Тонкий холод. Книга баллад

Эльфы и листья

В высях синих и безбрежныхэльфы маю подпевали, —и от их напевов нежныхлистья чутко оживали.В зное солнечных дорожекэльфы ловко танцевали, —и от топота их ножеклистья жажду забывали.В облаках купаясь чистыхэльфы лето провожали, —и от взглядов их лучистыхлистья слабо трепетали.В дымке ж осени холоднойэльфы грустно лишь вздыхали, —и от грусти той бесплоднойлистья тихо опадали.

Демоны лунной полночи

1.Как истлевшие мощи вековк трубам ангелов судной весны,проплывают гряды облаковв безотрадном сияньи луны.Стоит чутким забыться лишь сном —в сновиденья скользят облака:словно в зеркале бледно-ночномнадвигается тень двойника.Точно демонский конный отряд,обходя полуночный обрыв,черной мессы свершая обряд,роковой завершает прорыв.2.В фиолетовом сияньидекораций мертвой ночилунных токов изваянье,словно черепные очи,усмехается над безднойироничней, но не чутче,чем все то, что в песне звезднойобошел молчаньем Тютчев.3.Кровавым гноем, желтым и потусторонним,пропитанный насквозь июньский лунный дисккатили бесы в полночь под истошный визг:«Отец, отец, дозволь – мы вниз его уроним!»Вдруг мерный бой часов и колокольный звон,заставив смолкнуть в безобразных глотках крики,в оцепеневший мир вошли и вышли вон,и как же изменились бесовские лики!Внебрачные потомки игрищ тьмы со светом,они, с собой один оставшись на один,впервые эту ночь покинули с ответом,кто же над ними настоящий господин.

Противный человек

Вот, как и вечность назад, из глубокого жерла туннеляновая горстка людей боязливо выходит на свет.Что-то в них общее есть. Может, в мыслях субтильное сходство.Может, всего только миг, что в иные миры их позвал.Каждый покинул из них обстановку столь милую сердцу.Каждый же, к счастью, забыл, чем недавно он счастливо жил.Не удалось им забыть только смутную в сердце надежду,что в незнакомых краях кто-то близкий и важный их ждет.Кто же он – тот, кто их ждет? Друг, отбрось эти праздные мысли!И о конкретных чертах тебя ждущего не помышляй!Космосом правит закон: чем возвышенней в мире феномен,тем он безвидней и лик в светоносность уходит его.Это, пожалуй, и все, что мы знаем о подлинно высшем.Также все доброе в нас лишено осязаемых форм.Музыкой тихой сквозят побуждения лучшие наши.И в основаньи у них только тонкий вибрирует свет.Нет доказательств иных насчет ждущего нас на том свете,но по-хорошему нам доказательств не надо других.Если ж, постигнув тот свет – как предельное мира блаженство —мы, как и следует, в нем пожелаем остаться навек,ибо другой вариант нам теперь даже дико представить,но, несмотря ни на что, нам придется покинуть его:то ли он так пожелал, то ли сами мы так порешили,в общем, когда это все повторится – и в тысячный – раз,и когда в тысячный раз мы не сможем все это осмыслить,то, возвратившись опять, в мир, что близок нам как никакой,будем мы так вспоминать о свиданьи коротким со светом:«Вроде бы все на мази уже было в слиянии с ним.И собирались навек мы вступить в его светлое царство.Да как назло в тот момент вдруг явился один человек.Нос он орлиный имел и торчащий вперед подбородок.Складки безгубого рта с двух сторон разошлись до ушейкак бы в улыбке кривой. Хотя взгляд его был и серьезен.Очень внимательный взгляд тот мужчина противный имел.Может быть, лишь потому мы невольно и принялись слушатьстранные речи его. А хотелось нам только одно:прочь от него убежать. Но как вкопанные мы стояли,видя безглазой душой, как поодаль ключами гремел,перед дверьми взад-вперед дефилируя четкой походкой,первоапостольный Петр. Непонятно вот только зачемв сторону нашу смотреть избегал он как будто упорно.Это смущало и нас, принуждая и дальше вниматьдиким каким-то словам, вылезавшим из тонкой улыбки:так, табакерку открыв, чертенята оттуда бегут.Все говорил он о том, что увидели мы, что нам нужно,и что помимо того как бы нечего нам показать.Совесть хорошая вещь! и пора нам опять расходиться:что он имеет в виду? это нам объяснят тет-а-тет.Ну а когда все прошло, неприятный осадок осталсяв нас – и у всех – на душе: будто сами закрыли мы дверьк свету – в тот самый момент, как мужчину мы вздумали слушать.То-то не глядя на нас Петр стал грустно качать головой.

Черт, сидящий в детали

Наиважнейший вопрос – потому что для жизни насущный —с древних времен по сей день, как заноза, тревожит людей:черт – провокатор он есть или правит привычным нам миром?Только об этом одном Мефистофеля с Воландом спор:кроме как этих двоих даже близко в высоком искусствеобраза дьявола нет, чтоб и сердце, и ум убедить.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Первый в детали сидит – и другого ему как бы местав мире, но также в мирах всемогущий господь не отвел.Видимым миром второй – и неплохо по-своему правит:также с трактовкой такой согласиться мы можем вполне.Каждый из нас подтвердит, заглянув в себя чуточку глубже,сколько чудовищ сидит в его вроде бы чистой душе:так океанская глубь, по субстанции тоже прекрасна —только лишь небо одно в этом плане мы с нею сравним —чудищ лелеет в себе, сотворить коих суша не в силах,ибо чем выше предмет, тем и двойственней сущность его.Но у одних из людей поселяются в мыслях лишь монстры,в волю не смея войти, а без воли нельзя совершатьв мире подлунном дела, что чудовищ тех имя и носит.Дело, однако, все в том, что не знает вполне человекстепень предельную зла, на которую в жизни способенон, при условии, что предоставится случай ему:это, как правило, власть над людьми иль одним человеком —тут и является черт, чтоб его до конца испытать.. . . . . . . . . . . . . . . . . .В браке счастливый супруг также с женщиной и постороннейможет слегка флиртовать: между мыслью и волей тот флирт,как по канату плясун, грациозно, с опаской танцует,вправо и влево упасть неизбежно рискуя всегда.Вправо: когда не всерьез с нею он – понарошке – флиртует,и при раскладе любом невозможно соитье для них,а это значит – и жизнь они строить совместно не могут:в мысли общенье для них протекает, но мысль – разве жизнь?Можно и влево упасть: если прямо поддаться соблазнуи совершить адюльтер – в прах счастливый рассыпется брак,и неизвестно еще, отношение с женщиной новой —будет ли прочным оно или вместе с изменой падет,съедено как бы грехом, что засело в его сердцевине.Так что описанный флирт, что по грани заветной скользя —грань та поступок и мысль – и скользя как по лезвию бритвы,первый пример есть того, как в детали наш черт и сидит,и как зависит от нас – хоть все это совсем и не просто —в мир не пуская его, в табакерке и дальше держать.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Или другой вам пример: о достойной мечтаем мы смерти,чтобы обузой не быть нам в годах никому и ни в чем.Старость, однако, идет, разрушая любимое тело:может случиться и так, что не только ходить, но и есть,что говорю? и дышать мы не сможем без помощи внешней,смерть же пока не спешит – о, страшна без достоинства жизнь!но и покончить нам с ней невозможно без римской закваски.Также и здесь черт сидит – как в детали, в старенье любомв виде вопроса в душе, на который нельзя нам ответить:лучше ли ходу вещей предоставить печальный финалили вмешаться самим, сделав то, что прекрасно, но – страшно?будем молиться о том, чтоб нас минула чаша сия!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Третий угодно ль пример? он относится к людям немногим,что, пусть хоть раз, но всерьез для себя попытались найтито, что привыкли мы звать громким именем истины вечной.Казус их всех ожидал, ибо должен такой человек —хочет того или нет – оказать уважение людям:скажем, подобным Будде, Иисусу и прочим, но жизньне позволяет ему ради них изменить свою сущность.Верным остаться себе суть природы верховный закон,и остается ни с чем в путь отправившийся правдолюбец,истины вместо подчас обретя лишь расстройство души.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Также в истории есть много ярких и точных примеров,как в табакерке сидит абсолютно реальный тот черт,и как опасно его выпускать человеку на волю:разве что издавна он с человеком на воле живет.

Несостоявшаяся сделка с дьяволом

1. Два городаСанкт-Петербург только и Амстердам:дьяволу душу, пожалуй, продам,чтоб, когда счет прекратится годам,вместо того, чтоб к астральным судам —тенью по этим бродить городам,доступ земным ограничив родам.Да, вдоль зеркальных каналов гулять,времени напрочь отсчет потерять,в прошлую жизнь горожан проникать,и ни о чем в мире больше не знать,как, что важнее, и знать не желать,и все, что помнил, скорей забывать,так мою новую мыслю я стать.Вот только что со мной будет тогда,если простая случится беда:станет мне скучно, сперва иногда,дальше – надолго, потом – навсегда,но не отправиться больше «туда»,как не вернуться уже и «сюда»,все ли заменит мне эта вода?Так что чуть-чуть стану сам себе мил:правильно я в этот раз поступил —в меру своих ограниченных силтонкий соблазн я в душе победили – сделку с дьяволом не заключил:как бы я те города ни любил,несколько раз я их лишь посетил.2. Один городНеотразимый в притяжении магнитном,неприложимо-чуждый суете людской,в мундире строгом, похоронном и гранитномспит этот самый странный город над рекой.Весь воплощение линейной перспективы,так и не легшей на российскую судьбу,он телом – жизни европейской негативы,а духом – Пушкин, ясно мыслящий в гробу.То, что ему живые люди неприятны,уже сомненьям никаким не подлежит,но значит ли, что действует закон обратный —и только к умершим его душа лежит?А что – пусть в виде исключенья, но бывает:вдруг голос внутренний куда-то позовет,и человек квартиру в городе снимаетчужом – но за всю жизнь и дня в ней не живет.Не это ли с Санкт-Петербургом и случилось:там неживым как будто все жилье сдано,да, видно, ими до сих пор не заселилось,точно жильцам в догадку, от кого оно?Любые чересчур возвышенные чувстванесовместимы с человеческим теплом:здесь скрыта сердцевина всякого искусства,и Люцифер обмахивает нас своим крылом.Гигантского того крыла в нас дуновенье —величия и равнодушья к богу смесь —то самое и вызывает вдохновенье,которое на нас находит только здесь.Для смертного ему нельзя не подчиниться,но можно смысл его хотя бы осознать,а как на наших судьбах это отразится,нам, к счастью, не дано и близко даже знать.И сделку с дьяволом расторгнет наша вера —она пришла к нам не сегодня, не вчера —что это город все-таки не Люцифера,а Пушкина, как и великого Петра.

Болезненный силлогизм

В земной и духовной жизниуже испокон вековучитель всегда в ответеза судьбы учеников.Свободен в игре ребенок,но где-то близко отец —и кто, как не он, решает,каков у игры конец?Бывает: отец и рядом,однако недоглядел —и случай жизни ребенкадо срока кладет предел.Но есть и обратный случай:когда отец далеко,а детям в бурях житейскихи радостно, и легко.Вот этот второй сценарий —на вид он неба светлей —одних отличает толькоистинных учителей.Их ауры после смертивоистину таковы,что волосу не позволятс близкой упасть головы.Нам это кажется тайной,но здесь природы закон —и Высшее торжествует,Низшее ставя на кон.Примеров я знаю немало,а лучший из них – буддизм:не шло от Будды насилье,дальше – простой силлогизм.В душе о нем каждый знает:знает – и странно молчит,будто незримая караза ним на часах стоит.Но там, где хоть йота страха,истины нет и следа —здесь тоже закон природы,что действует в нас всегда.Однако нужно закончитьщемящий тот силлогизм,началом коему служитобыкновенный буддизм.Достанет пролитой кровиза Новый один Заветлюбую реку окраситьсовсем в чужеродный цвет.Нет подле бога страданья,и пролитой крови нет —нашептывает нам сердцена тот силлогизм ответ.

Тролль и зубная боль

Как из пещеры на свет всходит тролль,так посещает зубная нас боль.В небо желает тролль мельком взглянуть,что-то душе боль желает шепнуть:может, что тоже в ней смысл высший есть,может, что низшего лишь она месть.Щурит глаза тролль на светлый простор:страшно пространство ему без опор.Также и боль: отмечает она,что жизнь в зубах ей отрадно-тесна.Тролль, как и боль – они в меру лишь злы:портит их навык жить в чреве иглы.Там, где материя сверхтяжела,в «черные дыры» духовность ушла.Может, из тех – и сверхплотных веществсказочных соткана сущность существ?Важным мне кажется этот закон,ибо и к людям относится он:разве, чтоб ближнего сердцем принять,мы не должны прежде легкими стать?Небо для тролля – «любимый мозоль»:в землю скрывается каменный тролль.Боль же зубная сама не уйдет:врач мой лекарством ее уберет.И на обратном пути от врача —с грустным лицом, но блаженно урча,что отступила зубная та боль,я и начну постигать ее роль.Все в ней пойму, только дайте мне срок,а как аванс – эти несколько строк.

Ад и рай

1. Порок и добродетельМрамором вырезан в людях порок,а добродетель, она – как дымок.Неба граница она и земли —и потому вечно тает вдали.Часто нам слиться хотелось бы с ней,чтоб не отбрасывать больше теней.Но не достигнуть заветной черты:все остается в пределах мечты.Только от прожитой жизни сюжет —он мало-мальски походит на свет.Он не отбросит и слабую тень:мир бытия – вечно длящийся день.В нем и почил пресловутый порок,как только минул его земной срок.Значит, воистину каждый из насбогоподобен и здесь, и сейчас.Все, что нам нужно, у нас уже есть:больше благой и не может быть весть.Правда, угодно капризной судьбе,чтобы прообраз бессмертный в себевидеть и щупать нам было нельзя:к Высшему всходит такая стезя.И бескорыстия так идеалвечных страданий источником стал.Плотью и кровью творится сюжет,в коем с тенями сливается свет.Мучаться нужно на этой земле,плод же мучений – он как бы в нуле.То, что он есть, образует наш рай:может, другого и нет, так и знай.То, что навеки он – спрятанный клад,рай обращает мгновенно вдруг в ад.Так и живем мы: в раю и в аду,точно по тонкому движемся льду.Но зато некуда нам и упасть —неотделима от целого часть.Эти лишь двадцать, но спаренных строквам принесут максимальный оброк:больше живой теологии в них,нежели в книгах толстенных иных.2. Посещение больницыВновь я сижу у окна все того же больничного холла,что мне стал слишком знаком по болезни любимой жены.Вижу деревья в окне. А сквозь них – просветленное небо.Бледные в нем облака, точно время, неслышно плывут.Слышу, как рядом со мной практикант говорит с пациенткой.И все ответы ее в свой анкетный заносит листок.Голос спокоен и тих у той женщины. Хоть всем и ясно,что к ней вернулась опять побежденная было болезнь.Слева окно от меня. А пространство больничное справа.Это – как рай и как ад. Хоть и громких боимся мы слов.Слева – пространство и свет. И деревья: там царство природы.Вечно нас манит туда. Но недолго бываем мы там.Вот вам наглядный пример: вдоль дорожек больничного паркамного скамеек стоит. Большинство в благодатной тени.Кое-какие из них даже роз куст, разросшийся пышно,боком колючим склонясь, целомудренно тронуть готов.Кажется – можно сидеть на такой вот скамейке чудеснойминимум день напролет. Но, как правило, люди сидятдесять там в среднем минут. Я могу подтвердить под присягойотдыха их интервал. Потому как исправно смотрелглядя на них – на часы. Впечатленье такое сложилось,будто природа – лишь фон человеческой жизни. А нервжизни в ином состоит. Да хоть в тех же больничных страданьях,если уж так припекло. Не однажды я мог наблюдать,как отдается больной и к нему близстоящие людижизни с болезнью. И как? Погружаясь в нее с головой.Первый с врачем разговор. Ожидание снимков рентгена.Здесь же анализ крови. Следом точный диагноз идет.Вот и лечения план обсужден в деловитой беседес первым и главным врачем. И уже через пару недельхимия в жилы пошла. Потекли ядовитые каплив бодрый еще организм. Но не долго таким ему быть.Скоро придет тошнота. С нею муть в голове. С ними слабостьв теле. Но больше в душе. Так придется полгода страдать.Ну, а всего тяжелей сознавать, что вливание яда —вместо полезных веществ – есть к спасенью единственный путь.Горько однажды жена подытожила эту дилемму,просто и точно сказав, что тот яд организм заслужил.Ведь если он не сумел распознать приближенье болезни,самой опасной из всех, на любой комариный укусвмиг откликаясь борьбой, значит, правильно все происходит.Но тогда верна моя ее опыту близкая мысль:жить нам привычней в аду, чем в раю. Потому как лишь в первомтысячи разных есть дел, что скучать нам никак не дадут.Что же до рая, то он, светом будучи чистым представлен,или – как выше у нас – его частью: больничным двором,пусть безусловно хорош, только жизнь нам на нем не построить.Небо, природа и свет, очевидно, настолько просты,что в них возможно лишь быть. Но нельзя заниматьсяв них жизнью.Так что не трудно понять тех судьбой сюда взятых людей,что через десять минут, оторвавшись от райского сада,снова спешат на круги: этажей, коридоров, палат.Как же узки и темны, как запутанны эти спиралиесли их просто сравнить с тем, что радует глаз за окном!И уж совсем под конец: покидая под вечер больницу —пусть как пока визитер – вы пропустите важный спектакль.Именно в этот момент боги рая кивнут незаметносумрачным ада богам, тихой мыслью на вас указав.Галочку те прочеркнут против имени вашего. Будетэто лишь то означать, что теперь у них больше чуть-чутьправ есть на вашу судьбу. Но и в этом вы только повинны.3. Квантовая подоснова бытияЛюбая частица жизни,как бы ни тяжела,и сколько бы в ней, мятежной,ни содержалось зла, —любая частица жизни,с коей мы от стыдаушли бы в черную землю,талая как вода, —любая частица жизни,шепчет что не юля:реальное место ада —это и есть земля, —любая частица жизниносит в себе любовь,которую образуютгной, сперма и кровь, —любая частица жизни,нашим же прошлым став,как будто вдруг обретаетлегкий неба состав, —любая частица жизни,что еще впереди,небесной однажды, станет:чуточку погоди, —любая частица жизни —сказанного итог —не больше, но и не меньше,чем развилка дорог, —любая частица жизнивместе и рай и ад,и все о ней наши мысли —осенью листопад, —любая частица жизниверный и есть залог,что вам не решить загадку,есть ли на свете бог.

Ожидание Годо

Ждем мы его, как с постели встаем,ждем, когда вечером к дому идем,ждем и в любви и при чтении книг,ждем в каждой вечности и в каждый миг:вроде бы сетовать нам не к лицу,что незаметно подходит к концуочередное земное бардо, —мы же по-прежнему ждем лишь Годо.Делаем в жизни мы тысячу дел,но недовольство в душе – наш удел:все что-то ищем, а что – не понять,вечно искать нам, как птице – летать,и как в полете свободною став,но от безмерного неба устав,птица стремится в родное гнездо, —так человек ждет по жизни Годо.Впрочем, кого-то безудержно ждать —труд, от которого можно устать,отдых тогда заключается в том,чтобы увлечься… любым пустяком, —чем-то таким, что нас тянет на дно,и чем всерьез заниматься смешно:скажем, кашне или платьем в бордо, —тотчас мы ждать перестанем Годо.Странно, что видимым люди живут,втайне же встречи с невидимым ждут,правда, о встрече той – где и когда? —знает должно быть один лишь Будда, —вот и невольно помыслишь порой:очень уж наш символичен герой!ведь как шесть нот идут следом за ДО,так шесть миров за спиной у Годо!Не отходя от реалий земныхможно ль коснуться миров нам иных?да, если первые брать, как рычаг,чтоб ко вторым сделать крошечный шаг:тонких энергий в вещах и не счесть,их единица – когда вещь не есть! —тот, кто использует принцип дзюдо,лучше других ожидает Годо.Самое глупое, что может быть,это – в конечную гавань прибыть,но жизнь без цели, как тело без рук,и – образуется замкнутый круг:то, что отсутствовать будет всегда,нам не наскучит уже никогда, —так возвращается тема в рондо,снова и снова мы ждем так – Годо.Только дождемся ли, вот в чем вопрос,к счастью, на новое есть большой спрос:и на последнем отрезке путиможет быть, вздумает к нам он придти —то есть во время – сюрприз! – похоронна другой берег уже не Харон,и не в ладье – в старомодном ландонас повезет долгожданный Годо!

Улыбка

Вопрос весь в том, какое место ход вещейотводит в космосе для солнечной улыбки.Ведь очевидно, что она не смех-Кощей.И смысл ее – продемонстрировать, как зыбкибез исключенья все явленья бытия.И как их, незаметно обращая в профиль,щекотит лезвием, опасным для бритья,такой нам чуждый, но и близкий Мефистофель.А может, только в человеческом умеявленья бытия причудливы и зыбки?Ведь и почти в любом лице – но в полутьме —нам почему-то видится подобие улыбки.Тогда как вещи мира не смеются никогда,как люди в первой, смерти отданной фаланге.Не улыбаются ни небо. Ни вода.Ни дикий зверь. Ни даже самый добрый ангел.Не улыбается мой славный серый кот.Не улыбается соседняя собака.И на их фоне весь запас моих острот —всего лишь список непростительного брака.Но как не жить, как не любить, не умирать —не улыбаться человеку невозможно.И формулы к нему одной не подобрать:настолько его место в этом мире сложно.Любую мысль равно отвергнуть и принятьдля человека будто вовсе не помеха.И он готов купить слезами благодатьнеизмеримого, как свет и воздух, смеха.

Вещи

1. Балконные розыЧем дольше держится любовь,тем неизбежей страсть в ней тает,и тем скупей от сердца кровьк любовным органам стекает.Узор спонтанности любойтем мнет страшней утюг привычки,и тем старенья голубоймы склонней пафос брать в кавычки.Да, время вспять не повернуть,и мы становимся с годами,себя пытаясь обмануть:одушевленными вещами.Хоть ими были мы всегда,и лишь того не замечали, —ведь даже вещи иногдамолчат в задумчивой печали.На двух балконах у менякакой уж год зимуют розыи, верность символам храня,я не страшусь метаморфозы.Как эти стойкие цветыхочу войти я в царство теней,ибо нет большей красоты,чем умирание растений.Поскольку именно они —и здесь вся суть, как соль для супа! —благословив земные дни,не оставляют миру трупа.Только зачем вот вздумал яперед собой порисоваться,от впечатлений бытиямне все равно не отказаться:не зная боли наизусть,не прочитав «Трех мушкетеров»,не испытав земную грустьи не вдохнув морских просторовкак бы не стоило и жить…но чтоб все это состоялось,должны нам органы служить,не раз уже перечислялось:глаза и уши и кишки,желудок, легкие и почки,и две ноги и две руки,и слизистые оболочки,и все что нужно для крови,и кожа, печень, сердце,и орган нижний – для любви,и верхний – мозг, как в небо дверца, —все эти органы не соль,скорее овощи для супа,и уготована им рольувы! стать составными трупа…так что мы, люди – не цветы,и не войти нам в царство тенейв том ореоле красоты,что окружает смерть растений.2. Комнатный интерьерДумаю, каждый имел хоть однажды то странное чувство,будто все вещи вокруг, но особенно те, что близки,с нами живут день и ночь, как бы тоже семью составляя.Больше значение их, чем квартиры простой интерьер.Сами они по себе, если пристально к ним присмотреться,только лишь делают вид, что бездушна их вещная суть.Тайно за нами они из квартирной тиши наблюдают.Но, едва взглянешь на них, они тотчас отводят свой взгляд.Это легко объяснить: ведь мы в снах с ними часто встречались.И как нельзя доказать, что реальность отсутствует в снах,так невозможно решить, что чужды осознанию вещи.Просто сознание их запредельно, как древних богов.В этом любому из нас до смешного легко убедиться.Нужно не больше, чем стать хоть однажды совсем одному:не потому, что людей, вас понять и утешить способных,не оказалось вблизи: потому, что никто из людей,шире, никто из существ, называемых нами живыми,выдержать просто б не мог наш холодный задумчивый взгляд.Тонкой подобно игле, он скользит сквозь феномены мира.Нет на земле ничего, что б смягчило его остроту.Ненависть, страсть и любовь, равнодушие, страх, любопытство, —все перечислить нельзя, что никак не задело его.Самое страшное здесь, что при всем том размахе полета,что нам дарует наш взгляд, он привносит щемящую больв сердце. Ее не унять. Бесполезно познание мира,если чревато оно чувством в сердце засевшей иглы.Вот в тот критический миг и спасут нас безмолвные вещи.Только они до конца наш холодно-убийственный взглядвыдержат. И с добротой, недоступной животным и людям —надобно чудом назвать, что она посетила вдруг нас —их, как домашних зверей, мы уже никогда не покинем.Даже однажды поняв, что на нас они смотрят давнокак на особую вещь. Да, на вещь и ни больше, ни меньше.Просто в ней больше, чем в них, разных качеств занятныхи свойств.Ясно теперь, почему, когда мы наблюдаем за ними,кажется странным для нас, что бездвижны они и молчат.3. Оголение сутиС годами делается прощепривычных дел святой обряд:так обнажен в осенней рощедеревьев почерневший ряд.Они стоят – как те деянья,что не исполнить нам нельзя:вещей последних изваянья,к вещам последняя стезя.Где были листья, нынче небо —какой пронзительный простор!лекарство он или плацебо?нам страшно небо без опор.Но и в квартире стало тише:за нами смотрят втихорявсе наши вещи, точно свыше,нам ничего не говоря.Как стали мы на них похожибез повседневной суеты!пускай их чуточку построжеканон великой простоты.Все четче наша проступаетбиографическая быль:так время, как с вещей, стираетс нас несущественного пыль.И пусть под старость не безбольноосвобождаться от вещей,мы это делаем невольно:оно для нас всего важней.Мы как бы в жертву их приносимтому, что голая есть суть, —куда, хоть мы о том не просим,придется скоро нам шагнуть.О, этот выбор между небоми вещью в образе земном!непросто жить одним лишь хлебом!еще трудней одним вином.К вещам относимся мы сами —с душой и тысячей идей:одушевленными вещаминазвать приходится людей.И никакого униженьяздесь даже и в помине нет,поскольку – в виде утешенья —такая ж вещь и горний свет.Да, не без внутреннего споранайдем мы лучшую из мерчастицу божьего просторавнести в наш узкий интерьер.