Ангел с поднебесья

Проснулась я от ощущения тепла, меня словно жаром горячим обдало, кто-то коснулся моего плеча. Я открыла глаза, поняла, что дед Андрей стоял рядом со мною. Голосов из кухни уже не доносилось, очевидно гости разошлись по домам.

– Вставай, Танюша, утро наступило.

– Утро?

– Да, дорогая. Но убираться не нужно, Макаровна уже всё сделала. Ты вот что, поднимайся, одевайся и иди во двор свежим воздухом подыши, тебе полезно. Я тут похлопочу малость, дровишек наколю, вечером вновь печку истопим. Я ещё с недельку поживу, и в лес подамся.

– Нет, дедушка, не уходите, пропаду я одна, да и привыкла я к Вам.

– А ты скажи-ка лучше, что в церкви тебе пригрезилось, теперь-то мы точно одни в доме, никто нас не потревожит.

– Не поверите Вы мне, дедушка, никогда не поверите.

– Отчего не поверить? Коли скажешь, поверю.

Я заговорнически огляделась по сторонам, чтобы точно убедиться, что никто нас не подслушивает. Вокруг было тихо, чётко раздавалось тиканье настенных часов.

– Я, дедушка, Ангела видела. Настоящего, и он разговаривал со мною так же, как я с вами.

– Да ну, и ты слышала его?

– Да, но не ушами, а умом как будто. Он и в церкви у алькова был, когда отец Александр у гроба бабушки Дарьи с кадилом ходил.

Дед Андрей задумался, вздохнул.

– Знаешь, и со мной однажды удивительный случай приключился. Я ведь не всегда странником был, вырос в семье придворных его императорского величества Александра, этикет знал, языками иностранными владел. Прочили военную карьеру. Был я молодым ветреным в гусарских погонах и мундире с петлицами, с Наполеоном войну прошёл. Вернулся в родительское имение и на одном из столичных балов был представлен некой дворянке княгине Ольге Соломоновне Фёдоровой. Княгиня славилась своей цветущей молодостью, красотой, умом, весь Петербург тогда по ней вздыхал, однако она была слишком горда для мимолётных интриг. Полюбил я её до безумия, попросил в первый же вечер нашего знакомства её руки, и к моей величайшей радости мне не было отказано. С того самого дня начались приготовления к предстоящей свадьбе, в свете появились новые толки на этот счёт, общество долго не могло решить вопрос, чем же мне удалось в столь короткие сроки заслужить благосклонность красавицы-княгини, им не приходило в голову, что иногда любовь, чистая любовь без расчёта способна соединить двух людей.

Однако вскоре незадолго до предстоящего счастья я получил письмо из моего гусарского полка, расквартированного где-то под Москвой. Мне срочно нужно было выехать в полк для выполнения одного неотложного дела. Я ненадолго простился со своей невестой, обещаясь, что не задержусь, тем более свадьба была уже на носу, весь Петербург только об этом судачил. Но уезжал я с каким-то мрачным чувством, хотя ничто, казалось, не предвещало ничего плохого. Поездка моя затянулась вместо одного месяца на целых три с половиною. Приехал я в полдень и сразу решил навестить мою возлюбленную. Мне показалось, что колокола на звонницах пели какую-то печальную мелодию, но я заставил себя не думать об этом. Мне открыла женщина в чёрном платье, которую ранее я не встречал в доме княгини, она представилась сестрой моей невесты и отошла в сторону, дав мне пройти внутрь.

– Что случилось? Где княгиня Ольга? – спросил я.

– Мужайтесь, граф, – ответила родственница невесты, – Ольги больше нет в живых.

– Как! – в ужасе воскликнул я. Мне казалось, сердце моё остановится навеки, – Этого не может быть, ведь мы были обручены.

Княгиня умерла при загадочных обстоятельствах, предполагалось, что она была отравлена завистником, либо завистницей, не потерпевшей её будущего безоблачного счастья.

Долгое время после известия я не мог оправиться от своего горя, ушёл в запой, пил беспробудно, хотел с жизнью кончить, но как-то не решился спустить курок. Затем оставил службу и ушёл в паломничество. Самое же страшное было то, что я стал презирать бога, возненавидел его за то, что в одночасье я лишился всего, что чаял иметь. Много лет ходил я по лесам, проживал в раскольничьих скитах, я пытался найти Истину, ответить на вопрос: почему произошедшее имело место. Родители мои почили вечным сном, не ведая того, что сын их отрёкся от мира, и скорее всего, имение, которым владел мой отец – граф Дмитрий Петрович Вяземский, перешло в управление к брату. Пути, связывающие меня с миром, были навсегда отрезаны.

