Тонкий холод. Книга баллад

Сорвавшийся осенний лист

Как же тибетская мудрость верна!всю мою жизнь объясняет она:точно сорвавшийся с дерева лист,ветром носимый под шорох и свист,в этой – одной из ноябрьских ночей:в красных прожилках, сухой и ничей,в холоде звонком с подсветкой луны,где вместо лиц только маски видны,силы лишенный родимых ветвей,и не имеющий воли своей,так что куда бы ему ни упасть,радость не ждет его, ждет лишь напасть,страхом гонимый (поскольку лишь страходушевляет растительный прах), —да, точно ветку покинувший лист(танца предсмертного славный солист),что, звездной ночи смертельно боясь,с теплым уютом хоть слабую связьвещим инстинктом желает найти —чтоб себя этим от страха спасти —и, обессиленный, в ночь ноябряпадает в призрачный круг фонаря,где его горькая ждет благодать:будут его чьи-то ноги топтать(видно, в подошвах все ж больше тепла,чем излучает астральная мгла), —да, точно так, как описанный лист,чей путь на землю совсем не тернист(ибо тернистым бывает лишь путь,но не бывает паденье ничуть), —сам я мотался в астральных мирах —шлюпка с веслом в океанских волнах —будто во сне, без привычных опор,страшен мне был бесконечный простор!страшен и в нем ослепительный свет, —кажется, я и сказал ему: «Нет!»,выбрав земные опять якоря,свет за подсветку предав фонаря,и – в чрево матери снова вошел,где дисгармонии узел нашел:узел, пускаясь в сюжетную нить,недоумения начал плодить, —их не загладить, они без конца,не отделить их, как глаз от лица,от биографии странной моей:смысла иного не вижу я в ней…именно так все случилось со мной —даже представить сценарий другойя при желании всем не могу:очень уж крепко засел он в мозгу, —может быть, если б я преодолелстрах мой – листа – и чуть дольше летелв сумраке грозном безмерных пространств —отягащающих душу убранств —так не наверх, как ни странно, а внизтело клонится под тяжестью риз —и не польстился б на свет фонаря,крепче ища для себя якоря, —может, тогда бы другая семьяв лоно свое меня взяла – и ябольше гармонии миру бы дал,а заодно сам бы меньше страдал…так ли тибетская мудрость верна?всю ль мою жизнь объясняет она?точно ль, как осенью сорванный лист,кармы маршрутов извечный турист,я по астральным мотался мирам?..веря всем этим прекрасным словам,я отношу их к своей лишь судьбеи не могу говорить о тебе:ты ж, мой читатель, решай для себя,как в этот мир занесло вдруг тебя.

