с мнимым внуком, об аукционе, океанском лайнере, и даже, об одноглазой хромоножке для Саньки. А как она примет такие признания? Может, посмеётся, как обычно, а может и нет. Он решил предложить Ольге такой вариант:

– Я думаю, переговоры с этой московской профессоршей придётся вести мне.

– А ты считаешь, должны быть какие-то переговоры? – заинтересовалась Ольга.

– А ты думаешь, ей всё за просто так отдать? – спросил Евгений.

– Во-первых: я не знаю, что этой Татьяне Владимировне нужно. Во-вторых: если, вдруг, то, что ей нужно, находится у меня, но принадлежит не мне, я отдам это безо всяких условий, – спокойно сообщила Ольга.

Можете считать это совпадением, но Ольга думала о том же, что и Евгений. Что интересуют Татьяну Владимировну рукописи Даниила Андреева. Она знала, что вчерашний её рассказ о дедушке и «Розе мира» и телеграмма из Москвы неслучайны. Ольга умела видеть подсказки Небес.

– Вот те раз. Ну, ты даёшь. Тут московская кубышка сама в руки катится. Как её не потрясти? Нечего с ними церемониться.

– Женя, – Ольга стала серьёзной. Кажется, предложение Евгения не понравилось ей, и даже расстроило, – пожалуйста, не будем об этом.

– Ладно, раз ты такая бессребреница, – Евгений странно улыбнулся.

Конечно, все его сегодняшние планы, один за другим, рушились в прах. Но Евгений только обрадовался этому. Хорошо, что не пришлось идти на обман с псевдовнуком. Спасибо за это Александру. Хорошо, что Ольга оказалась не такой прагматической, и слышать не хочет о переговорах с профессоршей. Хорошо, что теперь он снова мог быть самим собой. Таким же, в общем-то, бессребреником, как и Ольга. Он же сам терпеть не мог людей, которые во всём ищут только выгоду, весь этот тошнотворный мир деляг, их ущербный язык, их убогую сущность. Непонятно, как это ему самому вдруг попала эта предпринимательская вожжа под хвост? Но я вам могу объяснить. Основной целью в запланированной Евгением авантюре, были не деньги. Главными, в захватившей Евгения комбинации, были две причины. Первая: то, что это было какое-никакое приключение. А вторым шло то обстоятельство, что любое вмешательство Москвы, считал Евгений, всегда основано на обмане. А он был убеждён, что чтобы предотвратить корыстный обман, можно пойти на бескорыстный обман.

Евгений подошёл к портрету на стене. На фотографии был Ольгин дед. Это Евгений определил по характерной улыбке.

– А дед твой, кажется, такой же весельчак был, как и ты.

– Может, это я, как и он? – Ольга опять, слава Богу, улыбалась. – Он мне всегда говорил, что Бог создал наш мир совершенным, и всё, что нужно человеку для счастья – дал каждому. И значит уныние – это неблагодарность Богу.

– Слушай, да это же почти моя мысль, – удивился Евгений, припоминая сегодняшний разговор с Александром. – А ты сама, тоже так считаешь?

– Да. – Ольга достала скатерть. – Помоги мне стол накрыть.

– Легко, – согласился Евгений.

Ольга очень удивилась тому, с каким энтузиазмом взялся Евгений за сервировку стола. А секрет был прост. Любое дело, за которое Евгений брался впервые, увлекало его с головы до ног. Но была и обратная сторона: заставить его делать то, что он уже пробовал, и ему это не понравилось, было невозможно. Он имел наглость считать, что всякий труд должен приносить удовольствие.

В дверь постучал и сразу вошёл Александр. В руках он держал два пакета.

– Не помешал? – спросил он.

– Нет, как раз вовремя, – обрадовался Евгений. Он подошёл к Александру, принял из его рук пакеты и начал изучать их содержимое. – О! Да ты и шампанское взял. Молодчина. Оль, мы теперь с шампанским! Пиво? – отлично. А это что? А, это водка. Ну, водка – это понятно. Надо бы Оля всю эту красоту в холодильник поставить.

Евгений с пакетами прошёл за Ольгой на кухню. Александр сел на диван. Он с грустью вспоминал свой диван, где бы он мог читать Шопенгауэра, вот уже как два часа. Если бы не Евгений с его новой аферой.

