Конан-варвар. Неизвестные хроники

Конан подумал, что груз ответственности велик. Подлостей и ловушек ждать наверняка надо.

Нужно подумать, какими они могут быть – на диком-то и проклятом побережьи.

А ещё надо придумать, как справиться с ними. Причём так, чтоб все его товарищи – уцелели!

Иначе что он будет за капитан?!

Побережье поражало странным ощущением заброшенности.

– Чего удивляться, что здесь ни одна собака не хочет высаживаться! Я бы ни за какие коврижки добровольно сюда не сунулся! – Рнего как всегда говорил то, что чувствовал и думал. А сейчас даже сплюнул в сердцах за борт.

– Брешешь ты, Рнего, как сивый мерин, – Нэш усмехнулся, – Вот: лезешь же!

– Ну так!.. Не за коврижки, а за этакие красивые золотые кругляшки! Их ещё называют деньгами! Но побережье… Бр-р, мягко говоря! – Рнего передёрнуло.

– Да, пожалуй, нескоро кабатчики из Кордавы захотят открыть здесь новые заведения. – Эльдорн держал большие пальцы засунутыми за широкий пояс, на котором красовалось два кинжала и сабля из аквилонской стали, – Так что, боюсь, всё питьё нам придётся тащить с собой.

Конан подумал, что ветеран зрит, как всегда, в корень: пустынный вид побережья в обе стороны от русла Понта Вендийского оставлял гнетущее впечатление: ни джунглей, ни кустов, ни даже травы. Зелёной. Потому что сухой травы, да ещё голых ветвей саксаула на дюнах, окружавших русло шириной в добрую милю, имелось достаточно.

– Странно это, Конан, – это в разговор влез подошедший незаметно сзади Велтран, – река – огромная, и вода пресная… Но почему здесь не растёт ничего? Помнишь ведь: везде, где есть река, по берегам и деревья, и кусты… Обычно чуть ли не на мили!

– Не знаю, Велтран, почему здесь – так. Разве что дело в том, что этот Понт размывает какие-нибудь – или ядовитые, или неплодородные – породы, и откладывает наносы из них на своих берегах: вон, видишь? И берега и цвет воды самой реки какой-то…

Нездоровый!

То, что цвет воды, мягко говоря, нездоровый, видели все. Да и верно: когда это цвет воды в реке бывал ярко-оранжевым?! Явно тут не всё в порядке! Иначе и люди бы селились по берегам: как же не использовать столь удобную транспортную магистраль для проникновения вглубь побережья?! Да и город возник бы непременно: где же ещё базироваться купцам и ремесленникам, обслуживающих всегда тех, кто открывает и осваивает новые плодородные, или богатые какими-нибудь другими достоинствами, вроде жемчуга, железных руд, или алмазов, земли?

– Так, ладно. Собственно, нам плевать, как выглядит само это устье. Пусть даже и разбитое островами и мелями на десятки рукавов. Главное, что сомнений в том, что это – тот самый Понт Вендийский – никаких нет! А нам нужна река Танисс. И до неё при попутном ветре – день плавания. На восток. Вот и поплыли. Помощник! Поднять снова все паруса! – Конан бодро улыбался, хотя если признаться честно хотя бы самому себе, местные «красоты природы» и на него произвели гнетущее впечатление. Уж больно…

Безжизненно тут всё.

Не видно даже обычных животных, или птиц.

Как пить дать, тут что-то… Колдовское!

Не даром же побережье носит название Проклятого…

Река Танисс, к счастью, оказалась вполне обычной рекой. И даже вода в ней оказалась чистой, (почти) и холодной. Конан, пошкребя многострадальный затылок, подумал, что это – вероятней всего от того, что питают эту реку наверняка снега и льды, таящие там, в горах, острые вершины которых отлично просматривались за пустынным, как и сутки назад, побережьем. Но деревья и даже кусты вдоль русла речушки не более чем ста шагов в ширину, тоже почему-то не росли.

Это не помешало Конану и команде завести «Вестрел» прямо в русло, и, пока дул приличный попутный утренний бриз, продвинуться вверх на добрых пять миль. Тут ветер «коварно и подло» по словам Лейбена, стих. Конан сердито хмыкнул: команде явно придётся или поработать, или оставить корабль здесь, на пока ещё глубоком фарватере, а дальше двигаться на шлюпках. Или пешком.

