Полная версия
Девочки из первого "Г"
– Ишь как набегались! Инда гнался за вами кто…сымай, сымай…мокро-то! Ох, все ноженьки насквозь… Сейчас, сейчас, с малинкой чаю будем пить…да Ирынька ужо домой и побежит… а то уж поздно будет…тёмно…
Тепло. Спокойно. Безопасно. Весело поёт пузатый чайник на плите, и булькают у бабушки кастрюльки… Трещит, дрожа и рассыпая яркие оранжевые искры, ласковый огонь – домашний и уютный, пожирая длинными своими языками бессловесные дрова… Обеим выданы сухие, шерстяные, тёплые носки, по чашке обжигающего чая и бальзам от всех болезней и тревог – малиновое дивное варенье…Тем вечером, в уютной кухоньке у самого оврага, среди друзей и мирной тишины, в моей чудной и беспокойной голове наклюнулся затейливый сюжет – не сказка и не быль, а что-то между ними… после я определила свою повесть как легенду, и, не долго думая, так про себя её и назвала:
«Легенда о Маришке»
В ту пору, когда мир наш был значительно моложе, на месте современного оврага пробегала полноводная река, просто Река – без имени. Бежала она к старому, седому Морю-Океану, как и все реки на свете. Когда же к безымянной пришли люди, то на этом самом месте они выстроили город, просто Город – без имени. В старину люди очень много работали, работа занимала почти всё их время, и им недосуг было давать имена рекам и городам. Совсем рядом с рекой жила семья, а в семье подрастали три дочери. В те далёкие времена даже детям не всегда давали имена, по крайней мере – не сразу при рождении. Имя для человека находилось само, но сначала нужно было, чтобы человек себя показал, и стало бы ясно: какой он, и как будет жить, весёлый или хмурый, приветливый или бирюк, и к какому ремеслу душа его лежит. Так и назывались первые люди: Кузнец, а потом Кузнецов сын, значит и дальше все Кузнецовы; или Бондарь, или Пекарь, или Красавец, а то и Хромой. Так вот, и в той семье имена у всех были одинаковые – звались они Рыбаковы, потому что отец у них был Рыбак. Но и семейные прозвища – ласковые маленькие имена – мать, конечно, дала своим дочкам. Старшая звалась Милашей, среднюю называли Добряной, а для младшенькой самой своего имени пока не нашлось. Любила эта малышка-без-имени сидеть на пригорочке, да и смотреть на речку. Ей нравилось наблюдать, как сверкают на солнышке бегущие волны, как чайки кружатся над бирюзовой гладью, а в журчании воды ей слышались напевы складные и голоса…Однажды, в жаркий полдень, девочка сидела на песке, склонивши голову к воде, и видела, как маленькие шустрые рыбёшки водят хоровод на мелководье… И тут ей показалось, что неподалеку под водой проплыло что-то – и больше, чем все самые большие в реке рыбы. А с другой края проплыло еще… и ближе, и подальше… словно чей-то тихий, мелодичный смех и мягкое шушуканье послышались ей в звуках набегающей волны…Девочка-без-имени прислушалась, и разобрала напевные, протяжные слова:
– Иди, иди же к нам!
– Ну же, маленькая! Нас не бойся…Заходи…плыви…плыви сюда!
В каком-то странном забытьи вошла она в речную воду – приятную после дневного зноя…волны подхватили её, укачали…понесли с собой – всё дальше, дальше…далеко от берега речного. И, тотчас же со всех сторон малышку окружили странные создания: прекрасные, с блестящей чешуёй и рыбьими хвостами, до пояса как человечьи девы – их изящные головки украшали изумрудные, плывущие за ними по воде распущенные волосы. Смеясь и щебеча, как стайка говорливых птиц, чудесные созданья повлекли малютку за собою, закружили в танце, гладили по волосам, легонечко щипали, сняли мокрую одежду…Девочка нисколько не боялась – ей приятно было плавать вместе с ними, весело плескаться и нырять – ну совсем как маленькие рыбки, только что увиденные ею!
– Мы будем звать тебя Мариной!
– Да, Мариной!
– Ты будешь нашей маленькой сестричкой…
– Одной из нас…
– Такой же, как и мы…
– Марина, Маришка!
– Маришка – малышка…
– Смотрите, у неё глаза речной воды!
– А волосы как Солнце!
– Дитя Солнца и Воды!
– Ты одна из нас…
– Ты будешь нашей Королевой!