Из кухни вынырнул Евгений. Он подсел к Александру и выдержав подозрительную паузу заговорил:

– Какой ты всё-таки молодец, что отверг мой никчёмный, просто никуда не годный план с внуком. Я просто ещё раз убедился, что ты мудёр не по годам.

– Всё понятно, – догадался Александр, – уже опять чего-нибудь изменилось.

– Почему сразу «изменилось»? – вспыхнул, и тут же остыл Евгений. – Да, изменилось. Баба сейчас из Москвы приедет.

– Ты же говорил в воскресенье.

– Говорил. А то ты не знаешь этих москвичей, – оправдывался Евгений, – как у них свербит во всех местах, при упоминании денег. Да у этой тётки уже зуд, небось, по всему телу, как бы её не опередили.

Александр молчал. Евгений не мог понять, как Александр отнёсся к этой новости, и он осторожно поинтересовался:

– Нет, ты может, считаешь это справедливо, когда какая-то крыса из Москвы – р-раз: «А нет ли здесь чего, чем бы мне поживиться?

– Ну а сам-то ты, разве не того же хочешь? – желчно поинтересовался Александр.

– Нет, – серьёзно ответил Евгений. Он встал и пошёл на кухню. – Теперь – точно нет.

– А-а, вон уже как, – пробормотал Александр.

Ну, что же, это хорошо, что Евгений скрылся на кухне. Этим он избавил Александра от необходимости задать ему интеллектуальную трёпку, для профилактики, за его чрезвычайную переменчивость. Но я могу засвидетельствовать, что сам Александр вздохнул с облегчением от такого поворота. Ведь ему с самого начала эта идея не понравилась. Согласитесь, в этой комбинации с черновиками «Розы мира», предложенной Евгением, было что-то неестественное. Ну, не бывает таких совпадений. И потом, эта его неподготовленность, без плана. Да он Александра-то посвятил в свои намерения в самую последнюю минуту. И как бы они могли выглядеть, если бы разыграли перед Ольгой целую комедию с внуком, а московскую профессоршу интересует совсем другое. Это был бы хороший урок для самонадеянного Евгения. Но если ещё минуту назад Александр был готов при первой возможности сбежать домой, то теперь он сам заинтересовался, чем закончится этот вечер. Как ни крути, а один шанс из тысячи, что Евгений окажется прав, всё же оставался. К тому же, здесь ожидалось появление московской профессорши. Для Александра это была хорошая возможность для научной дискуссии. Евгений по вопросам науки был слабоват, как оппонент.

В ожидании крысы

«Купил?» – неожиданно раздалось за спиной Александра. Александр вздрогнул и повернулся к окну. В окне он увидел дядю Колю, который добродушно улыбался. Какое знакомое лицо. Где же он видел его раньше?

– Ну, дед, – вырвалось у Александра, и с плохо скрываемым раздражением он ответил: – Купил. И не одну. И не у Ноннки. Всё?

– Ладно, зайду по-соседски, уговорил, – и через десять секунд старик уже сидел в кресле, рядом с диваном, слева от Александра.

Александру сразу бросилось в глаза, что в этом доме дядя Коля чувствует себя, как в своём собственном. Старик повернулся к Александру и участливо спросил:

– А ты чего, вроде, как злой?

– С чего вы взяли, что я злой? – с расстановкой, как можно спокойнее, спросил Александр.

Александр не злился на старика. Просто он показывал своим видом, что в лице дяди Коли он не находит достойного собеседника и хотел бы избежать бессодержательных разговоров.

– Вижу.

– А, вот как, – уже с лёгким раздражением продолжил Александр, неприятную ему, беседу. – Да вы у нас дедушка просто рентген.

– Точно, рентген, – охотно согласился дед. – Я же не просто так в медицине тружусь с четырнадцати годков.

– Со скольких? – криво усмехнувшись, решил уточнить Александр.

– Ты ещё и глухой что ли? – сочувственно поинтересовался дядя Коля и заговорил громче: – С пятнадцати. С пятнадцати годов, между прочим. Вот так.

Поймите, сначала дядя Коля хотел сказать, как всё было на самом деле, что и лет ему было шестнадцать, и занимался он не совсем медициною. Но у него просто как-то само собой это вылетело, без подготовки, непроизвольно. Ну, не назад же забирать. Ладно уж, не будем уподобляться Александру, и придираться к старику, как сказал, так и сказал.

