Рассказ Лега РМ

– Очень смешно, – прошипел Александр. А сам вдруг увидел, что Евгений в чём-то прав. Он никогда не задумывался, как его отношения с его женщинами выглядят со стороны. И вот, подмеченная Евгением тенденция давала повод для проведения серьёзного анализа. Как-то выходило, что как только опекаемые им женщины становились весёлыми и беззаботными, Александр терял к ним интерес; они были дороги ему только в минуты своих несчастий.

– Да я за тебя боюсь, – Евгений обнял Александра. – Привыкнешь к своим неадекваткам, а встретится тебе вдруг женщина умная, симпатичная, добрая, но, на её беду, без жизненных неурядиц и без физических недостатков, так вот ты, как мне кажется, и женщину-то в ней не увидишь. Пройдёшь мимо. В лучшем случае, как вариант: сам её сначала до слёз доведёшь. Ну да, доведёшь до слёз, до обморока, до истерики и только тогда – на тебе, дорогая, плечо.

– А ты не вспомнишь, зачем мы сюда пришли? Неужели меня обсуждать мы сюда припёрлись? – оттолкнул Александр Евгения. – К делу, родной.

– Хорошо, – с готовностью отозвался Евгений. – Дело, я считаю, самое выгодное, и нами почти выигранное. Саня, мы с тобой сейчас стоим на пороге Новой эры. Мы, наконец-то, вырвемся из круга наших невезений. Я это чувствую. Это я и назвал «Великий космический прорыв». Мы будем пить – чего захотим, а не на что денег хватило, кушать – чего нравится, ходить – куда вздумается и заниматься – к чему душа лежит. Нечего кривиться, так оно всё и будет.

Александр не отвечал. Евгений решил озвучить ещё один существенный аргумент:

– Ну, хотя бы, долги отдадим, и то немало. Главное – действовать решительно и непринуждённо. Заходим, говорим, что ты внук Даниила Андреева, получаем бумаги, и всё.

– И всё?

– И всё.

– Так просто?

– Так просто. Да пойми, Саня, нам главное эти бумаги заполучить вперёд Москвы. А то Ольга, этой московской выжиге, всё задаром выложит. Она, мне кажется, такая доверчивая.

– Это точно, – согласился Александр, – судя по тому, что познакомилась с тобой, даже излишне доверчивая.

– Нам только время выиграть, а потом уж и Ольге всё объясним. Теперь я за неё отвечаю, – Евгений закинул руки за голову и расплылся в самодовольной улыбке. – А дальше сам понимаешь: Лондон, аукцион, фунты стерлингов, кругосветный лайнер, я с Ольгой… ну, и тебе какую-нибудь одноглазую хромоножку подыщем, чтобы тебе было кого жалеть.

– А не проще так: женись на ней, – предложил Александр, – и без спешки, без криминала начинайте семейный бизнес – торговлю литературным архивом.

– Вот ты свинтус, – возмутился Евгений. – Как у тебя язык в голове повернулся такое подумать. Думаешь, я деньги почуял и о друге могу забыть? Да мне рожу твою кислую уже видеть невыносимо.

– Не смотри.

– Приходится! Дай, думаю, помогу этому подонку, может, хоть деньги его развеселят.

– Вряд ли, – признался Александр, улыбнулся и примирительно ткнул Евгения своим плечом.

Кноннкештоль

«Кноннкештоль» – именно этим словом встречал Николай Иванович Тихонов, семидесятилетний старик, всех незнакомых ему людей на своей улице. Вообще, это было не слово, а целая фраза. Означала она вопрос: «К Ноннке, что ли?». Но в произношении Николая Ивановича она выходила, как «Кноннкештоль».