Однажды, идя по лесу, ноги мои неожиданно подкосились, лишившись сил, я упал прямо в снег (дело было зимой). Больше я ничего не помню, ибо вероятно я потерял сознание.

«Это моя смерть», – подумал я. Затем словно в тумане каком-то явился мне один человек в белых одеждах. Был он очень молод, хорош собою, лицо его светилось, поэтому черт его я не разглядел. Человек протянул руку и помог мне подняться.

– Зачем ты ушёл от людей? – услышал я, – Воротись обратно и неси проповедь своей мудрости, которую приобрёл ты многие годы проведя в странствиях. Так наполнишь сердце радостью, что потерял ты когда-то. Ты много выстрадал, много перенёс потерь, но вспомни старика из скитов, который исцелил твою обмороженную ногу. Нашёл ли ты в его светлых глазах хоть тень отчаяния и ненависти к миру? Своим воодушевлением он дарит всем свет и надежду. Так и ты иди к людям, расскажи им о том, что вокруг не только боль и горе, но покой и умиротворение.

Сказав это, человек коснулся моего плеча, я тотчас ощутил, как силы влились в моё тело. Я очнулся, человек исчез, а я увидел перед собой протоптанную дорожку, по которой я и вышел из леса. С тех пор я часто вспоминаю об этом разговоре, ибо моё мировоззрение резко изменилось.

– Дедушка, это был не просто человек. Это был мой Ангел.

О сне недавнем своём я не сказала, однако меня не покидало ощущение того, что Ангел где-то незримо присутствует рядом, что я не одинока, не покинута, и он всегда поддержит меня, будет прочной опорой и советчиком.

…Что обычно должен чувствовать человек, когда его называют изгоем, прокажённым? Комок застревает в твоём горле, ты сжимаешься, как горящий в пламени свечи бумажный лист, к тебе подкатывают внутренние рыдания, и ты изо всех сил пытаешься скрыть от всех свою боль, а в ушах продолжает раздаваться раскатистым эхо противное:

– Ты прокажённая! Бог шельму метит! Покидыш!

Ты понимаешь, что они дураки, что глупость их не знает предела, что ты являешься той белой вороной, которую «они» исключили из своей стаи. Но тебе обидно, потому что ты лезешь из кожи вон, чтобы забыть о своём недостатке, ты всячески стараешься оторвать от себя это клеймо. Ты попала в границы жёстких запретов, где любое отступление от серой массы карается нещадно. Это только внешне принято говорить: «Возлюби ближнего своего», на самом деле в мире царит равнодушие и жестокость. Ты обнимаешь единственного человека, который ещё в состоянии тебя понять, и шепчешь сквозь слёзы:

– Дедушка Андрей, заберите меня с собою. Заберите, иначе уйду одна, пусть даже если я слепая. Я буду заботиться о Вас, только не бросайте меня.

ГЛАВА 2

«РАЙСКИЙ ГОЛОС»

«Многие говорят душе моей:«Нет ему спасенья в Боге».Но ты, Господи, щит передо мною,Слава моя,И Ты возносишь голову мою.Гласом моим взываю ко Господу,И Он слышал меняСо святой горы своей».(Псалом 3).

В церковном зале было светло, несмотря на то, что утро ещё не наступило. Батюшка Владимир и монахини спали в своих кельях глубоким сном, отдыхая перед предстоящей службой.

Ангел долетел до куполообразного потолка, облетев церковный зал, осветив всё вокруг своей светящейся энергией, опустился обратно. Я глядела на него, как заворожённая, мне было интересно, заговорит ли Ангел со мной. Ангел заговорил.

– Пой, сейчас подходящее время.

– Я не могу.

– Что же мешает тебе?

Я пожала плечами:

– Не знаю. Просто я опустошена.

Ангел протянул ко мне руку, от его ладони отделился голубой светящийся шарик с искроподобными вспышками, которые постоянно исходили от его поверхности. Шарик полетел по направлению меня. Я наклонилась, отошла в сторону. Явление, представшее передо мною, было слишком удивительным, слишком необычным.

– Не бойся, – сказал Ангел, – Пусть голубой огненный шар проникнет внутрь твоего горла. Тогда все страхи и печаль покинут тебя, в тебе чистым потоком запульсирует живой голос Неба.

