Иван стрелец. Песчаная башня

Вот как-то приехал опять в Москву Илмар Нильсон,и предложил скоротать время в той самой таверне. где были румяные мать с дочерью,в Немецкой слободе.Телятьев согласился,и с удовольствием ел окорок по баварски,запивая хорошим пивом.а когда его датский друг сказал,что завтра сговорились они с друзьями поохотится с лёгкими аркебузами на дичь разную в Подмосковье,и что он приглашает своего друга принять в той охоте участие,и что познакомит его с очень важным шведским негоциантом,заправляющим делами чуть не на пуды серебра,и что он,Телятьев может быть ему полезен,во славу государеву,приветствующего торговлю с иностранцами,дьяк закручинился,как следовало ему с его прозвищем.И поведал,что никак не сможет завтра.что скоро,совсем скоро надо ему ехать,а пока три дня пройдут в подготовке к поездке.

Друг-датчанин спросил можно ли будет ему навестить Телятьева перед отъездом и тот ответил,что конечно да.

А случилось вот что.Утром этого дня позвал дьяк, первый судья приказа, Висковатый Иван Михайлович, Телятьева в свои палаты,и наказал ему быть сегодня у него в хоромах в Белом городе.Телятьев удивился,однако показывать этого не стал, и как и сказано было в назначенное время явился в дом к Висковатому, где был принят в кабинете того,в котором уже сидели по лавкам не учитывая чинов,знакомый дьяку.подьячий другого стола,но тоже Посольского приказа,Потрохов,по прозвищу Алтын, льстивый угодник Никиты Романовича Захарьина, посаженного вторым судиёй после внезапной кончины его двоюродного брата Василия Михайловича, ведать переговорами с литовскими посольствами. Льстеца этого однако же боярин видимо не сильно жаловал. Раз год уже держал в подьячих. «У, кошкины отродья!.– подумал Кручина- Всюду засели!» Четвёртым был тут же в кабинете не знакомый Кручине стрелецкий сотник, видимо из детей боярских, не велика птица.

–Телепнёв это,Данила Романович-указав на сотника сказал дьяк Висковатый.

Сотник учтиво поклонился.

–Дело есть для вас.Дело государево.Важное.И тайное!-торжественно начал Андрей Михайлович-Если дело справите,то награды будут не малые. Ну а если нет,то лучше вам всем живыми не ворочаться.

Сотник и Алтын и не моргнули,а Телятьев сглотнул комок возникший в горле.

–Что же за дело такое, Андрей Михайлович?!

–Поедете с посольством.Ты, -дьяк указал на Телятьева-Ты будешь дела вести.и бумажные и денежные.А подьячий тебе помощником будет.Ну а ты,Данило Романович,будешь охраной командовать.Людей сам подберёшь,каких знаешь.

Сотни кивнул коротко,как военному привыкшему исполнять приказы,и следовало,а Телепнёв спросил:

–А кто же будет за старшего в посольстве?

–Боярин один- Висковатый наморщил лоб -Квашнин-Отороков, вроде.Он из захудалых,но царь батюшка даёт ему службу ради его выгоды.Как отцу нашему о нас сирых заботящемуся и положено.Да продлит Господь годы его.

Тут боярин перекрестился на иконостас украшавший угол егокабинета,все кто был с ним наложили на себя крестное знамение.

Телятьев попытался припомнить кто такой Квашнин-Отороков,но не смог.Не мнил он про себя такого, однако же подумал тогда,что если шлют какого-то захудалого.да в таких делах не сведущего.значит как не крути.а главой посольства .хоть и не гласно.будет он.Голова его чуть закружилась от мысли,что вот и он сподобился,за столько лет службы верной и беспорочной.

–Куда же надо ехать,и зачем?-спросил он своего начальника.

Висковатый тем временем крикнул своего слугу,да велел ему принести кваса по ядрёней, да чего-нибудь перекусить,да вот хотя бы речных окуней,сушёных.Слуга поклонился и пропал за дверями.

