Не ставший героем

– Выписку! Здоров, не имеете права. День рождения у него у кого-то.

– Да дай ты ему эту выписку, пускай катится. Пусть вон заявление пишет и идёт на все четыре стороны. Достал тоже. – С тем решением мужчина встаёт у окна.

Недовольные глаза ищут в здании фабрики напротив какой-то смысл или какой-то ответ. А может, подобный взгляд лишь привычка бывалого врача, который поддерживает свой имидж, даже просто глядя в окно. В халате озаряется светом карман, и раздаётся заводской рингтон мобильного.

– Да! – под громыханием его голоса гость делает неловкое движение, будто собирается уходить, однако же не уходит. – Да, я узнал. Могу, работаю. Куда-куда? На опознание чего? – хмурые брови собирали лицо в туго стянутый кожаный узел. – Это к матери. Ане позвоните, отправьте ей фото, она скажет. – В течение всего его разговора гость спешно собирался пойти, да так и остался сидеть на том же стуле. – Да у него этих кроссовок тысячи! Я все помню что ли, думаете? Наберите Ане, она сразу скажет. Позвоните, позвоните! Отзвонитесь мне сразу потом, добро? Всё, жду звонка от вас.

Как только прозвучал сигнал разъединения, коллега мужчины тут же вскочил.

– Витя, ты не пугай меня, что за опознание?

– Кроссовок нашли в Устечке. – Выдохнул отец дым тонкой струйкой. – Что там искать, в ней? Устечка-то где? Два километра от города. Не знаю, что они там ищут. – В открытую форточку вырвался новый серо-белый выдох отца. – Они тело ищут.

В напряжённой тишине проходит время. Дима, что было воодушевился, услышав об опознании всего-то обуви, снова поник. Спиной Виктор не видел, сковавшую друга растерянность. Впрочем, ему, вероятно, было на неё глубоко наплевать. Легче ли коллеге от новостей про найденный в реке мужской кроссовок или не легче, оставалось важным для самого коллеги.

– Там какой толк искать? – снова разозлился отец мальчика. – Он либо к Лине поехал, либо не знаю я. Не знаю я, Дим! – он долго смотрел, так и не разворачиваясь, в окно и снова добавил: – Они ищут тело.

В Комнате включился свет. Жёлтые стены отбивали освещение настоящими лезвиями на сетчатку. На подносе у чёрного человека был только сэндвич с огурцом. Человек сделал несколько шагов до постели похищенного, и когда тележка упёрлась в кровать, шуршание её колёс затихло. Коля только открыл глаза и сейчас лежал в смятой постели и с колтуном на голове. Вид у него был крайне уставший. Простого человека могло начать клонить в сон от одного только взгляда на этого парня. Однако, Мистер Икс испытывал к нему другие чувства. В его изменённом голосе отчётливо звучало недоумение, когда он спросил:

– Ты что спал всё это время?

– Если ты опять отчитывать, то можешь сразу уходить. Вырубай свой свет. – Буркнул из-под тяжёлых век Коля и зарылся обратно в постель.

Похититель смотрел на него молча. Всего пару секунд, а после выпрямился, подошёл ближе и решительно сдёрнул одеяло, накрывавшее голову пленника.

– Вставай! – приказал он.

– Не хочу!

– Я не спрашиваю, чего ты хочешь. Сейчас же вставай!

– Господи, да вы даже разговариваете одинаково! Что? – ребёнок сел на кровати.

Было видно, что он не ожидал увидеть похитителя так близко.

– Я сказал встать, а не сесть.

Ответом последовал возмущённый вздох, но всё же Коля слез с кровати. Ударными рывками похититель взялся двигать её от стены в сторону. Всё равно куда, подальше от парня. Ещё несколько натужных движений, и кровать оказалась вне досягаемости для прикованного. В его распоряжении осталось только ведро и небольшой белый столик. Напоследок Мистер Икс кинул мальчику подушку к стене.

– Спокойной ночи. – Бросил он и забрал с собой сэндвич.

В полной темноте Коля остался с ведром, кувшином воды на столике и подушкой, брошенной ему на пол.

– Придурок. – Потирая сонный глаз, сказал он в темноту.

Вскоре он покорно сел около подушки и положил на неё растрёпанную голову. Закрыл глаза. Потом открыл их снова. Провёл рукой у себя перед лицом. Видимо, ему хотелось ощутить разницу между открытыми и закрытыми глазами. Но, кажется, ему не удалось её найти. Пол был неудобным, лежать на нём холодно. За десять минут Коля трижды сменил позу, но всё равно остался недоволен. Сон к нему больше не шёл, а мочевой пузырь требовал всё больше внимания. Поэтому мальчик поднялся и на ощупь нашёл ведро. Потребовалось изловчиться уже только для того, чтобы справить нужду в абсолютном мраке и не оказаться обмоченным самим собой. Ещё более уставшим от этого парень возвращался к подушке. Досадно и вяло. Бросив себя на неё небрежно, он стукнулся локтем обо что-то твёрдое и бросил в воздух ругательство. Возможно, собственный голос чем-то его приободрил, и тогда он стал разговаривать с темнотой громко и уверено.

– Как же достало! Это должно меня перевоспитать? Это маразм! – под покровом тьмы его артистичность не знала комплексов, он мог быть, кем захочет. – Мама, папа, вы настоящие идиоты, если платите за это! Господи, какая же тупость!

За уединённой беседой прошла ещё одна или максимум две минуты, и Коля уже начал звать похитителя.

– Эй! Ладно, давай я извинюсь, хорошо? Я прошу прощения! – голос из темноты растягивал слова театрально, явно не вкладывая в них никакого значения. – Я очень сильно прошу меня простить. Сильно-сильно! Пожалуйста-пожалуйста! Мне очень жаль! Верните кровать, пожалуйста!

Крики оставались его развлечением в кромешной ночи, где никто не отвечал ему на зов. Стены впитывали иностранные песни, проклятия и пошлости, попытки изобразить предсмертные звуки. С течением времени голос подростка становился хриплым, но ответа всё не было. От безделья, когда воображение уже раскрылось во всём своём великолепии, какое мог позволить себе четырнадцатилетний мальчик, Коля начал звать на помощь. В свойственной себе манере:

– Помогите! Меня похитили и держат в подвале! Мама, папа, меня насилуют! На-си-лу-ют! – скандировал в темноту детский голос. – Похититель, я обоссался! Спа-си-те!

На подоконник двенадцатого этажа села птица. Стриж. Он почти залетел в открытое окно балкона, совмещённого через столешницу с кухней, но сперва стукнулся о незамеченную им сетку, и теперь приходил в себя на карнизе. Светловолосая девушка с каре была так увлечена своим ноутбуком, что не заметила ни птицы, ни звука удара. Её большие, а с чёрной подводкой ещё более выразительные, глаза жадно впитывали строчки с экрана.

– Работаешь? – шёпотом, чтобы не мешать, улыбнулся ей парень, появившись на кухне.

То была холодная лакированная кухня, в которой каждая поверхность – и круглый стол и подвесные шкафчики, выполненные в минимализме – отражали от себя друг друга и свет, которому не в чем было задержаться. В итоге пространство оставалось освещённым и холодным.

– Вов, – будто и не заметив вопрос, обратилась к избраннику девушка.

Рабочая вкладка в её ноутбуке была перекрыта сайтом из соцсети. Чат переписки нескольких близких друзей. Пока одетый до пояса, да и то в домашние растянутые штаны, парень укладывал на тарелке макароны с красной нитью соуса, его лицо ещё оставалось совершенно беззаботным. Встревожена была лишь его пассия.

– М? – он бы заметил это, но не повернулся к ней. Его телефон беззвучно транслировал юмористическое шоу, диалоги которого слышал лишь он один в портативный наушник правого уха.

– Вов! – окликнула девушка снова.

– Что? – парень остановил передачу.

Присаживаясь рядом с подругой, он уже был достаточно встревожен, чтобы вступать в разговор на одной ноте.

– Мне сейчас в беседе прислали… Позавчера мальчик пропал, школьник, 14 лет. Его сейчас ищут, найти не могут.

От этого парень изменился в лице, похолодел. Стянулся.

– И что?

– Как «и что?», Вов! – рабочим движением девушка заправила за уши гладкие волосы, сразу на обе стороны.

– Ну пропал парень, плохо. Надеюсь, его найдут. А я здесь при чём?

– Ну Вов… Ему 14 лет, его все отряды сейчас ищут. Пишут, что нет ни следов, ни зацепки. Как растворился. Ничего не напоминает?

– Лиз! – парень выругался и встал из-за стола, телефон он взял с собой одним резким движением. – Договорились же! – он уже собрался уходить с кухни, но в дверях зачем-то развернулся и выпалил сплошным потоком. – Зачем ты вообще на эти паблики подписана? Ты волонтёр что ли? Нет. Ну и зачем тогда вообще тебе эти беседы?

– Я хочу помочь, чем могу…

– Чем ты им помогаешь? Чем ты помогаешь? Пишешь комментарии «дай Бог здоровья»? Ерундой занимаешься! Сто раз говорили уже. Тебе-то что с этого? У тебя пропал кто?

– Зачем ты так говоришь? – отвечала она не стушевано, больше рассержено.

– Как я говорю?

– Как будто бы мы чужие. – «как будто ты хочешь, чтобы мы были чужими».

– Тебе он кто, Лиз?

– Не надо так говорить. Он твой брат, а ты мой парень.

Вова спустил ругательство снова.

– У меня нет брата! – выкинул он, – Понимаешь ты, нет? Можешь ты это понять? Его нет. Нет моего брата, всё.

Он повторил снова «нет его» и только тогда развернулся, чтобы уйти с кухни. Его шаги быстро растворились в шуме, доносящемся с улицы. Так кухня вновь стала тихой и холодной. Девушка осталась перед компьютером, смотреть на ориентировку, с которой ей улыбался темноволосый худощавый мальчик четырнадцати лет. Фото не самое удачное, на нём он выглядит как самовлюблённый пижон, но с подписью «Пропал ребёнок» смотрелся уже не так язвительно. «Если вы можете помочь в поисках, то не забудьте ещё про одного ребёнка» – набирает текст комментария Лиза – «Сашу Боголюбцева до сих пор ещё не нашли, он пропал месяц назад, когда гулял с другом. Ему 15 лет, уходил в чёрных брюках и жёлтой клетчатой рубашке, носит чёрный рюкзак кожзам. Если вы можете помочь, или что-то знаете, или думаете, что можете знать, пожалуйста, откликнитесь! Случаи могут быть связаны». Она оставляет комментарий в беседе и точно такой же под ориентировкой в группе волонтёрского отряда. Тихим выдохом усмиряет свой пыл, а потом возвращается к сайту своей непосредственной работы, где её заждался проект гостиной с заявкой на новый скандинавский.

Кроссовок. Грязный, потрёпанный, неприятный. Анна смотрела на его фото на телефоне. У её сына кеды. Дорогие и стильные. Он выпросил на них сумму, которая всего десять лет назад превышала её зарплату. Первого числа он ушёл в них на линейку, и она смотрела с гордостью, как ребёнок воспитывает в себе чувство стиля. А это – грязный брошенный кроссовок неопрятного человека. Одно только его фото на безрамочном экране её телефона было нелепо. Она отправила «нет» и вышла из диалога, чтобы позвонить мужу. Для разговора женщина подошла ближе к окну – инстинкт: если кого-то ждёшь, а он не появляется, может из окна увидишь его быстрее.

– Вить, это не его. – Без предисловий откликнулась она на голос мужа. – Вообще ширпотреб какой-то. У него кеды, а это не понятно что. Какой-то ужас. Зачем… Да… Да, я тоже говорю, зачем вы вообще там ищите, его там нет. Да… Да, и я так же сказала! Да-да, они отправили кого-то? – ноготь за беспокойной беседой ковырял стекло. – А, хорошо, точно – вдруг на попутках. А я хотела… да, а я… – ей пришлось дать мужу договорить. – Ага… Да. Я хотела сама поехать, но вот если на попутках, то конечно, я там не найду. Ага, это хорошо. Вить, ну конечно лучше! Я вообще не знаю, кто группу туда направил и зачем. По Устечке! Ну что они думают, он в новой форме туда сплавляться что ли пойдёт? Это глупо вообще там искать! Да. И я так думаю. Хорошо, работай. Да-да, хорошо, поняла. Поняла. – Она кладёт трубку.

После разговора точно тяжёлое старое покрывало ей разрешили сбросить со своих плеч. На столе ждал раскрытый ноутбук, и теперь женщина снова могла заняться набором текста для нового тренинга. Казалось, поддержка мужа принесла ей больше спокойствия, чем осознание того, что найденный кроссовок принадлежал не её сыну. Теперь можно было включиться в работу. В пойманном более раскованном состоянии она решила для начала водрузить чайник на плиту.

Ничего серьёзного. Помимо бдящего вируса в городе нет никаких новостей. По радио как и прежде играют Киркоров и Басков. При желании можно переключить на рекламу. Официантку устраивает выученная за последние два года композиция, и канал остаётся прежним. Впрочем, она могла бы уже не замечать голос певца, даже если бы он приехал в заведение лично. Её работа – меню, остывший кебаб и два кубика сахара в каждом стаканчике, что приготовлены на подносе. Сегодня кафе пустовало, как и всегда. Одинокий парень сгорбился в самом углу над кнопочным телефоном, остальные столы были повязаны ограждающей лентой. «Нам очень жаль, но в целях безопасности обед внутри заведения запрещён. Приносим свои извинения».

У окна с наилучшим обзором к крупному человеку в форме подсаживается Константин. Аркадий жмёт его руку и не без юмора указывает на соседний столик, куда были сложены предостерегающие ленты с выбранных ими мест. Солнечный день дружелюбно протягивал лучи в кафетерий.

– …одна и та же картина. Буквально как по одному сценарию… – говорил Константин, когда с кассы на него крикнула официантка.

– Мужчина, у нас просто так нельзя сидеть. Нужно заказывать! – предложила она.

Аркадию было на руку, что его гость вынужден замолчать на какое-то время. Лицо его буквально просияло, когда координатор оставил свои рассказы, и дал другу насладиться едой в блаженной тишине. Если только не считать протяжного голоса из динамиков, и всё же он был скорее убаюкивающий, нежели призывы к действию человека, чьи аргументы были ограничены собственными убеждениями.

В тарелке Аркадия дышали паром макароны и кусок обжаренной рыбы, а рядом стоял стакан, вероятнее всего, с компотом. У кассы Константин вежливо указал на выбор товарища и попросил того же самого. Как только ему удалось вновь оказаться перед полицейским, то с новой силой он собрался было вещать о прежнем, но Аркадий его остановил.

– Кость, я согласен с тобой. Дети не должны пропадать, это неправильно! – с ударением выдал он, вытирая кетчуп салфеткой. – Дети должны расти в хорошей семье, где их поддерживают и любят. Я тебя понимаю. Но Кость, они пропадают. Это не связанные случаи, пойми. Их семьи… Их тысячи, таких семей, в них ничего удивительного. Люди живут, как могут. У них ещё благополучные семьи. – Широко расставив руки в демонстрации уверенности, он продолжал. – Да, дети не счастливы. Да сейчас все подростки не счастливы. Ну, ты посмотри вокруг. Ну, где ты видел счастливого подростка, а? Не нагнетай, пожалуйста. Я знаю, ты хочешь помочь. Но нет никакой секты. Никто их не уводит. Я не знаю, честно тебе скажу, я не знаю, что с ними произошло. Но нет никакой пользы в том, чтобы витать в сказках. Там без свидетелей не найдёшь ничего. Горячих следов нет – всё, можно списывать.

– Но два ребёнка за месяц – так не бывает. Они исчезли одинаково!

– Кость. Ты хочешь сделать мир лучше…

– Да я вернуть их домой хочу! Присмотрись и скажи, что ты не видишь связи! – на экране он открыл фото Коли и сразу под ним лента комментариев, где появилось фото Саши. – Ну! Если это совпадение, так и скажи!

– Это не совпадение, Кость. – Полицейский заглянул проникновенно приятелю в глаза. – Это жизнь. Жизнь это. Кость, ты мне не нравишься, честно тебе скажу. Тебе надо отдохнуть.

– Ясно. – С досадой он развернул экран к себе и закрыл приложение в телефоне, поднялся, собираясь уйти. – Спасибо, что согласился встретиться…

– Костя, – Без оборота к уходящему отправил ему приятель в напутствие.

– Я пойду.

– Задержись на минуту.

– Я благодарен тебе за помощь. – Так же не глядя в лицо, чеканил координатор, собирая куртку. – За то, что ты выслушал меня. Хорошо, я могу ошибаться…

– Ты на этой неделе сколько спал?

– Я в порядке.

– Послушай. – Аркадий ухватил его за предплечье и силой усадил на место. Только так ему удалось вновь поймать контакт с добровольцем. – Ты хочешь, чтобы на одного счастливого ребёнка было больше? Иди домой. Ты не можешь спасти всех. Спаси одного.

– Спасибо. – Пропустил через себя Константин, и после этого вышел с уважительной благодарностью и мыслями, которые продолжают складываться в ворох вопросов.

В глаза Коли врывался свет острыми пиками. Он зажмурился, сохраняя невозмутимый вид, но отвернулся к стене за спасением. После возвращения света последовала мелодия-оповещение, и из-за двери появился Мистер Икс. На тележке дребезжал скудный ужин, ровно столько, чтобы не умереть. Со зловещей непринуждённостью тележка остановилась у подростка перед лицом.

– Ты достаточно голоден, чтобы вести себя благоразумно? – это было торжество победы механического голоса.

– Да. Я прошу прощения.

– Отлично. Я очень рад.

– Можно убавить свет немного? – за растрёпанными волосами, в причёске которых появилась выраженная чёлка, за прищуренными веками парень спасал беззащитные глаза.

– Нет, пусть это будет тебе уроком. Хочу, чтобы ты знал – я мог бы убавить его, но не стану. Потому что у меня нет желания идти тебе навстречу. А теперь ешь.

Мог ли он так же регулировать дрожание своего голоса, добавлять к нему эха при помощи вмонтированного в маску устройства? Казалось, что так и есть. Навряд ли он достигал эффекта громыхания одной только эмоцией или упоением от маленькой победы. Коля поворачивался закрытыми глазами и усаживался на подушку, прикрывая их. Несколькими попытками он нашёл зрением тарелку с кашей на воде и взялся за свой приём пищи. Долго он щурился и торопливо ел. Мог ли он осознавать себя причиной умиления, расцветающего теперь у похитителя под маской? Мог ли видеть, как едва уловимо наклоняется голова обидчика, как расслабляется его тело при виде всё-таки получающего питание парня?

– Вкусно? – искажал прибор мягкий голос.

Сглотнув приступ гордыни, парень скупо отпустил: «Да».

– Ну, ешь.

– Я ем. – Старался Коля как мог не прозвучать грубо. – Сегодня снимешь цепь?

Но вместо прямого ответа Мистер Икс опустился на кресло, что так же стояло перед столиком со вчера. На вещах в Комнате уже скапливалась пыль. Книги лежали не нужными, стекло не-окна зияло зловещей пустотой. Из ведра доносился специфический запах, хоть оно и было прикрыто крышкой, но это не навело похитителя на мысль о том, чтобы прибраться или как минимум позаботиться об элементарной гигиене этого места содержания. Ложка за ложкой Коля открывал глаза. Должно быть, зрачки привыкли намного раньше, чем его внутреннее состояние, и потому он продолжал щуриться ещё долго как бы в укор за свои страдания похитителю.

– Сперва я хочу убедиться в трезвости твоих намерений, Коля. Чтобы обойтись без сцен, да?

– Всё, я всё понял. Я буду послушным. – В этом содержалась агрессия, но только та её часть, что стала подавленной и ориентированной на себя.

– Я очень рад, что ты всё понял. Если это правда так, то завтра ты сможешь свободно гулять по Комнате.

Больше попыток получить желаемое прямо сейчас мальчик не предпринимал. А какой толк?

За его молчание, согласие и питание Мистер Икс вернул кровать на прежнее место. Более того, когда он выкатил тележку с пустой тарелкой и стаканом, в Комнате по-прежнему горел свет. Его уход, хоть, вероятно, и был долгожданным, очевидно не принёс ребёнку особого облегчения. По какой-то причине, Коля только напрягся сильнее, лицо его стало хмурым. Таким, каким бывает у человека, терпящего зубную боль. В своей заслуженной послушанием постели его стала бить дрожь.

Это была повисшая тишина покинутой жильцами квартиры. Хотя люди в ней ещё находились. Считалось, что в ней текло проживание. Мама Саши стояла перед иконой Божьей матери в спальне. Настолько обжитой, что скорее уже просто запущенной. В ней детские игрушки повзрослевшего старшего сына и оставленные для переделки платья юности самой матери. В них она уже, скорее всего, никогда не поместится. Вещи лежали желейной кучей с верхушкой пыли на них, даже украшенные обветшалой салфеточкой. Одно кресло было занято ими, на другом громоздилась одежда главы семьи. Что же находилось в двух крупногабаритных шкафах, один из которых даже запирался на ключ, и вообразить было страшно. Всё это излишество теснило кровать к подоконнику, откуда сыпались сухие листики герани в перелитых горшках. Губы матери дрожали и замирали, чтобы не поддаться слезам, сжимались под ними и принимались перебирать слова снова.

– …только бы он был живым, пусть только живой. Пресвятая Богородица, ты видела страдания сына, ты святая, а я не могу. Не дай мне увидеть гроб моего ребёнка. Молю, пусть Сашенька вернётся живым…

Шёпот был ограничен пределами спальни, и уже в длинном коридоре по курсу к залу и кухне её слов не было слышно. В полумраке остальных комнат господствовала тишина. Скребущаяся, тревожная. Присутствие мужчины выдавали лишь гигантская кружка с осевшим на стенках чаем и засыхающий раз через утро в прозрачном стакане перед зеркалом бритвенный станок. Месяц назад время в этой квартире сломалось. Их отношения не закончились в том дне, но они стали бледными.

Умывшись, женщина стояла и требовательно смотрела на себя в зеркало. Что это? Осуждение, вина? В коридоре она надела лёгкую куртку, туфли и вышла из дома.

Сегодня свой дом она покинула на целый час раньше, ведь перед работой ей нужно успеть забежать в кафе на ответственную встречу. Сейчас она торопливо ударяла каблуками по асфальту на пути к тесной пекарне «Домашний и сытный».