Шар достиг моей шеи. Следующим моим ощущением было тепло, которое разлилось от шеи к сердцу, а от него по кровеносным сосудам к каждой клеточке моего тела. Со вчерашнего вечера в церкви не топили, по всем правилам я должна была озябнуть от холода, но мне было тепло, я ощутила радость, струящуюся вместе с теплом из моего естества. Душа моя возликовала, я прекрасно понимала, что такое состояние было достигнуто благодаря Ангелу, я хотела, чтобы оно никогда не заканчивалось.

– Теперь пой, – вновь сказал Ангел.

– Я не смогу.

– Сможешь. Пой.

Он произнёс эти слова так настойчиво, что я запела. В последнее мгновение мне показалось, что голос родился спонтанно и так же спонтанно разлился по церковному залу.

Он напоминал журчание тонкого ручья, шум ветра, когда колышутся в поле налитые колосья ржи, он был похож на звон маленьких колокольчиков, на сияние звёзд в ночном небе. Он был как само небо: безграничное, манящее, дарящее тебе сплошной покой, чтобы успокоить твоё страждущее сердце, твою покрытую кровоточащими ранами душу, чужую, далёкую от мирских забот. Мне показалось, что голос окутал всё тёплой волною и распространился за пределы церкви. Этот голос принадлежал мне, и в то же время без Ангела он не был бы так прекрасен, так совершенен. Мне показалось, бабушка Дарья слушала меня, любуясь моим пением.

Вдруг картина резко оборвалась, Ангел скрылся, и в церкви вновь стало темно. Позади меня послышался шорох, кашель, чьи-то шаги. Я была почти на грани экстаза, воодушевление захлестнуло меня целиком, тонкими невидимыми нитями я была связана с чудесным светлым миром Радости, Озарения и Покоя, который всегда остаётся недоступным обычным смертным. И вдруг всего этого не стало так быстро, так неожиданно в одночасье. Мне не доставало моего друга Ангела, незримого помощника и собеседника.

«О, Ангел, о свет моих очей,

Почему ты покинул меня

Вопреки моим ожиданиям?

Почему оставил меня с людьми,

Которые напоминают

Злых, отчаявшихся существ

В болоте жизни?

Мне не хочется возвращаться к ним…»

Кашель за моей спиной повторился. Я осмотрелась.

– Здесь кто-то есть?

– Я вспомнил, что забыл запереть дверь, поэтому, закончив молебен, я пришёл сюда, – произнёс отец Владимир.

– Вы тоже не спите?

Отец Владимир вздохнул.

– Несколько лет мучит меня бессонница, и я ничего не могу с этим поделать. Но, войдя сюда, я услышал необычный голос, который напомнил мне о моём детстве.

– О детстве?

– Да. Будучи ребёнком, я бегал к реке и любовался тем, как солнечные блики отражались от её ровной поверхности, играя ослепительными зайчиками. Это было давно, очень давно.

Отец Владимир перекрестился.

– Упаси, Господи, мою душу.

Я закуталась сильнее в платок, данный мне монашкой-черноризницей Аграфеной, втянула голову в плечи, чтобы выйти на мороз и тихонько добрести до своей кельи, однако отец Владимир задержал меня.

– Постой, у тебя очень красивый голос, ты поёшь так, что душа расцветает и грудь трепещет. Давно ли живёшь при монастыре?

– Недавно, – ответила я, – Месяц назад меня привёл сюда дедушка, а сам он дальше отправился.

– Раньше я ни разу не видел тебя здесь.

– Я помогаю сестре Марии на кухне стряпать просвиры, иногда мне доверяют воск лить, чтобы свечи делать.

– Тебе нравится у нас-то?

– Нравится. Здесь все добрые, хорошо ко мне относятся.

– А там в миру плохо относились?

– Всякое бывало.

Голос отца Владимира выдавал в нём человека средних лет, говорил он не торопясь, с расстановкой, спокойно.

– Согласишься ли петь в нашем хоре во время служб и обрядов?

– Соглашусь, – не раздумывая ответила я.

– Где твои родители? – спросил отец Владимир после минутного молчания.

– Не знаю, меня воспитывала бабушка Дарья, но она умерла, и теперь у меня никого нет.

– Ты можешь идти, а я ещё немного постою здесь, помолюсь.

Дойдя до двери, я снова обернулась:

– Скажите, Вы ничего необычного не заметили?

