Свет четырёх влюблённых звёзд, или Приключения доктора в Запределье. Часть первая

Однако хлесткий удар в переносицу доказал обратное. От неожиданности он вскинулся и… обнаружил себя на зеленой поляне.

Вдруг осознав, что он – не сгусток лучистой энергии, а человек по имени Сергей, отвлекся от расслабленного созерцания, сконцентрировался, прислушался. Откуда-то издалека пробивался голос, который, сминая пелену небытия, звучал в сознании всё громче и громче: «Ну вот, ирод, проявился наконец. Молодец, Рыжуля, хоть на боли смогла его сфокусировать. Так, собрались все, выводим человека в пространство-время…»

ГЛАВА 3

Глубокая ночь охватила Темную сторону Запределья. Низкие тучи висели над бескрайним лесом, запутывались в ветвях вековых сосен, карабкающихся по уступам отвесных скал, и еще сильнее омрачали картину. Время от времени среди грозно нависших облаков вспыхивала длинная изломанная молния. Она на миг освещала окрестности и вырывала из тьмы очертания вырубленного в скале замка с высокими башнями, узкими окнами-бойницами и неприступными стенами.

Резко выступая из мрака, несокрушимая цитадель Черного Предводителя маркграфа Жегларда наводила на округу суеверный ужас. Окрестные жители в страхе обходили зловещую крепость стороной. К тому же хозяин оградил свою обитель неприступными заклятьями, так что кроме него самого и нескольких особо приближенных войти туда не смог бы никто. Выйти – тем более: многочисленная челядь навечно оставалась в плену, безропотно исполняя свои обязанности.

Добротные ворота, толстая железная решетка с острыми шипами преграждали путь любому, кто решился бы проникнуть за стены замка. Но если бы кто-то вдруг и сумел пробраться туда, то удивился бы неимоверно. Внутри всё выглядело совсем не так устрашающе, как снаружи: за высокими стенами скрывался широкий ухоженный двор, обрамленный пышной вьющейся зеленью. Неяркие фонари освещали выложенные каменной плиткой аллеи и ажурные чугунные скамейки. Главная дорога вела к обширному крыльцу в готическом стиле с двумя громадными статуями в виде разверзших зубастые пасти драконов, стерегущих вход в черный дворец. А за высокой двустворчатой дверью замка – широкая парадная лестница из серого мрамора, с изящными перилами в виде переплетающихся в страстном танце змей, устланная темно-зелеными с золотым орнаментом коврами.

Внутреннее убранство замка также поражало великолепием: одна парадная зала сменяла другую. Стены, выложенные мрамором и перламутром, отделанные узором из драгоценных камней, переливающихся в неярком искусственном свете. На громадных мраморных каминах – дорогая бронза. Шелковые занавеси и тяжелые плотные портьеры на окнах, роскошные ковры на мозаичном дубовом полу. Золотые канделябры, дорогие вазы, картины в золоченых рамах и редкие гобелены – всё заявляло о богатстве и претенциозности владельцев черной цитадели.

Но Жегларда мало привлекали блеск роскоши и разноцветье драгоценных камней. Это всё – баловство Антонины, которой он предоставил возможность менять интерьер по собственному усмотрению (вернее, по наущению Гордыни, которая, поработив сознание прекрасной амазонки, развернулась не на шутку). Единственное условие, на котором настоял хозяин цитадели, – ни капли солнечного света.

Предводитель давным-давно обосновался в громадной зале на первом этаже замка, у дальней стены, в которой распахнул страшный зев отделанный черным мрамором камин с массивными спиралями решетки. Именно здесь граф любил проводить «разбор полетов»: и пленников из темниц на экзекуцию вести недалеко, и самому в пыточную спуститься недолго (если вдруг особый интерес возникнет).

Вдоль камина по дивному шелковистому ковру, скрадывающему стук высоких каблуков, нервно расхаживала Антонина.