Ноннка, пятидесятилетняя дебёлая тётка, торговала на этой улице левым спиртом. Раз в неделю оптовик привозил ей турецкий спирт в пятилитровых пластиковых бутылях с надписью «Очиститель», она разбавляла его водой, по настроению, и разливала эту дрянь по поллитровкам и чекушкам. Она прекрасно понимала, чем она торгует. И знала об этом не понаслышке. От регулярного потребления её продукта, её двадцатипятилетний сын и её муж умерли, один за другим, в течение полугода. Она повинилась перед ними своеобразно – поставила очень дорогие памятники на могилах. И после этого, она считала, что никто ни в чём не мог её упрекнуть. Немало мужиков, из числа её клиентов, с этой и соседних улиц, схоронили за три года, как она начала свой бизнес. Вот с ней-то и боролся Николай Иванович, спроваживая с улицы любителей «Очистителя». Кого обманом, кого угрозами, кого простым убеждением. Самые преданные Ноннкины поклонники старались избегать встреч с Николаем Ивановичем, из-за его морального давления. Ноннка даже жаловалась на старика участковому, что тот чинит препятствия её предпринимательской деятельности. Участковый сделал попытку поговорить со стариком на эту скользкую тему, и сразу пожалел об этом. Николай Иванович в ответ милиционеру нашёл настолько простые и ёмкие слова, что участковый больше к этому вопросу не возвращался. И на этой улице он больше никогда не показывался. Теперь Ноннке приходилось кататься через весь город к участковому, чтобы оплачивать его покровительство.

Когда Евгений и Александр появились на его улице, Николай Иванович не решился сразу задать им свой «Кноннкештоль», уж никак они не были похожи на Ноннкиных клиентов. Но на всякий случай, а больше из любопытства, Николай Иванович решил понаблюдать за друзьями. Он прошёл мимо них, пытаясь что-нибудь расслышать, потом свернул на соседний проулок, потом вернулся и встал невдалеке от друзей. Когда они его заметили, он выдал свой коронный «Кноннкештоль».

Александр и Евгений переглянулись, не поняв услышанного.

– Это он по-немецки, что ли? – удивился Евгений. – Нихт ферштейн, дедушка!

– Я говорю: Ноннку ищите, за бутылкой пришли? – задал, более развёрнутый вопрос, Николай Иванович.

– Нет, – первым сообразил Евгений, – у нас тут, скорее, научно-исследовательская экспедиция.

Старик обрадованный возможностью хоть с кем-то сегодня поговорить, подошёл ближе:

– Не надо, никогда у неё не берите. Вы же молодые, здоровые, а у Ноннки один спирт синтетический.

– Дед, примем к сведению,– пообещал Евгений. – Спасибо за предупреждение.

Николай Иванович, довольный завязавшимся разговором, подошёл ещё ближе и решил задать друзьям вопрос терзающий его, по-видимому, уже долгое время:

– Вот самогонку она раньше гнала. Что, скажешь, плохая самогонка была?

– Нет, дед, – ответил Евгений, – не помню, чтобы я такое говорил.

– Ну вот. А теперь? Сколько она, змеюка, людей потравила. Оно ей всё аукнется, вот увидите.

– Всё, дед, замётано – к гадюке мы не пойдём. – Евгений всё-таки не забыл, что пришли они сюда по делу. – Скажи-ка нам лучше, ты на этой улице всех знаешь?

Старик всем своим видом продемонстрировал такое неподдельное недоумение от услышанного вопроса. Он заглядывал друзьям прямо в глаза и улыбался, словно не понимая, всерьёз ли его об этом спрашивают. Как если бы ему вдруг задали вопрос: «Почему дважды два – четыре?». И у старика были на то причины. Сейчас объясню.

Николай Иванович Тихонов жил на этой улице с самого её основания в 1952году. На этой улице стоят два дома, в строительстве которых, Николай Иванович принимал активное участие. Это его собственный дом и дом Дмитрия Алексеевича Амосова, которого он считал самым близким человеком.

