Черный вдовец

– Стой, собака! – победно крикнула Ринка, кинула халат на зверюгу…

И тут мохнатая зараза с места прыгнула прямиком в столб пара, а Ринка, не удержав равновесие, не то шагнула, не то упала следом, зажмурилась на миг, и все заверте…

Виен, Астурия. Дом на Айзенштрассе

Тори

По старой армейской привычке герр Людвиг проснулся рано, еще до рассвета, полежал несколько минут, закинув руки за голову. Потом бесшумно поднялся с кровати, и не подумав разбудить Тори – она делала вид, что спит. Положил на столик несколько монет, так же бесшумно оделся и выскользнул прочь из дома.

Когда тихо захлопнулась входная дверь, Тори приподняла голову и прислушалась. Убедившись, что Людвиг ушел, соскочила с кровати и босиком подбежала к окну. На всякий случай посмотрела на улицу, проводила взглядом мобиль – и, встав на цыпочки, сняла спрятавшуюся в драпировках прозрачную, почти невидимую коробочку. От тепла ее рук камера, – а это была именно она, новейшая механическая камера с магическим управлением, – потемнела, проявились детали.

Тори нетерпеливо повернула крохотную рукоять, вгляделась в окошко… и швырнула бесполезную вещицу на кровать. Снова не сработало! Пока в комнате была только она, и когда не было никого – камера исправно все записывала. Но стоило зайти Людвигу, и все. Чернота и мрак. И наверняка опять никто не поймет, почему нет изображения. В прошлый раз было то же самое, и в позапрошлый… Пожалуй, если бы не странности с камерой, Тори бы решила, что у герра Людвига нет никакой страшной тайны. Подумаешь, любит привязывать любовницу к кровати или связывать ей руки, и не любит, чтобы его видели! И не такие извращенцы встречаются, вот один министр вообще женские подвязки надевает, а в постели такое вытворяет, благовоспитанному Людвигу и не снилось!

Усмехнувшись, Тори пересчитала золотые – четыре, очень неплохо, – накинула пеньюар и присела к секретеру, писать очередной отчет о встрече с высокопоставленным любовником.

Виен, Астурия. Айзенштрассе

Людвиг

Дождь немного освежил застоявшийся городской воздух, смыл с желтеющих листьев пыль и остался лужами на булыжной мостовой Айзенштрассе. Стоящий у подъезда мобиль не промок, несмотря на отсутствие крыши, но на панели мерцал красный огонек: кристалл пора подзаряжать.

Людвиг тихонько выругался, помянув Барготову мать и собственных предков. И у обычных людей, и у нормальных магов такие кристаллы служат по году и больше, а ему приходится отправлять мобиль в мастерскую каждые две недели. И такая же ерунда с любой техникой! Родовое проклятие вытягивает энергию из всего, до чего дотянется.

Кристалла хватило как раз до мастерской, расположенной на самом краю портового района. Конечно, Людвиг мог бы пользоваться услугами мастерской для аристократов – два квартала от дворца, позолота, фонтанчик и цены до небес. Не то чтобы Людвиг не мог себе позволить таких трат, но бросать деньги на ветер считал делом нуворишей и дураков. Тем более что матушке и сестрам постоянно требовались новые платья, украшения, экипажи и прочая, прочая, а думать о таких недостойных материях, как «откуда берутся деньги» они не желали.

– Через час будет готово, ваша светлость, – с поклоном пообещал мастер, изо всех сил стараясь не смотреть Людвигу в глаза. – Вызвать для вашей светлости извозчика? Или, быть может, вы желаете взять один из наших мобилей?

– Не стоит. Просто доставьте мобиль к моему дому, я прогуляюсь, – отмахнулся от него Людвиг.

Извозчиков и чужие мобили он не любил. Впрочем, когда у него начинала болеть голова, он не любил ничего и никого. Особенно свою дражайшую родню, включая его величество. Это же надо, приказать ему жениться!

Людвиг вдохнул холодный, пахнущий мокрыми листьями воздух и от всего сердца пожелал августейшему кузену расстройства желудка и кашля, а матушке долгих лет жизни и безденежных идиотов зятьев. Эти двое недолюбливали друг друга, но как-то смогли договориться. Даже странно. Интересно, что матушка пообещала его величеству Гельмуту и чем это грозит Людвигу? Вряд ли что-то связанное с его службой в Оранжерее. Официально контора называлась Кроненшутц: предок Гельмута, назвавший контрразведку Безопасностью Короны, обожал пафос и цветы – каждому отделу он дал эмблему-цветок. За что добрые астурийцы прозвали контору Оранжереей.