– Но почему?! – заламывая руки, недоумевала она. – Всё было так хорошо спланировано, всё шло как по маслу! Никакого намека на то, что в обездвиженном заклинанием дворе могут проявиться непредусмотренные действия, непредвиденные люди и тем более враждебные нам светлые вибрации! И вдруг из-за каких-то аналитиков и исполнителей весь детально продуманный и мастерски подготовленный план провалился!

Кто следил за пространством? Откуда появился этот любитель пива? Как случилось, что ни одна из тщательно подготовленных ворон не смогла защитить портал от проникновения? Там была всего-навсего белка! Одна-единственная! На три сотни отборных крылатых воинов! Почему ни на кого нельзя положиться? Почему уже который раз всё летит к… – она осеклась и быстро взглянула на Жегларда.

– А вы спросите об этом у своей златокудрой ипостаси, дорогая Антонина, – с алчной ухмылкой ответил тот, продумывая наказание для закованных в цепи операторов, что управляли действиями ворон в недавнем событии у подъезда. Специалистам, воздействующим на поведение птиц, была отведена особая роль в мероприятии по захвату человека. Но план провалился, и проштрафившиеся слуги в ужасе ждали наказания.

– Господин, если бы хоть один из светлых остался в той реальности, в людском пространстве, сфера ни за что бы не закрылась! – с надрывом воскликнула прекрасная амазонка.

– И что теперь? Вы за ними на солнечную сторону пойти собирались? – вопросительно приподнял бровь Предводитель. – Не хотел бы я, моя дорогая Антонина, увидеть, что бы с вами тогда произошло. Очень не хотел бы. – Он с коварной улыбкой кинул на девушку мимолетный взгляд и тут же, болезненно скривившись, отвернулся.

Затем властно бросил юркому приспешнику:

– Заклинателей пространства сюда… Всех!

Жеглард разошелся не на шутку – кого испепелил, кого в камень обратил, а кого-то вообще в пространствах развеял, исключив в дальнейшем саму возможность соединения тела и разума. Вороньим операторам злобный господин наказания всё еще не придумал. Они явно заслуживали более долгих и изысканных мучений. Быть развеянными в прах – слишком легкая смерть для них.

Граф в раздумье расхаживал вдоль ряда закованных в цепи нерадивых исполнителей его воли, замерших в полуобморочном состоянии и со страхом ожидающих своей участи. Но тут послышался осторожный цокот копыт и хриплое покашливание.

– Кто там еще? – рявкнул Предводитель жалко жмущемуся на пороге залы дворецкому.

Тот, низко согнувшись и нервно перебирая когтистыми пальцами край обшитой золотым позументом ливреи2, произнес:

– Там… господин Черный Смерч пожаловали…

Жеглард махнул рукой в сторону встрепенувшихся операторов:

– Убрать! – И указал на дверь: – Пригласить Его Темнейшество!

В залу вихрем ворвался новый гость. Высокий, черноволосый, донельзя субтильный. Его можно было бы назвать тощим и бледным, если бы не поразительные гибкость и подвижность, страстность в движениях, огонь во взгляде угольно-черных глаз. Широкий плащ развевался от его стремительно-порывистой походки, даже легким мановением руки он создавал вокруг себя постоянный круговорот воздуха.

Молодой господин Нерц, владетельный князь Ветреных Земель, гордый представитель верхушки мрачноаристократического общества, носитель знатной фамилии Темнейший Черный Смерч, не утруждая себя расшаркиваниями перед хозяином, с интересом уставился на Антонину, привычно опустившую взгляд при появлении темного существа:

– Это то, о чем я думаю?! Злонравный дядя! Да у тебя тут…

– Рад приветствовать, мой злокозненный племянник, – прервал его на полуслове Жеглард. И повернулся к Антонине: – Не будет ли так любезна моя дорогая госпожа собственноручно распределить по камерам нерадивых слуг? Вы были правы, за всем постоянно приходится следить, ничего подчиненным доверить нельзя.