Так говорили девочке Речные Девы, заплетая её золотые волосы в невиданную сложную причёску…
– А сейчас иди!
– Плыви обратно…
– Время не настало…
– Мы еще увидимся!
– Приходи скорее к нам, Маришка!
– Мы будем ждать…ждать…ждать…
Очнулась девочка на берегу, когда уж солнце опускалось в облака, окончив день, и небо за Рекой окрасилось оранжевым, сиреневым и сизым…
Дома мать не находила себе места, беспокоясь о малышке. Собиралась уж идти искать, да тут сама пропажа объявилась. Обняла дочурку мать, заглянула в тихие спокойные глаза, погладила по волосам, спросила:
– Где же ты сегодня пропадала день-деньской, моё родное Солнышко?
Малышка отвечала матери:
– На речке отыскала себе Имя, Матушка! Но Солнышком не называй меня, теперь зовут меня Мариною!
Удивилась мать, уж больше некуда:
– Что за имя-то такое, доченька? Кто назвал тебя так, моя милая? Отродясь таких имён у нас и не было…
– А назвали так меня Речные сёстры, Матушка! Целый день играли мы и плавали, и привольно было мне и весело! А потом нарекли меня сёстры-рыбицы Маришкою. Очень имечко моё мне нравится!
Испугалася тут мать-то, опечалилась. Поняла, что страшные речные девы заманили дитя её к себе хитростью… Но не слышала никогда она, чтобы кто-то ушёл бы живым от них!
А когда обо всём узнал отец девочки, опечалился он и разгневался. Приказал жене строго-настрого не пускать её больше на реку, чтоб русалкам она не досталася. Долго девочка плакала, оттого что нельзя ей повидаться вновь с Речными сёстрами, искупаться в прохладной речной воде, поиграть с серебристыми рыбками…Вот прошло с тех пор лет достаточно…Выросла девочка в раскрасавицу, да притом ещё скромную и прилежную. Во всем по хозяйству помогала матери, и рукодельничать научилась искусно: шила, вязала, вышивала. Все узоры и кружева у неё выходили похожими на волны речные, люди только диву давались, глядя на творения Маришки. Имя это, несмотря на запреты отца, так и прижилось – девочка отказывалась на другие откликаться; ни уговоры не помогали, ни наказания. О давнишней истории с Речными Девами в семье не вспоминали, и никому не рассказывали…потихоньку Марина сама позабыла всё: и чудесную встречу свою, и отчего зовут её так необычно…Лишь только изредка, в сумерки, словно бы слышалось или казалось ей, как будто напевно и жалобно зовёт её кто-то по имени:
– Марина! Маришка!
– Где же ты, наша сестричка?
– Почему не приходишь к нам, милая?
– Так без тебя стосковались мы…
– Мы будем ждать…мы всё равно будем жда-а-ть!
Однако, среди повседневных забот некогда было Маришке-то думать про разные странности…послушной была она дочерью, крепко любила и мать с отцом, и сестёр своих старших, ласковых. Долго ли, коротко ль, а пришла пора, и настало время отдавать отцу замуж дочерей своих. Ко всем женихи посватались, старшим сыграли свадебки…и к Маришке приезжали не единожды, потому как первой красавицей числилась та во всем Городе: изящная, стройная, с золотой косой ниже пояса, с кожей розовой – тонкой и гладкой, как раковины, и глазами цвета воды речной. Среди всех женихов родители для неё наши подходящего – молодого и статного сына старшего богатых и знатных родителей; назначена была уж и свадьба у них. Марина покорна была воле родительской, но любви к жениху у неё не было. Но и печали она не ведала – испокон веков заведено было, чтобы родители судьбу детей своих устраивали, значит – так тому и быть, как положено. Накануне свадьбы, поздним вечером, когда уж все спать улеглись, вдруг услышала девушка далёкий, знакомый призыв:
– Марина, Маришка!
– Приди к нам, Марина!
– Мы ждём тебя, заждались уже…
Но на этот раз к голосам протяжным и жалобным добавился новый – низкий, властительный:
– Марина, возлюбленная моя, приди ко мне! Я давно тебя жду, настало наше время! Иди ко мне, Марина, услышь меня, откликнись!
Словно во сне, встала с кровати девица-невеста, и, как была – босоногая, в тонкой рубашке ночной, потихоньку из дома выскользнула – ни одна половица не скрипнула, никто ото сна не опомнился…Ноги быстрые сами собой привели Марину на берег – знакомый, речной. В серебристом лунном безветрии Река разлилась, словно зеркало. Стояла недвижно и девушка, глядела на речную гладь, обо всём на свете забыв тогда. Насмотревшись, разделась медленно, берегам рубашонку оставила, и в прохладной воде оказалася. А вокруг – тишина, ни шороха!