–В горле однако пересохло! -оправдался дьяк за слабость свою,которую боялся показать уж очень очевидно,такой неприятный страх нагнал на него выскочка царский дьяк Андрей Щелкалов шепотом своим змеиным говоря всё,что теперь переповторял он этим троим.

Пока ждали слугу,молчали.Сотник сидел на лавке прямо,устроив саблю свою между колен,и сложив руки на груди.Подьячий Алтын озирался,будто выискивал что.А Телятьев думал,что вот уйдёт уже когда на покой Висковатый,пришлют в приказ Посольский нового первого судью,опыта не имеющего,да поди молодого,отчего бы тогда не ему,Степану Телятьеву и заправлять всем приказом.А Иван Михайлович и понять не успел ,и не смог как это Щелкалов из них двоих ,в дело о посольстве стал главным. Вот всё доискивался Иван Михайлович причины отчего он, уж почитай двадцать лет бывший на службе, глава приказа, печатник и Думы царской заседатель, стал так трусить когда видел или слышал Щелкалова. Может потому, что на соборе два года назад, он советовал мир с Литвой заключить, и не требовать тех городов ливонских, что поляки уже заняли? Оказалось тогда, что царь то собор собрал не для совета, а чтобы утвердить своё желание продолжить войну, а Щелкалов то ли знал, то ли догадался, и совет его был против совета Висковатого- литвинам не уступать. Вот и смотрел теперь царь косо на своего верного слугу Ивана Висковатого, сына Михайлова.

Слуга принёс квас и окушков,уже чищенных,без костей.Поставил перед гостями,налил кружку хозяину,поставил перед ним,и удалился.Алтын пошел к столу,налил себе кваса ,взял окушков.и вернулся на свою место.Больше никто к угощению не притронулся.

Иван Михайлович отпил.поморщился от того как квас ударил внос.и сказал:

–Чего носы то воротите?!Угощайтесь.А.ладно,предложил и будет с вас. Так вот,– отхлебнул из достокана-ехать надо будет в Ригу.

Телепнёв выпрямился ещё больше,а Телятьев решил,что ослышался.Только Алтын жевал окушков,и запивал квасом ,как бы и не печалась о том куда они поедут, да хоть к крымскому хану.

–Как же мы в Ригу попадём?-спросил дьяк-Там же вокруг земли литовские!В Ригу только морем если.

–В море шведы-ответил Висковатый. –У нас с ними хоть и союз, но кто знает…уж больно дело ваше секретное. Да и союз нонче то ,как король у них сменился, под большое сомнение можно поставить.

–А на земле литовцы и ляхи.Я не о себе пекусь,я за дело государево готов и жизнь положить,но как если они письмо захватят,что тогда?

–Письмо важное,его в чужие руки отдать нельзя.Вас мало будет,поедете вы по вотчинам тамошних бояр,тайно.Только у самой Риги проедете несколько вёрст по литовкой земле-боярин помолчал-Может и проскочите.А нет,так прежде чем головы сложить,или в затвор угодить,договоритесь кто бумаги важные спалит…или съест!-добавил Висковатый глядя как Алтын поедает рыбу-Вон у тебя.Телятьев, какой зубастый помощник то будет!

И засмеялся.

–Встретят вас на границе ,и проводят.Об этом с тобой,Данила Романович,я особо поговорю.

Иван Михайлович встал,и обратился в Телепнёву и Алтыну:

–Ступайте,а через три дня,утром,готовы будьте ехать.Поедете с моего двора.Здесь ты и бумаги все для тебя нужные получишь,и казну посольскую.И о разговоре этом,о том что вам предстоит,никому!Или лучше рты себе зашейте.коли смолчать не сможете.

Приказные вышли,при этом Алтын сунул в карман не доеденного окушка, а Телятьев решил,что поедет в своём немецком возке.