Его не устраивали ни такой ни такой вариант: ведь тогда придётся делать ещё временный лагерь в том месте, где нужно будет удалиться от реки, и, следовательно, оставлять часть людей и на корабле, и в этом лагере. Но всё его естество, и навыки, полученные в сотнях битв, противились такому неоправданному разделению сил.

Поэтому ровно половина команды оказалась после обеда перевезена на берег.

Там достойным представителям берегового братства пришлось засучить рукава, взяться за толстенный канат, и тянуть на буксире за собой немаленький «Вестрел» вверх по течению. Вначале, разумеется, пираты ворчали и препирались друг с другом за место, и за то, чтоб никто не отлынивал: «Тяни, гад такой, а не кряхти тут для вида!». Конан, высадившийся с береговой партией, но помогать тянуть не спешивший, ворчание и склоки быстро пресёк. Но шёл рядом со своими людьми, всё время внимательно оглядываясь по сторонам, до самого заката. Закат здесь показался варвару чересчур уж кровавым…

Хотя киммериец ничего подозрительного пока не заметил, «Вестрел» на всякий случай поставили на якорь посреди русла, неторопливо несущего свои воды по равнине, а ужинать – и весьма плотно! – решили тоже на корабле: мало ли!..

Переночевали на борту. Утром, ещё до восхода, плотно позавтракали. И пока было более-менее прохладно, вторая половина экипажа повлекла корабль дальше. Конан снова шёл рядом с вынужденными бурлаками, но даже его сверхобострённые инстинкты и слух со зрением не обнаружили ничего. Но там, глубоко внутри, он чуял: что-то или кто-то ждёт их впереди…

После обеда береговая партия снова поменялась с «бортовой». Конан продолжил поход, теперь уйдя чуть не на полмили вперёд: иссохшая трава и каменистые россыпи, встречающиеся в песчаных дюнах всё чаще, делали поход гораздо удобней. Но те пираты, что теперь почти не утопали, как первые мили, по колено в песок, и тянули канат против усилившегося течения, от такого «облегчения» меньше ворчать вовсе не стали.

На следующее утро всё повторилось, только теперь песка под ногами почти не было, и дюны окончательно сменились каменистыми холмами и небольшими плато, на которых имелась даже земля, покрытая корочкой съёжившихся струпьев – такыры. День прошёл как обычно, и ворчания теперь слышалось куда меньше: все поняли, что разговоры только мешают тянуть.

Ночевали снова на «Вестреле», и посты на ночь Конан удвоить не забыл. Но ночь снова прошла спокойно – он даже поудивлялся вслух, на что верный помощник скептически буркнул:

– И хвала Мирте Пресветлому, что пока «приключениями» и ловушками не пахнет! Но помяни моё слово, капитан: они где-то там, – толстячок кивнул обросшей и начавшей седеть головой вглубь суши, – имеются!

Конан не ответил, поскольку и сам так считал. Хотя он отлично понимал и то, что раньше времени волноваться смысла нет: препятствия и ловушки от их «нервов» никуда не исчезнут! А они только зря взбудоражат команду, если начнут своим поведением и разговорами показывать, что волнуются.

К обеду добрались.

– А что, очень даже миленький камешек! Только вот не пойму, кто его здесь установил. – Велтран, похлопывая по белейшей, сверкающей словно полированный мрамор самых драгоценных сортов, поверхности, поглядывал то на Конана, то на макушку десятисаженного камня, словно клык торчавшего из окружающего щебня. Ни следа других камней, или скал, от которых такой «зуб» мог бы отколоться, вокруг не наблюдалось: пустыня и пустыня! Вот только вместо песка – гравий и галька!

– Насчёт того, кто «установил» – не знаю. – Конан тоже поглядывал, но больше – на бесплодную равнину, простиравшуюся за зубом насколько хватало глаз, и единственным «украшением» которой являлся пологий невысокий холм в паре миль от берега реки, – Но камни и скалы здесь определённо были: вон, смотри, сколько щебня! И гравия. Значит, камни точно имелись. Только разрушились. Думаю, что от времени. И погоды.

– А что – погода, Конан?! Не думаю, что здесь выпадает больше пары капель дождя за целые годы! Да и суровых зим со снегами и льдом здесь, в сердце Чёрного континента, не бывает. Ветер? Так его нет с тех самых пор, как мы вошли в устье Танисса, и ребятам поэтому и пришлось тащить корабль на буксире! И непохоже, что хотя бы дохленький ветерок появится, – действительно, и пираты и сам киммериец в непривычном безветрии и гнетущей, почти осязаемой, тишине, буквально обливались потом, и вынуждены были постоянно прикладываться к флягам – благо, набрать питьевой воды в реке было недолго.

Конан похмурил густые брови, и сердито кивнул на окружающий ландшафт:

– Твоя правда, помощник. Значит, будем считать, что скалы разрушены временем. И никакие чародеи со своими зловещими ритуалами к этому руку не приложили.

Велтран пытливо посмотрел на киммерийца. Судя по-всему ничего утешительного или бодрящего в облике капитана не увидел. Проворчал:

– Вот умеешь же ты, Конан, вселить в своих подчинённых и друзей уверенность в будущем и бодрость духа!

Конан не выдержал, убрал с чела напускную серьёзность и весело заржал, качая лохматой головой:

– Да ладно тебе, Велтран! Могу я хоть изредка пошутить?! А то на вас всех и смотреть-то страшно: Лейбен каждую минуту озирается, как будто за ним охотится стая полярных волков, Нэш – целует ладанку, которую носит на груди, а Шерван так вообще: всё время что-то бормочет: не иначе – молится!

– А даже если и так, Конан, что с того?! Ребята боятся. И боятся, как мне кажется, правильно: не зря же эти места считают проклятыми, и никто здесь испокон веков не селится! Может, конечно, слухи о битвах, происходивших здесь между древними богами – и неправда… И скал тут просто не было… Но где же тогда – хотя бы растительность?!

– Плевать нам на растительность. Которой нет. Но ведь когда-то же была?! Вон: сухих палок от саксаула будет вполне достаточно для костра, чтоб приготовить ужин, и поддерживать на ночь огонь. Так что сегодня разбиваем лагерь прямо у подножия этого «зуба», и ночуем, наконец, на твёрдой земле!

Половину ночи, действительно, провели спокойно и умиротворённо. Только часовые добросовестно «бдили» во все стороны от площадки, где расположились пираты, и даже стрёкот цикад, или пищание летучих мышей не отвлекали их от охраны. Потому что не было тут ни обычных в любой, даже пустынной, местности, цикад, ни летучих мышей.

Поэтому когда вскоре после полуночи откуда-то из середины лагеря раздались истошные крики, сразу заставившие всех мужчин вскочить, и начать размахивать выхваченным оружием, даже вскочивший на ноги в долю секунды Конан удивился. Но осмотрелся вокруг мгновенно. И отреагировал на ситуацию быстро:

– Заткнуться всем! Убрать оружие, пока не покрошили друг друга в салат! – тишина (ну, относительная!) наступила как по мановению волшебной палочки. Сам варвар, первым подал пример, сунув тяжёлый хайбарский меч в ножны. Спросил:

– Кто орал?

– Это я, капитан! Я орал! – Арристарх, глаза которого, блестевшие необычным светом в зареве костра, расширились, казалось, на поллица, вышел вперёд, поддерживая бессильно висящую левую руку – правой, – Меня… Ранили!

– Да-а?! И как же это, интересно, произошло, если часовые на месте, и они никого не заметили? А ты спал почти в середине нашего лагеря?

– Не… Не знаю, Конан! Но вот – рука! Она не движется! И ничего не чувствует – словно онемела. А вот здесь – болит!

– И как же это получилось? – Конан, подойдя, внимательно осмотрел место, где «болело». Нахмурился. Кровь и опухоль имелись несомненно…

– Ну… Я спал. И вдруг проснулся – от боли! В руку словно бы вонзили кинжал! О-о!.. Да ты же и сам видишь, Конан! Вот: есть и след от кинжала!

Конан подвёл пострадавшего поближе к огню, и снова развернул руку раненным местом к свету костра, куда Велтран уже поторопился подбросить хворосту из тоненьких, но неплохо горящих иссушенных веточек саксаула.

Хм-м… Рана на предплечьи бедолаги кровоточила. Правда, казалась неглубокой. И – словно двойной. Конан прищурился. Снял со лба Арристарха платок, повязанный вокруг лба, и плюнул на него. Потёр рану и кожу вокруг неё. Надо же – на удар оружия не похоже. Но где-то он уже подобные раны…

– Всем – встать! – пираты, попробовавшие было снова расположиться дальше на отдых, поторопились вскочить, – Осмотреть себя, осмотреть друг друга! Мы ищем огромных насекомых! Вроде муравьёв… Или каких-нибудь сколопендр, или фаланг!

Все загалдели. Но вскоре порядок восстановился: пираты осматривали друг друга со всех сторон, и ругались уже потихоньку. Правда, к счастью, никого ни на ком не нашли. Что Конана не слишком удивило: если это – муравьи, они всегда вначале высылают не поиски пищи разведчиков. А уж потом атакуют всей армией. Но где же тогда эта…

Ворчание и гул голосов, как и мысли Конана перекрыл крик Рувима, одного из дозорных, назначенных для присмотра за западной частью равнины:

– Конан! Скорее сюда! Думаю, тебе нужно на это посмотреть!

Конан не стал мешкать: ведь укусил же кто-то Арристарха! Значит, врагов может быть много! Врагов не разумных, а повинующихся инстинкту. И от этого – ещё более грозных! Потому что будут нападать, если почуют добычу – неумолимо, и не считаясь с потерями!

И точно. Самые худшие опасения подтвердились!

Из глубины чёрной пустыни к лагерю пиратов катился словно бы ещё более чёрный вал: из мельтешащих крошечных телец, тихо шелестящих по камням и щебню миллионами лапок! Этот невысокий, но казавшийся весьма плотным, вал, покрывал огромное пространство: не меньше сотни шагов по фронту, и нескольких сотен – в глубину!

Конан, любивший трезво оценивать ситуацию, заорал:

– Забрать всё, что сможете нести на себе! В первую очередь – оружие! И – бегом к берегу. Грузиться в шлюпки! И – на корабль!

Уже на корабле, проконтролировав, что все живы и даже относительно целы, (десяток синяков, полученных в небольшой давке и отдавленные в спешке ноги – не в счёт!) киммериец убедился, что их поспешное бегство явилось мудрым решением: растянувшийся теперь вдоль реки фронт атакующих достигал нескольких сотен шагов в ширину. Да и в глубину, казалось, превышал ширину самой, довольно широкой здесь, реки.

– Проклятье! Неграл их задери! Что же нам теперь делать-то, Конан? Мы ведь даже на берег высадиться не сможем?! – растерянность в тоне Зенло не укрылась от варвара.

Понимая, что и остальные партнёры по добыванию древнего клада ждут от именно него, как своего капитана, какого-нибудь объяснения или решения, как быть дальше, Конан сказал:

– Что делать – решим завтра. Не думаю, что эти твари будут держать нас в осаде. Да и не может армия насекомых торчать здесь, на пустынном и жарком берегу, без пищи и тени, вечно. Они тогда просто попередохнут: под лучами солнца и с голоду.

– Хм-м… Это было бы уж слишком хорошо, Конан, – Велтран хохотнул, – Хвала Мирте Пресветлому, что мы ещё не удалились от реки, и лагерь был недалеко от «Вестрела». Так что то, что мы живы, и даже не покусаны – ну, почти! – заслуга целиком твоя. Это ты настоял на таком решении.

Толпа пиратов одобрительно загудела:

– Да! Хвала Мирте Пресветлому! Какой молодец наш капитан! Спасибо, Конан! Если б не река!.. Вот сволочи какие! Охотятся ночью!

– Нет, не думаю, что они охотятся. – Конан хмурился, так как пока не придумал, как покончить с тварями, оккупировавшими берег, – Муравьи – не охотники, как, скажем, осы или пауки. Они – собиратели. То есть – едят всё, что найдут съедобного: растения или падаль. Ну, если найдут добычу, которая не сможет от них убежать, или улететь – нападают, конечно… А обычно просто высылают из муравейника во все стороны собирателей-разведчиков. – Конан уже имел кое-какой опыт общения с муравьями*, и говорил достаточно уверенно, – И тот, который укусил Арристарха – и был как раз одним из таких разведчиков.

(*См. роман «Конан и волшебник с севера».)

И вот ещё что я думаю. Нам нужен хотя бы один такой муравей. Чтоб мы хотя бы знали, с кем и как нам предстоит бороться.

– Без проблем, Конан. Хочешь, я быстренько сплаваю, и добуду одного? – энтузиазм Рнего так и искрился, и остальные пираты даже стали подтрунивать, и посмеиваться, но Конан отнёсся к делу серьёзно:

– Нет. Никаких «быстренько». Сейчас ты и шестеро гребцов сядут в маленькую шлюпку, и подплывут к берегу. Но вначале возьмёшь на камбузе у Занусса большую кастрюлю с хорошей крышкой, – Занусс возмущённо фыркнул, но Конан реакцию кока проигнорировал, – и зачерпнёшь ею хотя бы парочку этих тварей. Не рискуй зря. Мало ли какую гадость они кусали своими жвалами! Можно и подцепить какую-нибудь заразу!

– Конан! А как же тогда – моя рука?! – глаза Арристарха, всё ещё бережно придерживающего укушенную руку казались теперь ещё больше, – Она же… распухла?! И теперь – словно горит!

– Э-э, не бери в голову! Это просто их, ну, муравьиная, кислота! Она едкая, но – не смертельная. Это не яд. Но всё равно: пойди в мою каюту, достань из ларя под койкой большую суму. Там, в кармашке, есть склянка с бальзамом. Зелёная такая. Намажь укус, и через пару дней всё пройдёт!

– С-спасибо, Конан! – Арристарх двинулся, чуть покачиваясь, к каюте. Рнего, не без основательных препирательств типа, «из этой вы все едите суп», «а эта – для компота!», как посмеиваясь про себя, слышал Конан, добыл наконец у кока кастрюлю. И с шестёркой гребцов слез по верёвочному трапу снова в шлюпку. Занусс ободрил:

– Если кастрюлю утопишь, или испортишь, я вычту из твоей доли. А тебя буду кормить только солониной! Без первого, и без десерта!

– Ладно тебе, Занусс! – Рнего заржал, – Не думаю, что эти твари способны прогрызть медь! Кстати: я что-то не припомню, чтоб ты когда-нибудь кормил нас десертом!

– Ну вот теперь – точно его и не увидишь!

Вал из чёрных телец у кромки воды между тем явственно шевелился: твари упорно пытались добраться до вожделённой добычи, бегая вдоль берега. Но – безуспешно: течение уносило отчаянных смельчаков, пытавшихся доплыть до темнеющей в ночи громады корабля, где скрылись восхитительно пахнущие тела крупных двуногих!

Однако отсюда, с безопасного борта, сами тельца тварюшек не выглядели уж слишком большими или грозными.

Конан, повидавший и куда более опасных представителей мира членистоногих и насекомых, подумал, что не удивился бы, даже если б странные твари, обитающие в пустынной проклятой стране, могли и правда – прокусить чёртову кастрюлю.

Ничего: если что – запаять медный сосуд будет нетрудно!

Спустя буквально пять минут экспедиция за мурашиками, как окрестил её Эльдорн, благополучно завершилась. Рнего, радостно улыбающийся, торжественно сообщил:

– Никаких проблем, капитан! Даже обидно! Мы, понимаешь, приготовились к битве не на жизнь, а на смерть, а они… Просто позволили себя зачерпнуть!

– Ладно, высыпай сюда! – Конан показал на огромную стеклянную бутыль с приготовленной воронкой. Бутыль нашли тоже на камбузе, и из неё пришлось предварительно пересыпать в другую тару какую-то очень пахучую приправу, особо ценимую Зануссом. Правда, на приказание уже самого Конана освободить бутыль кок не ворчал, а лишь сердито сопел. Рнего, придержав крышку, чтоб вначале на палубу стекла вода, вместе с которой он «зачерпнул» из передовых отрядов своим «боевым сосудом», поторопился пересыпать добытых «пленных».

Теперь в свете факелов и фонарей мокрых насекомых было видно отлично.

Пираты даже на какое-то время притихли, стараясь получше рассмотреть своих нежданных врагов.

Восемь здоровенных, с добрый палец, чёрных тварюшек, упорно скреблись в толстое стекло стенок, щёлкая немаленькими жвалами на гигантской, непропорционально большой, словно бульдожьей, голове, и отблёскивая во все стороны полированными чёрными боками. Иногда замирали, словно в недоумении. А иногда останавливались, как бы общаясь друг с другом: тёрли друг о друга антеннами-сяжками.

Шесть лапок. На конце брюшка – жало. Но сильней всего поражали именно передние жвала – главное оружие насекомых. Они казались очень прочными и сильными!

– Знаешь, Конан, это ведь – не муравьи.

Конан удивлённо обернулся на замечание Эльдорна. Но не потому, что хотел возразить: он и сам уже понял, что твари действительно несколько отличаются от обычных муравьёв: хотя бы часто сегментированным основным тельцем, намного более узким, чем массивная голова:

– А кто же это по-твоему, Эльдорн?

– Думаю, это – термиты.

– Это ещё что за …аная хрень такая, разрази её Хуршид?! – Бомаго выразил общее недоумение весьма просто, в привычных словах.