Лишь вдали, за Рекой разливал соловей рулады звучные, да пронзительно ночные птицы вскрикивали…Марина дрожала вся, но не от холода; она ясно и твёрдо почуяла, что расстаётся сейчас с жизнью своею прежнею…Точно так, как и в прошлый раз, появились Девы Речные из вод, но на этот раз все они были в белых одеждах струящихся, словно пена на быстрых волнах, и с венками из белых же водяных лилий, источавших сладостный и тревожный аромат…Русалки повлекли Марину за собой, и она без страха и сожаления поплыла вместе с ними, всё дальше и дальше от родного берега. Вскоре они добрались до маленького островка, скрытого густыми зарослями камышей и ивняка в излучине Реки. Выбравшись на сушу, русалки усадили девушку на большой камень, накрытый мягким ковром из высушенных водорослей, и стали расчесывать её длинные, золотистые волосы; натирать тело мазью, отдающей тем же лилейным тонким запахом; две из них принесли такую же белую и полупрозрачную накидку, как у них самих, отделанную настолько искусно сплетённым и тончайшим, как паутина, кружевом, что Маришка глаз от него не могла оторвать.
– Кто же плетёт такие удивительные кружева? – спросила девушка.
Русалки засмеялись своим булькающим серебристым смехом:
– Твой придворный ткач, Царица!
– Скоро ты с ним познакомишься, и с остальными тоже!
Марина удивлённо посмотрела на них:
– Почему вы называете меня Царицей? Разве я теперь не одна из вас, не ваша названная сестрица?
Речные Девы отвечали ей:
– Да, ты наша сестричка, но не такая же точно, как мы…ты – Дитя Солнца и Воды! Наш Царь ждёт тебя уже долгие годы…
С этими словами они надели ей на голову венок, но не из белых лилий, а из пышных золотистых кувшинок, и повели её обратно к воде.
– Пойдем, Царица, нам пора!
– Наш Государь ждет!
– Не бойся, Марина, ты будешь счастлива!
– Сейчас мы поплывем под водой, и ты увидишь, как красиво в твоих владениях!
Внезапно голова у Маришки закружилась, и в глазах замерцали разноцветные круги…
– Я погибну! Ведь люди не умеют дышать под водой! Я знаю, что должна умереть, но это… слишком страшно…
Слёзы навернулись ей на глаза, а легкомысленные русалки только засмеялись в ответ:
– Что ты, Маришка!
– Разве мы можем утопить нашу Царицу?
– Ты не умрешь, конечно же, нет!
– Пойдем, не бойся…вот так…смотри, это легко…
Подступающая к лицу вода уже больше не радовала Марину, она задыхалась, захлебывалась, в груди словно вспыхнуло горячее Солнце, и тут же развалилось на тысячу мелких осколков… наступила тишина и темнота…
Когда же Маришка пришла в себя, то сначала не поняла, где находится. Она лежала и одновременно двигалась, ей было удобно, дышалось легко, повсюду разливался мягкий, рассеянный свет, но не белый, а зеленоватый… и всё вокруг было зыбким, нереальным, всё качалось и…плыло? Маришка даже вскрикнула от внезапного осознания, что вокруг неё – сплошь вода! Оглянувшись, она поняла, что находится внутри повозки, красиво отделанной какими-то неведомыми тканями, лежит на мягких подушках, и вовсе не мертва! Наоборот – дышится ей так легко и свободно, словно после грозы… Привстав, Марина увидела, что повозку тащат огромные рыбы, она сосчитала – их было восемь, запряженные, будто кони. На одной из рыб сидело диковинное существо – тоже всё в рыбьей чешуе, но с человечьими руками и ногами, которые, впрочем, заканчивались ластами; с гребешком вроде петушиного, и хвостиком мохнатого зеленого мха…Словно почувствовав Маришкин взгляд, существо обернулось и в знак почтения к Царице приложило ко лбу свою чешуйчатую, пятнистую лапу. Вернее, не ко лбу, а к морде – она напоминала лягушку и ящерицу одновременно. Возле повозки плыли русалки, грациозно изгибаясь и весело перекликаясь в воде. Звуки эти не похожи были на человеческую речь, но Марина их понимала. Глядя на весёлых шаловливых подруг, Маришке тоже захотелось вылезти из повозки и поплыть вместе с ними, но она не решилась так сделать. Вместо этого она опять улеглась на подушки и стала с интересом рассматривать неведомый мир, простирающийся вокруг. Её подводная карета плыла невысоко над речным дном, повсюду росли гигантские водоросли, всех оттенков зеленого и голубого. Местами