Два дня Телятьев ходил мрачнее тучи по дому.всё думал,отчего же его на такое опасное дело определили.Решил, было потому мол,что дело важное,что решил царь-батюшка,не без слова конечно всесильного Щелкалова,послать лучших слуг,что у него есть,а значит надо ему,Степану Телятьеву,гордится,про него сам наипервейший царёв слуга знает. Но потом мысли его сложились по другому. Знал он, что начальник его, Иван Висковатый человек старых традиций и дум, читал Телятьев как тот во времена церковного Собора .в году от Сотворения Мира 7062 –ом (1553 год) , что собран был для разбирательство ереси Матвея Башкина, говорил против , на фряжский манер писанных икон. Когда был Телятьев в Праге, видел он в тамошних храмах иконы эти, в той же манере писанные, и ничего в них противного вере не нашёл. Напротив лики Бога-отца и Бога-сына, и Богоматери, смотрели с тех икон как живые. Благо и святые отцы посчитали тако же, и велели тогда Висковатому впредь хульных мыслей в голове не иметь, а чтобы не повадно впредь было, лишили на время причастия. Вот и думал теперь Телятьев, а не затаил ли злобу Висковатый, посылая его в волчью пасть, не думал ли он погубить молодого любомудра, который не раз говорил, что фряжские иконы, сердцу его и взору милее, нежели византийские.

На третий день начал дьяк собираться,брал с собой самую малость.И тут пожаловал к нему в гости Нильсон,и хоть думал Телятьев,что нет времени у него,что надо выспаться как следует.чтобы была видна в лице его бодрость,которая была бы признаком решимости дело делать исправно,но соблазнила его деревянная коробка.что была зажата под мышкой датского друга.Коробка была большая,и видно было.что отделана хорошо,и стоит видимо не дёшево.

–Друг мой-начал датчанин,когда уселись они на европейский манер за питейный столик,на котором дьяк иногда любил ещё и в шахматы сам с собой поиграть-Нельзя словами сказать,как опечален я тому.что не смогли вы с нами поохотится.Охота была отменной,как впрочем и всегда в России.У нас то дичи уже не осталось!

Тут лицо его приобрело смущённое выражение.будто бы извинялся он перед дьяком за убогость охотничьих угодий в своей стране.

–А герр Аксель Карлсон,тот самый негоциант,что так желал с вами познакомится,огорчён даже больше чем я!Он вдохновлён рассказами о вашем необыкновенном уме и начитанности.-тут лицо Нильсена стало скорбным-Ведь такие люди как вы редкость в Московии.

Скромно улыбнувшись Телятьев отпил вина.

–Герр Карлсон обеспокоен вашей предстоящей поездкой,ведь времена сейчас не спокойные,и решился,надеясь, что выне отвергнете его,сделать вам подарок в дорогу-датчанин отодвинул налитый ему кубок,положил коробку на столик,и щелкнув застёжкой открыл

Заглянув Телятьев удивлённо поднял брови.Внутри,на красном бархате,стволами друг к другу.были уложены два пистолета.оружейные новинки,только- только входившие в употребление.Дьяк осмотрел маленький банник,лядунку для пуль,рожок для пороха.и сами пистолеты с необычными,колесцовыми замками.Всё было изящной выделки,и украшено серебром.

–Это не мало стоит!-восхищённо сказал он отхлёбывая из кубка.

–Не мало,но надеясь на дружбу, гер Карлсон,решил не скупится.К тому же вам,в поездке.которая моет быть опасной,это очень пригодится!

–Да уж!Хоть и с охраной…-делая большой глоток,Телятьев продолжал-…а всёж опасно по литовской то земле.да ещё разорённой войной,до самой Риги!

–До самой Риги!?-участливо посмотрел на дьяка датчанин-В Ливонию!?Но там же война!

–Ну.пока что перемирие.Вот и повезём государево письмо рижанам!

–Вы беспримерного мужества человек.подобный античным героям!-не меняясь в лице подвёл итог Нильсон-Однако и мне пора,дела.Да,дела!Будем ждать вашего возвращения,и уж тогда обязательно выедем на охоту.