Ладно, если матушкино обещание не связано со службой, то может быть очередные политические маневры?.. Нет, наверняка нет. И матушка, и Гельмут отлично знают – Людвиг ненавидит политику, и ненависть взаимна. Пожалуй, внушаемый его фамильным даром страх – самая лучшая часть дядиного наследства.

Погрузившись в размышления, Людвиг не смотрел, куда идет. Впрочем, ему было и необязательно. Нет в Астурии таких дураков, чтобы нарушать покой человека с бронзовой фибулой-маргариткой, знаком некроманта. Знаком изгоя, презираемого обществом, но необходимого, как необходимы чистильщики улиц и могильщики. Конечно, никто не посмеет задрать нос перед герцогом Бастельеро, как перед обычным полицейским некромантом. Но страха и отвращения вполне достаточно.

Когда в воздухе отчетливо пахнуло рыбой, Людвиг оглянулся. Демоны занесли его в глубину припортового района, куда ни один добропорядочный гражданин добровольно не сунется. Что ж, тем лучше. Здесь наверняка найдется кто-то достаточно близорукий, чтобы не опознать некроманта. Однако редкие прохожие переходили на другую сторону улицы и отводили глаза. А жаль. Разбить чью-нибудь наглую физиономию – отличный способ снять напряжение. Раз уж физиономия августейшего кузена, чтоб ему икалось, неприкосновенна.

Людвиг хотел было в сердцах сплюнуть (чтобы ненароком не проклясть кузена, были уже случаи), но тут в нескольких шагах перед ним воздух сгустился, образовав неправильный эллипс, и покрылся рябью. Надо же, стихийный портал! Не частое явление, и в основном безобидное и бессмысленное. Время от времени такие порталы возникали над узлами силовых линий или в местах сильных магических выплесков, несколько секунд или даже минут показывали кусочки чужого мира и бесследно исчезали. Так как стихийные порталы не пропускали ни материю, ни звук, их называли «пустышками». Несложно догадаться, что Людвигу «пустышки» попадались намного, намного чаще, чем кому бы то ни было. Иногда через них можно было увидеть что-то забавное, как в этот раз.

Людвиг остановился, с интересом наблюдая, как по ту сторону дрожащего воздуха шумит незнакомый город, больше похожий на мираж. Мокрая серая улица, одноэтажные домики без окон, замызганный светлый зверь, а следом бежит какое-то чучело, еще и вопит на незнакомом языке…

– Kysa! Кysa! Стоять, собака!

Хотя нет, язык вполне понятный… Собака? Нет, этот зверь на собаку совершенно не походил. Скорее на хорька.

Неважно. Все равно портал уже начал гаснуть. И вдруг животное с душераздирающим воплем выпрыгнуло из него и понеслось в сторону грязной подворотни. Людвиг от неожиданности замер. Не может быть, ведь «пустышки» не годятся для путешествий между мирами! А тут – живой зверь!

Но прежде чем Людвиг бросил в удирающего зверя обездвиживающим заклинанием, чтобы на досуге изучить обитателя чужого мира, из портала вывалилось то самое чучело. Споткнулось, упало коленом в лужу, но тут же поднялось и, явно не соображая, где находится, крикнуло:

– Где она? – на том же, интуитивно понятном языке.

А чучело-то у нас – девушка, хмыкнул про себя Людвиг. Растрепанные пепельные волосы, то ли пыльные, то ли грязные, расширенные серо-зеленые глаза, аккуратный нос, чуть припухшие губы со следами розовой помады, на скуле размазана жирная грязь. И одета во что-то странное – мужские штаны, порванная на рукаве рубашка в клетку и сверху черный жилет, все изрядно испачкано и явно с чужого плеча.

– Побежала в подворотню, – ответил Людвиг на родном астурийском и пожалел, что такое примечательное явление случилось на улице, а не в его лаборатории. Настоящий стихийный портал, редчайшая редкость, а у него с собой – ничего! Даже банального измерителя нет!

– Ага, спасибо! – девица внезапно ответила по-астурийски. С ужасным произношением, но вполне понятно.

И рванула следом за зверем.

Интересно, это шок от перемещения или она просто дура, не понимает, что в припортовых закоулках ее убьют? Скорее первое. Или же место, где она жила, выглядит похоже. А вот с языком все намного любопытнее! Неужели портал может дать знание местного языка? Об этом Людвиг никогда не слышал. Надо будет покопаться в библиотеке Академии.

Людвиг кинул вслед обоим иномирянам «метки», чтобы не потерялись, и пошел за ними. Не спеша. Забавно посмотреть, как чучело будет себя вести при встрече с аборигенами. Может быть, даже стоит взять девицу живьем, так всяко удобнее транспортировать в лабораторию, чем изувеченный труп. Все же иномирянка – редкая добыча. Как удачно, что поблизости нет никого из Академии с их загребущими лапами!

Впрочем, все равно бы он свою добычу никому не отдал. Зря, что ли, он служит в Оранжерее!

Не успел Людвиг свернуть вслед за девицей в подворотню, как послышался новый вопль. Перепуганный. Долгий. Зато звук неожиданно чистый и объемный, такому и оперная дива могла бы позавидовать. Весьма, весьма впечатляюще.

– Надо же, – пожал плечами Людвиг и остановился в подворотне, в тени.

Девица все еще орала. Отличное дыхание, не всякая прима так долго выдержит высокую ноту. Хотя смысла в ее вопле Людвиг не видел. Те двое бродяг и десяток крыс, которые вызывали вокальные упражнения, все равно не оценят. Им что примадонна, что посудомойка, без разницы. Была бы женского пола. Вон, уже сально ухмыляются, поднимаются…

У девицы, наконец, кончилось дыхание. Замолкнув, она совершенно ровно спросила:

– А почему они такие здоровые? – на том же ужасном астурийском. – И цвет странный. Никогда не видела ярко-рыжих крыс.

Бродяги переглянулись и гнусно осклабились.

– Ты не тех боишься, красавица, – просипел тот, что повыше и с сохранившимися зубами. Черными. Редкими.

Он потянулся к девице, так и стоящей столбом. Точно, шок у нее. Жаль, она спиной, зрачков не видно. Но наверняка расширенные.

Людвиг уже собрался вмешаться – нечего всякому отрепью портить его лабораторный материал! – как девица ударила бродягу по руке и отскочила вбок, натопырившись, словно помоечный енот над куском колбасы. Теперь она была к Людвигу в профиль, намного удобнее для наблюдения.

– Руки не тяни, а то ноги протянешь! Лучше поймайте мне koshku, так и быть, дам на выпивку.

Кажется, в первый раз она назвала зверя собакой. А теперь – koshku. Не забыть его поймать.

– Прыткая, – проскрипел второй, обходя девицу с фланга. – Горячая небось. Давно у меня не было такой шустрой бабенки. Держи ее, Жердина!

До девицы начало доходить, что здесь что-то не так. Она перевела взгляд на ржавый нож, висящий у одного из бродяг на поясе, затем на лица бродяг, на дома, на небо… Обычное утреннее небо, наполовину затянутое облаками.

– С ума сойти! – благоговейно прошептала она. – Два солнца?

– Придурочная, что ли? Это погодный шар. Давай снимай одежку!

– Что? – девушка растерянно захлопала глазами. – Это ограбление?

– Это изнасилование! – заржали бродяги и с двух сторон потянулись к девице.

Она снова завизжала – соль третьей октавы, неплохой диапазончик! – и, выхватив из уродливой тряпичной сумки что-то черное с гнутой костяной ручкой, принялась отбиваться. Мгновение Людвиг пытался понять, что это такое, может быть, иномирское оружие? Но через пару секунд засмеялся про себя: это ж зонт, просто непривычной конструкции! Складной! Хорошо бы она его не сломала, интересно будет изучить. Девица тем временем отбивалась зонтом и лягалась. Особого вреда она бродягам не причиняла, да и те не торопились заваливать девицу. Развлекались с легкой добычей.

Надо отдать ей должное, отбивалась она бойко. Людвиг даже залюбовался. Интересно, мефрау Амалия Вебер в такой ситуации боролось бы за свою честь или грохнулась бы сразу в обморок? И тут же сам себе ответил, что мефрау Амалия Вебер в такую ситуацию ни за что бы не попала. Благородные девицы не шляются по сомнительным подворотням в поисках диковинных зверей. Он на мгновение представил на месте иномирянки Амалию, и его губы сами собой скривились в усмешке.

А ведь король не назвал имени невесты, это матушка решила во что бы то ни стало женить его на дочери подруги. Так что место для маневра еще очень даже остается!

Людвиг еще раз, уже с другим прицелом, осмотрел иномирянку. Здорова, сможет выносить и родить ему наследника, правда не девственница, но это Людвиг как-нибудь переживет. Зато у девицы нет родни, за ней точно не стоят добрые соседи вроде кавалера Д`Амарьяка, к тому же будет полностью зависеть от него. Выглядит невзрачно, что определенно плюс: красоток, считающих себя пупами мироздания в силу внешних данных, он накушался по самое не могу. На эту же только конюх позарится, а конюхов у Людвига нет и не будет. Опять же, она будет держать язык за зубами, даже если увидит что-то лишнее. Разболтать-то некому. Но самый большой плюс – это выражение августейших физиономий, когда он представит жену матушке и королю!

Определенно, девица свалилась ему в руки по воле Баргота! И перечить ему Людвиг не станет.

– Прекратить балаган,– велел Людвиг, выходя из тени.

Бродяги, а вместе с ними и девица, замерли. Сначала от неожиданности, а потом – разглядев фибулу-маргаритку – от страха.

– Мы это… – рожи бродяг перекосились.

– Мефрау пойдет со мной, а вы… – Людвиг выразительно поднял бровь. – Брысь.

Бродяги, мелко кивая, попятились и, стоило Людвигу моргнуть, развернулись и с громким топотом помчались прочь. Из-под их ног выскочил иномирский зверь, зашипел и запрыгнул на обломки ящика.

– Kysa, – Людвиг протянул руку к зверьку, и тот без раздумий запрыгнул, позволил спрятать себя под полу плаща и там заурчал, как моторчик. Людвиг обернулся к незнакомке, закрывающейся от него зонтом, как шпагой. Ее губы беззвучно шевелились. – А вы, мефрау, поправьте одежду и следуйте за мной.

Виен, Астурия. Где-то в закоулках

Рина

– Ах ты, собака… – прошептала Ринка, глядя, как мохнатая тварь устраивается под плащом у незнакомца. – Вот проснусь!..

Ей очень хотелось верить, что все окружающее – сон. И бело-серо-рыжая кошка, внезапно поменявшая расцветку и породу на бирманскую, и незнакомый обшарпанный город, и вонючие агрессивные бомжи, разговаривающие по-немецки, и этот странный мужчина в черном… Почему-то было ужасно досадно, что мохнатая собака вот так легко пошла к нему на руки. От нее удирала, а к незнакомцу – пошла. А ведь он, между прочим, куда опаснее бомжей: выше, явно здоровее, шире в плечах и взгляд убийцы. Не просто так же бомжи от него рванули, теряя тапки.

О, великий Ктулху, давай я уже проснусь, а?..

Ктулху не откликнулся. Ринка не проснулась.

Наверное, потому что не спала, как ни ужасно было в этом себе признаваться. И на глюки это было не похоже. Совершенно. Слишком все было четко, ярко и достоверно. И к тому же, больно. Чертовы бомжи ее несколько раз задели, и хорошо, если она не заразится от них какой-нибудь местной гадостью! А этот, чтоб ему икалось, стоял и смотрел! Мерзавец!

– А вы, мефрау, поправьте одежду и следуйте за мной, – велел незнакомец с глазами убийцы и едва заметно усмехнулся, мазнув взглядом по выставленному вперед зонту.

Скотина. Самоуверенная аристократическая скотина!

– Кто вы такой и какого черта вам от меня нужно? – опустив зонт и задрав подбородок, потребовала она ответа по-немецки, благо язык крайне подходящий для высокомерного хамства, и мысленно поблагодарила бабулю: не зря с четырех лет дрючила внучку языком предков. Вот и пригодилось.

Где-то в животе ворочался холодный комок страха, но Ринка изо всех сил его игнорировала и подогревала в себе злость: нельзя показать аристократической скотине страх, шансов на спасение вообще не останется! Их и так кот наплакал… нет, не думать об этом! Злиться и держать спину!

– Ах, нас же некому представить, мефрау, какая досада, – аристократ насмешливо скривил узкие губы. – Герцог Людвиг Пауль Бастельеро, некромант, полковник безопасности.

Ринка чуть не заржала. Истерически. Но невероятным усилием воли сдержалась. Она что, попала в любовный роман? Герцог, мать его Ктулху, некромант! Полковник! С ума сойти, не встать! Интересно, антагонист или герой-любовник? Если верить внешности – антагонист. Чернявый, нос орлиный, глаза антрацитовые и убийственно холодные, держится а-ля Ужас Подземелий Северус Снейп, и вообще ощущение от него, как от айсберга. Ледяное.

Не дрожать, кому сказала! Спину прямо, челюсть вперед, стали в голос.

– Агриппина Ланская, – получилось не совсем как у бабули в гневе, но тоже ничего. Сойдет. – Вы не ответили, что вам от меня нужно, герр Бастельеро.

– Для начала, мефрау Ла-аска, спасти вас из беды, – в глазах, опушенных длинными и густыми, на зависть фирме «Л`Ореаль Париж», ресницами, мерцала откровенная насмешка. – Идемте, мефрау. Или вам так понравилось местное общество, что вы желаете познакомиться с ним поближе? Это несложно устроить.

– Пожалуй, воздержусь, – так же холодно и насмешливо ответила Ринка, едва подавив дрожь от вставшей перед глазами картинки: надвигающийся на нее щербатый бомж со ржавым ножом.

– Ваше благоразумие не может не радовать, мефрау.

Герцог, некромант и полковник галантно предложил ей локоть. Правда, эта галантность больше походила на издевку пополам с научным интересом. Особенный интерес вызвали ее руки. Что ж, пусть рассматривает. Маникюр она делала всего лишь позавчера, так что стыдиться нечего.

Да и страх немножко отступил. Не зря бабуля говорила: если боишься, держись победительницей, и сама себе поверишь.

Она положила подрагивающую руку на сгиб герцогского локтя, словно делала ему великое одолжение.

Герцог хмыкнул и двинулся прочь из подворотни.

– У вас на родине все так одеваются? – спросил он через пару шагов.

– Только те, кто может себе это позволить, – она скопировала его интонацию. – Значит вы – маг? Наверное, очень могущественный?

Мгновение ее спутник молчал, а потом рассмеялся. Искренне и весело. Антагонистам так смеяться не положено.

– Могущественнее некуда, – ответил он, отсмеявшись. – Похоже, у вас крайне длинный и острый язычок, мефрау Лааска.

В его голосе послышалась явственная угроза, в животе снова зашевелился комок страха.

– Ну что вы, ваша светлость, я – сама скромность, – Ринка потупила взор.

Прямо перед ее глазами оказались замызганные джинсы и перепачканные грязью и ржавчиной кроссовки. Да уж, есть над чем поржать их светлости.

– Вот и отлично, – ответил некромант, выводя ее из подворотни на улицу. – Скромность и послушание вам весьма пригодятся…

– Заче… – начала было Ринка, но ее прервали разноголосые вопли и топот.

Мимо них пронесся насмерть перепуганный и окровавленный оборванец, а из-за угла, вслед за ним, выскочили преследователи. Целая толпа размахивающих палками, камнями и ножами горожан такой же пролетарской наружности.

– Держи вора! Повесить гада! Руки оторвать!.. – орали и мужчины, и женщины.

Ринка замерла на полуслове и невольно прижалась к некроманту. Он тоже остановился, пропуская толпу мимо, а потом…

– Затем, что вы станете моей женой, мефрау Ла-аска, – на сей раз в его голосе не было ни капли насмешки. – Либо мы расстанемся прямо здесь и сейчас. Выбор за вами.

– Я не… – Ринка подняла взгляд и вздрогнула: показалось, из глаз некроманта на нее смотрит бездонное и бездушное Нечто.

– Четче выражайте ваши намерения, мефрау.

Кинув взгляд вслед толпе и мысленно передернувшись, Ринка снова расправила плечи. Ее не так-то просто напугать!

– Я хочу понимать, зачем вам это нужно и чем мне это грозит.

– Зачем – не ваше дело, мефрау. А чем грозит… – аристократическая сволочь глянула на Ринку искоса, холодно усмехнулась и остановилась посреди грязной улицы. – Неплохими шансами выжить в новом и опасном для вас мире. Итак, мефрау, спрашиваю в последний раз: вы идете со мной в храм или остаетесь здесь? И чтобы вам легче было принять решение, небольшая справка. Отправить вас в родной мир маги нашего мира не в силах. Академики будут счастливы заполучить вас для исследований, могут вам наобещать Баргот знает чего, но будучи их подопытным кроликом, вы не проживете дольше полугода. И то, если очень повезет. Так вы согласны выйти за меня замуж, мефрау Лааска?

Ринке очень, очень хотелось сказать «нет». До скрежета зубовного. Петюня, и тот звал ее замуж куда романтичнее. Хотя бы букет роз подарил. А этот гад высокородный… чтоб ему прыщами покрыться! Мог притвориться, что она ему симпатична!

Хотя вряд ли она бы поверила, если бы он вздумал с ходу признаваться ей в неземной любви. Вот тогда бы она точно предпочла рискнуть и самостоятельно выбираться из бандитских кварталов. Потому что, какой бы ни был герцог, хоть страшнее атомной войны, невест для него всегда найдется легион, и стопроцентно получше грязной нищей иномирянки. Зачем все же ему сдалась именно она? Вопрос почти такой же интересный, как способ выжить в дивном новом мире без посторонней помощи.

И ответ на него – никак. Это только в романах о Мери свет Сью на попаданку тут же сваливается магическая сила, неземная красота и прочие плюшки. А у нее, кроме знания местного языка (что уже сумасшедшее везение!) в загашнике лишь пара учебников, планшет (без зарядного устройства) и зонтик. Потрясающее приданое.

– Если вы обещаете мне безопасность, то я согласна, – сказала она почти твердо.

Герцог, некромант и полковник скептически хмыкнул, еще раз оглядел ее с головы до ног (щеки залил жар стыда: видок у нее тот еще) и велел:

– Идемте, мефрау Лааска. Не стоит тянуть, – и уверенным широким шагом направился к устью улицы. Если верить местному солнцу, на северо-восток.

Рина шла рядом размашисто шагающим мужчиной и пыталась мыслить рационально. Ей двадцать лет, она самостоятельная личность, у нее почти высшее образование. Куча навыков и умений, крепкое здоровье, светлый ум… И что с этим всем делать, когда она даже не знает, где оказалась? С виду город похож на Европу века так мохнатого. Дома в два-три этажа, улочки немощеные, узкие. Вонь. Грязь. Герцог (если не врет) одет в кожаный плащ с капюшоном, из-под которого видны облегающие брюки, заправленные в высокие сапоги с квадратными носами. Из украшений только дурацкая застежка на плаще, бронзовая маргаритка. С хмурыми резкими чертами сочетается, как седло с коровой. Может быть, еще есть кольца, под перчатками не понятно.

Кстати, тут еще и холодно. В узкой улочке та еще аэродинамическая труба, задувает аж до свиста. А герцог, мать его Ктулху, даже не подумал предложить ей плащ. Галантный век, вашу ж за ногу!

Они шли и шли, не сбавляя темпа, и вскоре вышли на небольшую, мощеную истертой брусчаткой площадь. По сторонам площади росли чахлые желтеющие деревца – формой и корой похожие на вязы, только с округлыми листьями и плодами вроде мелких каштанов. А в самой середине был храм. Он на удивление походил на европейские костелы, только на шпиле был не крест, а серебряная звезда в круге.

– Ваша светлость, – впервые за всю дорогу Ринка осмелилась с ним заговорить. – А мне не надо ли…

Некромант удивленно покосился на нее, словно впервые видел и не понимал, что это странное создание делает рядом с ним. Да еще и разговаривает!

Ринка тут же разозлилась – и сама испугалась. Что с ней такое? Никогда она не хамила старшим, да вообще никогда не хамила! А тут… наверное, это от шока.

– Простите, я… ну… – она совсем смутилась, но заставила себя продолжать: не замолкать же на половине фразы, тогда он сочтет ее совсем идиоткой. – Наверное, я неподобающе одета. Все же храм.

– Барготова мать, – тоном усталого воспитателя детсада отозвался некромант и остановился. Оглядел Ринку, скривился. Затем осмотрел здания, окружающие площадь. Скривился еще сильнее. – Ваше платье… э… ничуть не хуже того, что мы сможем купить здесь. Гостей не будет, так что одежда не имеет значения.

Он снова потянул ее к храму, и Ринка, вздохнув, пошла с ним. Что ж, по крайней мере, здесь нет заморочек с юбками.

– Не вздыхайте так тяжко, мефрау. Я не собираюсь держать вас в черном теле и морить голодом. Я все же герцог, а не трактирщик. Будут у вас платья. И содержание. И вообще, как только родите мне наследника, ваши обязательства будут исполнены, и можете катиться на все четыре стороны.

Ринка от неожиданности споткнулась.

– В смысле, катиться?..

– В смысле, я не жажду быть женатым всю жизнь. Мне нужен наследник… и кое-какие светские формальности. Через три года получите отступного согласно брачному контракту, и можете делать, что пожелаете.

А вот это уже было обидно. Почти до слез. Как обещание попользоваться и выбросить. Впрочем, чего еще можно было ожидать от сволочи аристократической?!