– Необычного? Я слышал твой голос и чувствовал, что стало тепло как-то. Мне было хорошо, уютно. У тебя есть дар, большой дар, способный принести счастье людям, тот дар, который дороже всех материальных благ вместе взятых. И не беда, что ты слепа, одинока. Да лучше не видеть всю эту мерзость, – отец Владимир махнул рукой, – мир тёмен и грешен, люди скупы и злы. Лишь устремлённый в иной мир, наполненный духом, сохранит доброту навсегда. Я знаю, ты сохранишь.

В келье пахло свежей древесиной, сёстры-монахини говорили, что эта часть пристроя появилась совсем недавно, когда из Московской епархии был выписан плотник Ефим для строительства и обновления обители Святого Андрея Первозванного.

Должно быть в келье на стенах было повешено множество икон, трещали свечи, только в ночной час они были потушены. Осторожно, чтобы не разбудить сестру Марию, я легла на жёсткую поверхность кровати, закуталась в ватное одеяло и уснула.

– Спокойной ночи, – в пространство прошептала я.

Я знала, Ангел слышал меня, но не ответил. Я погрузилась в сон с ощущением того, что мой невидимый друг охраняет меня.

– Завтра я буду петь в церковном хоре.

…После похорон дед Андрей или безвестный граф Андрей Дмитриевич Вяземский заколотил полусгнившие доски на окнах, взял дорожную котомку, где ещё тёплыми лежали накануне испечённые пироги с грибами, крупа и разные снасти на всякий случай, надел толстые меховые рукавицы и, стряхнув с моего воротника прилипший снег, сказал:

– Ну, что ж, пора.

Затем низко склонился надо мной, произнёс при этом:

– Может, ещё передумаешь, останешься? Макаровна тебя приютит, к тому же авось купец Селиванов из Петербурга пожалует.

– Зачем же?

– Шибко ему голос твой понравился. Он ведь в тот вечер всё про тебя выспрашивал, интересовался. Едва не силой хотел увезти в столицу к камаринскому свояченнику, который якобы большим знатоком музыки считается.

Услышав от деда такие слова, мне смешно как-то сделалось.

– Отчего радуешься? – удивился дед.

– Так ведь никуда не увёз меня ваш купец, вот она, я. Здесь, с Вами.

– Не увёз-то потому что я и Макаровна горой встали. Рождественские холода-де начинаются, кабы не застудить. Да и не к месту это девчушке-сироте без присмотра по столицам разъезжать.

– А что купец?

– Уехал, но обязательно обещался приехать. Ну, так что?

– Нет, дедушка Андрей, с Вами я пойду. Я по дороге Вам петь буду.

Дед Андрей поклонился на четыре стороны, крепче сжал мою ладонь.

– Пойдём.

Несколько дней мы добирались до леса, дед Андрей знал все тропинки, все перелески. На пятый день мы вышли на поляну, там была прорыта землянка, куда он часто наведывался, чтобы перезимовать, выждать холода, согреться на лежанке возле трещавшего костра.

Наломали еловых веток, затопили печь, и воздух сразу же наполнился хвойным ароматом с запахом сосновой смолы. Настояли отвар из шишек. Сделав несколько глотков, я тотчас согрелась.

– Ель приносит здоровье, даёт силы, – сказал дед Андрей, – Отец мой однажды от ревматизма избавился благодаря отвару из ели, а рецепту этому меня ещё бабка моя дворянка обучила. Она при Павле первой красавицей слыла. Говорили даже, что император имел на неё тайные виды.

– Дедушка Андрей, а Вы вернётесь обратно в своё имение?

Дед Андрей растопил снег в котелке, поставил его на огонь, посыпал щепоткой соли, добавил травы, пшено, помешал, попробовал на вкус.

– Ела когда-нибудь похлёбку графа Вяземского? – спросил дед Андрей, причмокивая.

Я замотала головой, горячий пар из котелка вместе со специями обдал меня, ощутив приятный аромат, желудок нудно заурчал.

– Когда попробуешь, поймёшь.

Дед положил пакетик с солью обратно в холщовую котомку.

– Вернусь ли я в имение? Не знаю. Именье-то моё называется Большой Елец. Слыхала о такой деревеньке?

– Не-а.

– К брату пойду, давно ведь не видел его, сердце моё ноет. Только сначала пойду пешком в Иерусалим, поклонюсь гробу Господню, вымолю прощение за свои грехи. Эх, Танюша, устал я от странствий, хочется угол свой иметь, успокоиться на старости лет, передать хоть какой-нибудь живой душе свою любовь, умение. Приятно, когда кто-нибудь заботится о тебе.