–Да уж…-чувствуя как тяжелеют веки пробормотал Телятьев.

Датчанин ушел,а дьяк добрался до своей мягкой скамьи с европейской спинкой,и на ней уснул

Проснулся Телятьев ночью,поднял слуг,и жену,и велел собирать его,как и наказывал-очень скромно.Выпил ещё вина,что нашёл на шахматном столике.Увидел коробку с пистолетами,вспомнил визит датчанина.Вспомнил и то,что сболтнул лишнего,но решил.что всё это останется между ним и Нильсоном.Пистолеты решил взять с собой.

Коротко попрощавшись с женой,вышел во двор где ждал его не топленный немецкий возок.Подождал пока возница уложит во внутрь его не большой скарб,уселся сам и велел куда ехать.

На дворе дьяка Висковатого хоть и было ещё темно.его уже ждали.Алтын со слугой загрузил в возок ящик с серебром,потом складной стол,с ящиком для бумаг. Андрей Михайлович обнял Кручину.сказал:"С Богом!",и отпустил перекрестив, а потом перекрестил и возок.когда тот выезжал за ворота.

Пака ехали по Москве до условленного места,дьяк только и сказал Потрохову,чтобы тот растопил печь,и указал где у неё хранятся угли.

На месте ждали их стрельцы во главе с сотником Телепнёвым.Потом появился возок боярина Кваснина. Кручина показал главе посольства ящик с казной,и помолившись,они тронулись в путь.

Тряхнуло так сильно,что все проснулись.Алтын зевнул,Беда потянулся,а боярин Кваснин первым делом нащупал заветный ларец укутанный вместе с ним покрывалом.

–Приехали что ли?-спросил он

–Почти…ага!-ткнул в слюдяное оконце Беда,за которым с правой стороны возка видны были серые городские стены.

Кручина же уперся в это тусклую преграду,что делила пространство на мир во вне,где для него всё теперь было опасно,и на мир внутри возка,где никакой защиты для него не было.

–А ведь получается,что это друг Илмар предал.Больше то не кому.-подумал Кручина,

И что ему теперь делать, он не знал.

Ян Кароль Ходкевич, гетман ливонский, губернатор ксиества Инфляндского, или Задвинья, в это утро как обычно в последний год, страдал от двух вещей. Первой была не разделённая страсть к панне Калиновской, вдове ловчего Велижского и Витебского, пана Калиновского, назначенного генеральным подскарбием ксиества, приехавшего с молодой женой, сразу же после свадьбы, и умершего на первой недели своей жизни во вновь обретённом поместье,во владениях бывшего баронства Гусаки, от старости. Панна Калиновская стала вдовой и наследницей поместий в Литве, привилегий на винокурение и торговлю хмельным в пределах воеводств Витебского и Велижского, и обширных владений в Задвиньи, нарезанных из земель оставшихся в военное лихолетье без хозяев. Став теперь желанной партией для любого мало мальски мнящего себя завидным женихом шляхтича, она не спешила выехать в Литву, а предпочитала оставаться в ксиестве возбуждая к себе интерес и купаясь в волнах восхищения и обожания. Понятно,что молодой гетман Ян Кароль, наследник могущественного рода Ходкевичей, герба Косцеша, видел в панне Калиновской достойную для себя партию, а себя единственным достойным её женихом. Но увы, дразня и возбуждая в нём интерес, ветреная вдова играла его чувствами, но повода быть уверенным в скором обладании не давала.

Другой причиной для страдания гетмана, доставлявшей ему страдание физическое, а не сердечное, и потому тяжело переносимой, был запор, открывшийся у него летом прошлого года, когда пытался он покорить город Ригу.

(ПРИМЕЧАНИЕ-Авторы знают, что в то время в Задвинье был губернатором не Ян Кароль, а его отец Ян Иероним Ходкевич. Его же третьему ребёнку, и третьему сыну, тогда едва минуло семь лет. Но авторы напоминают, что романа не строго документированное повествование, и основным источником текста является вдохвеная фантазия авторов).