Николай Иванович и Ольгин дед познакомились на Курском вокзале Москвы в июне 1945года. Дмитрий Алексеевич, сидел на чемодане, на перроне, и ожидал поезд до Владимира. В тот день вокзальная милиция отлавливала беспризорников. Одного такого, это был Колька Тихонов, мимо Дмитрия Алексеевича вёл молодой сержант.

– Что, не хочешь в детприёмник? – спросил Дмитрий Алексеевич насупившегося парнишку.

– А кому охота с волей расставаться, – пробурчал Николай и добавил, чтобы слышал, держащий его за шиворот, милиционер, – всё равно, ведь, сбегу. Как Монте-Кристо.

Дмитрий Алексеевич засмеялся и обратился к милиционеру:

– Сержант, отпусти парнишку.

Просьба сержанту не понравилась, и он собирался ответить грубо, но после того, как Дмитрий Алексеевич поднялся, и стали видны его награды, и сидевшие рядом на своих узлах фронтовики тоже привстали, он козырнул, отпустил Николая и удалился с перрона. Дмитрий Алексеевич накормил Николая и расспросил его о родителях и дальнейших планах Николая на жизнь. Отец и мать Николая погибли вместе в первые месяцы войны, а о других своих родственниках он ничего не знал. Дмитрий Алексеевич сам в 20-х годах потерял родителей, бродяжничал, и едва остался жив. Дмитрий Алексеевич предложил Николаю поехать с ним во Владимир. На тот момент, у Николая были другие планы на свою жизнь, но что-то заставило его довериться этому офицеру. К тому же, он медик, как и его погибшие родители. Скоро Николай понял, что эта встреча – подарок судьбы, а подарки надо ценить. Дмитрий Алексеевич стал ему и отцом, и старшим братом, и учителем, а чуть позже, даже свояком.

Во Владимире им приходилось жить, то при госпитале, то в съёмных комнатах. К учёбе в школе Николай не проявил ни малейшего интереса. Пытался убедить Дмитрия Алексеевича, что его нежелание ходить в школу, это последствие глубокой психической травмы. Дмитрий Алексеевич согласился, что лень – это действительно глубокая психическая травма. Единственно, к чему пристрастился Николай – это к чтению. Дмитрий Алексеевич сам был заядлым книгочеем, и все положенные ему наградные тратил на покупку книг.

В шестнадцать лет Николай официально начал свою трудовую деятельность в госпитале на должности медбрата. Но большую часть рабочего времени, он проводил в госпитальном гараже, увлечённо потроша внутренности различным механизмам.

В 1952году Николай и Дмитрий Алексеевич в один день женятся на сёстрах Фогель. Дмитрий Алексеевич, а ему уже было сорок два, взял себе в жёны старшую сестру Марию. А Николаю досталась младшая Анна, его ровесница. Конечно, если честно, в женитьбе Николая, больше сыграло свою роль желание во всём подражать Дмитрию Алексеевичу, но впоследствии, жалеть о своём выборе ему не пришлось. В тот же год построили они свои дома, на выделенной им земле. Выстроились в рекордные сроки – стройкой руководили сёстры Фогель, вернее, теперь уже Мария Амосова и Анна Тихонова. Их дома стали первыми на этой улице, первыми во многих смыслах.

Теперь-то вы понимаете, почему вопрос Евгения, вызвал у Николая Ивановича такое замешательство.

– А кому ж ещё знать, как не мне, – сказал Николай Иванович. – А вы кого здесь ищете?

– Ольгу, – Евгений показал рукой в сторону дома, – Вот это, Ольгин дом?

– Какой?– спросил старик, глядя не по направлению руки Евгения, а прямо ему в глаза.

– Да вот этот, вот этот, – Евгений ещё несколько раз энергично махнул рукой в сторону дома.

– Какой Ольги? – старик продолжал смотреть на Евгений в упор.

– Молодая такая, симпатичная. Её дом?

– А фамилия-то как?

– Не помню, забыл. Родинка у неё вот здесь, – показал Евгений на своём лице.

– Учительница, что ли?