Дед Андрей ещё раз помешал похлёбку, протянул мне поварёшку:

– Попробуй-ка.

Осторожно, чтобы не обжечься, я пригубила горячее варево.

– Вкусно? – поинтересовался дед.

– Постно.

– Сейчас будет так, что пальчики оближешь. Я ведь мясо более пятидесяти лет не ем, ибо не хочу боль причинять и страдания божьим тварям. Здесь когда-то один святой человек жил, исцелял он немощных, дарил им надежду.

– А теперь он где?

– Лет двадцать назад почил, и меня он вылечил. Некоторое время я с ним в этой вот землянке жил, обучался у него, философию особую познал. Суть же философии такова: оказывается, существует где-то Источник Всеобщего Счастья и Благополучия, только мало кто знает об этом Источнике.

– Источник?

– Он даёт все блага, какие человек пожелает.

– Почему же люди бедны и несчастны?

– Им ничего не известно о существовании Источника.

– Дедушка, скажите, где находится Источник?

Дед Андрей пожал плечами.

– Святой старец перед смертью говорил, что Источник Счастья заложен внутри каждого человека, найти его помогает какой-то ветер Удачи или Белый Вихрь, но про вихрь святой не успел поведать. Ты ешь, ешь. Всё уже готово. Нам бы хорошенько выспаться нужно, завтра путь долгий предстоит.

Голод как рукой сняло, несмотря на то, что около суток я не брала в рот ни маковой росинки. Источник счастья я представляла себе неким светом, живущим отдельно от человеческих страстей и скорби. Отныне мысли об Источнике не покидали меня. Я видела его во сне, я разговаривала с ним. Насытившись, дед Андрей уснул, а я продолжала лежать рядом с топчаном, безуспешно пытаясь объять необъятное. Источник целиком завладел моими мыслями. Я укрыла деда Андрея пуховой шалью, доставшейся ещё от бабушки Дарьи, сама осторожно вышла из землянки, остановилась на протоптанной площадке.

– Здравствуй, – услышала я в темноте.

Темнота постепенно начала исчезать, преобразовываясь в сплошное свечение, однако это свечение существовало только перед моим внутренним взором. Ангел приблизился ко мне, прошептал:

– А вот и я.

Я удивилась, хотя удивление моё можно было бы назвать приятным. Ангел давно не появлялся, и я уже начала скучать.

– Здравствуй, – ответила я.

– О чём ты думаешь?

– Об Источнике Счастья и Благополучия. Есть ли такой на самом деле?

Ангел вздохнул. Мне показалось, что сегодня он был особенно прекрасен со светящимися кудрями в сияющих одеждах. Его тело само являлось источником света.

– Он есть, но не каждый способен воспользоваться им, – сказал Ангел.

– Почему же?

– Люди привыкли забирать больше, чем могут отдать, а во вселенной всё построено на Законе Равновесия. Если человеку даётся что-то, он должен отдать это в Поток Энергии. Если же человек жаден, корыстен, зол, он отстраняется от Потока, он ничего не получит из Общего Источника. Но самое главное нужно верить, что ты достоин счастья, и удача не пройдёт тебя стороной. Вера способна поселить в душе надежду и ожидание того, что хочешь получить. Мы, ангелы, призваны помогать людям нести свой крест, указывать дальнейший путь, чтобы они не потерялись в море обстоятельств. Увы, люди не видят нас, не чувствуют, что мы рядом.

Ангел задумался над чем-то.

– Что такое Белый Вихрь? О нём дедушка Андрей говорил.

– Разные народы называют его по-разному, в Китае – это ветер Багуа, здесь – «Белый Вихрь», но суть одна. Попробуй когда-нибудь закрыть глаза и выйти на рассвете на чистый воздух, попробуй не думать ни о чём, стоять так, просто расслабившись, вдыхая ароматы утра. Тогда почувствуешь движение Ветра Багуа, и голова твоя очистится от всяких мыслей. Ветер Багуа скажет тебе: «Не бойся». Но сердце твоё забьётся от волнения. Ты конечно же не услышишь слов, но слова будут. Глаза твои наполнятся потоками слёз наподобие весенних ручьёв, ведь ты всё ещё надеешься, что вот-вот достигнешь Острова сбывшихся мечтаний. Но только не знаешь ты, что для того, чтобы достичь этого Острова, тебе предстоит преодолеть определённые испытания, именно благодаря им поймёшь ты, что нужно тебе, а что не нужно, ибо душа твоя не приемлет того, что желает твоё эго. Ветер Багуа даст всё, но с ним нужно уметь разговаривать. Отбрось страх и сомнения в собственных силах, отбрось неверие в себя, когда Ветер Багуа прилетит к тебе. Он слишком мудр и независим.