также встречались бурые, кирпичного цвета, желтоватые, всевозможных размеров и разновидностей. Между ними резвились и шныряли мелкие рыбки, сверкающие серебряной, красной, золотистой чешуей; рядом с каретой важно проплывали большие рыбищи; буро-зелёные раки почтительно пятились назад при виде царского эскорта, и наклоняли свои усатые головы; огромный пятнистый сом, усищи у которого были толщиной с руку ребёнка, извиваясь, проплыл над самым песком, перебираясь из одного укрытия в другое; в длину он был саженей восемь, а то и больше…и еще куча всякой речной мелочи то и дело сновала туда-сюда так быстро, что Маришка даже не успевала их как следует разглядеть. А в одном месте большой камень вдруг пошевелился и резко поплыл вверх, вытягивая из себя морщинистые когтистые лапы и голову с птичьим клювом. Позже Марина узнала, что такие живые камни называются черепахами, раньше она никогда их не видала на реке. Так они плыли довольно долго, но сколько прошло времени с того мига, как Речные Девы нырнули с ней в глубину, Марина не знала…наконец к ней подплыла одна из русалок и, поцеловав ей руку, сказала:
– Видишь, Царица, ты не умерла! Ты пробудилась к новой жизни!
– Но как это может быть, что я могу дышать под водой? – спросила её Марина.
– Скоро ты всё узнаешь, Царица. А пока отдыхай и любуйся своими владениями – всё это теперь твоё, и все мы – твои подданные! Приближается Великое Полнолуние, и вновь Царская Чета взойдёт на Подводный Престол! Мы уже подплываем ко входу в Тайную Пещеру, там теперь твой новый дом.
– Вернее, Дворец, сестра! – поправила её другая русалка.
– Да, Дворец! И чудесный Дворец, полный неисчислимых сокровищ… все они ждут тебя, Царица!
С этими словами обе русалки поплыли быстрее, обогнав неторопливо движущуюся повозку, и вдруг…словно разом провалились в какое-то тёмное пятно, возникшее впереди. Спустя мгновение и сама повозка резко ухнула вниз, сердце снова прыгнуло у Марины в груди, но сознания она на этот раз не потеряла. Они двигались всё ниже и ниже, спускаясь по спирали в гигантском водовороте. Чудовищная воронка поглощала их, затягивала, и казалось, что этому падению не будет конца. Вокруг была косматая, наползающая тьма, и лишь изредка в ней мерцали яркие крошечные вспышки. Но вот тьма стала расползаться, сворачиваться, как скисшее молоко, стала из черной сине-серой, похожей на грозовое облако; и, наконец, в туманной дымке проступили далёкие очертания огромных, зубчатых холмов (гор Маришка никогда в своей жизни не видела). Местность изменилась – не было видно рыбок, вместо песчаного, илистого дна Марина увидела мелкие, блестящие, белые и серебристые камушки, повсюду группами сидели гигантские устрицы – величиной с большой лист лопуха, тёмно-бирюзовые снаружи и перламутровые внутри (некоторые из них были полуоткрыты). Водоросли тоже изменили свою форму и окраску – они напоминали земные деревья, кусты и цветы, всевозможных ярких оттенков: фиолетовый, глубокий синий, пурпурный, изумрудный, лимонный, розовый, как грудка снегиря – каких здесь только не было красок! От восторга Маришка даже наполовину высунулась из повозки, которая нарочно двигалась медленно, и нежно гладила шелковые лепестки. Подводные цветы раскрывались под её руками, поворачивали к ней свои красивые головки, кивали ей и кланялись. Оторвавшись наконец от их причудливой красоты, Марина увидела, что странные холмы приближались: в них было множество отверстий разной величины. Присмотревшись, она поняла, что это двери и окна. Маленькие и круглые были затянуты какой-то прозрачной и радужной плёнкой, большие и овальные были пусты и темны, словно входы в нору неведомого зверя. Сам Дворец (теперь она поняла, что это и был Подводный Дворец) был сложен из светлого, дырчатого камня с розоватым оттенком, стены во многих местах обросли голубым и пурпурным мхом, качающимся в воде, и от этого казалось, что Дворец подрагивает и расплывается, как отражение самого себя в прозрачной воде…Это было величественное зрелище – у Марины захватило дух от ликующей радости. Всё внутри у неё пело и звенело, но одновременно к этому ощущению счастья примешивалась лёгкая