– Не знаю. – Евгений тяжко вздохнул и решил дать старику ещё одну подсказку, – волосы у неё такие, не слишком тёмные, вот до сюда.

– А-а, – дошло до старика, – так тебе, может Ольгу надо?

– А я как сказал?

– Ольга, учительница. Волосы у неё с родинкой, точно, – вспомнил дедушка. – Так она дальше живёт, на соседней улице, через два прогона. Точно тебе говорю, к бабкам не ходи.

Как ни убедителен был дедушка, а Евгений сомневался:

– Да нет, быть не может, – и тут он замечает, выходящую из соседнего двора высокую пожилую женщину. – А вот мы сейчас у бабушки и спросим.

Но вперёд Евгения к бабушке двинулся старик:

– Смотри тут чего, Анюта. Ребятишки учительницу с волосами искали, да улицей промахнулись, – при этом старик, стараясь, чтобы не заметили друзья, руками и лицом подавал бабушке какие-то знаки.

Бабушка спокойно прошла мимо старика, не реагируя на его тайные предупреждения, словно он, до этого, только так и общался с ней. Она взглянула на друзей и повернулась к старику:

– Что ты всех баламутнишь всегда. Вот он, – она показала на Евгения, – Олюшку нашу вчера провожал.

– Точно, – пришёл в себя Евгений. – Это же вы вчера мне в глаза слепили, когда телеграмму принесли. Тётя Аня. Я вас по голосу, по акценту узнал. Всё, точно этот дом, – радостно сообщил он этот очевидный факт Александру, и взгляд его переместился на старика. – А ведь ты, дедушка, нас отсюда явно сплавить хотел. Зачем?

Старик не считал это проступком:

– А вдруг вы бандиты какие, домушники? Посуди сам: дом не знаю, фамилию не помню – чего пришли? Подозрительно.

– Мы просто в гости пришли, – признался Евгений. – Познакомиться.

– Здрасьте-пожалуйста! Да как же это по вам поймёшь, что вы в гости пришли? – усмехнулся дедушка. – Ну, цветы, ну, конфеты – это я ещё допускаю, что это излишество. Но за знакомство вы чай будете пить что ли?

Поняв, куда ведёт цепь незамысловатых дедушкиных рассуждений, бабушка остановила его:

– Ну, Николай-искушатель, всё ты всегда к бутылке приведёшь.

– Да кто ещё молодёжи подскажет, как по-правильному, Анюта? Я же не для себя стараюсь.

– Действительно, – согласилась бабушка, – кто ещё молодёжь такому научит, кроме тебя? Не знаю таких людей.

Александр, как вы заметили, в разговор не вступал. Он вообще все разговоры, кроме как о литературе, о философии и о науке, ну, ещё немного о политике, считал пустыми. Разговаривать с ним на бытовые и повседневные темы было невозможно. Более пяти минут он не выдерживал и внутренне начинал психовать. Он искренне не понимал, как можно толковать о мелочах. Сам-то он всегда был занят обдумыванием задач вселенского значения и заниматься вопросами обывательского направления, он считал ниже своего достоинства. С такой мамой, как Анастасия Сергеевна, это было возможно. Всю хозяйственную деятельность, от закупки продуктов до ремонта квартиры, она вела одна, без участия сына.

Александр, с трудом сдерживая своё раздражение, решил поскорее поставить точку в беседе с назойливым стариком:

– Мы, дедушка, ещё не знаем, что она пьёт и в каком количестве. Вот сначала узнаем, а потом уж и сбегаем. А может, и не один раз.

Но добился Александр не финала беседы, а скорее, перехода разговора на новую стадию – конфликтную. Дядя Коля повернулся к Александру, развернул в его сторону собиравшуюся уже уходить тётю Аню и спросил её:

– Ты слыхала, Анюта, что он нам тут проскрипел? – Дядя Коля посмотрел на Александра с такой неприязнью, как если бы узнал в нём самого Чубайса. – Да ты что же думаешь, что наша Олюшка такая же, как все ваши вертихвостки расфуфыренные?