Старшая сестра

Вспомнить пора мне о старшей сестре.Это случилось почти на заре.Ночь задержалась на миг у окна.В спаленке детской разверзлась стена.Гномов оттуда бесшумный отрядвышел за рядом причудливый ряд.И – перед тумбочкой в дальнем углурасположились они на полу.Тут же сестру я мою разбудил.Страх от нас долго еще отходил.Щурясь от лунного в стену луча,что-то угрюмо под нос бормоча,в грубых ботфортах и рваных плащах,с лицами взрослыми в детских прыщах,трогая шпаги на толстых ремнях,или мушкеты держа в пятернях,гномы враждебно смотрели на нас.И было трудно поверить в тот час,что их явленье в ночной тишиненам не привидилось в утреннем сне.Сказки любили с сестрой мы всегда.Это как раз и спасло нас тогда:не как пустых сновидений плодывстретили гномов мы злобных ряды —даже последнему призраку льстит,если при виде его заблеститглаз человеческий верой живой,что он в собрата глядит пред собой.Значит, нам кто-то посланье несетвсе об одном: что нас вера спасет.Только вступили мы в новую роль,выступил с речью их юный король.К нашей кровати почти подступив,руку на шпагу свою опустив,(шпага была в драгоценных камнях,спальня тотчас засияла в огнях)он, нам отвесив изящный поклон,светел и грозен, как бог Аполлон,просто заметил в ночной тишине —прежде всего обращаясь ко мне —что на родителях наших вина.Есть между ними обида одна:эту обиду нельзя ни простить,ни в обиходный пустяк обратить.Будет она, как смертельный недуг,жизни точить их дальнейший досуг.И для того, чтоб тот долг погаситьнужно меня иль сестру обратитьв гнома, что чужд как добру, так и злу.Много их было внизу на полу.А в заключенье король дал понять,что, для того чтоб проклятие снять,павшее тяжко на нашу семью,кандидатуру скорее моюон предлагает, не в силах решать:нашу судьбу нам самим выбирать!Только спустя много лет я узнал,что не случайно он так нам сказал:матери нашей отец изменил,и как бы душу любви погубил.Полом мужским продолженье отца,должен тот путь я пройти до конца.Каждое слово, как град на цветы,падало в сердце нам, руша мечты.Так мы и взрослыми стали людьми,быть перестав в те минуты детьми.«Что ж вы решили? скорее, друзья, —ждет пополнения гномов семья!»Шпага блеснула из ножн и ремня:ею вот-вот он коснется меня.В этот момент и сказала сестра(помню, как будто все было вчера):«Брата оставь, о, великий король!участь его разделить мне позволь.Вам никогда он не будет родной,я же могу тебе стать и женой.Для вашей жизни он слишком непрост,мне же не страшен ваш маленький рост.Да и к тому же я часто больна:жизнь моя детской печалью полна.Силы волшебные скрыты в тебе:может, моей ты поможешь судьбе».Ей улыбнулся красивый король:«Пусть будет так – ни болезни, ни больты не узнаешь отныне, мой друг.Рад я принять тебя в пестрый наш круг:славный народец, хоть дерзок и груб,вот только мне он до странности люб.Также и ты к ним любовь сохрани:детского счастья не знали они.Мне же ты с первого взгляда мила, —рад, что судьба наконец нас свела».Это последние были слова.Слабо в окне шевелилась листва.Страшной бывает подчас тишина,если к большим переменам она.Руку со шпагой король протянул.В этот момент я вдруг крепко заснул.Утром проснулся я в спальне один.Им остаюсь до глубоких седин:жаль, что сестра моя даже во снес тех давних пор не наведалась мне.Впрочем еще одна версия есть:жизни простой она делает честь,(выдумка тем в основном хороша,что развлекается ею душа), —будто бы то скарлатина былачто в первый месяц сестру увела.Так и ушла не простившись она,стынет под небом могилка одна.Ну, а спустя всего несколько летя в той семье появился на свет.