Внутри светло и безлюдно, единственный посетитель – Константин – поднялся при виде гостьи и указал рукой на свободный стул. Обои вполне позитивные с малиновой клеткой на белой основе, а в нижней части облицовка необработанным деревом в тон лёгким стульям и столикам. В небольшом кафе всего две пары мест и длинная витрина, за которой стояла продавщица, бестактно наблюдая за посетителями. Впрочем, сразу после получения заказа она занялась работой, а отдав женщине её чёрный чай, удалилась помогать в подсобном помещении. В зале остались лишь двое.

– Доброе утро. – Опрометчиво заявил мужчина.

Вид его был виноватый, хотя он и старался держаться на равных. Что-то в нём просачивалось аурой наружу, говорившей слишком очевидно: «простите меня за то, что я не испытываю вашей боли».

– Здравствуйте ещё раз. – Они уже здоровались до того, как Валерия подошла к кассе, и теперь она вернулась со стаканом чая к столу. – Это он?

– Вы про мальчика в Пыхинске? Пока не ясно, вчера туда выехали два экипажа наших волонтёров. Как только появится информация, я сразу Вам сообщу. Они будут на месте примерно через час.

– Понятно. – Чай нужен был ей скорее для обогрева ладоней. – Вдруг это всё-таки он? Фото размытое, но мне кажется, это может быть он. Зачем кто-то его увёз туда?

– В таких случаях мы стараемся не делать поспешных выводов. Даже если это он, его ещё нужно найти. Всего один свидетель, и если это Саша, он мог уйти от магазина уже очень далеко. Валерия Осиповна, нам придётся подождать, пока волонтёры прибудут на место. Я хотел с Вами поговорить.

– Да, о Саше. Вы что-то хотели. – Подхватила она верное воспоминание.

– Вы слышали, что первого числа пропал ещё ребёнок? – этими словами координатор заставил её встревожено поставить стаканчик, будто ей стало плохо.

– Как?

– Ушёл на линейку, должен был встретиться с друзьями через несколько минут и пойти до школы с ними. Но до друзей он не дошёл и пропал. Четвёртый день его ищем. Нет ни следов, ни сколько-нибудь обоснованных предположений, куда он мог направиться. Ему 14 лет. Мне кажется, что этот случай очень похож… на Ваш.

Валерия закрыла рот ладонями.

– Пожалуйста, постарайтесь не пугаться. – Спохватился Константин поздновато. – Я поделился этими мыслями с полицией, они не приняли это всерьёз. Говорят, между этими случаями никакой связи. Это только моё… моё внутреннее чутьё.

– А почему вы решили, что они связаны?

– Потому что исчезновение ребёнка, мальчика-подростка. В разгар дня, буквально за считанные секунды. С разницей в один месяц. Никто ничего не знал, поводов для побега не было, да и уйти бесследно было бы тяжело. – Расставлял координатор слова мягко и вкрадчиво. – Да и обычно дети находятся. Как правило, они уходят к друзьям или пытаются купить билет в другой город, и мы находим их. В редких случаях это киднепинг, но почти всегда есть свидетели. Кто-то что-то слышал или видел. Видел ребёнка в машине, видел само нападение, видел их вдвоём в каком-то месте. А здесь ничего. – Он сделал паузу и старался быть настолько тактичным, насколько это возможно. – Я подумал, что если они незадолго до исчезновения… познакомились с кем-то, кто мог создать в их голове идею о лучшей жизни? Подростки склонны к тому, чтобы искать идеал.

– Секта? – испугалась мать. – Вы думаете, что их забирают в секту? – она громко ахнула, как делают, вспомнив что-то важное. – А ведь я про это думала! Что его могли забрать в секту!

– Я не думаю, что Саша в секте. Я пытаюсь сложить эти пазлы. Мне кажется, что между ними есть связь, и я пытаюсь её ухватить. Поэтому я хотел спросить Вас. Вы его мама, вы знаете его лучше, чем кто-либо другой. Может он изменился в последнее время? Может, у него появился новый друг или что-то необычное?