– А-а, – протянул Александр, – припоминаю. Читал даже статью о вас в «Медицинском вестнике». «Юный эскулап» называлась. Как уж там писали? Погодите, сейчас вспомню. «Маленький мальчик, двенадцати лет, дядя Коля, видит людей насквозь и мановением руки сводит бородавки с правой стороны на левую, и обратно».

– Опять злишься, – дружески засмеялся дядя Коля. – А зачем?

– А вы, зачем мне тут сочиняете: «с пятнадцати годков в медицине», – ответил Александр. – Ну, как подопытный, разве что.

– Сам ты подопытный, – нахмурился дядя Коля.

Как и большинство людей, дядю Колю всегда до глубины души возмущало, когда ему не верили, причём именно в те моменты, когда он врал.

Из кухни вышли Ольга и Евгений. Ольга несла поднос с закусками на тарелках, а Евгений держал в руках бутылку водки и графин с соком или компотом. Ольга заметила вспышку негодования старика.

– Что случилось, дядя Коль? – спросила она, расставляя тарелки на столе.

Дядя Коля только громко сопел и ерошил остатки волос на давно начавшей лысеть голове, как будто, только что он был свидетелем какого-то чудовищного события. Объяснил Ольге эту картину Александр:

– Это он обиделся, когда я засомневался, что он с пятнадцати годков в медицине, как он выразился.

Ольга поджала губки, чтобы сдержать улыбку, и подтвердила:

– Да, дядя Коля с 45-го года в госпитале служил, вместе с дедушкой.

Дядя Коля перестал сопеть, выпрямился и победоносно, даже несколько высокомерно, взглянул на Александра.

– Да ты у нас герой, дед. Двигайся к столу, – пригласил его Евгений.

– Ну, скажешь тоже «герой», – дядя Коля пересел на диван слева от Александра, – а вот Олюшкин дед, – показал он на портрет, – Дмитрий Алексеевич, вот он был настоящий герой. Сколько он людей спас, сколько на ноги поставил. – Дядя Коля посмотрел на своего поверженного обидчика. – Понял ли?

– Ну, извините, – пробурчал Александр.

– «Извините». Слыхали? – ликовал дядя Коля. – Теперь извиняется.

– Дядя Коль, – только и сказала Ольга, но старик сразу же прекратил важничать и заговорил спокойно:

– Да я, дочка, ничего. Не обижаюсь.

– Мы, может, выпьем, за знакомство? – предложил Евгений.

– Давай, – в один голос отозвались Александр и дядя Коля.

– Оль, ты с нами? – спросил Евгений.

– Нет, я дождусь гостей, – сказала Ольга. – Да и вы бы не торопились.

Как только Ольга скрылась за дверью кухни, Евгений наполнил три рюмки и провозгласил:

– За наше судьбоносное знакомство.

Почему Евгений решил, что оно судьбоносное, он не объяснил. Может, просто так сказал, для оборота речи. За ним водилось такое. Они выпили. Дядя Коля взглянул на Евгения, потом на Александра, потом на портрет деда на стене, и опять на Евгения.

– А что ещё за гости, Женька? – поинтересовался старик.

– Да крыса тут одна из Москвы должна появиться, – сообщил Евгений.

– Кто? – дядя Коля округлил глаза.

– Баба одна, – пояснил Евгений.

– Его, что ли? – кивнул дядя Коля в сторону Александра. Взгляд у него стал довольно насмешливый.

– Нет, почему его? – не понял Евгений.

– Ну, ты же сказал – «крыса», – дядя Коля торжествовал.

Александр снисходительно фыркнул, показывая, что оценил дяди Колину шутку. И хотя она является для него, всего лишь, образцом примитивного юмора, но для старого человека сойдёт.

– Дядя же ты Коля, – произнёс Евгений с интонацией, с которой любящие родители журят своего, слегка провинившегося отпрыска.

– Ну, всё, не буду, не буду, – пообещал старый озорник.

– Ты нам расскажи лучше, как ты в пятнадцать лет на службу попал, – предложил Евгений.

– Это вот, – показал на портрет дядя Коля, – Дмитрию Алексеевичу спасибо.

Воспроизводить рассказ дяди Коли я уж не буду. Историю его знакомства с Дмитрием Алексеевичем вы уже знаете. Скажу только, что те события, в своём рассказе, дядя Коля слегка украсил небольшими творческими дополнениями. Например, что вёл его, в тот день (день знакомства) на Курском вокзале, не один милиционер, а сразу трое бойцов СМЕРШа, вооружённых до зубов.