Ангел умолк.

– Ветер Багуа….– заворожёно произнесла я.

Какой-то едва уловимый поток коснулся моей кожи, но это был лишь кратковременный миг.

– Что это было?

– Ветер Удачи.

– Почему ты не спишь?

Дед Андрей коснулся моего плеча. Я испытала кратковременный испуг, неудобство от того, что кто-то другой вторгся в пределы моего уединения.

– Я разговаривала с Ангелом, он рассказал мне о Белом Вихре. Неужели Вы ничего не слышали?

– Нет. Ты стояла одна и что-то говорила. Иди-ка спать. Завтра мы пойдём дальше.

К полудню следующего дня мы вышли на опушку, сделали небольшой привал, доели хлеб с овсяными лепёшками. Часа через три я услышала колокольный звон. Дед Андрей остановился.

– Вот и пришли, – вздохнул он, – Это – обитель Святого Андрея Первозванного. Чуешь, как звонят?

– Чую.

– На той неделе сюда новый колокол только что отлитый из Москвы привезли.

Я прислушалась.

– Дедушка, скажите, какая она, обитель?

– Большая, высокая, о пяти куполах, стены добротные, белокаменные, крепкие, ни один ураган не снесёт. За обителью огородики простираются, но сейчас их снегом замело.

Я попыталась представить себе всё, о чём говорил дед Андрей. Церковь уходила куполами в небо, и было неважно, что она стояла на земле, казалось, небеса давно приняли её. Бабушка Дарья раньше водила меня на проповеди, я слушала певчих, подходила к священнику целовать крест, однако ничего не оставляло во мне таких впечатлений. Дед Андрей постучал в колотушку. Ворота открыла монахиня, судя по голосу, ей было около пятидесяти лет и одета она была в чёрное, как описал дед Андрей. Нас провели в кухню, усадили за стол, поставили котелок с горячей картошкой, щи с грибами, чай с медовыми пряниками. Чай был сладким с травами, я сразу согрелась.

– Далеко идёте-то? – спросила монахиня.

Она представилась ключницей сестрой Аделаидой.

– Странствуем, – ответил дед Андрей, подул на чай, откусил сахар и запил солидной порцией бурого напитка, – Я в своё именье путь держу да нескоро ещё до него-то. Боюсь, девчушка не дойдёт, я уж привык к таким переходам.

– Оставляй, ей в обители спокойнее будет. А родители-то где?

– Нету.

– Да ты никак слепая?

– Слепая.

Сестра Аделаида обняла меня, крепко прижала к себе.

– Радость ты моя, – запричитала монахиня, – На кого такую пташку оставили?

После обеда меня в баньку только что истоплённую повели, затем тёплую постель дали. Я напоследок к деду Андрею приникла:

– Не плачь, Танюша, я здесь какое-то время поживу, на службу похожу. Стар ведь я уже, скоро помирать.

Дед Андрей ушёл через неделю после праздника Крещения Господня с котомкой, наполненной на этот раз медовыми пряниками и свежими капустными пирогами, а я осталась в обители святого мученика Андрея. Сестра Аделаида определила меня помощницей на монастырской кухне вместе с другими монахинями выполняющими подсобные работы.

Там ещё одна кухарка работает, все называют её по-простому – «Ефимовна». Говорят, она шаньги, блины печь мастерица, оттого и такая толстая с пухлыми румяными щеками, густой русой косою, которую она сворачивает кругом. Особенно Ефимовна пельмени лепить мастерица, она даже остальных монахинь обучает этому искусству.

– А делаю я их так, – начинает Ефимовна, – Муку просею, сделаю в ней воронку. Яйцо и соль размешаю в молоке и волью в эту воронку. Вкус пельменей во многом зависит от того, как приготовлено тесто. Оно должно быть нежным. Замешанное тесто пусть «отдохнёт» 2—3 часа. Мясо надо пропустить через мясорубку, добавить туда порезанный лук, соль, сахар, воду, перец и всё перемешать. Для того, чтобы края пельменей мягче склеивались, побрызгаем раскатанное тесто водою (ещё лучше смажем желтком и водой, взятыми в равных количествах). Тесто нарежем на квадратики, на середину квадратика положим фарш, затем зажмём концы пельменей, а длинные концы соединим. Получится пельмень в форме «ушка».