– Это, Бомаго, твари навроде муравьёв, но живущие несколько по другим законам. Во-первых, они строят свои дома – термитники! – из своей слюны и глины, а не из соломы и всего, чего попало, как делают муравьи. Во-вторых, наружу из такого дома выбираются только воины. Вот – эти самые. А те, что остаются внутри – куда мельче, не так основательно вооружены, и работают только для блага колонии: ну, там, кормят детей, чистят внутреннее пространство, даже ухаживают за плантациями.

– Чего?! Какими плантациями?! Эльдорн, что за ерунда?! – удивлённые возгласы послышались отовсюду. Эльдорн подождал, пока они стихнут, и неторопливо, явно осознавая своё превосходство в области знания жизни термитов, продолжил:

– Это – не ерунда. Термиты от муравьёв и отличаются в-основном тем, что способны обеспечить себя всей необходимой пищей сами. Без собирательства.

– Как это?!

– А очень просто. Они всё, что растёт – ну, там, растения: листья, трава, древесина! – пережёвывают в мелкую кашицу. И потом внизу, в пещерах под землёй – кормят этой кашицей… Грибы!

– Что?! Как?! Какие ещё грибы?! Что за бред?

Хмыкнул даже Конан:

– Эльдорн! Откуда ты всё это знаешь?

– От дяди. Он одно время работал первым помощником придворного лекаря Лармозии. А тамошнему принцу как раз прописали пить вытяжку из этих чёртовых термитов. А их, сами знаете, в окрестностях столицы Брундизии – шишь найдёшь! Вот и пришлось мне и дяде плыть за тридевять земель в Коринфию, выкапывать там один такой термитник со всеми потрохами и обитателями с трёхметровой глубины, засовывать в гигантский деревянный ящик, да везти в Лармозию целый месяц. Это мой дядя нашёл, – в голосе ветерана прорезалась неподдельная гордость, – чем и как кормить этих букашек: иначе попередохли бы они за милую душу, пока мы их везли…

– Ну и что? Помогла вытяжка из термитов наследнику?

– Ага, два раза… Этот идиот к тому времени успел поучаствовать во дворцовом перевороте. Заговорщики успеха не достигли, папочка умудрился попросту сбежать. Через запасной потайной ход – первый-то, о котором все знали, заговорщики перекрыли… А когда вернулся назад, с войском, «больного» придурка просто приказал вздёрнуть на перекладине над главными воротами крепости. В назидание, так сказать, остальным отпрыскам… Так что термиты ему уже не пригодились. И мы с дядей приготовили из них какое-то зелье… Не помню какое. Только зря. Дяде оно не помогло. Нет – не вылечиться, а отмазаться от участия в заговоре!

– Но Эльдорн. Сколько тебя помню – ты – член берегового братства. Когда ж ты успел побыть учеником лекаря и поучаствовать в походе за… Термитами? – Велтран задал вопрос, интересовавший и Конана, и явно большую часть остальной команды.

– А всё просто. – по тону Эльдорна нельзя было сказать, что старые воспоминания доставляют ему радость. Или хотя бы – ностальгию, – Мне тогда было всего шесть лет. Помнить-то я всё помню… А вот сделать что-либо, когда король в ярости велел казнить дядю, а заодно и всех моих родных и близких, не получилось. Да я и выжил-то… Только благодаря тому, что прибился к какому-то каравану, шедшему в Аквилонию. Потом, когда попробовал себя там – то на «работе» нищего, то в роли вора – вернулся назад, на побережье. В четырнадцать вступил в свой первый экипаж – ну, тот, на «Жемчужине Массантии».

Многие пираты закивали: этот корабль, как и его капитана, отважного, но уж очень любившего вино и порошок жёлтого лотоса, Фатхулло, многие помнили – хотя бы по рассказам выживших членов экипажа, или других пиратов. Везло им, конечно, не так, как команде Астига Безухого. Но свою долю от жирного пирога торговли Средиземноморья они тоже урвали. Пока не встретили в море две галеры всё того же короля Вездигдета. С сильно превосходящими силами противника: двумя когортами опытных и тренированных воинов.

Выжили с «Жемчужины Массантии» лишь те, кто смог спастись вплавь, и потом умудрился долго прятаться на лесистых и безлюдных островах: дело произошло возле архипелага Пауиттос.

– Да-а, похоже, не перестанешь ты удивлять нас, Эльдорн, – Конан подумал, что, сколько бы, действительно, он не жил, буквально сроднившись, с экипажем, а всегда найдётся в биографии его людей такое… О чём они никогда не расскажут. Потому что сами хотели бы позабыть… – Но как же – термиты? Как бы нам справиться с ними? Где у них слабые места?