грусть, и странное чувство, что всё это она уже видела когда-то…давным-давно…наяву или во сне? Этого она не знала…Минуя череду огромных, красивых водорослей нежно-сиреневого и кремового цвета, которые росли друг напротив друга двумя стройными рядами, повозка подплыла к самому большому отверстию – это был, конечно, главный дворцовый вход. Края его оплели подводные лианы, с нежными крупными цветками всех оттенков синего цвета, стены Дворца в этом месте были отделаны розовым перламутром, и широкая лестница из прекрасного белого, гладкого камня с серебристыми прожилками вела от входа вниз, к подплывной аллее. Завидев кортеж, шестеро огромных тритонов, стоящих на страже возле входа, затрубили в длинные, отделанные серебром и перламутром трубы, и тут же, мгновенно поднявшись по длинному шесту, в воде затрепетало большое белое Знамя. На нём был изображен символ Царской Четы: две большие капли – бирюзовая и золотистая – сливались в круг, обрамленный голубым и золотым кольцами. Тритоны низко поклонились Царице, которая вышла из повозки, и в сопровождении своих придворных дам проследовала внутрь Дворца. Вокруг была невиданная прежде Мариной роскошь: вся обстановка сияла золотом, серебром, драгоценными каменьями, жемчугом и перламутром. Тяжелые, вышитые занавеси из неведомых тканей обрамляли круглые окна; на полах лежали пышные ковры, ноги в них утопали по щиколотку, словно в мягком иле; повсюду стояли роскошные чаши, амфоры и статуи, изображавшие разных речных и морских обитателей. Марине не удалось разглядеть всё великолепие как следует, потому что русалки сразу повели её вглубь Дворца, в личные покои Царицы, где уже было всё приготовлено кем-то: большая, круглая ванная из камня, на толстых лапах, доверху была заполнена жидкостью, которая, видимо, была тяжелее окружающей воды – приятного розоватого цвета, вся в радужных мыльных пузырях вперемежку с лепестками каких-то приятно пахнущих цветов…Тут же было огромное зеркало из полированного серебристого металла, сундуки с разной одеждой и утварью, и большая, высокая кровать, занавешенная полупрозрачной мерцающей тканью. Вход в покои Царицы также охраняли два тритона с копьями и блестящими щитами. Русалки раздели Марину, расчесали ее длинные золотые волосы и отвели в ванную, где приятная, теплая жидкость с тонким ароматом цветов убаюкала новоявленную владычицу…Пробудилась она от легких касаний и тихого смеха – русалки тормошили её, приговаривая:
– Просыпайся, Царица! Ты проспишь всю церемонию!
– Твой супруг ждёт тебя!
Вокруг потемнело, лишь на столике у кровати излучал ровное белое сияние круглый, словно стеклянный, шар. Присмотревшись, Марина поняла, что это удивительная живая рыба – слегка перебирая прозрачными плавниками, она висела на одном месте, распространяя вокруг себя такой свет, как будто разом горели три большие свечи. Тем временем русалки принесли богато разукрашенные жемчугом и золотым шитьем одежды, уложили Маришкины волосы в сложную, высокую прическу, и украсили свежими цветами. Потом они накрыли её прозрачным серебристым покрывалом, и повели из Царских покоев в другую часть Дворца. Миновав множество разных помещений и извилистых коридоров, процессия вышла к огромным, окованным тяжёлыми бронзовыми накладными петлями и запорами, двустворчатым дверям. Возле них снова был пост тритонов. Узрев Царицу, они затрубили в трубы, отворили тяжелые двери, и низко поклонились. Марина и русалки вошли в гигантский Тронный Зал. Он был круглый, стены, сложенные из древнего камня, обросли ракушечником и водорослями, а потолка не было видно вообще. Зал был полон – кого здесь только не было! Множество различных рыбин гигантского размера, большие водяные черепахи, русалки, тритоны, и такие же существа, как то, что управляло царской каретой; также были водяные, с толстыми трясущимися туловищами и копной зеленовато-бурых волос на круглых пучеглазых головах; были тощие болотные вертлявые кикиморы, разные речные духи и мороки, завлекающие в болота заплутавших путников; огромные, волосатые водяные пауки, все в серебристых пузырьках воздуха; а над этим сборищем носились и прыгали разноцветные