Северная дорога. Роман об английской магии

Северная дорога

Роман об английской магии

Анна Ефименко

God is in the houses

And God is in my head

And all the cemeteries of London

I see God come in my garden,

But I don’t know what he said

For my heart it wasn’t open

Not open

© Coldplay

© Анна Ефименко, 2022

ISBN 978-5-0056-2547-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Жабьи люди

Ни одна дверь не будет закрыта перед жабьим человеком.

(поговорка из Кембриджшира)

В феврале наивно было думать о весне или хотя бы на нее надеяться. Представьте себе, дорогие читатели, крошечную деревню М… в Болотном крае. Эта область в Восточной Англии зимой продувалась ледяными вихрями, холмы и возвышенности тут были редким явлением, а потому холодный ветер ощущался еще злее. Снег здесь шел, не переставая, уже третий день, время от времени слегка оплавляясь под чахлым солнечным светом, и дороги покрылись ледяной коркой так, что ни в карете, ни верхом, ни на своих двоих вам бы в это время путешествовать не понравилось.

Сказать по правде, в такую погоду даже те, кто оказались в пути вынужденно, старались хоть как-то обезопасить себя и лошадей, и подыскать местечко для ночлега. Почти все придорожные гостиницы были полностью заняты такими вот беднягами, коих застала врасплох непогода.

Деревня М…, расположенная среди болот Кембриджшира, не стала исключением – сегодня тут на единственном постоялом дворе свободных комнат не было. И вряд ли положение могло измениться в ближайшие дни – снегопад, судя по всему, не собирался прекращаться. Люди на постоялом дворе спали по двое, а то и по трое в одной кровати, наполняя тесные комнатушки запахами лежалого белья и пивного дыхания.

Алан Сорсби прибыл в М… поздним вечером, продрогнув до костей, сняв свой багаж с кареты и заплатив извозчику больше, чем планировал (хотя с его скудным бюджетом планировать какие угодно траты уже было риском). Он добирался сюда долго: трясся в набитых пассажирами дилижансах (пару раз пришлось ехать даже снаружи, благо было еще не так холодно), ютился в почтовых каретах с их ярко-красными колесами и со сложенными на крыше мешками писем, устраивался за небольшую плату в повозки сельских жителей. Наконец, последняя карета все-таки доставила его в пункт назначения и, пока конюхи меняли лошадей, чтобы кучер мог отправиться дальше, один из пассажиров зашел на постоялый двор, отряхиваясь от снега и сжимая в обветренных руках видавший виды саквояж.

Сорсби терпеть не мог конец зимы, в частности, февраль. В Корнуолле, откуда он был родом (и который был ОЧЕНЬ далеко от М…) считалось, что в первых числах февраля ведьмы и знахари обновляют свои колдовские силы. А их прежние посетители с приходом весны просили «переделать» амулеты, вдохнув в них новую мощь, ведь после февраля волшебник всегда перерождался и становился сильнее. Однако сам Алан Сорсби, хоть он и был волшебником, не чувствовал сейчас ни перерождения, ни обновления. Он ужасно устал в дороге, денег, как всегда, было в обрез, однако даже это положение вещей не могло вызвать в нем готовности ночевать под открытым небом.

– У нас нет свободных мест, сэр! – хозяин гостиницы горестно развел руками. – Мы бы с радостью вас разместили, да некуда. Другие постояльцы и так набиваются сразу по трое на одну кровать. Никто не может выехать на дорогу, пока там такая метель.

Сорсби поставил дорожный саквояж на пол и попытался снова объяснить:

– Но, сэр, я не задержусь у вас долго. Мне нужна лишь одна ночь. Уже завтра утром я отправлюсь в деревню, где меня ждут. У меня есть приглашение от местной… – он замолк, не решаясь продолжать дальше говорить на сомнительную тему. – Я лишь прошу вас о самой малости: дайте мне переночевать в тепле под вашей крышей, сэр. Я ехал из Лондона и очень утомился.

Хозяин гостиницы с сочувствием оглядел приезжего – Сорсби был опрятно одетым (в одежду, которая десятилетие назад стоила бы больших денег) мужчиной средних лет, скромного (очень скромного) телосложения. Плащ на госте годился на весну или осень, но никак не подходил для зимней стужи. Сюртук и жилет местами вытерлись и истрепались, на манжетах то и дело виднелись аккуратные стежки, свидетельствовавшие о многократной починке вещей. Лицо Сорсби было приятным и улыбчивым, а вот на голове не было шляпы и во все стороны торчали непослушные пышные каштановые волосы, будто бы он только что участвовал в драке.

Если бы кто-нибудь здесь и знал, что когда-то мистер Сорсби родился в зажиточной семье и жил во внушительном особняке с эркерами и балконами, украшенными декоративными перилами, что он гулял в собственном прекрасном саду и имел целый штат прислуги в своем распоряжении, то никто попросту не поверил бы в это: ныне ничего в потрепанном облике мужчины не выдавало подобного прошлого. Наверняка теперь даже те самые слуги из его прошлого были одеты лучше, чем он сам.

«Тощ как щепка, беден как церковная мышь, но все равно джентльмен» – таким обычно было у людей первое впечатление о Сорсби. И хозяин постоялого двора полностью это впечатление разделял.

Как ему хотелось сжалиться над человеком, проделавшим такой путь! Сюда, из самого Лондона, под снегопадом… Но, увы, одно желание владельца постоялого двора ничего не меняло: за все комнаты было уже заплачено наперед, и предложить уставшему и замерзшему путешественнику тут было нечего. Хотя…

– Мне жаль, что для вас не найдется кровати, сэр, – немного подумав, сказал хозяин гостиницы. – Но выставить за дверь человека в такой холод я не могу. Если вас устроит, вы можете оставить свои вещи здесь и провести эту ночь у камина в холле. Конечно же, там негде спать, но вы можете устроиться в большом кресле или же на лавке. Не бог весть что, сэр, но всяко лучше, чем оказаться на улице.

Измученное и осунувшееся лицо Сорсби мигом посветлело, а кареглазый взгляд озарился радостью:

– Спасибо, сэр! Ваша доброта велика. Мне не нужно много – лишь тепло, поэтому я с удовольствием пережду эту ночь у камина, только бы вновь не оказаться под снегопадом!

Они договорились о символической стоимости такого «ограниченного» постоя, затем Сорсби поинтересовался, успеет ли он поужинать.

Хозяин проводил его в просторную комнату, жаркую и битком набитую людьми. Казалось, что постояльцы были готовы ютиться где угодно и как угодно, только бы не покидать натопленное помещение.

С горем пополам примостившись на лавке (где уже помимо него устроились пятеро человек, прижимаясь друг к другу боками, пихаясь локтями и коленями), Сорсби дождался своей кружки пива и куска пирога с бараниной. После нескольких дней, проведенных в дороге, эта простая пища показалась ему вкуснейшим угощением в мире.

За столом тем временем шла битва за каждый клочок свободного места.

– А ну подвинься… сдвинься! – заорал какой-то мужчина с багровым лицом, случайно опрокинувший свое пиво на пол.

Его сосед, в такой же мере нетрезвый и громкий, поспешил успокоить краснолицего:

– Эй, да тут всем места хватит. Вот этот малый… как вас, мистер…?

– Сорсби, – отозвался приезжий, откусывая пирог.

Краснолицый обернулся к собутыльнику:

– Слыхал? Мистер Сорсби настолько любезен, что занимает едва ли больше места за столом, чем пятилетний ребенок! Если бы ты не разожрался так в своей мясной лавке, глядишь, всем было бы проще тут устроиться…

Но сосед его не слушал: разговор с новым постояльцем был всегда интереснее, чем привычные пьяные разборки.

– Мистер Сорсби, а вы в этих богом забытых краях зачем оказались? Деловые вопросы или сердечные?

– Я ищу… – начал было тот, как вдруг замолк. Смелость вмиг покинула его. Он знал, что последует, скажи он правду о цели своего приезда, но он также хорошо знал себя. Сорсби был не из тех людей, кто стесняется выкладывать все как есть. Поэтому, когда мужчина за столом спросил вновь, еще громче:

– Ищете тут кого?

…Алан Сорсби смог ответить только правду:

– Я ищу хитрых людей.

В зале моментально повисло жуткое молчание.

Перестали звякать ложки, вилки, тарелки и оловянные чашки. Затих топот ног под столом, смолкли все голоса.

Говорить открыто о колдунах – о тех самых хитрых людях, как иначе называли в Англии колдунов – было столь же рискованно, сколь и оказаться самому под подозрением в колдовстве. Конечно, костры уже не полыхали, и охота на ведьм не лютовала, как в былые столетия, но память поколений была по-прежнему сильна. Люди испокон веков жили бок о бок с волшебниками и не брезговали обращаться к ним за услугами, и побаивались их нерасположения, но вот ГОВОРИТЬ О ТАКОМ ВСЛУХ было нельзя.