Дядя Коля не мог не возмутиться такому предположению, которое сам, собственно говоря, только что и выдумал. Дядя Коля считал, что он очень хорошо знает современную молодёжь. Наблюдение за молодёжью было у дяди Коли одним из любимых занятий. И портрет молодого поколения вырисовывался у дяди Коли не особо привлекательным. Главным раздражителем, для дяди Коли, было то обстоятельство, что молодые люди старались выглядеть интересными и содержательными, а не быть такими. Своими наблюдениями он всегда делился с тётей Аней.

– Анюта! – кричал он с улицы, когда, например, мимо их дома проходила девчонка с разноцветным ирокезом на голове, – ты бы смогла себе из волос такой же ёршик сделать?

Или, как-то раз, встретив у магазина компанию подростков утыканных пирсингом, он прибежал в огород, рассказал об увиденном тёте Ане и поинтересовался:

– Анюта.

– Ну? – оторвалась от прополки тётя Аня.

– Ты за всю жизнь, хоть один пупок себе проколола?

Продолжить разговор дядя Коля решил не с Александром, а с Евгением:

– Ну и друг у тебя. Вот сморозил – так сморозил. «Что она пьёт». Да нет, ребятки, наша Олюшка не из таких. Она у нас и знать не знает, чтобы во хмелю обезъянить, – решительно заявил дядя Коля, и неожиданно прибавил, – взяли бы уж водки, да и всё.

Тётя Аня покачала головой: «Ну, Николай-вымогатель».

– Дядя Коль, а что у нас тут за собрание? – Друзья обернулись на голос. Это была Ольга. – Опять выборы?

– Забирай, Олюшка, своих женихов, – посоветовала тётя Аня, – А то мой их совсем заболтал. Ты же его знаешь.

– Это я заболтал? – возмутился дядя Коля, – Да ты бы, Олюшка, послушала, что они нам здесь наплели. – Он показал на Александра. – Этот вот, особенно.

Дядя Коля хотел ещё чего-нибудь прибавить, но тётя Аня, взяв супруга под локоток, повела его в сторону их дома.

Ольга прошла во двор. Открыла дверь дома, зашла и выглянула опять:

– Вы идёте, женихи?

– Ну что же, теперь придётся действовать по моему плану, – осторожно предположил Евгений.

– Да иди ты, со своим планом, – ответил Александр.

Друзья прошли в дом.

Планы меняются

Евгений и Александр зашли в большую комнату. Окна, в ней, были открыты на улицу. Обстановка в доме была необычной. Если бы не современная бытовая техника, которую привозила из Германии мать Ольги, можно было бы подумать, что попал в другую историческую эпоху. А присмотревшись, можно было догадаться, что многое в доме было сделано своими руками. Но всё это не производило впечатления какой-нибудь отсталости или невзыскательности, а, скорее, наоборот – самобытной надёжности.

Из боковой двери вышла Ольга. Она успела переодеться. Евгения, как мы помним, она привлекла своей улыбкой. И теперь, этой же самой улыбкой она насторожила Александра. По мнению Александра, если человек улыбается, если человеку весело, у него, для этого, должна быть, как минимум, серьёзная причина. Американскую улыбку Александр в расчёт не принимал потому, что считал её, чем-то, вроде, составной части макияжа. На дурочку, которой любая влага кажется божьей росой, Ольга не была похожа. Значит, рассуждал Александр, она, или считает себя высшим созданием, или чего-то недоговаривает друзьям, или знает о них больше, чем им хотелось бы. И в разговоре, и в движениях Ольги, Александру виделась чрезмерная лёгкость, просто на грани легкомыслия. То ли дело у Александра была одна, Ленка. Так вот, эта Ленка даже посуду мыла с лицом Марии-Антуанетты на эшафоте, с глубокими вздохами и закатыванием глаз. Казалось, что она вот-вот грохнется в обморок. Фантастическая женщина. Ни тени легкомыслия, только думы о вечном. Во всяком случае, складывалось такое впечатление.