мелкие рыбки и болотные огоньки, рассыпая по всему залу мириады мерцающих брызг. При виде царской свиты все прекратили возню и болтовню, и низко склонились перед новой Царицей. Благодаря этому Марина увидела в дальнем конце зала высокий пустой трон, к которому вели каменные ступени, полукругом уходящие вверх; сам трон был сплетен из толстых корней и стеблей каких-то подводных растений, и в этот искусный узор тут и там были вставлены невероятного размера жемчужины, молочно-белые, голубоватые и изумрудного цвета. Сиденье и подлокотники трона были сделаны из отполированного до блеска панциря гигантской черепахи. Рядом с большим стоял трон поменьше, также отделанный и украшенный, он тоже был пуст. Русалки повели Марину к маленькому трону и усадили её там со всевозможным почтением на мягкие подушки. При этом звучала нежная и переливчатая музыка, похожая на журчание воды, а когда Царица заняла приготовленное ей место, все придворные в радостном приветствии захлопали, кто как мог, загалдели и закричали. Потом всё стихло. Вперед вышли два тритона, в расшитых серебром и жемчугом ливреях, протрубили в свои трубы, и громко объявили:
– Царь озёр, болот и рек, омутов, проток, каналов, Царь прудов, ручьев, речушек, водопадов и запруд! Государь воды проточной, ключевой и родниковой, Повелитель Живых Вод и Хранитель Источников Забвения! Его Царское Величество – Водемар Вечно живущий, Первый и Единственный!!!
В зале наступила полнейшая тишина, все замерли без движения, склонившись так низко, как каждый мог. Даже шустрые болотные огоньки куда-то попрятались и прекратили свой безумный танец. Слышно только было, как где-то далеко-далеко, вызванивая грустную хрустальную мелодию, падают невидимые капли. Из темного отверстия в дальнем конце этой гигантской подземной пещеры послышались медленные хлюпающие шаги. Сердце у Марины бешено колотилось, ей отчего-то стало очень страшно, по телу побежали холодные мурашки…И тут она увидела Его… Большое, толстое и очень старое существо, напоминающее помесь водяного и большой безобразной жабы, с зелено-серой морщинистой обвисшей кожей, в отвратительных бородавках и белёсых пятнах плесени… С обоих сторон его бережно поддерживали два здоровенных тритона, а то бы он не смог идти – так был немощен. Длинный шлейф его одежды сзади поддерживали шесть настоящих жаб, шлёпающих за Царем с очень гордым и важным видом. Эта скорбная процессия приближалась медленно и неотвратимо, как в кошмарном сне…Марину охватила настоящая паника. Сердце её уже не билось в груди, оно свалилось куда-то в ноги и дёргалось там в предсмертной агонии, сами ноги стали как ватные, и не слушались свою хозяйку. Она хотела было вскочить, бежать отсюда куда глаза глядят, лишь бы не достаться этому отвратительному Чудищу! Но куда же отсюда убежишь…уже поздно, слишком поздно…
– Господи, – подумала Марина, – Что же я наделала?! Как могла загубить всю жизнь свою, и ради чего? Ради этого чудовища?!
Слезы подступили к её глазам, в горле стоял ком…и ничего, ничего нельзя уже было изменить…Она сидела на своём троне как изваяние, и смотрела на отвратительную Тварь, которая должна была стать её мужем…Тем временем Царь, с помощью тритонов, взобрался-таки на свой высокий Трон, оставляя за собой мерзкий слизистый след, пыхтя, сопя и отдуваясь. Посидев так минуты две, он издал какой-то булькающий звук и поднял толстую перепончатую лапу, видимо приветствуя своих подданных. Невообразимый галдеж, крики, писк, визг и скрежетанье непременно заставили бы Марину заткнуть уши, если бы она могла пошевелить рукой. Эта безумная какофония продолжалась до тех пор, пока Царь, с трудом, снова не поднял лапу. Тотчас всё стихло, все замолчали, и в наступившей опять тишине раздался скрипучий и шепелявый одновременно Голос, который был слышен как будто откуда-то сверху. Но это говорил сам Царь. Во всяком случае, губы его шевелились, и все присутствующие, затаив дыхание, внимали Царской речи. Голос не походил на человеческий, но был понятен Марине, хотя смысл произносимого вначале ускользал от её помутнённого горем сознания. Наконец, и она поневоле стала разбирать отдельные слова:
