Не ставший героем

– Ты ещё не положил их на место? Однако…

От комментария Саша нервно сглотнул. Из его заднего кармана до сих пор торчали не слабо покоцанные ножницы лезвиями вниз.

– Договоримся, что ты больше не станешь ломать отделку и коммуникации или ты ещё не готов к таким обещаниям? – перед уходом решил присесть перед мальчиком похититель.

– Я постараюсь.

– Саша, это не ответ. Это уход от ответа. – Казалось невозможным определить, какую эмоцию вкладывает в замечание Мистер Икс, но поза его на корточках перед мальчиком не выражала агрессии.

– Мне кажется, …я ещё не готов…

– Честность – это прекрасно. – Отметил он, после того как рычание звукоисказителя прошло в воздухе раскатом. – Только в данном случае её не достаточно, чтобы я мог тебя поощрить. Ты ведь ведёшь себя так… Недоверчиво. Подвергаешь сомнению мои слова? Неуважение. За это я могу наказать тебя, Саша. Подумай об этом, хорошо? Давай так. Моим поощрением за твою честность будет то, что я не стану сажать тебя вновь на цепь, хотя стоило бы, пока ты не поймёшь, что отсюда нет подобного выхода. Деструктивного… Я иду тебе навстречу. Хорошо?

Поначалу едва уловимо, но Саша закивал головой для похитителя, и ответ его был принят. Он продолжал держаться, как мог отстранённо, и если бы не стол за его крестцом, то отступил бы ещё на два шага, но мужчина застиг его в невыгодном положении. Пробыв рядом ещё всего пару секунд, он поднялся на ноги и зашагал к выходу. Тележка с остывающим обедом оставалась на усмотрение мальчика, и сегодня в ней не было мяса.

Она набирает ещё один звонок сыну – «Вова». Пока открывается входная дверь, Валерия перекладывает телефон под ухо и слушает долгие гудки. Её терпение сдаётся, когда в квартире она оказывается одна. Повседневно снимая обувь, ей может отчётливо слышаться звон тишины в этом доме. Хотя это просто отсутствие вечернего шума. Она привыкла к нему за те годы, что муж проводил на кухне, а сын за компьютером, и всё время где-то, да что-то шуршало, шелестело и разговаривало. Но не сегодня и не теперь.

Летнюю куртку она вешает на свободное место среди прочей одежды своих домочадцев, как вдруг на глаза ей попадается дождевик младшего сына. Спортивный, не длинный. Тогда светлая голова матери с большими кудрями ложиться на его гладкий рукав и очень тихо, очень медленно зарывается. Куртка мальчика пахнет полиэстером, но женщина глубоко втягивает в себя этот запах. Такой близкий. Совсем как настоящий. Где-то в ней этот запах срывает маленький винтик, который служил частью большого механизма по удержанию на ней лица, и в следующее мгновение его срывает как дамбу, проигравшую в схватке с природой. Её плач мгновенно переходит в рыдания, и этой лавиной её сносит на дно глубочайшего горя. В кармане включается телефон, зовёт вернуться в реальность, и она возвращается.

– Да? – ещё утирая слёзы отвечает она на звонок старшего сына.

– Да, мам, ты звонила? – голос его отличается от предыдущего разговора, на фоне значительный шум.

– Да. Я… Где ты? Кто так шумит?

– Я… – в десятках километров от дома парень оборачивается на выход из бара. – В городе сейчас. У тебя всё в порядке?

Вновь его мать начинает тираду о поисках. Меньше всего ему хочется слышать «были случаи», «как-то помню в молодости» и «полицейский так посмотрел, как будто…» Мать разворачивает перед ним как конфеты свои кошмарные сны, разжёвывая горькую начинку, хотя даже удерживать собственный голос ей трудно. Это заставляет парня в тот же момент заскучать.

– Ладно, мам. Позвони лучше папе. Я сегодня после работы очень устал, ладно?

Всего через минуту он возвращается к приятелям за стойкой, где застаёт и незнакомую девушку. Ему она не улыбается, впрочем, как и он ей.

– Ну как, не нашли ещё? – бросил через рюмку приятель.

– Что не нашли? – старалась влиться в компанию девушка.

Но тут во время объяснения одного из друзей прервал товарищ чуть покрупнее, успев сделать наспех предупреждающий жест головой. Это помогло заставить приятеля Вовы замолчать.

– Да сменщик в бригаде уволился. – Расхлябано бросил он тогда. – Замену вот ищу.

Напитки интересовали парня в гаме разговоров посторонних столиков и пар куда больше, чем незнакомая дама и даже больше, чем близкие друзья. Пока его приятели ухаживали за новоприбывшей, он уткнулся в стойку в одиночестве. Так лучше. Атмосфера была ему компанией куда более приятной, и с ней время не давило на грудь.

Его внедорожник в третий раз заезжал на круг, и тут на телефон позвонили.

– На объезде по Коромыслово, что у вас? – проговорил мужчина вместо приветствия, прежде чем понял, кто ему звонил, – Чёрт! Да, привет. Прости, не узнал.

Автомобиль продолжал курсировать между домов, где казалось реальным встретить сбежавшего мальчика. Подростки любят высокие дома, в которых можно почувствовать себя свободным и взглянуть на город с высоты небес.

– Да, знаю. Не планировал я, что так это всё затянется. Прикрой меня буквально ещё на один день? Я буду завтра, я… – машину пришлось затормозить, чтобы вернуться в реальность, где жизнь и работа не останавливались, даже когда это было необходимо. – Я понял. Скажи, что завтра я буду на объекте. Хорошо. До связи.

Из двора он развернулся в совершенно новом направлении и выжал газу так, как не ездил уже три дня с момента исчезновения сына.

За каких-нибудь десять минут машина его уже заезжала на Пирогова прямиком в волонтёрский штаб. Вот он, этот злополучный дом под этот проклятый снос, где наверняка могли ошиваться наркоманы, бомжи и Бог знает кто. Да кто же мог допустить, чтобы такие здания – опасные – могли оставаться всего лишь под укрытием жалкой ленты?

Двухэтажное чудище с выпотрошенными глазами, выкорчеванными зубами, с выдранным языком. Оно не скажет, что произошло в тот вечер и где теперь пропавший мальчик. Так и будет злобно ухмыляться на него, терпящего крушение отца.

– Константин? – до координатора штаба он добрался сзади.

Им был молодой мужчина не старше тридцати пяти лет, но высокий, сильный, похожий на богатыря с волной отросших волос, которые тот мог заправить за уши или при желании даже собрать в хвост на затылке. Однако пока ему подобная мысль не приходила. Он только что возвышался над раскладным столом добровольцев, где развёрнутые карты и стопки ориентировок с изображением Саши кое-как делили место между компьютером, снаряжением для поиска в лесу и той кучей мелочей, которая всегда откуда-то появлялась на любом поиске. На звук собственного имени он развернулся к отцу пропавшего могучей грудью вперёд. На нём была свободная везде, кроме грудных мышц футболка с эмблемой отряда «Содействие», но не такая зелёная, как жилеты прочёсывающих город и лес, а чёрная. Хотя эмблема оставалась та же. Человечек, подсвечивающий другому человечку путь домой. Интересно обыгранный переход света от фонаря, что превращается в белую дорогу.

– Ярослав! – координатор приветствовал отца мальчика. – Здравствуйте.

– Здравствуйте. Что-то вас поубавилось. – Старший по возрасту ничуть не смущался выросшего перед ним человека. – Есть ли какие сейчас продвижения?

– Третий день, люди не привыкли искать так долго. Нам хватит ресурсов, придут новые. К тому же, – параллельно их диалогу Константин продолжал отслеживать маячки перемещений поисковых групп на компьютере и помогать находящимся в штабе выдвигаться, – У меня 28 человек на поиске. Конечно, в штабе никого толком нет, кроме нас с вами.

– Я не вижу двадцать восемь точек. – Вглядывался отец в мониторы.

– Да, здесь отмечен патруль. Они объезжают город. – Пальцем координатор продемонстрировал путь одной из синих стрелочек, оставляющей за собой зелёный свет на дороге. – Перекрытый на сегодня путь, вот другие экипажи в соседнем районе. В город сегодня выехало не много…

– Но вы только что сказали, что их почти тридцать. У вас на мониторе четыре машины. – Человек с багровой бабочкой покраснения на лице начинал нервничать.

– Да, я… Отправил многих в Ленинский лес. В направлении к дачникам.

– Лес? – отец обернулся за спину, как раз туда, где раскидывались упомянутые просторы лиственных деревьев. – Разве там уже не осмотрели?

– Я решил, что раз его не видно в городе, то, – со стройным и дикторским голосом мужчина не боялся пауз в словах. – Он может и оказаться в лесу.

– Что значит «оказаться»?

– Есть много событий, в ходе которых ребёнок может найтись в лесу…

– Константин, не пытайтесь утаить от меня информацию. Речь о моём сыне. – Он вызвал отпечаток глубокой мысли на долю координатора, но чуть погодя тот согласился дать объяснения.

– Вот эта дорога, на которой мы сейчас стоим, – пришлось обоим переключиться на карты, – Очень удобная для подъезда машины и для её отъезда, если бы кому-то хотелось проехать здесь. Как видите, камер здесь нет. Понимаете, в городе подросток, почти всегда оставляет следы. Где-то обязательно его кто-то видел. Он шатается туда-сюда, пытается что-то продать, украсть. Ему нужно кушать, нужно спать, банально справлять нужду. Дети оставляют следы, в «Содействии» умеют находить подростков. Сашу же не видел никто. Три дня мы не получаем никакой информации. Такого… такое крайне редко бывает, – за активной жестикуляцией он точнее выражал свою мысль, – Чтобы нельзя было обнаружить ребёнка ни на одной камере, на остановках, ни кондуктора, никто его не видел. Я предполагаю, что либо он прячется у друзей, и тогда всё решит только время, либо… Его могли не видеть в городе, потому что его не было в городе. Сейчас лето, он может долгое время находиться в лесу.

Отец закрыл рукой щетину и стал долго думать. Перед ним розовел в красках спускающегося солнца лес. Зачем там оказываться вдруг его сыну? С раскрытого ноутбука продолжали поступать сигналы о местонахождении рассредоточенных поисковых экипажей. Работа не останавливалась, её вели неплохо сведущие в ней люди.

– Вы сможете его найти? – обратился отец к координатору с откровенным вопросом.

– Я могу его искать. И я ищу.

– Мне нужно возвращаться на работу… – продолжал рассуждать вслух мужчина.

– Я лично буду искать Сашу, пока он не найдётся. – пообещал координатор, и в его глаза устремилось доверие мужчины, который оказался вынужден переложить поиск своего сына на плечи того, в ком хватит уверенности заявить о том, что он справится.

– Спасибо, Константин. – через долгое и крепкое рукопожатие он взял с него обещание, и координатор со всей ответственностью сжал это доверие в своей руке.

В оглавлении страницы чернело «Саша. День 4». Мистер Икс только докатил тележку с вегетарианской кухней к кровати ребёнка.

– Могу я присесть?

– Но… Это же моя личная зона? – испугано отозвался мальчик.

– Мы можем сесть на диван.

– Но… Ну, я… Я бы просто хотел сидеть один, я думаю…

– Ты будешь. – С толикой обиды согласился похититель. Он отправился за компьютерным креслом вдаль Комнаты. – Всё же я пересяду к тебе ближе. Не волнуйся, я не стану заходить на твою территорию.

Через тележку, будто за столом, они разместились на кровати и прикаченном компьютерном кресле. Воздух полнился напряжением и тишиной. Из ванной доносился лёгкий аромат шампуня, и это обстоятельство преступник оставил пометкой в блокноте.

– Итак, Саша, сегодня у нас будет живой опрос, через диалог. Твои ответы я буду записывать здесь, в этом блокноте. Ты согласен?

– Да, хорошо.

– Тебе снился сегодня какой-то сон? Можешь рассказать мне его?

– Ну, а я могу отказаться от ответа и перейти к следующему вопросу? Если это мне кажется очень личным?

– Да, Саша, ты можешь. – Новая отметка в блокноте. – Только будь готов, что я спрошу, почему ты боишься рассказывать мне это личное.

– Ну…

– Это сон про происходящее прямо сейчас? Я тебе просто подсказываю. – Насколько мягким может быть голос робота, настолько Мистер Икс звучал мягко.

– Да…

– Если в этом сне ты испытываешь агрессию или что-то, за что тебе кажется я наказал бы тебя, будь это действие реальным, я напомню, что ты в безопасности. Пока ты рассказываешь желания, мысли или сон, что по идее и есть подавленные желания и мысли, то ты не нарушаешь правил. Это только в твоей голове, и там оно может быть. Мы обсуждаем это для того, чтобы оно не прорывалось в реальность. Чтобы ты мог ловить это, видеть и управлять им. Итак, ты готов назвать это или всё ещё боишься открыться?

– Просто в этом сне вы… просто вы там на меня нападаете. Я не хочу, чтобы это стало правдой, я не хочу.

– Это не станет. Разве ты нападаешь на меня сейчас, Саш?

– Нет. – Прозвучало за пленником удивлёно.

– А это значит могу я на тебя напасть?

– Нет…

– Вот именно. Видишь? Это ты контролируешь, что будет реальным. Ты решаешь, нападу я или нет. Как думаешь, для чего тебе этот сон?

– Ну… Я не знаю… это просто мой страх.

– Тогда может твой мозг хотеть, чтобы ты увидел свой страх? – взвесив его слова, парень согласился, и тогда Мистер Икс добавил: – Ты молодец. Скажи, как я напал на тебя в этом сне?

На этом вопросе в блокноте высохли все чернила. Испугавшись, мальчик долго не мог вернуться в прежнее русло контакта, как будто бы каждая новая секунда ожидания делала ещё более трудным подать голос в следующей.

– Саша? – после долгого молчания, Мистер Икс догадался и сам, – Это то, чего ты боишься больше всего?

– Я просто не хочу, чтобы такое было… – подавленно каялся мальчик.

– Посмотри на меня. – Даже наклонился к нему в сочувствии похититель. – Я старше и больше тебя. У меня есть оружие. Мне ничего не стоит принудить тебя к чему угодно. Я мог уже десять раз подложить тебе снотворное в еду или отключить любым удобным способом. Саша, я мог приковать тебя в цепь силой. Я не делаю этого. Я не делаю этого, потому что мне это не нужно, и я этого не хочу. Я бы очень хотел, чтобы ты понял это как можно скорее. Твой сон не обо мне, Саша. Он о тебе. Эта мысль твоя, не моя. Мне это не нужно.

– Для чего этот эксперимент…  – унижено вопрошал ребёнок, как будто слова преступника его сильно обидели.

– Я не могу сообщать, ты же знаешь. Мне жаль. Вернёмся к опросу. Что ты ощутил, когда проснулся сегодня? Твоя первая эмоция или чувство. – Жалости, однако, в металлическом оттенке голоса не звучало.

– Безысходность… – после его ответа Мистер Икс записал в блокнот больше, чем одно слово.

Валерия занималась учётом свежих ценников на прибывшую продукцию перед компьютером, когда очередной недовольный покупатель потребовал с неё стать кассиром на одну или две покупки. Мягкой она не была уже давно, и сегодняшний день не обозначился исключением. Хоть слегка обмякшие щёки под пудрой и пышные кудри выглядели крайне душевно, в её душе растягивалась дыра.

В своём поведении, в манере командовать она далеко отстояла от сына, но вот внешне они складывались в прямое родство при первом же взгляде. Фамильные плоские губы под вытянутым вниз аккуратным носиком должны были служить ей жестоким напоминанием о пропавшем ребёнке всякий раз, когда она решила бы заглянуть в зеркало. Что ж, этим вполне можно было объяснить её апатичную маску лица, прилипшую к ней с того самого вечера.

Вдруг мобильный издал сигнал-уведомление. Поначалу Валерия не обратила на него своего внимания, но буквально через одну секунду, она как ужаленная спохватилась и впилась пальцами в телефон. Предупреждение МЧС о повышенной пожароопасности.

Уже сложившиеся в мольбу брови испытали разочарование. Снова. Её мольбы не были услышаны снова. Может, в следующий раз. Женщина спрятала телефон обратно в карман и продолжила отправлять в печать свежие ценники.

– Что сегодня у тебя на душе? – в блокноте отмечено «Саша. День 36».

Сам же ребёнок не торопился с ответом и жевал овсяную кашу.

– Тебе не понравится то, что я скажу.

– Я приму правду такой, какая она есть. Ты ответишь на этот вопрос? – перчатка уже готова была зачеркнуть строчку, но всё же ответ последовал.

– Я думаю о том, что… – он старался взять себя в руки. Он старался быть взрослым и не плакать. Только не в присутствии того, кто его похитил, – Наверное, они меня больше не ищут. – Но он оказался не таким взрослым.

Мистер Икс занёс это в блокнот. Маска его накренилась, затем повторила то же в другую сторону, и всё искала сочувственного выражения через себя, но невольные полудвижения не принесли результат.

– Ты бы хотел, чтобы они продолжали искать? – хотя бы посредством неспешного темпа голос его выказывал сопереживание.

– Я не хочу, чтобы они продолжали искать, я хочу, чтобы они меня нашли!

– Хорошо… – Однако, они всё так же оставались по разные стороны баррикад. – Спасибо, что рассказал. Как твоё здоровье? Оно тебя устраивает? Голова, горло? Ты высыпаешься?

– Да, думаю, да. Вчера я нормально уснул. – Его слёзы пришли лишь на мгновение и так же быстро ушли.

– Тебе легче просыпаться? – задал мужчина вопрос, которой потребовалось довольно долго обдумать.

– Нет. Когда я вспоминаю, где я,… мне не хочется вставать.

– Я очень ценю твою честность, Саша. Ты большой молодец. – Звучало в искажении ответом Мистера Икс.

Всё больше внимания при опросе он уделял самому опросу. Блокноту, ручке, рисункам на клетках, и самый минимум взглядом на живого ребёнка. Как только в нём пробуждалось желание проявить заботу, оно тут же находило себе более яркое воплощение в синем цветочке в блокноте или в облачке. Так и сейчас он рисовал рожицу солнышку. Это было ему интереснее, чем признание ребёнка в том, что он несчастлив.

– Можешь вписать на Доске одну Палочку. – Разрешил Мистер Икс и отметил на странице новый номер вопроса. – Продолжим. Сегодня предлагаю тему коллектива в школе или тему половых отношений. Что ты хочешь?

– А можно лучше про что-то не с людьми?

– Хм… Не с людьми… Я впишу твоё пожелание. Может быть, следующим разом, хорошо? Сегодня одна из этих тем, Саш.

– Ну, половые отношения.

После этого Мистер Икс перелистнул на несколько страниц назад и расправил корешок для удобства.

– Хорошо. Ты говорил, что не считаешь иерархию обоснованной. Ты всё ещё считаешь, что твой партнёр должен выполнять половину работы и выделять тебе половину времени?

– Я думаю, девушка может выделять и брать столько внимания, сколько ей нужно. Я постараюсь ей дать это, а если ей мало или много, то можно это обсудить.

– Хм… да, красивая теория. А если ей нужно будет внимание кого-то другого?

– Наверное… Может, тогда она меня и не любит… Если ей нужно другого?

– Думаешь, у девушек такое часто бывает?

– Я вообще не знаю, как у девушек… – закончив с кашей, спрятался Саша за чашкой с какао.

– Ты этого будто стыдишься. Ты и не должен знать, как у девушек, Саш, ты же парень. Понимаешь?

– Ну… Да, наверное… – ответил он, привычно поморщившись, как всегда делал, когда отвечал что-то, не представляющее для него важность.

«В опросе не заинтересован. Развитие мысли не интересно». Через звукоисказитель прошёл раскатистый вздох.

Фотография Саши выцветала под ветром на дорожном столбе. Её уже не воспринимали. Он становился таким же достоянием местности, как раздражающий цвет забора, который никогда не перекрасят, да и чёрт с ним. Можно привыкнуть.

– Интересно, его уже нашли? – школьники остановились возле ориентировки тридцати шести дневной давности.

Мальчишки. Трое ребят. Младшеклассники.

– Он был странным. Каждый раз в коридоре один с телефоном ходил. Может, того? – парнишка присвистнул и изобразил пальцем падение вниз.

– Ну да, странный. – Вторил другу тот, что помладше с необыкновенно длинными для мальчишки ресницами.

Третий только хмыкнул. Он предложил купить им сухариков, и мальчики тут же забыли о фото и о том, что в их городе кто-то пропал. Ещё через секунду их спины побежали к магазину наперегонки.

Солнечными зайчиками на потолке проплывали миры над головами раздетых влюблённых. Она – утончённая и изящная, как принцесса с картинки, он – высокий и сильный, с птичьими глазами на длинном лице. На мобильный, что парень оставил лежать на тумбочке, поступает сигнал. Но тот не реагирует. Между ними завязывается немая борьба – телефон с назойливым сигналом или безмятежность отдыхающего парня. Встревоженные крупные глаза прирождённой красавицы решают вмешаться в это состязание.

– Отец звонит! – завидев имя абонента, вскакивает она сразу и прикрывает одеялом грудь.

Её парень же тем временем только отворачивается в сторону.

– Не ответишь? – деловым жестом она заправляет за ухо свою блондинистую стрижку каре.

При её острых чертах кукольного лица в пору было бы стать моделью. Каждый жест её в каждом действии будто создан для идеального кадра.

– Лиз, не хочу. – С недовольным видом парень поднялся над простынями и сел к своей паре спиной.

– Но вдруг он по поводу… чего-то важного?

– Например, чего? – без долгих намёков парень резко развернулся к ней злобным лицом.

Телефон перестал звонить. В белом белье постели, всё ещё прикрываясь от имени отца молодого человека на экране, Лиза несколько утомлёно отвернула голову в сторону. За окнами светил поразительно солнечный день. Лучшее время дня, когда лучи начинали терять свою обжигающую яркость, но продолжали светить, забираясь под кожу радостью. В соседских окнах они заблудились и устремлялись прямо в спальню миниатюрной девушки.

– Ну, что? – продолжал злиться её молодой человек, – Так и не придумала что-то важное?

– Не надо на меня срываться. – Ей не хотелось ругаться, но и становиться объектом моральных побоев она позволить себе не могла. – Ты сам знаешь, что важное. Вернее, кто.

С этими словами она в демонстративной невозмутимости заняла более удобную позицию у подушки.

– Да не найдут его, ясно? – со стуком в зубах проговорил парень, – Ты это знаешь, я это знаю, и он знает. Его никто больше не ищет, да и нечего уже искать. Все знают, что случилось. – Его слова били болью, но главным образом его самого, и видя это, Лиза сняла с себя маски обид. – Это уже прошлое. – Утверждал парень. – А мы в настоящем. Я не ребёнок, не нужно звонить мне миллион раз в день. Они с мамой уже с катушек съехали оба. Я не хочу в этом участвовать. Я живу дальше.

– Не знаю, Вов… Скоро сентябрь… – она не закончила.

– Лиз, ради Бога, я знаю это! – больше ничто не могло сдержать его бурю. – Я тоже помню, что он был девятиклассником, и мог бы пойти в десятый класс. Я тоже вижу эти рекламы и тоже понимаю всё это, ясно? Но он уже не пойдёт. – Он продолжал и продолжал злиться, – Просто заблокировали бы чаты, удалили бы его страницу, если бы захотели. Они сами хотят страдать. Это их дело. Но ты-то не начинай!

– Они его родители…

– И ты туда же! – Он махнул рукой в воздух и ушёл в душ один.

В свете воздушной спальни Лиза продолжила отдых без любимого парня, а блики всё так же играли на тюле и потолке, напоминая людям, что они живы.

Клавиатура отодвинута почти всё время. Так, что по её краям на столе уже скопилась пыль. Саше не нужна клавиатура для чтения учебников по химии или физике, что лежат на его столе. Вряд ли школьная программа поможет ему найти способ выбраться, но смекалка бывает чутка к человеческим нуждам. Однако сейчас перед ним не учебник. Тетрадь.

«Дорогой дневник» – пишет мальчик. «Сделаем вид, что я пишу сюда что-то значимое. И долгое. И много». Остальная часть листа без особого старания заполняется каракулями. Просто синие волны на строчках. Нажим ручки такой слабый, что она фактически болтается у парня в руке. Отложив её в сторону, он медленно, как будто бы очень бережно отгибает уголок листа, но захватывает не один лист, а сразу два. Поначалу ему удаётся. Они сминаются как одно целое. Затем он бережно отрывает их как один, затаив даже дыхание, хотя никто в Комнате на него не смотрит. Ни похититель, ни игуана. И вот, вырвав из тетради два листа, с большим усердием Саша принимается складывать верхний лист в оригами, а второй – простыми линиями, чтобы просто сложить его несколько раз. Но руки его не слушаются, листы разделаются на два, отстают друг от друга и разваливаются. Ещё долю попытки мальчик пытается это исправить. Удерживает, прижимает. Но когда наличие на столе двух разных оторванных листков становится очевидным, он сминает их в комок и тут же принимается рвать его в клочья. За каждым таким движением открываются силы на новое, более злое и резкое, и вот его уже несёт на волнах гнева без тормозов.

Он срывается и мнёт всю тетрадь, он кричит. Кричит, что есть силы. Когда на глазах проступает краснота, он швыряет тетрадь об стену. Хватается за волосы, которые за этот месяц отросли и стали уже закрывать ему глаза полностью, и теперь они раздражают его. Всё его тело пропитано насилием. Эти волосы – продукт насилия, и он сжимает их, будто хочет их оторвать. Он кричит на стены, орёт, срывая голос. Из глаз брызжут слёзы, а он всё кричит и кричит, и, кажется, совсем не собирается останавливаться. Он ненавидит. Он сам – одна сплошная ненависть. Он кидается на игуану и кричит ей в аквариум. Этот крик превращается в вой. Ещё долю минуты продолжается его ярость, пока не вытесняется признанием бессилия. Тогда уже парень сползает по стене на пол и плачет. Тело его беззащитно сворачивается в клубок.