Мистер Сорсби, тот самый, кто «занимал места за столом не больше, чем пятилетний ребенок», внезапно оказался в самом центре внимания. Со всех сторон на него глазели десятки людей.

Нельзя было сказать, что он был к такому непривычен – скорее, наоборот. И он знал, он совершенно точно знал, что последует за этим:

Изгнание.

Но, давным-давно привыкший и к такому, он имел хотя бы преимущество в быстроте реакции – благо пирог свой он уже успел доесть, и пиво тоже было выпито.

Потому, наскоро пожелав спокойной ночи собравшимся, Сорсби поднялся из-за стола и, подхватив саквояж, направился к коридору. Казалось, он мог даже физически ощутить на своей спине подозрительные взгляды постояльцев. Он вошел в соседний зал, служивший на постоялом дворе чем-то вроде общей гостиной – именно здесь хозяин гостиницы пообещал предоставить Сорсби мягкое кресло, чтобы скоротать ночь у камина. Места в холле было куда меньше, чем в столовой, и помещение почти полностью тонуло во мраке, однако здесь тоже был жаркий камин и несколько тех самых обещанных кресел рядом – мягких и больших.

Перетащив одно из них как можно ближе к камину и развернув к самому огню, Алан Сорсби сел туда, наслаждаясь внезапным уединением, и вытянул руки, обогревая их у очага. Подумать только, он уже успел поесть и как следует перепугать постояльцев гостиницы, но так и не успел согреться!

– …Вообще-то я планировал побыть здесь в одиночестве, – неожиданно раздался низкий голос откуда-то из угла комнаты.

Сорсби вздрогнул. Обернувшись, он уставился в темноту – глаза, ярко ослепленные каминным пламенем, не смогли поначалу ничего разглядеть. Он нерешительно произнес, глядя во мрак:

– Простите, сэр, я не знал, что тут кто-то есть.

– Вам незачем извиняться, – заверил голос. – Все равно мне это кресло больше ни к чему.

Сказав это, незнакомец вышел из темноты – хотя в данном случае он, скорее, мог бы эту самую темноту за собой потянуть. Это был высокий, сухощавый, слегка сутулый человек лет сорока или около того, в длинном черном пальто, которое называлось в народе «пальто кучера» – оно было теплым, тяжелым, с ниспадающей с плеч пелериной, защищавшей человека от любой непогоды. Незаменимое для тех, кто много времени проводит на улице или же в дороге. Волосы у незнакомца были тоже черными как смоль и давно не стриженными, они падали вперед прямыми чернильными прядями, закрывая половину бледного лица с выдающимся горбатым носом.

Подойдя к камину, мрачный незнакомец протянул руку:

– Меня зовут Винтерсмит.

– Я Сорсби, – ответил приезжий рукопожатием. – Алан Сорсби.

Незнакомец недовольно поджал губы, словно его принуждали сказать больше, чем ему того хотелось, но в итоге назвал свое имя:

– Джек Винтерсмит. Значит, вы все-таки прибыли в М… Ищете хитрых людей, чтобы с ними работать, мистер Сорсби?

Проклятье, подумал Сорсби, неужели его реплику за столом было слышно даже здесь? Что, если хозяин тоже услышал и сейчас передумает оставить его на ночь…

– Не беспокойтесь, вы не так громко это сказали, – словно читая чужие мысли, поспешил успокоить его человек в черном. – Скорее, о вашей деятельности говорят ваши вещи.

И незнакомец кивнул на старый саквояж, теперь сиротливо стоявший на полу. Тот, как выяснилось, уже некоторое время был распахнут (потому что, как и одежда Сорсби, в хорошем состоянии саквояж был лет десять-пятнадцать назад, а потом он лишь разваливался и обтрепывался), и любопытному взгляду открывалось почти все содержимое: склянки с порошками, старые железные ключи, гвозди и продырявленные камни, связанные красным шерстяным шнуром…

У Сорсби голова пошла кругом. Подумать только! Какой же он глупец! Вдруг кто-то увидел бы, что еще лежало на самом дне саквояжа… Но и того, что виднелось сверху, было достаточно. Он закрыл лицо руками:

– Боже, какой стыд. Я и не заметил, как мой багаж оказался на всеобщем обозрении. Должно быть, это выглядит как инвентарь ярмарочного фокусника. Возможно… – Алан Сорсби грустно улыбнулся, – так оно бы и было к лучшему. Но, что есть, то есть, мистер Винтерсмит. Я действительно приехал сюда, чтобы найти хитрого человека, которому я мог бы помогать в магии. Хитрого человека или «жабьего человека», как тут говорят, если не ошибаюсь…

И, вдруг набравшись смелости, Сорсби даже решился прошептать вслух слова, которые было принято скрывать уже не раз за вечер упомянутыми эвфемизмами:

– В общем, я бы очень хотел устроиться помогать местному колдуну или ведьме! И мне пришло приглашение от Старой Матушки Хоббс стать ее помощником. Поэтому я поспешил сюда прямиком из Лондона, сэр.

– Но у вас не лондонский выговор, – с любопытством заметил Винтерсмит, все это время внимательно слушавший волшебника и придирчиво разглядывающий ледяными серыми глазами и его раскрытый саквояж, и его самого.

– Верно, – согласился Сорсби и вдруг, сам того не осознавая, широко заулыбался. – Я уроженец Корнуолла. Это, сами знаете, почти другая страна. Пензанс, мой родной город, считается крайней южной точкой, мимо которой проносится по небу Дикая охота, прежде чем унестись над морем в потусторонний мир… Но не буду утомлять вас своей ностальгией, сэр. А вы живете в Болотном крае?

– Можно сказать и так. Но сам я с севера.

Ну конечно, подумал Сорсби, откуда еще быть такому мрачному человеку, если не с севера. И моментально выпалил:

– По вам похоже.

Винтерсмит напрягся:

– Что, простите?

– Ну, полно вам, сэр… – рассмеялся Сорсби. – Если меня выдал раскрытый чемодан, то на вас и одного взгляда достаточно бросить, чтобы понять, что вы волшебник, да причем откуда-нибудь из Йоркшира, или где еще у нас в Англии самая зловещая магия? Вы же смотритесь, прям как извозчик, ищущий работу – только тот скручивает кнут вокруг шляпы, чтобы все видели, что он умеет, а вы… вы… – Сорсби указал на всю фигуру человека в черном: – Вы просто вот такой.

Винтерсмит выслушал все это в каком-то глубоком оцепенении и после небольшой заминки спросил:

– Значит как извозчик, ищущий работу? Любопытно. Это подразумевалось как похвала или оскорбление?

– Ни то, ни другое, – беззлобно объяснил волшебник. – Я просто говорю, что думаю.

Да уж, озадаченно подумал Винтерсмит, это было что-то новенькое. И сказал:

– Но так никто не делает, сэр.

– Я делаю, – ответил Сорсби. – Мы с сестрой такими уродились. А уж как эта наша склонность высказывать свое мнение досаждала родителям… Поверьте, моя прямолинейность уже доставила мне в жизни много неприятностей. Из-за нее я покинул Корнуолл, а потом и Лондон. И вот я здесь.

Человек в черном пальто, казалось, нисколько не удивился. Скорее, в его взгляде читалось легкое разочарование:

– И вы возлагаете на эту деревню столь высокие надежды, мистер Сорсби? Думаете, она заинтересует опытного волшебника, который повидал мир, как вы?

– Мир – это Пензанс и Лондон? – с усмешкой уточнил Сорсби. – Сказать по правде, мне особо выбирать не из чего. Я, как уже сказал, с юга – наверняка вы слышали, сэр, в Корнуолле всюду все колдуют. Казалось, сама удача определила меня родиться в таком месте. Но, увы, ни один наставник не смог меня терпеть более года.

– А ваша семья?

Сорсби тяжело вздохнул.

– Мой отец – главный законник в Пензансе. Респектабельный джентльмен, уважаемый семьянин…

– Ох, – только и мог вымолвить Винтерсмит. Откинувшись на спинку своего кресла, он достал из кармана трубку, табак, огниво, и, разложив все это на коленях, чтобы вскоре закурить, спросил: – Полагаю, отец не обрадовался вашим… склонностям к метафизике?

Сорсби кивнул:

– Вы совершенно правы. Но я настаивал на своем, хотел исполнить свое предназначение… Я даже сбежал из родительского дома к цыганам, можете поверить?

– И что было дальше?

– Цыгане тоже меня выгнали.

– Вот как? – удивился Винтерсмит и как можно более осторожно поинтересовался: – А что пошло не так, сэр? Вы плохо умеете колдовать?

Взгляд Сорсби слегка ожесточился, когда он ответил:

– Хорошо умею. Наверное, даже слишком хорошо.

– Тогда в чем проблема? – не понял Винтерсмит, выдыхая табачный дым.

– Я не буду вам докучать своими бедами, мистер Винтерсмит, – немного подумав, Сорсби решил, что будет веселее вернуться к своей затейливой биографии: – Так вот, потом я на некоторое время перебрался в столицу. Но и в Лондоне не особо преуспел. Миссис Уэндс, хозяйка дома, где я снимал комнату, поделилась, что ее дальняя родня живет в Болотном крае, и закадычная приятельница ее двоюродной бабки – самая настоящая ведь… хитрая женщина. Я попросил миссис Уэндс – а она действительно оказалось дамой с очень добрым сердцем! – написать в Кембриджшир и спросить знакомых этой пожилой женщины по поводу меня. Потому я скопил кое-чего за свои услуги в Лондоне, и вот я здесь. Правда, скорее всего, после долгой дороги сегодня мне предстоит спать прямо тут на полу или в лучшем случае в этом кресле – хозяин гостиницы сказал, что свободных мест на постой у них нет. Всему виной проклятый снегопад.

Винтерсмит посмотрел на него долгим тяжелым взглядом – настолько долгим, что в итоге приезжему волшебнику было невозможно не моргнуть и не отвести глаза, и вынес вердикт:

– Это никуда не годится. Знаете, как тут говорят? Ни одна дверь не будет закрыта перед жабьим человеком. Они найдут для вас комнату, мистер Сорсби.

Ах, если бы так! Сорсби вновь печально улыбнулся:

– Увы, сэр, вы сами наверняка слышали отсюда, как громко жаловался хозяин на то, что мест нет и не будет всю ближайшую неделю…

Но Винтерсмит не желал слушать решительно ничьих объяснений:

– Нельзя отказывать жабьему человеку, сэр. Так здесь говорят. Я бы на вашем месте не забывал о своем положении.

Сорсби вздохнул. Вновь поговорки, вновь эвфемизмы. Хитрые люди, жабьи люди… почему бы просто не называть вещи своими именами? Он читал, что даже «наслать проклятье» тут выражалось вслух иными словами: положить жабу на кого-то. От этих шифров и секретных обозначений голова шла кругом.

– Я не очень силен в условностях, мистер Винтерсмит. Может быть, я и вовсе не жабий человек. Я просто волшебник, а в этой гостинице нет свободных комнат из-за снегопада, вот и все дела. Обычное стечение обстоятельств.

Винтерсмит, который к тому времени насыпал в трубку еще табака и теперь опять с наслаждением выдыхал колечки дыма, с заговорщицким видом прищурился:

– Хозяин гостиницы еще не знает, что скоро одну из комнат покинет постоялец.

А вот это заинтересовало Сорсби куда больше:

– Правда?! Откуда вы знаете? Что ж, тогда это решит много вопросов! Почему, сэр, вы думаете, что отсюда вот-вот уедет один из постояльцев? На улице снег метет…

Человек в черном вновь выдохнул струйку табачного дыма и раздраженно закатил глаза – до некоторых все действительно долго доходило.

– Я ведь уже говорил: ни одна дверь не должна быть закрыта перед жабьим человеком. Вы разве не начинали с этого свое самовосприятие как волшебника?

– Свое – что? – поперхнулся Сорсби.

С таким термином он еще не был знаком. Но Винтерсмит не потрудился дать объяснение, и вместо этого вернулся к прежней теме беседы:

– Если вы задумали стать хитрым человеком здесь, в болотах, мистер Сорсби, мой вам добрый совет – тренируйте свою наблюдательность. Мне известно о том, что место для ночлега освободится, лишь потому, что этот неожиданно уезжающий постоялец – я сам.

– Вот как? – удивленно протянул Сорсби. – Но ведь там ночь, и к тому же жутко холодно…

– Я предпочитаю ездить в темноте. И в холоде.

– Почему?

– Как вы любезно заметили ранее, потому что «такое на меня похоже», – Винтерсмит скривился в некоем подобии улыбки. – Как извозчик с кнутом на шляпе. Разве не исчерпывающее объяснение? Что ж, пойдемте, сэр. Мне нужно только собрать вещи.

С этими словами он встал, убрал уже вычищенную к тому времени трубку обратно в карман пальто и широким шагом направился к выходу. Сорсби, едва успев подхватить свой саквояж обеими руками, поспешил вслед за ним.