Детство во время болезни

1. Сцена ночной полночи посреди детской комнатыВ лунном свете занавескаразыгралась на стене —с явью связь особо вескав задыхающемся сне.Смутный страх вокруг витаетнапряженней льнет листва,и насколько глаз хватает —сцена полночи мертва.Но скорей мелькают тени,чуть раздвинулась стена,там – волшебные ступенив тайники больного сна.2. Игрушки и книгиК полночи дети все спят, —лишь в живом беспорядке игрушки,точно устав от игры,на пол беспечно легли.Свинка и кот в сапогах,паровозик и плюшевый мишка, —в темный глядят потолок,думая думу свою.Все они вспомнить хотят,цепенея в дремотном забытьи,кто был тот странный колдун,память отнявший у них.Утро наступит – и вновьоживут они в детских ручонках, —только все та же печальв лицах останется их.Тонкую эта печальвы прочтете на лицах у взрослых,если когда-то детьмичасто болели они.Сводит, как видно, болезнь,что для жизни не очень опасна,жителей разных миров:скажем, вещей и людей.Встречу такую никтодо конца своих дней не забудет,воссоздавая еев памяти чуткой своей.Вот только прочих путей,чтоб вернуться к былому общенью,как ни старайся, мой друг,нам не дано отыскать.Разве что книги еще:те, что в детстве во время болезни —скрасить чтоб долгий досуг —так мы любили читать.3. Биографическая справкаВ детстве я часто болел. Разумею, конечно, простуду.Слабость. И больно глотать. Насморок. Кашель. И жар.Выйти нельзя погулять. Только форточка настежь открыта.Солнышко светит вовсю. И апрельские тают снега.Слышно журчанье ручьев. Они странную грусть навевают.С ней и ложусь я в постель. Засыпаю на пару часов.Снова в окошко смотрю. Там волшебный сгущается сумрак.В дымке синеют снега. И спокойней опять на душе.Лампу включаю. Беру дальше – в руки любимую книгу.Чудо привносит она в мою детскую жизнь. В чем оно?Раньше, конечно, не мог его даже я близко осмыслить.Да и теперь мне слова не так просто к нему подобрать.Может, случилось все так, что предчувствие жизни тоскливойв провинциальной глуши безразмерных российских пространствв детскую душу вошло. А болезнь была только лишь повод.Может, с другой стороны, той болезнью рожденные сныдверь приоткрыли в стене. И ту дверь на всю жизнь я запомнил.Не на одних только снах, как на петлях, та держится дверь!В книгах любимых к ней путь. Если в то, о чем вы прочитали,верите вы всей душой, то всегда вы войдете в ту дверь.Я в нее часто входил. Всего чаще во время болезнив детских и ранних годах. Что увидел тогда я за ней?Это резонный вопрос. На него я мог так бы ответить:прежде всего я узрел, что мне странником быть суждено.Или простым языком говоря: я рожден эмигрантом.Но здесь политики нет. Здесь повыше присутствует смысл.Кажется, в том состоит он, что найти мне по жизни общину:будь то родная семья или в духе собратьев союз,где, как в тарелке своей, я себя бы почувствовал – этобыло заказано мне. И как будто бы раз навсегда.Типов общенья не счесть. Но из каждого рано иль поздно,и не по воле своей – точно бес щекотил мне ребро —осуществляя судьбу, эмигрировать мне приходилось.Это почти как закон: кто однажды родные края —и без разумных причин – непонятно зачем, но покинул,будет по жизни любой ареал иногда покидать.Правда, пристанище он тоже втайне отыскивать будет —то, о чем можно сказать: вот родной и последний мой дом.Жаль только то, что за ним он бежать будет вечно и присно:так черепаху не мог быстроногий догнать Ахиллес.Даже не верится, что в моем детстве во время болезни,точно в кармане ключи, залегали от жизни моей.4. Ключ от шкатулкиЕсть в детском возрасте тайна одна:годы спустя узнается она.В море случайно уроненный ключвысветит так вдруг полуденный луч.Ключ тот на дне нам вовек не забыть:что как он может шкатулку открыть?Много в шкатулке той чудных вещей —но скрыл шкатулку песок, как Кощей.Ключ лишь на илистом камне блестит —сердце при виде его в нас теснит.Снова по жизни подводит стезяк миру, в который вернуться нельзя.Два в ситуации этой пути:но по которому лучше пойти?Можно из моря тот ключик достать,да заодно и ларец поискать.Можно, к нему повернувшись спиной,молча проститься с морской глубиной.Пусть в первом выборе бездна пуант,мне лично ближе второй вариант.Горько – не правда ли – осознавать,что дверцу в детство должны открыватьмы ключом памяти? больше никак…но раздражителен этот пустяк.Память – не жизнь, как не свет один луч:выброшу в море я памяти ключ.Пусть со шкатулкой на дне он лежити – морю синему принадлежит.И разве только простудный недуг —с давних времен неразлучный мой друг —коротко снова меня посетив —чтоб убедиться, что я еще жив —дверцу ко дням моим лучшим, былыммне приоткроет ключом запасным.