Девушка коротко поклонилась господам и, мановением руки собрав заключенных в непроницаемый сосуд, направилась к выходу из залы. Когда она удалилась, Смерч, быстро дернув тесемки плаща и бросив его на ближайшее кресло, восторженно воскликнул:

– Да у тебя тут замороченная светлая Воительница! Ну, дядюшка, ты просто монстр! Уступи ее мне! Если я ее съем, поглощу, растлю – какой мощью неимоверной обладать буду! Да мне всё нипочем станет! А ты чего силищу такую не используешь? Возишься с этой вражиной, как с принцессой. Порадуй племянника, дядя! Уступи, не скряжничай!

– И не проси, чудовищный мой, – усмехнувшись, ответствовал хозяин.

– Ну, продай или обменяй! Я тебе за нее что угодно отдам! А хочешь коралловый жезл? Я знаю, ты давно на этот артефакт заришься. Другой такой только на дне морском у мавьего царя имеется.

– Может, и уступлю. Только позже, когда дела сделаем, – задумчиво произнес Предводитель. Так или иначе, ему необходимо было воплощать свои гнусные замыслы в отношении человека и его Хранительницы. – А у тебя на ближайшее время никаких новых злодейств не запланировано? Прогуляешься с нами на границу?

– За кем охотиться будем? – тут же переключился на новую авантюру Нерц.

– За человеком, – нараспев протянул Жеглард, слегка склонив голову.

– За человеком? Откуда ему взяться в Запределье? Насколько я помню, ты все входы-выходы из светлого пространства в мир людей запечатал, – отмахнулся юный князь.

– Нашлась лазейка, недоглядел… Кстати, как там моя злоехиднейшая старшая сестрица поживает? Всё плетет свои интриги?

– Да что ей сделается? Матушка хоть и стара стала, но всё никак угомониться не может. Всю округу уже извела, на соседские владения зарится. Как мой злонамеренный родитель в сражении с этой стервой Воительницей сгинул, так мать-старушка за двоих старается.

– Злоречивый мой, ты на Антонину-то не бушуй. Если бы не она, ты бы до сих пор у своего катастрофического родителя на побегушках был. А так – ты уже восемьсот лет как Темнейший князь, полноправный хозяин Ветреных Земель и Владетель Морских Пределов. Кроме того, такой родословной, как у тебя, мало кто похвастать может. По материнской линии ты – племянник самого Черного Предводителя, а по отцовской – Всетемнейшего Властителя. Один из претендентов, так сказать, на трон…

– Трон для меня – пустое место. Пусть другие соискатели из-за него друг друга в корень изводят, – отмахнулся молодой князь. – А что от родителя мне досталось кроме знатного имени? Развалины родового замка, пустая казна, да вот эта безделица? – порывистый юнец небрежно бросил на ковер связку серебристых перьев. – Мамуля что-то там об их ценности говорила, я и не запоминал особо. Но, думаю, это всё бредни выжившей из ума старухи. Какая в них важность? Блеск один… Глазам от него больно…

Взгляд Жегларда сверкнул. Моментально оградив зрение светозащитным заклятием, граф схватился за подлокотник кресла, стремительно вскочил. Но тут же взял себя в руки – прошелся по зале, остановился у высокого окна и сделал вид, будто рассматривает что-то очень интересное в ночном саду.

– Что там, дядя? – вслед за ним рванулся к окну и Смерч.

– Что… там? – помедлил с ответом Предводитель. – Да Гордыня опять разошлась. Уже и не знает, куда эту роскошь приткнуть. Весь двор музейными ценностями заставила, все колючие кусты переломала… – И перевел разговор на другую тему: – Что-то не стремишься ты остепениться, потомством обзавестись?

– На кой они мне, потомки эти? Летать за ними по разным пространствам, выбирать достойного, обращать к тьме… Или вести под венец какую-нибудь обезличенную человеческую женщину, напрочь лишенную настоящих эмоций? Зачем? Для чего? Чтобы потом начались интриги да посягательства на добро накопленное? Чего я от наследников этих ждать должен? Чтобы злопыхали без конца да норовили меня поскорее в Тихую Обитель упечь? Не дождется маман внуков. Она меня с этими разговорами до того замучила, что я порой в бешенстве верхний предел тьмы перейти готов.

– Угомонись, аспидский мой. Помнишь тетку свою троюродную, Рабьезу, маркизу Вздорную? Ты сам видел, как она полтора столетия тому назад на приеме у Сумрачного Лорда так разошлась в буйстве своем, что нечаянно за предел перевалила да на Светлую сторону выскочила. Чего-то ей там недодали, должного поклонения не выказали, вот она и взорвалась, словно переспелый помидор. То-то смеху было – в черном царстве белая ведьма! Нам ее тут же ликвидировать пришлось. К великому удовольствию твоей анафемской матери. Уж больно родитель твой неравнодушен был к ее прелестям.

– Кстати, о прелестях. Ты мне Воительницу когда отдашь?

– Отдам, отдам. Позже, – ответствовал граф. – Я же сказал тебе. Пообещал. А мое слово, сам знаешь, крепче… Придумал! За Антонину я с тебя детских слез возьму всего-то раза в… три больше того, о чем договаривались во время последней нашей сделки. Оплата – предварительная… Кстати, принес новую партию? Возьму еще… да вот хотя бы перышки эти, – он кивнул на брошенную Нерцем связку перьев. – Чего им без дела валяться? Пусть Гордыня со своих экспонатов пыль сметает. Она любит всё яркое…

– Жадоба ненасытная! – отвернувшись, сквозь зубы процедил племянник.

– Я всё слышал, – почти пропел дядюшка.

– Это комплимент, сам понимаешь, – мерзко улыбнувшись, в тон ему ответил гость.

– Знаю и ценю твою изворотливость, – еще шире оскалился Жеглард. – А не отужинать ли нам? Проходи, порывистый мой, в обеденную залу. Там как раз всё готово. Твое любимое свежее мясо.

– Ага! – зловредный племянник, расшвыривая слуг, понесся на запах крови.

Жеглард проследил, пока тот удалится на достаточное расстояние, и жестом подозвал подручного – ближайшего своего советника.

– Знаешь, что это? Помнишь? – помахал перед его длинным носом связкой перьев, заключенных в прозрачную, непроницаемую для убийственного света оболочку.

– Не может быть! Проница…

Предводитель с размаху пнул слугу по чешуйчатой ноге. Зубастая пасть подчиненного с лязгом захлопнулась.

– Ты еще с главного балкона об этом провозгласи! – злобно зашипел на него господин, протягивая блестящий ключ на длинной цепочке. – Тихо! Чтоб никто не понял, не заметил. Ключ береги как зеницу ока! Сделаешь дело, сразу отдашь мне! А этот, с позволения сказать, веер отнесешь в дальнюю кладовую. И спрячешь так, чтобы ни живой, ни мертвый даже подумать не могли, что это за вещица, пусть и в голову никому не придет, что она вообще в пространствах существует!

Он проводил подручного взглядом, размышляя про себя:

«Никому не доверяю… Всех подозреваю. Поэтому почти всё самому приходится делать… И кого посвятить в тайну заветного ключа? Вернее, кому открыть местонахождение дубликата?

Советник темный, но хитрый. Того и гляди, воспользуется моим артефактом, открывающим все замки и расщепляющим пространственные слои, да в сокровищницу проникнет… Антонина хоть и не обращена до конца, но честность и преданность ее сомнений не вызывает. Как-никак она моя правая рука.

И кто в случае чего меня выручать кинется? Советник? Да он сбежит, прихватив по пути всё, что под когтистую лапу подвернется… Решено! Место хранения запасного ключа покажу одной только Воительнице… Нет… Не покажу. Вдруг что-то непредвиденное произойдет? Никому не доверяю…»

ГЛАВА 4

Сергей открыл глаза, и ахнул:

«Это – не сон?! Это всё на самом деле происходит?»

Он неподвижно лежал на спине, а над ним, образовав правильный круг, подняв к синему небу остроносые головы и расправив широкие крылья, стояли восемь длинноногих журавлей. Их клювы будто испускали искрящиеся лучи света, которые сходились вместе высоко над головой Сергея. В точке пересечения ярко сиял бирюзовый кристалл, фокусируя исходящий от птиц свет и перенаправляя его на распростертого меж ними и ничего не понимающего человека.

– Процесс идентификации завершен. Всем спасибо. Молодцы, ребята, хорошая работа, – услышал доктор над собой слегка надтреснутый и с некоторых пор очень знакомый голос.

Кристалл погас, растворился в воздухе. Журавли сложили крылья, расступились, разошлись по небольшой поросшей мягкой травой полянке на своих тонких ходулях. Через некоторое время, словно немного посовещавшись, большие птицы дружно повернули головы в сторону человека и на пару мгновений замерли в изящном почтительном поклоне. Затем все вместе развернулись в одном направлении, подобрались и устремились вперед, беря разбег и отталкиваясь от земли крепкими худыми ногами, пока не взмыли в небо дружной стаей. Сергей приподнялся на локте, провожая их взглядом. Оглядел зеленую полянку, заросли шиповника на залитом закатными лучами пригорке, светлую, тихо шелестящую яркой листвой березовую рощицу.

Перед ним на коленях стояла бабка. Она взялась за голову доктора шершавыми ладонями, осторожно повернула из стороны в сторону, пристально заглядывая то в один, то в другой глаз, сосредоточенно высматривая что-то поверх его лба и, казалось, даже внутри черепной коробки.

– Бред! – мужчина попытался тряхнуть тяжелой головой.

– Тихо-тихо, без резких движений! – старая женщина цепко сжала пальцами его виски и вновь внимательно впилась взглядом внутрь черепа. Еще немного его обследовала.

– Кто вы? – обеспокоенно воззрился на нее доктор.

Вместо ответа старуха улыбнулась. Лишь осторожно потянула его с мягкой зеленой травы:

– Ну, вставай! Вставай, касатик, в избу пойдем, ночь уже скоро…

– Где я? – с недоумением оглядывался Сергей.

– Да дома, родной. Уже дома.

– Где?

– Дома у нас… у меня, – поправилась бабулька, направляя ничего не понимающего доктора к старенькой бревенчатой избенке.

Аккуратно провела его через низенькую дверь, проследив, чтобы не стукнулся головой о притолоку, усадила на колченогий стул у скрипучего, покрытого серой льняной скатертью стола. Присела напротив и с нескрываемым любопытством стала рассматривать озадаченного гостя.

Сергей со своей стороны тоже наблюдал: обитательница захудалого домишки была по меньшей мере странная (чтобы не сказать – чокнутая). Вроде обычна старуха, но взгляд… Смотрит и всё чему-то усмехается. Порой удивляется каким-то своим мыслям, время от времени задает наивные вопросы. А ответ будто заранее знает, проверяет – соврет гость или нет. Зараза такая…

Разум Сергея сопротивлялся изо всех сил: ну никак он не мог допустить присутствия в своей жизни каких-то фэнтезийных аномалий, сияющих порталов и прочего волшебства. И сейчас тщетно пытался удержать себя в рамках привычной реальности.

– А что такое реальность? – бабка, неведомым образом прочитав его мысли, прищурила один глаз, глядя на доктора с усмешкой. – Думаешь, это то, что можно увидеть, услышать, на зуб попробовать? То, что вы своими пятью чувствами определить пытаетесь?

Она встала, отошла к печи, к кипящему в чугунке вареву, и замолчала, помешивая содержимое деревянной поварешкой. Немного погодя наполнила темной жидкостью большую кружку и протянула Сергею, проговорив:

– А вот выпей. Посмотрим – пять ли у тебя чувств.

– Женщина, какими грибами вы меня опоить хотите? Что за дела тут происходят? – нервно отстранился тот.

– Ты на грибы-то не наговаривай! – хозяйка выпрямилась. – От грибов в жизни своя правда имеется. Вы вот их мухоморами окрестили, а они…

Глаза Сергея округлились. И бабулька, видя его реакцию, поспешила уверить:

– Да что ты, нет-нет. У тебя тут в кружке травки особые успокоительные. Заварила для того, чтобы всё, о чем я тебе сейчас говорить буду, воспринял адекватно. У меня же тут своя технология производства, всё по рецептам, всё по правилам…

Гость осторожно отхлебнул глоток. На вкус – обычный травяной чай. Хотя после третьего глотка в душе… что-то хрустнуло… Да-да, именно хрустнуло, растеклось по нутру золотым сиянием. И Сергей впал в какое-то беспамятно-летучее состояние, когда явь и сон, замысловато переплетаясь, слегка подрагивая и волшебно переливаясь, играя разноцветными сияющими бликами, рисуют в воображении такие яркие, такие изумительные картины, что сознание заворачивается тугим узлом и, вдруг вспыхнув, разлетается звонкими брызгами в необозримом пространстве. Скрипучий старушечий голос, поразив слух неожиданно плавными и нежными нотками, божественной мелодией звучал вокруг и в то же время внутри гостя, притягивая и завораживая. Он то доносился слабым эхом из далекого далека, то, постепенно разрастаясь и накатывая, обрушивался неудержимой лавиной, огнем растекался по венам, вибрировал и раскрывал-рассказывал Сергею его же жизненную историю, бесцеремонно вплетая в нить повествования неприятные, порой рвущие душу комментарии и умозаключения.

* * *

По залету женился… И откуда узнала? И что за выражение такое – «по залету»…

Взгляд доктора был устремлен в потемневшую от времени бревенчатую стену. Воспоминания нахлынули волной. Столь долго сдерживаемые эмоции заполнили всё его естество… Светлана! Его Светка, которая была и солнцем, и радостью жизни, и воплощением всех его желаний и чаяний. Она еще в школе заняла всё его сердце – всё, без остатка.

Когда, заливаясь краской стыда и кусая губы, призналась, что беременна, столько чувств разом вспыхнуло в сознании: Сергей не смог сразу сказать, что творится у него в душе. А она, прижав ладошки к мокрым щекам, ждала. Смотрела на него испуганным взглядом и ждала ответа. Родители, конечно, были против раннего брака. Институт, соревнования… Но он смог всё – и переубедить родителей, и наладить контакт с ее суровым отцом, и работать, учиться, тренироваться…

Когда родилась Иринка, когда взял он ее на руки – такую хрупкую, такую родную… Столько было счастья, когда эта малышка, неосознанно схватив Сергея за палец, с глубокомысленным видом пыталась покусать его беззубыми деснами.