– Проходите, садитесь, где понравится, – предложила Ольга.

Александр сразу выбрал диван, который стоял между открытыми окнами. А Евгений подошёл к Ольге и попытался её обнять.

– Весь день ждал этой минуты.

Ольга увернулась от объятий и спросила:

– Ты может, познакомишь нас, с твоим другом?

– А, ну да, – спохватился Евгений. – Представляешь, как тебя увидел, всё из головы вылетело.

– И много там было? – спросила Ольга.

– Прилично.

– Ну, хоть что-нибудь, осталось? – поинтересовалась Ольга. – Меня Оля зовут, хочу напомнить.

Евгений весь преобразился в чопорного манерного аристократа. Он чинно подошёл к дивану, на котором сидел Александр и сел рядом. Заговорил он с Ольгой строгим официальным тоном:

– Позвольте мне, Оля, представить Вам этого человека. Это Александр. И знаете, Оля, что самое интересное? Он появился здесь неслучайно. Как выяснилось, он очень близкий родственник…

Рассказ Евгения прервал вовремя подоспевший удар локтем ему под рёбра. Это был надёжный локоть друга. После удара Евгений всё-таки вспомнил, что его план с «родственником писателя» Александр забраковал.

– Забыл. Нет, никому он, конечно, не родственник никакой. Это для меня он, я хотел сказать, больше, чем родственник. Просто этот человек так же, как и я, не лишён таланта и обаяния. Если, конечно, долго и пристально к нему приглядываться. А самая яркая его черта – это отзывчивость. Никогда, я уверен в этом, никогда он не пройдёт мимо человека попавшего в беду. Конечно, при условии, что это женщина… – ещё один дружеский удар под рёбра, – и, желательно, лет этак от двадцати до тридцати… – локоть Александра опять отметился своим кратковременным присутствием в области печени Евгения.

Евгений перепрыгнул в кресло, рядом с диваном, и продолжил:

– Заклинаю тебя, Оля, даже виду при нём не показывай, что можешь быть чем-то расстроена, не говорю уж – заплакать при нём. Накинется и уведёт тебя, из жалости, только тебя и видели. Обещай мне.

– Если ты обещаешь мне, меня до этого не доводить.

– Я? Да никогда! – заверил Евгений. – Я буду кружить вокруг тебя, как возле чудесного цветка.

– И жужжать, – слегка раздражённо предположил Александр.

– Нет, я буду порхать, как мотылёк, легко-легко, – нисколько не смутился Евгений.

– Мотылёк килограммов под девяносто? – это интересно, – заметил Александр. Он уже не мог скрыть свою нервозность.

– Пойду я, пожалуй, на кухню, – решила Ольга.

Как только Ольга вышла из комнаты, Евгений перепрыгнул из кресла на диван, и спросил:

– Ты чего?

– Ничего. Я сюда не танец маленьких мотыльков пришёл посмотреть, – пробурчал Александр. – Или мы занимаемся делом, которое ты же и предложил, или я иду домой.

– Зачем так сразу? – Евгений попытался успокоить Александра.– Это всего лишь артподготовка. И не забывай, что всей операцией руководишь ты. Командуй, веди в атаку. Желательно, конечно, без кровопролития. Говори, что мне делать.

– Кривляться поменьше, – кажется Александр начинал успокаиваться.

– Всё, договорились, – кивнул Евгений. Поняв, что Александр уже не такой сердитый, он осторожно поинтересовался: – Слушай, а как она тебе показалась? Согласись, чувствуется, что не из разряда одноклеточных. Да и внешне, опять же. Правда?

– Ну, внешне, Оксанка, – Александр, растопыренными пальцами, изобразил две объёмные полусферы на уровне груди, – поэффектней её будет. А оценивать её умственные способности – нет материала. Ты же слова не даёшь никому сказать.