Моя хорошо состарившаяся мама

Молодости человек так не рад,как ему страшен под старость распадтела, как храма бессмертной души.И вот тогда все средства хороши,чтобы прочувствовать тела распадтак, словно ты ему чуточку – рад.Я это в точности мог наблюдать,видя, как возраст стал маме под стать.В зеркале взгляды однажды сошлисьнаши, читатель, теперь – улыбнись:жизни пошло ей на пользу бардо —общность явилась с Марлоном Брандо.Прежде и мысли о сходстве такомбыть не могло – никогда и ни в ком.Мама моя патриоткой была.Также работницей славной слыла.Много имела хороших подруг.Узок был, правда, семьи ее круг.Муж – и отец мой – ушел из семьи.С ним и все братья и сестры мои:их – нерожденных – прикончил развод.Крепче семьи оказался завод,ибо отец приучился там пить.Многих непьющих он смог пережить.Мама иную имела мечту,видя предельную в ней красоту:жить в центре города – и только тамфору легко даст всем прочим мечтам.Каждый, кто вырос в родимом совке,знает об этом жилом тупике.Видел я часто – пока не подрос —скольких испортил квартирный вопрос.Только покинув родную страну,смог подарить я вторую веснумаме, свершив нелегальный обмен, —и как бы крошечный стал супермен.Но – шутки в сторону, а без менямама жила б до последнего дняв дачной окраине, где так хорошвоздух, который она ни во грошставить упорно не склонна была,и – девяносто с лихвой прожила.Я же давно на чужбине живуи – второй родиной землю зову,где родился – в городке Эйзенах —он – «мое все». Кто? Конечно же, Бах.Не удосужилась мама моясъездить туда, где с семьей живу я,втайне желая понравиться тем,кто с перестройкой давно стал никем.Да, изменилась Россия-страна,но диссонансом, как прежде, сильна.Режет контраст нестерпимо нам слух:это и есть сокровенный наш дух.Подвиг великий нам легче свершить,чем в тишине и достоинстве жить.И не усвоим мы западный свет,ибо у нас чести в мелочи нет.Может, конечно, с другой стороныне понимаем родной мы страны:так, как состарилась мама моя,вряд ли сумею состариться я.Что тогда проку от мыслей моих,если мне трудно достоинство ихчуждых распаду чертами лица,точно печатью, скрепить до конца?Снова смотрю я на маму мою:родины автопортрет узнаю.Тех, разумеется, сталинских лет:много в них мрака, но есть в них и свет.Трусость там есть, но она так сродниробости, всякой лишенной брони.Свету от свечки та робость близка,ибо в ней нет ничего – свысока.Если характер без острых углов,то принимает и власть он без слов.Это мне в маме, я должен сказать,самое трудное было принять.Сжиться с покорностью может любовь?Или нужна ей горячая кровь?Этот вопрос, что страшней гильотин,русским и задал маркиз де Кюстин,нож им нам в самое сердце вонзя.Вот только, к счастью, ответить нельзяопределенно вполне на него.Я это понял лишь после того,как пригляделся внимательно к ней:в зеркале к старенькой маме моей.Как хорошо постарела она!и как вдруг явственно стала виднапрежде не видная в теле – душа.Этим-то старость ее хороша!Многое дал бы я, чтобы узнатьи про маркиза предсмертную стать:как его тела свершился распад,был ли ему он хоть чуточку рад,и сохранил ли он образ лица,в коем достоинство есть до конца.

Маленький сын от первой жены

Не правда ль: малыш наш явился из сказки?не знает никто туда путь!украл он у мамы лазурные глазки,и стражу сумел обмануть.Недаром с тех пор он так жалобно плачет —он слышит погоню во сне:то конница гномов за стенами скачетв глубокой ночной тишине.Их юный король справедливо разгневан,рассержена грозная рать,клянутся смешным, хоть и грозным напевомназад беглеца отобрать.Все ближе их топот: быть может с рассветомнастигли б они малыша —но, к счастью, во сне, беспокойством согретом,все мамина чует душа.А кражу ту мама давно уж простилаи, видя то, тучи мрачней,к соседним кроваткам король, как Аттила,игрушечных гонит коней.

Отец

Я прожил с отцом совместночертову дюжину лет,прежде чем после разводаисчез в семье его след.И что же? все эти годыкак будто я счастлив был,а пуще всего партейкив шахматы с ним не забыл.Обычно поздно и пьянымон возвращался в наш дом:что значило то для мамы —понял я только потом.Зато за игрой сраженьеи с ним мужской разговор:два главных отцовских даразапомнил я до сих пор.А все потому, что большене мог или не хотелмне дать он – ведь в жизни многокуда поважнее дел.Но может, и сам я тожелучшего не заслужил:я это теперь лишь понял,когда почти жизнь прожил.Ведь странно так получилось:в родном без любви гнездемне было весьма комфортно —почти как рыбе в воде.Значит, с отцом мы похожии каждый друг другу далсвободу: дар самый главный —то, о чем каждый мечтал.Свобода та – друг от друга:когда между визавиесть родственная привычка,но нет никакой любви.И вся наша связь по жизни,как в шахматах ход конем:как он во мне не нуждался,так я не нуждался в нем.Но если б меня спросили:хочу ль другого отца,то спору меж «за» и «против»не было бы и конца.Однако отцу заменуи в мыслях я не искал,но с рамкой и без портретаскитаться по жизни стал.Хотя… я тоже надеюсь,что он, честь семьи храня,сходное принял решеньеи в отношеньи меня.

Самая большая удача в жизни

Как же, о господи, мне повезло!недругам тайным как будто назлолучшую тещу ты мне подарил.Чем я подарок такой заслужил?Двух дочерей – и прекрасных онавырастила совершенно одна:грации женской двойной экспонат —я на одном из них даже женат!Спорить я с тещей могу обо всем,взгляды не сходятся наши ни в чем.Стоит же взгляд мне на ней задержать,оба улыбку не можем сдержать.Так что все споры не стоят гроша:в нашей улыбке вся наша душа!Этой улыбки – добрейшей насквозь —нет в наших лицах, когда мы – поврозь.Правда, чтоб зятем скучнейшим не стать,тещу люблю я подчас испытать.По гороскопу она – Скорпион:тот, кто в своей правоте убежденныне и присно, во веки веков, —вот ведь у тещи характер каков!И потому – как внимательный зятьдолжен я с грустным лицом ей сказать,что вот опять, мол, ошиблась она.В краску тотчас, как от рюмки вина,мой возмущенный войдет визави:даже давленье подскочит в крови.Станет немножко неловко и мне:что же я так бессердечен к родне?Снова я к теще моей подойду —с нею другой разговор заведу.Будем о дочках ее говорить,и – как непросто ей было прожитьжизнь, что нелегкой, но славной была:все в ней припомнить она бы могла,с Фаустом вместе сказав: «Хорошажизнь, ибо в каждом мгновеньи – душа».Все бы я дал, чтобы то же сказатьмог и о жизни своей ее зять.

Гномы

Средь нас были странные дети,что в детстве хотели остаться, —и вздумали помыслы эти,как в сказке, от них отделяться.Им грустно казалось смиритьсяс серьезностью будней житейских —куда как приятней резвитьсяв привольных полях Елисейских!Там демоны, люди и богитанцуют, играют на флейте,а здесь мамы с папами строги,как будто и не были дети.Там нет ни рожденья, ни смерти,там жители в юность одеты,и даже заядлые чертисияют там радостным светом.И как под удобным предлогомспектакль покидают в антракте,покинули мир – но пред богомпредстали в решающем акте.И что же: похожим на хохотсквозь щель в преисподнюю дверцы,а может на ангельский шепот,идущий от самого сердца,сказал им таинственный Голос:«Я в лоно Мое не приемлюдо срока не вызревший колос:вернитесь на грешную землюи снова живите, как дети,хоть облик и будет ваш жуток,не ангелам быть же в ответеза ваш неразумный поступок!Я сделаю смерть недоступнойдля вашего малого роста —но с жизнью, как страсть, неотступной,бороться вам будет непросто!Идите и сказку вернитедушою черствеющим людям,и жертву собой принесите:за это мы вас и рассудим».Изрек – и вот бывшие дети,что мило под солнцем резвились,в невиданных прежде на светеволшебных существ превратились,и – гномами разными стали,и так же, как люди, старели,и жить, вероятно, устали,но смерти найти не умели.Лишь ножкой стучали о ножку,да глазками злобно косили,когда мимо них по дорожкелюдей на плечах проносили.И глядя с враждой безыскуснойна бледную в лицах их краску,все думали с завистью грустной,что скрылись те в лучшую сказку.

Наши меньшие братья

1. Собака и библейский змейОна остановилась посреди моста,меня обнюхивая робко, но и страстно,возбуждена струной от носа до хвоста:хозяин ей издалека кричал напрасно.По существу и я весьма доволен был,играя где-то роль востребованной вещи, —к мирам иным в душе разыгрывая пыл,самим себе же втайне мы и рукоплещем.Я думаю, что в нас чужой собачий взглядначало сверхприродное разнюхать хочет, —метафизически сомнительный обряд,зато он наше самолюбие щекочет!Подозревает верно этот славный песшанс в людях над своей возвыситься природой, —но прежде разрешить они должны вопрос,что нужно понимать под дьявольской породой.Да, змей библейский здесь имеется в виду,а также женщина, и рай, и близость бога, —они стояли и стоят в одном рядукак стражи вечные заветного порога.Все дело в том, что тишину, покой и свет —тройное рая неотъемлемое свойство —осиливает в нас, как книгу интернет,по поводу чужого пола беспокойство.Оно как было, так и есть тот самый змей,но жить не может без него любовь земная,и все же… все же, друг, их связь ты не посмейназвать реальностью как такового рая.Животным чужды тишина, покой и свет,а вот изнанку змея знает и собака, —нет, все-таки каков божественный сюжет:а что как человек и поведет ее из мрака?Увы! как бы возвышен неба ни был вид,его в мужчине облик женщины осилит, —не всякой, правда, но лишь той, что пробудитв нем змея, а вот тот его и обескрылит.Библейский змей, поверьте, и никто другойживые существа воистину сближает,а тихий свет – для нас возвышенный изгой —нас изредка и для проформы посещает.Сие постиг и пес немного погодя,меня как следует со всех сторон обнюхав,во мне, как ожидалось, близко не найдянад ним уж слишком возвышающихся духов.Так и расстались мы на памятном мостубез тени мысли о возможной новой встрече:похоронил я в сердце светлую мечту,хотя о сожалении не может быть и речи.Мечта моя: необратимо предпочестьпокой и свет – соблазну женскому и змею,а то, что этот странный выбор в мире есть,я вряд ли доказать кому-нибудь сумею.И потому я судьбоносной назовуту встречу с существом родным, четвероногим:мне кажется, что я с тех пор чуть-чуть живусознаньем слов родства – «от бога» и «убогим».Самой земной природой сделанный акцентна всех наших людских амбициях тщеславныхи, может быть, пока удобнейший моментпонять, что мы с животными совсем на равных.2. Любимый котМой кот мне больше, чем приятель, —он член моей семьи давно,неважно, кто его создатель:здесь все на славу создано.Короткорошерстный он и серый,британский, голубых кровей, —но на английские манерыплюет мой русский котофей.Как все коты, он не считаетлюдей творения венцом, —и дружбу только к тем питает,в ком чует душу за лицом.Мудрец немного, жить он воленбез всяких мишурных убранств, —и потому вполне доволенпределом комнатных пространств.Что говорю? по жизни тянетв духовном смысле он меня:тем, что без пищи дни протянет,а без любви так и ни дня.Собак он вовсе не боится,и птичку вряд ли задерет, —но если ссоре быть случится,на нас он сразу же орет!Семьи гармонии хранительстареет он быстрее нас, —и в чудную зверей обительсойти его все ближе час.Его я там потом и встречу,а если нет? вскричит простак, —тогда – с готовностью отвечу —я что-то сделал здесь не так.И разве вместо благ премногихнам встретить снова не важнейпусть и слегка четвероногих,но самых преданных друзей?3. Хромой слоненокЕсть на земле чудный остров: Цейлон —счастлив любой там родившийся слон.Нет на Цейлоне ни тигров, ни львов,стало быть нет для слонов и врагов.Ходит по острову добрый монах,рядом – слоненок с улыбкой в глазах.Можно сказать, что ему повезло,хоть и познал он великое зло.Прошлой весною в капкан он попал —ну и пожизненно хроменьким стал.Но обреченному вечно хроматьдикая больше природа не мать.Так что любовь человека с тех порджунглей ему заменила простор.Редко слоненка с монахом поврозьвстретишь: любовь их пронзила насквозь.Может, забыл он о братьях-слонах,как и о людях забыл тот монах.С болью по жизни идут, но – легко,с болью пройдут и сквозь смерти ушко.Там я и встречу обоих потом:буду я в паре с любимым котом.После того, как, ключами грозя,крикнет мне Петр, что «с котами нельзя»,прочие стану искать я пути —с братьями меньшими дальше идти.Если же рядом еще и монах —ну это точно уж как в небесах.4. ВоронВорон – особая птица,ворон не воробей:жить, как собака иль кошка,мог бы среди людей.Мог бы, да, видно, не хочет:скучно ему меж нас, —в мирах иных на подхвате,он – как рыцарь на час.К людям он мог бы явиться —на подоконник став,им будущее прокаркать:он в предсказаньях прав!Но вовремя бы закрылилюди свое окно —должно быть, как этот ворон,будущее темно.Зачем роковое знанье:сколько еще им жить?не зная о смертном часе,можно лишь не тужить.Еще мог сказать бы воронлюдям о предках их:тех, кому было малоравных в грехах земных.Но сведенья вещей птицы:точные век назад,нынче слегка устарели:рай уж не тот, и ад.И там перемены схожисо сменой ночей и дней:людям понять это трудно,птицам еще трудней.Что же до саги с ковчегом,здесь сработала честь:ведь Ною втайне хотелосьголубя предпочесть.Ворон и дерзок и черен,голубь смирен и бел —один другого от светлыхи отстранил от дел.Хотя и по доброй воле:ворон не против был,и клюв совать во все дырыпыл его поостыл.И то сказать – побегушкойстоль непохожих сил:то есть небесных и адскихиздавна он прослыл.И нашим и вашим спляшем:славы большой тут нет!для ворона оба мира —в картах двойной валет.Может, меж светом и тьмоюон устал выбирать —но тогда что остается?птицей простою стать.Да он и сам понимает:что от его услуг?не враг он суетным людям,также он им не друг.Да, славное было время —ворон не мог молчать,и свой уникальный опытлюдям мнил передать.Теперь времена другие:мир пленил интернет —для всех запредельных истинон как бронежилет.Как информацию ищутлюди ночи и дни,так ворон в поисках пищи —снова равны они!И зрит на прохожих ворончерным своим глазком,внутреннего превосходстване находя ни в ком.Я этот взгляд характерныйчасто в зверях встречал —как будто вопрос в нем к людямвечный снова звучал.Но смертные люди не в силахдать ответ на него —если ж ответ невозможен,молчать лучше всего.Или беседа на равных —этот мне ближе путь:всегда поболтать стараюсьс ними о чем-нибудь.Люблю осторожный откликих на мои слова,поскольку в нем нет и близконашего шутовства.Как вещи, звери серьезны:так серьезен лишь бог, —понять их тайную близостьворон мне и помог.Спасибо, вещая птица!вот, значит, нынче как:окольными лишь путямисвет разгоняет мрак.Великое сделав дело,свой на мне дерзкий взглядпопридержал чуть-чуть ворон:был он как будто рад.Общенье наше обоимвидно, в жилу пошло:помог и ему я вспомнитьстарое ремесло.Взаимная благодарностьбудет отныне нассвязывать: правда, надолгоили только на час?Обе нам альтернативыбудет легко принять,ибо друг друга сумелимы до конца понять.5. Змея и хомячокКак и феномен любой, относительна всякая святость.Степень здесь очень важна, в какой мы над природой своейне упраздняя ее приподняться естественно можем.Так что кому не дано сил, чтоб подвиг духовный свершить,но кто свершает его – каким образом, нам непонятнов наших бывает глазах предпочтительней даже того,кто совершенен во всем по причине природы счастливой:то есть в ком низшего нет и кому неизвестна нуждак высшему сердцем стремясь, себя вечно тащить из болота,за уши больно схватив. Потому в ядовитой змее,что, хомячка получив в своей клетке однажды стеклянной,чтобы всего только жить – вегетариев нет среди змей —вместо того чтобы съесть, завела с ним престранную дружбу —так что и ныне они вместе рядышком мирно живут, —да, в этой самой змее – справедливости ради единой —святость должны мы признать, не копаясь в мотивах иных.