Молодой гетман, не корил себя за ту авантюру, что совершил благодаря своей страсти, он корил себя, за то, что дело пытался сделать необдумав, не подготовившись как следует, но даже если и так, то даже и не в этом была причина укоризны, а в том, что не сумел он свершить задуманное, пусть и плохо подготовленное, разве истинный шляхтич рука которого тверда, а сердце подобно сердцу льва не знает страха, станет останавливаться на полпути, ведь всё бы что не делал он, зависит только от него. А он, гетман Ян Ходкевич, наследник славы своего отца, и герба предков, позорно бежал с поля боя, став на какое-то время посмешищем и в Вильно ,и в Кракове.

Он как кавалер и рыцарь не мог обвинить в своей не обдуманной неудаче панну Калиновскую, хотявиновата была именно она, её божественная красота. Эта красота свела Яна Кароля с ума как только он увидел жену пана генерального подскарбия, и добавила ему безумия когда старый муж так удачно отдал душу богу Мамоне, которомупоклоняются все казначеи. И вот в Виндене, где была когда то резиденция ландмайстеров Ливонсокго ордена,а теперь губернаторов Задвинья, Ходкевич давал обеды, на которых собирал всё шляхетство своего края, до кого только мог дотянутся, местных баронов, из тех, что стремились завоевать расположение новых владетелей этой земли, с их жёнами и дочерьми, чтобы на фоне этих блёклых лиц, красота его панны сияла светом самого солнца. Он был готов на всё, и творил это всё, даже чудеса вдруг осыпая молодую вдову розами из замковой оранжереи среди зимы, или приглашая отобедать у самого моря, на бастионах крепости Дюнамюнде, под пушечный салют в её честь.

В тот день, 7 июля 1567 года, так всё и было. Шумная шляхетская компания сидела за столами поставленными прямо на бастионе, под тентами, сооружёнными наспех из пик и насаженныхна них крепостных знамён. Пили и ели, под музыку небольшого оркестра провозглашая здравицу королю и великому князю, его жене, доброй королеве Екатерине, панне Калиновской и шляхетской доблести.Ян Казимир хорошо помнил этот момент.Ветер с залива надувал натянутые между наконечниками пик знамёна, поднимал края скатертей на столах, и нежно играл золотыми кудрями его вожделённой панны.И вот она встала, подняла кубок вина и голосом подобным голосу райской птицы пропела:

–Я поднимаю этот тост за нашего хозяина, доблестного пана гетмана!

–Виват! Виват! Виват!– ответил ей шляхетский хор.

–Он славный паладин перед которым падут все крепости,сколь не были бы тверды их башни и крепки стены! – она говорила а её высокая грудь вздымалась при каждом вздохе, и Ходкевич был готов поклясться, что видит через платье очертание её крепкого, напряжённого живота.

–Виват! – орали шляхтичи.

–Любая! – подчеркнула голосом панна Калиновская- А не только какая-нибудь Рига!

Она выпила, а над столом повисла тишина.Были слышны только крики чаек, и хлопанье трепещущих знамён.

Все сидевшие за столом повернулись к Ходкевичу. Он сжал рукой ножку кубка, медленно поднялся, отпил, проливая вино на усы, подбородок и грудь. Отер губы рукавом. и бросил кубок о земь. Тот издал жалобный стон, так странно соприкоснулся метал с камнем.

–На Ригу- прошептал Ходкевич, и продолжил уже яростным воплем – на Ригу!

И тут за столом раздался рёв. Повскакивав со своих мест шляхтичи обнажили клинки своих сабель и завертелись в вихре боевого танца.

–Островский!– орал Ян Кароль, тут же перед ним вырос перепуганный комендант крепости,– Островский! Я видел у вас галера, на ней есть пушка?!