– Всё, понял. Теперь я буду, как глухонемая рыба.

Александр смерил Евгения взглядом, воображая, как бы тот выглядел в рыбьем обличии, и сказал:

– Расслабься, у тебя ещё будет возможность изобразить это чудо природы. Я вас оставлю ненадолго.

– Ты куда?

– За катализатором.

– За чем?

– За ускорителем процесса. Прав дедушка – без водки не обойтись. – Александр хлопнул Евгения по спине. – А пока я хожу, ты должен составить полное досье на неё.

– Как это? – Евгений перестал улыбаться.

– Слушай и запоминай. Диктую по пунктам: фамилия, имя, отчество, ближайшие родственники, есть ли родственники заграницей, где училась, где работает, вес, рост, любимая книга, любимый фильм, любимая музыка, где была во время путча, в августе 91-го года и умеет ли шевелить ушами.

Евгений, с самым серьёзным лицом, внимательно слушал, и при перечислении Александром пунктов предстоящего опроса, загибал пальцы. После десятого пункта, он начал пальцы разгибать. Всего выходило четырнадцать вопросов. Евгений продемонстрировал Александру правую руку с загнутым мизинцем. Александр посчитал нужным найти и для мизинца ещё одно задание:

– Ну, ещё: знает ли она матросский танец «Яблочко».

Александр поднялся и направился к выходу. Из кухни показалась Ольга. Она подошла к большому столу и спросила:

– Женя, ты мне поможешь стол переставить?

– Легко, – Евгений подлетел к столу, оттеснив при этом Ольгу. – Отойди, я сам. Куда ставить? – Ольга показала. Евгений переставил стол к дивану и спросил: – Оль, а ты умеешь «Яблочко» танцевать?

– Да, конечно,– созналась Ольга. – Тельняшку одевать?

– Я просто поинтересовался, – объяснил Евгений.

– И я поинтересуюсь, куда это вдруг Александр собрался?

– Я ненадолго исчезну, – буркнул Александр и выскочил за дверь.

– Ну-ка, признавайся, куда это он? – повернулась Ольга к Евгению.

– Не могу тебе сказать, не имею права. Это же не мой секрет, – и Евгений всем своим видом дал понять, что ему можно доверить любую тайну. Вдруг он встрепенулся, подбежал к открытому окну и крикнул вслед уходящему Александру: – Саня, ты уж только не к Ноннке.

Ольга рассмеялась такой конспирации:

– Могли бы и не бегать никуда. У меня есть настойка дедушкина. Это медицинский спирт, минеральная вода и куча разных трав и ягод.

– Она ещё пригодится, – Евгений подошёл к Ольге. – Я и так в нирване, как тебя увидел, а вот Саньке расслабительное не повредит. Кстати, как он тебе? Согласись, сразу понятно, что человек не из разряда примитивов. Чувствуется интеллект, порода.

– Извини, но по двум фразам, что он еле выговорил, трудно судить об интеллекте, – Ольга отступала от надвигающегося Евгения и остановилась у стены. – Вот, если бы он сказал, хотя бы десятую часть того, что ты…

– Да вы сговорились, что ли, – удивился Евгений. – Вас послушать: я просто, за всё время, слова никому не даю сказать, – он взял Ольгу за руку. – Можно подумать, что я всё время сам задаю вопросы и сам же на них отвечаю. – Евгений обхватил Ольгу за талию и притянул к себе. – Что, скажешь так? Ну, может и так.

– Не только, – строго, но не зло сказала она. – Ещё и руки распускаешь. Я, может, давала разрешение или повод?

– А как же. Эти глаза, этот голос, эти руки, да всё в тебе – это и есть самый серьёзный повод, – оправдывался Евгений. – Тут уже не только руки распустятся, а и душа, и сердце, и мысли, и… Что там ещё есть? Нет, вы видали – она смеётся. Значит, ты мне не веришь?