– Это самый дорогой для меня человек, – признался дядя Коля друзьям. – Надо бы, Женька, его помянуть. А то сейчас, чую, моя Анхен притопчется. А у неё же ничего святого. Одно слово – немчура.

– Конечно, помянем, – согласился Евгений и потянулся разливать. – А почему немчура?

Дядя Коля рассказал и о том, как они, с Дмитрием Алексеевичем, в один день взяли себе в жёны сестёр Фогель, которые просто с ума сходили по ним. Рассказал, как он за три месяца воздвиг эти два дома, первые на этой улице. И много, чего ещё мог бы он рассказать, но в комнату вошла тётя Аня.

– Ну вот, – стушевался старик, но тут же приосанился. – Ну, вот, знакомьтесь ребятки, Анна Паулевна – жена моя вечная. Проходи, садись.

Но всем присутствующим было очевидно, что никакие приглашения тёте Ане не требовались. И чувствует она себя в этом доме повыше рангом, чем дядя Коля. Она обошла комнату, заглянула на кухню, подошла к столу, осмотрела приборы и посуду и села на стул во главе стола, напротив Евгения. Дядя Коля и Александр сидели на диване. Александр ближе к тёте Ане, дядя Коля – к Евгению.

– Это Женька, это Санька, – представил друзей дядя Коля. – Пообщайся с молодёжью. Может, голова у тебя прояснится, хоть чуток.

– А ты, что же? Наговорился уже? – удивилась тётя Аня. – Не поверю.

– Ты, Анюта, очень правильно к нему подсела, – кивнул дядя Коля на Александра, – он, кажется, такая же язва, как и ты.

– Ты, Николай, береги печень, – посоветовала невозмутимая тётя Аня. – Что-нибудь одно делай – или водку пей, или злобствуй.

– Ты посмотри на неё, Женька, – дядя Коля решил привлечь Евгения в качестве секунданта, в его словесной дуэли с тётей Аней. – До десяти лет по-русски не говорила. И не поверишь. А теперь, ишь ты, выучилась.

– Как не выучишь, когда рядом такой балаболт живёт, – раскрыла секрет своего лингвистического успеха тётя Аня.

Евгений решил не ждать разгорания этой семейной перебранки. Он взял свободную рюмку, налил её и поставил перед тётей Аней. Глядя на эти манипуляции, дядю Колю хватил, то ли приступ астмы, то ли беззвучного смеха, сквозь который он еле сумел задать Евгению свой вопрос:

– Женька, ты чего… ей?! … Водки?! … Ты зачем ей водки налил? – Но взглянув на серьёзные лица тёти Ани и Александра, успокоился и повернулся к Евгению. – Ей нельзя, что ты. Она, вот на свадьбе, помнится, всего-то рюмочку пригубила, так у неё до сих пор голова гудит. А что, не слышно разве?

– Да? А что за свадьба, кого обженили? – заинтересовался Евгений.

– Так я тебе про нашу свадьбу говорю. Мы женились, в 52-м.

Евгений отодвинул от тёти Ани налитую рюмку и сочувственно вздохнул. Потом он взглянул на непроницаемое лицо тёти Ани и с надеждой спросил:

– Может, тогда шампанского, тётя Ань?

– Да оставь ты её, – посоветовал дядя Коля.

– Анна Павловна, может, пива? – неожиданно поинтересовался Александр.

Тётя Аня удивлённо вскинула брови, повернулась к Александру и неожиданно согласилась:

– Выпью.

– Евгений, принеси из холодильника, – попросил Александр.

– И бокал высокий, в буфете стоит, – добавила тётя Аня.

Евгений поднялся со стула и развернулся в сторону кухни, но его остановил строгий голос дяди Коли:

– Сиди, Женька! А у нас что, немцы победили? Может кто-нибудь другой сходит? Ты только погляди на них, Женька. Расселись, раскомандовались оба, как фон-бароны какие, – но прочитав по глазам супруги, что в таком случае, скорее всего, придётся идти ему, быстро крикнул: – Олюшка! Принеси моей пива! …Пиво-то она у меня любит, – признался дядя Коля Евгению, – бутылку может выпить одну… одна.

– Это сильно! – восхитился Евгений.

– И не говори, – согласился старик.

Я думаю, мне предоставляется удачный момент, чтобы сказать вам несколько слов о тёте Ане. То, что мне самому удалось узнать. Как она, поволжская немка, оказалась во Владимире.