Ибо копаться в душе даже светочей самых великихесть неоправданный риск: там найдем мы чудовищ таких,что и в морской глубине не так часто, быть может, и встретишь.Ну, а поскольку пример хомячка с дружелюбной змеейне единичен отнюдь: много случаев слишком подобных! —мир нам природы милей недоступной когорты святых.Также балладу мою о Приятелях Двух Закадычныхкоротко, но посетил вышеназванный вечный сюжет:в мире природы – в саду под высоким раскидистым кленомангел с химерой нашли – не впервые ли? – общий язык.То же сказал и Будда: человек, если он – просветленный,выше намного голов даже самых высоких богов.6. ТигрЧудная есть в этом мире страна —родственна с раем библейским она.Край тот блаженный зовется Таиланд:ценностей древних надежный гарант.Только под солнцем бродя той странысделался вхож я в буддийские снысобственному вопреки существу:не в сновидениях, а наяву.Ласковый в людях там светится свет,ну и привычной в них тяжести нет.Тварей живых друг на друга набегтам заменился на Ноев ковчег:пусть не везде, не всегда, не вполне —но даже так чудом кажется мне.Чудный в стране той есть и монастырь:там зверь-убийца и зверь-богатырькашу и овощи ест не шутя —и безобиден он, точно дитя.Речь здесь о тигре бенгальском идет,что меж монахов монахом живет.Ласков, силен, полосат, бархатист —каждый его может гладить турист,дерзкие фотки – на смелость памфлет —выставив тут же смеясь в интернет.А между тем ни один человек,если случится ему за весь вектигра хоть раз – но в природе живойвстретить и миг пережить роковой,не променяет такой эпизодна монастырский его антипод.Значит, опасность, входящая в кровь,так же нам дорога, как и любовь:ту иль другую навек предпочестьвыбор труднейший как был, так и есть.Царство природы стоит за одной:спряталсь смерть у него за спиной.Божие царство – без смерти – в другой:вот только мы-то в него ни ногой.Символы мира – голубка, овцане проникают в людские сердца.Нас очаровывает грозный тигр:символ в природе безжалостных игр.Но в тонком мире заоблачных сферс тигром не схож разве и Люцифер?Сходная грация, сходная мощь,сходный инстинкт быть и вне райских рощ,ибо в последних покой есть и свет,непредсказуемости лишь в них нет:пусть и страшится ее правдолюб,жить без нее, как без соли есть суп.Что же до сделанного ими зла,то его доля предельно мала,если сравнить ее с долями тех,чей был пушистый и беленький мех.Так незаметно, читатель и друг,мною очерчен магический круг:люди и звери и ангельский миррыцарский здесь разыграли турнир.К счастью, никто никого не убил,так как бессмертным и будет, и был.Голубь господний и тигр-Люцифер —странный дают они людям пример:что, как к тому иль другому примкнутьв сторону значит всего лишь шагнуть?Но, как известно нам, на сторонемуж изменяет обычно жене.7. ДельфинНа умном верхом дельфине,в раковину трубя,забыв обо всем на свете,только мечту любя:мечту о большой свободе,места в которой нетни для людей, ни для бога,где в синей гамме светморем зовется и небом,узких где нет страстей,в темный туннель уводящих,мелких нет и сетей,в быте бессмертном держащих,демиург где отец —не лучший для нас ли самый? —где и любви конецпрекрасней, чем у Шекспира,главное ж, где финалне знает привычной смерти —море ведь как астрал —эта прекрасная сценаблизкая нам давно:жаль, что по повести только,лучше бы по кино, —она и рождает чувство:что-то у нас не так,а что, если взять конкретно,мы не поймем никак,и сколько бы с ностальгиейкнигу в руки ни брать,сцена «верхом на дельфине»будет одолеватьвсе наши смыслы о жизни,в коих искусства нет,и будет душа стремитьсяв синий проникнуть свет.