Он всегда был рядом, с замиранием сердца следил, как малютка делала первые шаги. Как спешила навстречу, распахнув объятья, когда после лекций забирал ее из детского сада… Приводил дочку домой и уходил на работу (по вечерам трижды в неделю успевал тренировать юных спортсменов). А уже на третьем курсе института, отведя свою любимицу в детский сад, бежал к профессору за новыми, интересными и такими необычными знаниями…

И в памятный для семьи год, когда дочь уже готовилась к школе – вертелась перед зеркалом, любуясь новой прической с огромными белыми бантами, – о своем решении прийти в этот мир заявил и Славик… Чего еще желать: замечательная семья, двое здоровых детей, интересная работа…

Но голос бабки вынул его из безмятежно-созерцательного состояния – не так всё радужно. Вот денежные трудности, вот череда неприятных событий с коллегами по цеху, вот та ужасная драка… После травмы позвоночника и перенесенной операции в отношениях со Светланой всё изменилось. Его всегда такая солнечная, такая радостная жена вдруг стала замкнутой, молчаливой. Порой, взяв на руки дочь, она судорожно прижимала ее к себе и что-то пыталась вспомнить, напряженно хмуря красивые брови. Свет как будто ушел из ее естества, она часто заходилась в истерике, обвиняла мужа во всех грехах. Даже рождение Славика не заставило ее вернуться к жизни.

Жена становилась всё угрюмее, всё нетерпеливее и под конец, заявив, что не может больше «существовать в таких условиях», потребовала оставить ее и детей. Не сразу, конечно. Сначала года два тайно встречалась с другим. А потом, когда Сергей, как в классическом анекдоте, раньше намеченного времени вернулся из командировки, всё раскрылось. Светлана, конечно, обвинила в произошедшем мужа – из-за его постоянной занятости, из-за невнимания к семье (что, по сути, не соответствовало действительности), но пути назад уже не было. Разочарованный и оскорбленный в самых лучших чувствах, Сергей собрал личные вещи, загрузил их в машину и уехал. Из семьи, из города, от любимой работы, от прежней жизни…

* * *

Доктор проснулся от странных звуков: под топчаном, на котором он неизвестно как оказался, кто-то возился, кряхтел, время от времени чертыхаясь. На размышления о том, что уснул за столом, а проснулся… неизвестно где, не было времени.

Мужчина сгруппировался и, соскочив с деревянного лежака, дернул на себя лоскутное одеяло. Из-под дощатой лежанки торчал старый валенок. Сергей заглянул в подкроватную темноту – где там столько места-то? Глянешь сверху – максимум полутораметровая постель, а под ней – как будто еще метров пять до стены, если не больше…

Бабка на четвереньках, пятясь задом, вытащила на свет два кувшина. С трудом выпрямившись и отряхнув с подола какие-то перья и обрывки паутины, она влезла ногой в валенок, бережно подняла один из сосудов (по виду – глиняный, покрытый белой эмалью) и поставила на табурет. Второй кувшин, угольно-черный, с узким горлышком, деловито заткнула кукурузным початком. Наконец обратила внимание и на гостя:

– Чего рано поднялся, милок? Спал бы еще. Солнце вон только взошло.

Сергей молча присел на кровать. В голове было звонко, ясно и пусто. На душе легко. Боль, долгие годы сковывавшая сердце, не дававшая вдохнуть свободно, полной грудью, исчезла. Воспоминания остались, но были какими-то невесомыми, наполненными легкой грустинкой и светом. А боль ушла. И еще… не было страстного желания возвратиться в свой мир, в свой город, вернуть всё на свои места. Он будто оказался там, где нужно. Откуда знал? Душа, что ли, подсказала?

Доктор осмотрелся: в окно заглядывало солнце, освещая комнату красноватыми спросонья лучами. Бревенчатые, потемневшие от времени стены. Домотканый ковер над его лежаком. Белый, отливающий холодным серебром кувшин… Сергей был готов поклясться, что из высокого сосуда поднимаются сияющие искорки. Он открыл было рот, но бабка проворно прикрыла посудину рушником3, искусно расшитым красными цветами. Пока она возилась со вторым, черным кувшином, в воздухе разлился приятный цветочный аромат. Сергей вспомнил – так пахли мальвы, что росли в палисаднике его бабушки. Он внимательнее взглянул на льняное полотенце и обомлел: вышитый гладью лепесток явно смахивал на настоящий. Такой бархатистый, живой.