Тётя Аня родилась в Марксштадте в 1931году, в семье Пауля и Элизы Фогелей. Она была младшей из детей. Сестра Мария была старше её на семь лет, брат Александр на пять. Предки Фогелей жили в этом городе с начала его основания в конце 18-го века. Ну, как они жили? Наверное, как немцы они жили. Всё в городе – от вывесок до кличек дворовых собак – всё было немецким. Но свою жизнь в Марксштадте тётя Аня помнила плохо. Её детство закончилось в сентябре 1941года. По распоряжению Сталина, немцы Поволжья переселялись в районы Северного Казахстана и Сибири.

В день, когда было объявлено о высылке, у Фогелей в гостях были сестра Элизы и её муж. Они заехали на денёк, повидаться, следуя из Москвы в Куйбышев, куда эвакуировали ведомство, в котором они служили. Сестра депортации не подлежала, по документам у неё давно уже была русская фамилия. Она была замужем за русским. Муж сестры предложил Фогелям взять младшую Анну с собой и вывезти её из города, как свою дочь. Конечно, для родителей Анны, несмотря на тяжесть предстоящего расставания с общей любимицей, это предложение казалось спасением Анны. Но маленькая Анна показала свой характер. Она заявила, что будет только с семьёй, что бы их ни ждало. Ни уговоры матери, ни строгий тон отца, не смогли её переубедить. Спокойно выслушав родителей, Анна ещё раз повторила своё решение остаться с семьёй. Плакали все, кроме маленькой Ани.

В Саратове эшелон, в который их загрузили, чтобы отправить в Сибирь, перехватил какой-то представитель Наркомата лесной промышленности, с особыми полномочиями, и поезд ушёл в Пермский край. В Перми (в то время Молотов), из вагонов их пересадили на открытые платформы, на которых возили лес, и отправили дальше на север. Поезд остановился в глухом безымянном железнодорожном тупике, вокруг которого на десятки километров не было ни одного населённого пункта. Встретивший переселенцев начальник лесхоза назначил из числа прибывших актив и объяснил задачу. Им предстояло заготавливать лес и раз в месяц отправлять его на Большую землю. Из строений, на том месте, был только наспех сколоченный сарай для хранения инструмента и провианта, да барак с двумя буржуйками. Через два года, как там появились немцы, в лесу вырос уже целый посёлок со школой, столовой, фермой, администрацией и даже клубом. Начальник лесхоза, который по всем показателям стал передовым, просто души не чаял в своих подчинённых и по мере сил старался доставать всё, что запрашивал актив переселенцев. Даже в областной администрации с его мнением стали считаться.

Закончилась война. К тому времени Фогелей осталось трое: отец и две дочери. Элиза и Александр умерли в первый год ссылки. В 1945году Паулю Фогелю представился случай перебраться из лесхоза в город. В Пермь пришло трофейное оборудование для переработки целлюлозы. Авторитет Пауля Фогеля, как талантливого инженера и механика, был очень высок, и все взоры начальства устремились в его сторону. К тому же, вся документация на оборудование была на немецком языке. Тогда Пауль Фогель выдвинул своё условие, что после наладки им оборудования и выпуска первой продукции, он с дочерьми получает документы на право переезда в любую точку Советского Союза. Этим заявлением он заставил понервничать своё начальство. Перебрав все возможные варианты, руководство согласилось только на выезд дочерей, но сразу же, ещё до начала всех работ. Марию и Анну отец отправил во Владимир с письмом для своего дяди, который обосновался во Владимире задолго до Октябрьской революции. Дядя, к слову сказать, тоже был урождённый Фогель, но после начала Первой мировой войны, полицмейстер, семью которого он лечил, записал его в документах, как Фокина Михаила Ивановича. Так, на всякий случай.

Приехав во Владимир, сёстры разыскали старика, вручили ему письмо и рассказали все свои злоключения. Тётя Катя, жена Михаила Ивановича, русская, стала для сестёр второй матерью. Их сыновья погибли на фронте. Обычно спокойная и, можно сказать, безразличная к течению своей жизни, с появлением в их доме Марии и Анны, тётя Катя обрела новый смысл жизни. Но стать наседкой для сестёр, Михаил Иванович своей жене не давал. Уже на третий день, как они приехали, он стал водить их с собой в госпиталь, для помощи раненым, а по вечерам учил их русскому языку, а сам, с их помощью, повторял немецкий, который основательно позабыл.