Они преодолели два лестничных пролета со скрипучими и рассохшимися деревянными ступеньками (Винтерсмит перешагивал через две ступени сразу, Сорсби спотыкался на каждом шагу) и очутились в узком коридоре прямо под крышей.

Достав ключ, Винтерсмит открыл дверь в небольшую комнату и жестом пригласил гостя внутрь:

– Устраивайтесь, сэр. Мне не понадобится много времени, чтобы собраться.

Пройдя в комнату, Сорсби огляделся по сторонам. Ничего особенного: обычная каморка с узкой кроватью, кувшином и тазом для умывания на крошечном столике, покрытом облупившейся краской.

Однако волшебника занимало кое-что другое:

– Сэр… но где другие постояльцы? Хозяин сказал, сейчас всем приходится делить кровать по двое, а то и по трое.

Винтерсмита передернуло:

– Сожалею, но подобное гостеприимство не для меня. Не хочу показаться недружелюбным, но с моим образом жизни и характером соседи были бы менее всего мне желанны. Поэтому я предпочитаю, насколько это возможно, пребывать в уединении, даже если за это приходится платить в два, а то и в три раза больше.

Казалось, каждый и без того непослушный волосок на голове Алана Сорсби еще больше вздыбился от такого заявления. Он ахнул:

– Вы заплатили за троих, чтобы иметь собственную комнату для себя одного?!

– Именно, – кивнул Винтерсмит, складывая в черную дорожную сумку вещи – бритву, записную книжку, чернильницу. – Я рад, что вы все поняли, мистер Сорсби. А теперь я уступаю эту самую отдельную комнату в ваше единоличное пользование. Надеюсь, вы сможете тут восстановить силы после дороги.

Ну теперь все ясно, уныло подумал Сорсби. Недаром он тут очутился – этот черноволосый северянин наверняка сразу же понял, как провернуть выгодную сделку и сейчас потребует за постой сумму, которую и за месяц не заработать. Волшебник развел руками:

– Простите, мистер Винтерсмит, но я вряд ли смогу с вами рассчитаться. Если вас ввело в заблуждение мое происхождение, то мне жаль. Как я уже сказал, родные уже много лет не желают меня знать. Я беден – и говоря по правде, беден до неприличия.

Винтерсмит вопросительно поднял бровь:

– Разве кто-то говорил о деньгах? Бросьте, сэр, я уверен, у вас уж точно есть богатства, которые никому и не снились.

Он выразительно посмотрел на саквояж Сорсби, а затем уставился на волшебника уже знакомым немигающим взглядом серых глаз.

– Но… Откуда вы знаете? – недоуменно пробормотал Сорсби, еще крепче сжимая в руках свои пожитки.

– Вы действительно считаете, что меж хитрых людей слухи не распространяются так же быстро, как и среди простых смертных? О, хватит вам скрывать это, сэр. Уж мне-то можно показать. Мы с вами одного поля ягоды, и я всегда считал себя… достойным ценителем старины, если мне будет позволено так выразиться.

Сбитый с толку, Сорсби без раздумий и уточнений принял факт, что его новый знакомый только что прямым текстом признался в том, что сам тоже занят колдовским ремеслом. Теперь Сорсби волновало лишь то, откуда посторонним было известно о сокровище в его саквояже.

Стиснув пальцы вокруг кожаных боков багажа, он, не желая сдаваться быстро, прошептал:

– А если нет? Если я считаю, что вам нельзя это показывать?

Покрепче завязывая шейный платок перед мутным зеркалом на стене, Винтерсмит лениво отозвался:

– Вам ведь известна вторая часть поговорки, мистер Сорсби. Никто не может отказать жабьему человеку.

– Я не слышал такую версию.

– Потому что я сам ее придумал, – пожал плечами Винтерсмит. – Ну, давайте же, выкладывайте, что вы сюда привезли. Я ведь вижу, вам уже понравилась эта комната, и желание отдохнуть после долгих часов в пути становится все сильнее…

Сорсби вздохнул и полез в саквояж. На самом дне, за всеми погремушками из склянок и ключей, там, где хранились кошелек (куда более легкий, чем хотелось бы) и немного сменной одежды (куда более истертой и изношенной, чем хотелось бы), лежали бережно обернутые в кусок шелка небольшая книжечка и картонка с наклеенным женским профилем, вырезанным на черной бумаге.