Северная дорога. Роман об английской магии

Пожилая женщина с улыбкой взяла книгу, но очень скоро Сорсби понял, что ничего по планетарной магии они обсуждать не будут. Не найдет он здесь ни друга, ни собеседника на эту тему – и глупо было с его стороны не уяснить это еще когда он обменивался письмами с дальней родней колдуньи. Объяснение было типичным и, как и ожидалось, вполне простым:

Старая Матушка Хоббс не умела читать.

                                            ***

Дни шли дальше, и Сорсби приступил к выполнению своих обязанностей. Помощники хитрых людей, как это было заведено в традиции, были помощниками в самом буквальном смысле этого слова, а потому всегда помогали своим наставникам по хозяйству. Потому теперь Сорсби вставал достаточно рано, разжигал камин, чистил толченым мелом раковину, прибирался в кухне и коридоре, и, заглянув в крошечную кладовую, готовил нехитрый завтрак для себя и хозяйки жилища.

В один из таких дней, когда в домике Старой Матушки уже стало заметно чище (и в разы уютнее), а сама колдунья проснулась и, пользуясь наличием дневного света (столь короткого явления зимой), зашивала пострадавший жилет, которому оказалось нужно куда больше починки, чем предполагалось ранее, сам волшебник направился к конюхам.

Небольшое здание, расположенное поодаль конюшен, ничем не выдавало себя, если бы не один особый знак. На доме имелась особая эмблема – четыре подковы, разграниченные положенными крест-накрест хлыстиками.

Считалось, что конюхи и сами владели магическим искусством. Это было закрытое мужское сообщество, полное своих тайн и секретов мастерства. Поговаривали, что каждый уважающий себя конюх ведает заклинание, которое достаточно прошептать на ухо лошади, чтобы та всегда слушалась хозяина (Сорсби знал, что этим заклинанием была фраза «Я повелеваю», но знал он также, что сила этой магии была не в том, что говорить, а с каким намерением говорить – примитивный фундамент любой волшбы).

Узнав, каких лошадей требуется дополнительно заговорить на послушание, Сорсби, вооружившись принесенными из кладовой Матушки засахаренными ломтиками яблок, обошел конюшни. Каждое животное он ласково поглаживал, угощал кусочком сладкого яблока, а после шептал в ухо то самое слово, которое влияло даже на самых непокорных и необъезженных лошадей.

Перед тем, как вернуться домой, он решил оглядеть постройки рядом с конюшнями и искренне обрадовался, обнаружив там кузницу. Знать, где в деревне расположены подобные места, колдуну было необходимо.

Он думал пересобирать для нужд будущих посетителей Старой Матушки защитные амулеты, а для них всегда требовалось железо. Обычно Сорсби обходился старыми ключами и гвоздями, однако теперь ему показалось целесообразным воспользоваться близостью конюшен и кузницы, и что-нибудь отсюда получить с выгодой для себя. Например, подкову.

– Мне нужна какая-нибудь старая подкова, – обратился он к невысокому рыжему пареньку, таскающему ведра с водой.

Помощник кузнеца (а Сорсби был практически уверен, что парень работал именно им) оглядел волшебника с ног до головы и поинтересовался:

– Значит вы, сэр, наш новый жабий человек?

– Можно сказать и так. Я жабий человек и мне…

– И вам нужна подкова, – с довольным видом кивнул мальчишка. – Я понял, сэр. Подкова всякому нужна, они к каждому дому приколоты. Знаете, сэр, даже сам лорд Нельсон, говорят, распорядился прибить подкову к мачте «Виктори» – корабля, участвовавшего в Трафальгарском сражении. Говорят, подкова берегла и сам корабль, и команду.

У Сорсби потеплело на сердце – эту историю про Трафальгар он услышал несколько лет назад и пришел в восторг. Отрадно было найти в М… пусть совсем юного, но единомышленника!

– Тебе нравятся истории про магию?

Но паренек замотал головой:

– Нет, сэр. Мне нравятся истории про войну.

Мальчишка с готовностью показал Сорсби внутреннюю часть кузницы, где хранились изделия, уже никак не нужные прежним хозяевам – разломанные инструменты, заржавевшие предметы обихода, старые подковы.

В таком визите Алана Сорсби в подобное место не было ничего необычного. Хитрые люди часто обращались к тем, кто так или иначе был связан с лошадьми, за своим собственным инвентарем. Широко использовались в работе лошадиные черепа – их вешали на стропилах частных конюшен, дабы те защищали скот от болезней и дурного глаза; их клали под порог дома – все это были мощные чары защиты.

Тяжелобольным часто укладывали такой череп под кровать, а то и вовсе в саму постель – считалось, что столь могучее и важное животное даже из потустороннего мира способно передать свои силы для исцеления.

Помогали в самых разных целях и запасы «кузнечной воды» – той воды, в которой кузнец остужал металл после работы с ним. Железо с его крепостью в магическом применении отвечало за хорошее здоровье, а потому вода, которая «впитала» в себя свойства раскаленного металла, годилась для ритуалов исцеления и улучшения самочувствия.

Вот и сейчас Сорсби оглядывал подковы, выбирая себе ту, которую можно будет неоднократно использовать в простых ритуалах – как используя связь с лошадьми, так и задействовав металл, из которого вещь изготовлена. Такую подкову, в которой он чувствовал бы самую сильную магию. И он нашел ее – старую, стоптанную, но удивительно подходящую ему.

Помощник кузнеца рассмеялся:

– Ну конечно. Какую еще подкову мог выбрать жабий человек.

– О чем ты? – не понял Сорсби.

– Это старая подкова Уголька. Я сам перековал Уголька, когда мистер Винтерсмит вновь собирался в дорогу. Спрятал скорее, чтобы снегом не засыпало – подковы от хитрых людей всегда можно продать дороже местным… – сказав это, парнишка тут же осекся. – Конечно же, не вам, сэр, с вас я ни пенни не возьму.

– Мистер Винтерсмит? – удивленно переспросил Сорсби, услышав знакомое имя. – Значит, подкова принадлежала его лошади? Такой черной…

Мальчишка закивал:

– Угольку! И он не черный, а вороной – так надо правильно говорить, сэр. Уголек. Так зовут его коня, сэр, неужели вы не знаете?

– Конечно, знаю, – поспешил ответить Сорсби. – Уголек. Я все знаю. Я ведь хитрый человек.

Молодой помощник кузнеца вновь пристально посмотрел на него, словно оценивая, так ли Сорсби авторитетен, как заявляет. Видимо, в конечном итоге он решил, что да, потому что, едва заметно поклонившись и пробормотав «сэр», паренек отошел в сторону, позволяя Сорсби взять подкову в обе руки, а затем спрятать ее под своим плащом.

– Вам нравится подкова, сэр? – окликнул его помощник кузнеца.

Сорсби растерянно кивнул. Мальчишка тем временем продолжил:

– Я Томми Джонс, сэр. Если вам понадобится еще каких железных штуковин, скажите, чтобы позвали меня, и я вам мигом найду все, что нужно!

– Спасибо, Томми, – поблагодарил волшебник. – Ты очень добр.

– Хитрые люди всегда ко мне обращаются. Старая Матушка Хоббс раньше часто сама приходила в кузницу за железной водой. И мистер Винтерсмит, когда приезжает сюда, всегда просит меня перековать Уголька. У мистера Винтерсмита отличный жеребец, сэр, и я выбираю для Уголька только самые лучшие подковы. Вы же знаете, что у мистера Винтерсмита все самое лучшее. У него даже есть пистолет!

Сорсби остановился как вкопанный:

– О. Даже так?

– Точно вам говорю, сэр, он мне сам его показывал. Я спросил, зачем хитрому человеку пистолет, уж ваш сорт всяко может убить любого проклятьем, но мистер Винтерсмит…

Что дальше говорил Томми, Сорсби почти не слышал. Итак, теперь о странном человеке в черном стала известна еще одна подробность – он был вооружен.

Не то чтобы иметь оружие было редкостью. Разумеется, обеспеченные джентльмены владели ружьями и пистолетами. Лорды часто выезжали на охоту. Но Винтерсмит, черт бы его побрал, просто никто, как он сам себя назвал, был лишь странствующим колдуном, таким же, как и сам Сорсби! Откуда у него были все эти вещи?

– …я тоже хотел бы себе пистолет, – вновь услышал Сорсби голос помощника кузнеца.

– Тебе-то он зачем, Томми? – удивился волшебник.

– Как зачем, сэр? Учиться стрелять. Я хочу записаться в солдаты.

Сорсби улыбнулся. Молодым часто казалось романтичной идея принять участие в войне, почувствовать жар битвы. Носить высокий кивер, ботфорты, сверкать блестящей золотой тесьмой и иметь настоящее оружие… разве мог кто быть привлекательнее бесстрашного воина? В боях и сражениях молодые люди видели не кровь и смерть, но великую славу – и не могли видеть иного, не приняв участие в побоище наяву. И если их не страшила угроза гибели, то жизнь в переполненных казармах и скудный солдатский рацион их и вовсе не пугали.

Волшебник приободряюще похлопал юношу по плечу:

– Хочешь, значит станешь.

Томми Джонс недоверчиво покачал головой:

– Эх, если бы… А вы, сэр, думаете, меня возьмут в солдаты?

Да уж, такому энтузиасту даже не требовался бы шиллинг и выпивка от вербовщиков – он бы сам с удовольствием пошел в армию. Сорсби засмеялся:

– Уверен, они будут счастливы получить такого воодушевленного бойца в свои ряды, Томми.

Мальчишка просиял, и Сорсби, улыбнувшись ему на прощание еще раз, направился к дороге.

Придя домой, волшебник поведал Старой Матушке о своих делах в конюшнях, приготовил еду на вечер и на завтрашний день, помог колдунье перебрать оставшиеся запасы трав, причесал трехцветную кошку своим старым гребнем с половиной оставшихся зубьев, вымыл посуду и, пожелав Матушке Хоббс спокойной ночи, удалился к себе на второй этаж.

Подкову, принесенную из кузницы, он почему-то не стал оставлять внизу, где хранились Матушкины принадлежности для Ремесла. Не стал он и прибивать ее над дверью или прятать под порог. Вместо этого он, сам не зная зачем, положил ее в свой саквояж, стоявший в глубине старого шкафа, спрятав в отрез шелка вместе с магической книгой и вырезанным на бумаге силуэтом сестры.

Дни шли своим чередом. Сорсби носил свой зашитый жилет и, когда не было нужды заговаривать скот от болезней или непослушания, в основном делал порошки из трав или же лил сальные свечи. Раз в несколько дней он выставлял за порог миску с молоком как подношение для «славного народца», фэйри, и, слава богу, что в доме колдуньи ему не приходилось выдумывать всякие оправдания о том, что, дескать, это молоко «для ежей». Сама Старая Матушка Хоббс покидала дом исключительно в тех случаях, когда кто-то из деревенских заболевал столь сильно, что уже не мог самостоятельно встать с кровати, либо когда требовалось принять роды, беря на себя роль повитухи.

В М… жизнь протекала неторопливо и по большей части спокойно. Это был разительный контраст и с Лондоном, и даже с родным Пензансом. Однако вскоре в деревне Сорсби окончательно освоился и практически сразу же начал скучать. Его никто не ругал, его никто не хвалил, к нему относились с должным почтением, граничащим с суеверной опаской.

Ему было решительно не с кем поговорить.

К тому же была еще одна беда: у Сорсби уже давным-давно чесались руки попробовать ту самую магию семи планет – так называемую «планетарную систему». Ведь именно ради нее он пожертвовал фамильными часами и всеми своими сбережениями, купив у лондонского старьевщика древнюю книгу о планетарной магии. Согласно ей, каждое из семи небесных тел – Солнце, Луна, Марс, Меркурий, Юпитер, Венера и Сатурн – обладали определенными качествами и могли принести свойственные им добродетели.

Старая Матушка придерживалась канонов деревенской магии, рецепты которой устно передавались из поколения в поколение, и не интересовалась никаким колдовством семи планет. Сорсби попробовал было пересказать ей содержимое книжки, раз уж старуха не умела читать, но и пересказанное тоже не вызвало особого энтузиазма. Магия планет из всех людей, встреченных Сорсби, заинтересовала (и еще как!) одного лишь Винтерсмита, но Винтерсмит был далеко, по ту сторону Болотного края, в К…, и ждать его нового визита сюда так скоро было попросту глупо.

Поэтому Сорсби придумывал способы, как можно поэкспериментировать с заклинаниями из старинной книги в одиночку. Не считая этого, он был в М… практически счастлив. Его пока что никто не прогонял, он никого еще не вывел из себя, как это было во всех прежних местах, где Алану Сорсби довелось останавливаться для колдовской работы.

Так что и это уже было хорошо. А о большем волшебник и мечтать не смел.

                                            ***

Прошел примерно месяц с момента его прибытия в М…, как однажды в дом Матушки Хоббс постучалась одна женщина из местных.

Как выяснилось при разговоре, она просила сделать амулет для защиты. Такой, чтобы защитил и от врагов, и от сглазов, и от ударов, и от несчастных случаев, и от пожара, и от утопления, и от пули…

– От пули? – переспросил Сорсби. Он сидел напротив женщины в гостиной Матушки Хоббс и подробно фиксировал пожелания к амулету в своей записной книжке. Сама Матушка предпочитала все запоминать (и выбора у нее не было, так как писать она умела лишь свое имя), а потому смотрела на перо, чернильницу и записную книжку, окружавшие Сорсби на ее обеденном столе с неприкрытым неодобрением.

– Да, от пули! – Старая Матушка повторила слова гостьи нарочито громко. – А что тебя так удивляет, Алан?

– Ничего, – задумчиво произнес Сорсби. – Мне просто казалось, в М… все довольно миролюбивы.

– Защита лишней не бывает никогда! – важно заявила Матушка Хоббс и пришедшая к ним за амулетом женщина спешно закивала.

Сорсби, отложив перо, внимательнее рассмотрел гостью. Она будто что-то недоговаривала, казалась обманчиво спокойной… Это было неправильно, ведь хитрому человеку было положено рассказывать всю правду целиком, без утайки, как доктору или исповеднику. Чем меньше оставалось недосказанностей, тем выше были шансы создать такой амулет, который бы устраивал заказчика наилучшим образом.

– Мэм… – опять, немного подумав, обратился он к гостье. – Вы больше ничего не хотите добавить? Возможно, что-то упущено…

– Нет, – отрезала женщина. – Я все сказала.

Но Сорсби был не из тех, кто легко сдается:

– Возможно, мэм, если вы поделитесь, кто именно вам угрожает…

– Алан! – хлопнула его по запястью Старая Матушка. – Ты разве не понял, наша гостья предельно четко озвучила свою просьбу. К тому же, голубушка, – обратилась колдунья к женщине, – я правильно поняла, что амулет ты просишь не для себя?

Женщина достала из кармана старого выцветшего платья свернутый носовой платок и положила его на стол:

– Именно так, Матушка. Я прошу сделать амулет, который защитит моего сына от всякого зла и угрозы. Вот тут, – она указала на платок, – прядь его волос. И… скромная плата за ваш труд.

Сорсби потянулся за носовым платком. Развязав узелок сверху, он увидел срезанные темно-рыжие волосы. Какое-то мгновение волшебник размышлял о цвете волос, пока его память пыталась, как гончая, взять след каких-то невнятных воспоминаний, однако буквально сразу его отвлек блеск монеты, лежащей под отрезанной прядью.

Целая гинея!

Сорсби не видел таких денег уже очень давно. Ох! Он перевел дыхание. Это действительно было слишком давно.

Видимо, жительница деревни так дорожила безопасностью своего сына, что не пожалела золотой монеты – возможно, самой дорогой вещи в своем доме.

Внезапно Алан Сорсби понял, какой груз ответственности лег на его плечи. Он не мог подвести заказчицу, не мог посрамить свои колдовские навыки после такой щедрости. А потому, когда женщина, допив чай, поклонилась ему, Старой Матушке и ушла домой, он твердо заявил, что намерен показать, на что способен.

– Никаких ведьминых бутылей! – решительно заявил он. – Я хочу использовать старинное планетарное заклинание для защиты, обратившись к добродетелям планеты Марс – самой главной защищающей планеты. Такой, которая способна отразить любое нападение и всякого превратить в бесстрашного воина. Вы не против, Матушка, что на этом амулете я опробую рецепт из той великой книги?

Старая колдунья, раскурив трубку и надрывно прокашлявшись при этом, не возражала:

– Поступай как знаешь, главное, чтобы магический предмет работал как надобно… Это твое дело, Алан, твой заработок. Я-то уже почти отошла от дел, ты и веди прием, и выбирай магию, которая тебе кажется подходящей. В нашем-то деле что главное? Чтобы обратившийся за помощью эту самую помощь получил.

Так, заручившись поддержкой Старой Матушки (или хотя бы не получив ее несогласия), Сорсби, сжав в кулаке чужой носовой платок, удалился наверх в свою комнату.

Засветив сразу несколько лучин, немилосердно коптивших, но дававших какое-никакое освещение, он раскрыл книгу по планетарной магии и с удовольствием предвкушал новую, совершенно иного качества работу.

Итак, первым делом надо было нарисовать квадрат Марса красными чернилами. Сорсби достал из саквояжа ссохшийся набор акварельных красок и с довольным видом вынул из коробочки красный брусок. Квадрат планеты должен был давать одинаковую сумму при сложении всех слагаемых что по вертикали, что по горизонтали. Это Сорсби тоже легко смог проверить, пересчитав весь квадрат в столбик: ему с детства одинаково хорошо давались и письмо, и арифметика.

Затем следовало добавить на квадрат немного железа. Вот где и пригодилась подкова Уголька! Сорсби положил ее прямо на квадрат с красными цифрами. Еще нужны были «марсианские» растения. Такие травы и цветы, которые могли бы себя защитить. Такие растения, которые словно сами были воинами в пылу сражения – крапива, лук, чеснок, барбарис, горошины перца, похожие на пушечные ядра… Для этого Сорсби на цыпочках спустился на кухню и, держа в одной руке лучину, быстро собрал в пригоршню все необходимое.

Разложив и эти ингредиенты на квадрате, он добавил последнее и самое важное – прядь темно-медных волос сына жительницы М…, чтобы магически привязать амулет к своему обладателю.

Зажмурившись, Сорсби возвел обе руки над квадратом и шепотом произнес заклинание Марса…

Внезапно воздух наполнился густым железистым запахом. Сорсби облизнул губы – ему казалось, что его собственный рот стал полон крови. Такой и должна была быть самая мощная боевая магия. Такая магия, которая способна отразить любую атаку – и от удара, и от дурного глаза, и от злого слова, и от быстрой пули…

Заклято! Сорсби топнул ногой. Его намерение ушло в мир, его силы иссякли. Удовлетворившись тем, что все сделал правильно с первого раза, он отряхнулся, пытаясь взбодриться, затем убрал со стола подкову, а все остальное – травы, волосы, перчинки – сложил внутрь бумажного квадрата и свернул его углами внутрь.

Устроившись за столом, он достал предварительно выуженный из все того же саквояжа кусок красной фланели и, сложив его наподобие конверта, спрятал внутри планетарный квадрат со всем содержимым и начал быстрыми уверенными стежками зашивать ткань. Окончив работу, Сорсби отнес красный фланелевый мешочек вниз на каминную полку – любой амулет должен был хотя бы ночь «пропечься» над очагом колдуна, как его учили еще в Корнуолле.

Наконец, вновь оказавшись у себя в комнате, Сорсби вытер лицо и руки мокрой тряпицей и начал переодеваться в ночную рубашку. Он сильно устал – новая магия отняла непривычно много сил. И, едва улегшись в постель у прогретой стены, Алан Сорсби уснул, крайне довольный собой – ведь он постарался на совесть и создал действительно могущественный артефакт.

И как всегда, работая на заказ для других людей, Сорсби снились чужие сны. Сегодняшний, видимо, принадлежал загадочному обладателю рыжих волос, потому что сам волшебник никогда еще не видел подобных сновидений. Ему снились морские корабли, далекие пальмовые города с их певчими птицами, и запах специй, и запах пороха, и залпы орудий, и барабанные дроби, и громовые раскаты взрывающихся пушечных ядер, превращавшихся в горошины черного перца…

Спустя пару дней женщина из деревни пришла за своим амулетом. Матушка Хоббс, проводив ее, вышла на крыльцо курить. В воздухе уже чувствовалась весна, снег сошел, и то и дело из-под земли проглядывали первые зеленые пучки травы.

– Ну что, Алан, ты быстро выполнил заказ миссис Джонс, – похвалила его Матушка, выпуская изо рта колечки дыма.

– Миссис… Джонс? – нахмурился Сорсби.

– Да, мать Томми Джонса из кузницы. Наверняка ты сам видел его, когда ходил в конюшни.

– Видел, – согласился волшебник. – Но я не знал, что ему что-то угрожает.

– Она его мать. Матери всегда беспокоятся за своих детей. К тому же ты знаешь мое мнение: защита лишней никогда не бывает.

Упоминание о Томми Джонсе почему-то нарушило спокойствие Сорсби. Он списал это на то, что парнишка говорил о пистолете Винтерсмита. Но почему его мать тогда тоже показалась ему странно неразговорчивой?.. В голове волшебника крутилось слишком много вопросов, и ответа на них он не знал. А потому решил вернуться в дом и заняться своими делами.

Предвкушая покупку новой одежды на заработанную гинею, Сорсби решил и себя заодно привести в порядок – ему надо было постричься. Набрав воды и взяв гребень да ножницы, он устроился перед поставленным на столе зеркалом. Солнечного света было достаточно, а такое занятие, как стрижка, требовало много внимания – тут уж ему будет не до размышлений о миссис Джонс.

Сорсби привык стричь себя сам, экономя деньги. У него были от природы вьющиеся, непослушные волосы каштанового цвета, как и у его сестры Кэтрин. Волосы, которые «каждую ночь трепали эльфы, чтобы потом не прочесать». Если не остригать их в должное время, голова волшебника могла бы превратиться в настоящее птичье гнездо. Поэтому он смочил гребень, хоть немного пригладив буйные волнистые пряди, вооружился ножницами и все равно снова начал думать… но на этот раз о волосах.

Интересно, почему мистер Винтерсмит имел такие отросшие волосы? Они постоянно падали черной пеленой ему на хмурый лоб, на глаза, на горбинку носа. Должно быть, это очень неудобно! Как мистер Винтерсмит работал при свечах, склонившись над письмом или книгой, не рискуя подпалить себе волосы? Ведь Винтерсмит, насколько помнил Сорсби, сутулился и наверняка любил посидеть вечером с книгой в руках… Парики давно уже вышли из моды, и мужчины, кроме самых бедных или вовсе бродяг, не носили длинные волосы. Нельзя было сказать, что у мистера Винтерсмита они были длинны, скорее, он просто забывал их подрезать слишком часто, а то и вовсе не заботился такими мелочами, как внешний вид. Все-таки волшебники – люди занятые. Но неужели у него не было знакомого цирюльника? О, наверняка мистер Винтерсмит уж мог бы позволить на свои заработки приличного цирюльника, который бы и постриг, и побрил, и даже нанес одеколон… А может быть, продолжал свои размышления Сорсби, с такими прямыми и гладкими волосами, как у Винтерсмита, все было куда проще, чем с его собственной непослушной шевелюрой? Вот если бы он сам тоже, каждый раз беря в руки гребень, расчесывал долгим движением абсолютно ровные черные пряди…

Ой! Слишком погрузившись в такой запутанный клубок мыслей, Сорсби совсем не заметил, как отвлекся и отхватил себе ножницами целых лишних полтора дюйма на макушке. Глупый, глупый мистер Сорсби! Теперь вся голова его была приведена в нормальный вид, однако на макушке даже влажные волосы топорщились вверх короткими заостренными иглами. Придется теперь ждать не меньше месяца, прежде чем они улягутся как обычно.

Разочарованно вздохнув, Сорсби навел порядок на столе после своих процедур и больше не возвращался в мыслях ни к своим, ни к чьим-либо еще волосам. Вместо этого он, как и следовало ожидать, вновь начал тревожиться насчет заклинания.

                                            ***

Червячок сомнения подтачивал мысли Сорсби еще примерно неделю, и в итоге он не выдержал и сам решил отправиться в кузницу.

Томми Джонс, завидев волшебника издали, побросал все свои инструменты и побежал ему навстречу:

– Спасибо, что исполнили мое желание, сэр! Спасибо за вашу магию!

Он восторженно повторял благодарности, тогда как Сорсби не мог взять в толк, к чему это все. Поняв, что хитрый человек не может полностью разделить его восторг, мальчишка принялся объяснять:

– В деревню пришли рекруты… они искали новобранцев. Так я сам к ним пришел и выразил свое желание послужить на благо короля и отечества. И все решено, сэр, – лицо Томми Джонса буквально сияло от радости. – Завтра или послезавтра, как только соберу вещи, я пойду к мировому судье, так как уже зачислен в солдаты…

– Так это было твое желание? – удивился Сорсби.

– Да, сэр. Я давно хотел записаться в армию и уехать отсюда. Вот только мать…

– Что мать? – по спине Сорсби пробежал холодок.

Паренек погрустнел:

– Она была против всей этой затеи. Говорила, что сделает все возможное, чтобы не пустить меня воевать. Признаться, сэр, я не понял сначала, зачем она мне отдала этот амулет, но, когда вчера встретил рекрутов, все сошлось! Вы исполнили мое желание стать солдатом…

Боже-боже, горестно подумал Сорсби.