–Бомбарда…-растерянно ответил комендант

–Загрузите бомбы и порох,готовьте бомбардиров. Сажайте солдат в лодки…Откройте арсенал, раздайте моим гостям аркебузы и порох! Мне броню и каску!– коротко, покачиваясь на не твёрдых ногах, приказывал Ходкевич.

–Нет!– услышал он голос панны Калиновкой, и задрожал, почувствовав как рука её коснулась его головы- Вам не нужен шлем! Ветер будет играть вашими волосами в битве как играл волосами великого Александра Македонского!

–Да! Да! Да!– закричал Ходкевич и схватив руку панны принялся целовать её ладонь,отдавая приказ коменданту между поцелуями- Велите погрузить на галеру моего коня!

–Я с вами! – шепот молодой вдовы был таким вкрадчивым и страстным,что гетман задрожалснова,а панна Калиновская добавила- Скоро все стены падут!

–Музыканты!– крикнул Ходкевич, заглядывая в глаза своей чаровницы- Музыканты поплывут с нами!

Под свирепые и воинственные крики шляхтичей, волочащих на галеру выпивку и снедь. на ходу кое как снаряжаясь в кирасы. кольчуги и тегиляи, на борт грузили порох и ядра, грузились похолики, саксонские наёмные мушкетёры, и гребцы. По широкому трапу завели коня под седлом, и вслед за ним взошли сам гетман, и панна Калиновская, которую он держал за руку.

Последними поднялись музыканты. Усадив пану Калиновскую в мягкое кресло, рядом с бомбардой, Ходкевич махнул рукой, приказав музыкантам играть, а сам встал подле дамы своего сердца приняв величественную позу, заодно приняв из рук чашника новый кубок, наполненный вином. Подняв кубок высоко, он обвёл взглядом вольное собрание, приветствуя этим жестом, нахмурился, и угрожающе произнёс: «На Ригу!». Осушив кубок подставил его под кувшин опрокинутый чашником. Оркестр заиграл. Галеру оттолкнули от берега, гребцы ударили вёслами о воду. А конь пана гетмана тревожно заржал почувствовав под собой не твёрдую почву.

Комендант Дюнамнде, пан Островский, смотрел на эту героическую комедию и покачивал головой. Он оставался в крепости.

Чуть позже с Рижских пристаней наблюдали как галера под литовским флагом, и флагом герцогства Задвинского, шла на вёслах вниз по Двине, в окружении нескольких больших лодок, в которых кроме гребцов сидели мушкетёры и копейщики, чьи длинный пики с небольшими красно черными вымпелами, топорщились во все стороны. На галере была слышна музыка и крики и песни, и было видно как часть пассажиров пляшет на широкой палубе.

В этот час в Рижском порту, как обычно было много народа, самого разного: портовых рабочих, десятником и приставов, купцов и их приказчиков, матросов с местных и иностранных судов. Все они остановились, забыв свои дела, и смотрели как галера, подобно белобокому баклану, разгоняющему морскую птицу помельче, движется, раздвигая купеческие барки, нёфы и хольки ,и не находили в это движении для себя ничего хорошего.

Вдруг с галеры выстрелила пушка. Бомба, описав дугу над другими судами, и пристанями, упала, пробив крышу в лабазе, и взорвалась, словно мифический подземный великан приподняв тяжёлые бревна складной кровли. Над дырой заклубился дым, видимо содержимое лабаза начало гореть. Было видно как женщина, сидевшая в кресле на палубе при взрыве подскочила, и радостно захлопала в ладоши. Шумная копания ответила ей криками «Виват!», грозя при этом обнажёнными саблями тем, кто в оторопи стоял на пристанях.

Между тем галера причаливала к берегу, напирая на стоявший между ней и пристанью барк, под флагом Семнадцати провинций. Затрещали и причал и судно. Грузчики и команда бросились спасаться, судно накренилось, а люди в галеры начали прыгать на кривую палубу голландского барка, часть из них стремилась на пристань, а часть занялась осмотром трюма внезапного приза.

Удержавшись на ногах при столкновении, гетман Ходкевич обнял панну Калиновскую за талию, и так, держа на весу, перенёс ближе к борту.

–Отсюда вы увидите сражение во всех подробностях. Музыканты, играть! Вина!

Уже поддавшись силе молодого рыцаря, безумствующего ради неё молодая вдова прошептала ему на ухо:

–Как жаль, что нет с нами живописца, который мог бы отобразить ваш триумф на холсте.

Бомбарда выстрелила во второй раз. Теперь бомба упала подальше, у самых ворот Рижского замка, у которых стражники стояли не зная что делать, и в ожидании приказа. Под этот взрыв, сваливший с ног несколько солдат, и с десяток прибежавших смотреть на потеху жителей Земтылты , места где обитали самые бедные жители города, капитан Хорст, бывший в тот день старшим караульного наряда, выводил из замковой кордегардии подчинённый ему караул, лейтенанта, двух капралов, и два десятка мушкетёров. Часть шляхты, уже разогнавшая на пристанях всех кого могли, и поубивав тех кто замешкался, увидели нового противника и толпой ринулись на него, стреляя на ходу, и махая саблями. Один капрал и солдат из караула охнули и упали, а увидевшие, что потеха опасна жители подмостья бросились к своим лачугам. Капитан Хорст приказал своим мушкетёрам стрелять. Нестройный залп, хоть и нанёс урон нападавшим, но только раззадорил их. Поняв, что перезарядит оружие времени уже нет, Хорст обнажил шпагу, и скомандовал подчинённым в атаку.

В это время в башне замка появилась высокая и сухощавая фигура. чем-то напоминающая фигуры обычно изображаемые на флюгерах. Была она длиннонога и длиннорука, одета в военный колет, кожаные штаны, и простоволоса. К правому глазу фигура прикладывала зрительную трубу. Это был комендант рижского гарнизона, полковник Бонифаций фон Крафт. А за его спиной прятался гауптман герцога Кетлера Вильгельм фон Плеттенберг, как раз в этот день явившийся за причитающейся его хозяину платой за сданный рижанам в аренду замок. Гуаптман в отличии от полковника вздрагивал от каждого выстрела доносившегося со стороны замковых ворот. Фон Крафт же оценив откуда исходит угроза, начал отдавать команды. Не прошло и минуты из башни замка ухнула пушка. Ядро улетело на центр реки, едва не задев один из торговых кораблей. За первым выстрелом последовал второй, более удачный. На этот раз замковые пушкари попали в голландский барк, прижатый галерой к пристани, и с которого шляхтичи волокли на галеру огромные круги сыра, и бочки с вином и пивом. Как оказалось на этом барке привезли для городских ратманов дорогие лакомства, и вина, а так же отменное пиво, и он же стал могилой для нескольких любителей дармовой поживы во время военных действий.

Галеру качнуло, музыканты боязливо сбившись в кучу перестали играть. Ещё не до конца осознав, что они стали целью, гетман Ян Кароль услышал третий выстрел из крепости, и увидел как совсем рядом с ним, и панной Калиновской, ядро проломило борт, разметало в стороны человек пять команды и саксонских мушкетёров, всё ещё не спустившихся на пристань, и снесло за борт, в воды Двины его любимого коня Войтылка.

Панна Калиновская схватилась руками за голову, уже втянутую в плечи, как то внезапно потеряла в росте, и завизжала. Капитан галеры бегал вокруг гетмана. Который потерял дар речи от внезапной и горькой утраты, был готов бросится в реку спасть своего коня. Шляхта отягощённая награбленным добром начала перебираться с раздавленного голландского коробля на галеру. А капитан, видя, что ничего не добьётся от Ходкевича, привёл яростными криками в чувство свою команду, и приказал отходить на середину реки. Галера нала медленно отваливать от берега, за ней стали разворачиваться лодки с солдатами, с которых так никто и не сошёл на берег.