Полёт орла

Мой ответ, казалось, изумил зеленоглазого юношу.

– Вы не выглядите ребёнком.

– Мне двенадцать, а скоро исполнится тринадцать лет. На моей родине девочек в этом возрасте выдают замуж.

– Я слышал об этом. Лорды женятся на совсем юных неопытных девочках. Подобный обычай представляется мне варварским.

– Возможно. Мы принимаем эти обычаи, как должное. Юная жена живёт в замке своего мужа, обучаясь всему. Когда у неё начинаются «регулы», она способна родить наследника.

– В этих землях под покровительством Одина двоих никогда не принуждают быть вместе, – произнёс Эрладнд.

– Я хотел бы познакомить Вас ещё с одним человеком, присутствие которого сделает комфортным ваше пребывание здесь.

Сказав эти слова, Эрланд хлопнул в ладоши, и в дом вошёл человек в одеждах монаха. Я не знала его, однако в каждой черте облика этого человека угадывался мой сородич. Ему было около пятидесяти лет, он был худ и бледен и носил чёрную рясу, перевязанную на поясе грубой бечевой.

Монах поклонился мне и представился:

– Капуцин Эйбл, так и зовите меня, леди. Некогда я знавал Вашего отца, когда был ещё достаточно молод. Я был его первым духовником.

– Но….как же Вы оказались здесь, отец Эйбл?

– Десять лет назад викинги напали на наш монастырь, который был разорён и сровнён с землёй. Меня не убили, потому что я знал медицину и умел исцелять раны воинов.

– Вы смирились с жизнью на чужбине? – спросила я.

– Самое главное то, что Бог в моём сердце, и я мог нести его людям независимо от их веры. Я выучил их язык, они разрешили мне оставаться божьим слугою и проповедовать.

Короткий рассказ капуцина Эйбла потряс меня.

……За пиршественным столом я сидела по левую сторону от короля Годфрида и королевы Мэтиб рядом с Эйблом. Король выразил мне признательность за то, что я согласилась на его предложение участвовать в пиршестве. Он был искренне рад тому, что я оказалась вполне здоровой после моего обморока.

По правую сторону я заметила Бальне, казавшегося великаном рядом со своими сородичами, Эрланда и светловолосую девушку в ярко-зелёном платье. Её карие глаза своим цветом напоминали шкуру медведя. У неё было миловидное лицо со свежим румянцем на щеках.

– Кто это? – шепнула я на ухо отцу Эйблу.

Я понимала, монах согласился участвовать в пиршестве, чтобы быть посредником между мной и викингами, ведь он знал их язык и был родом из тех же мест, что и я. Он не пил вина и ел очень мало, привыкнув с молодости ущемлять свою плоть.

– Её имя Иоланда, – сказал отец Эйбл, – её прочат в жёны Эрланду, и она считает себя его невестой.

– И они скоро поженятся?

Эйбл пожал плечами:

– Не знаю. Эрланд скоро станет ярлом у конунга Рёрика, ему сейчас не до этого. Иоланда окинула меня презрительным взглядом и взяла ножку куропатки. Повсюду сновали слуги, доставляя на столы всё новые и новые блюда, которым, казалось, никогда не придёт конец. Но моё внимание привлёк один человек, сидевший рядом с королём викингов. Он был намного мощнее Бальне, у него были густые с проседью русые волосы, большие голубые глаза, длинные усы, которые он всё время приглаживал левой рукой, правая лежала на шлеме. Он положил его прямо перед собой, как напоминание о том, что он – воин. Виночерпий регулярно наполнял его кубок, с завидной регулярностью опустошавшийся им.

– Это – конунг Рёрик Ютландский, – прошептал отец Эйбл, – он очень сильный и жестокий человек, которого следует бояться. Если б он захотел, он бы тотчас убил всех присутствующих в этой зале.

– Но почему он этого не делает? – спросила я.

– Вероятно, сейчас ему это невыгодно или он вынашивает в своей голове какие-то планы.

Тем временем Рерик встал из-за стола, посмотрел в мою сторону и велел кравчему наполнить его шлем до краёв ярко-красным вином. Он показал на меня пальцем и что-то произнёс на языке викингов. Отец Эйбл опустил глаза, совсем не притронувшись к лепёшкам на своём блюде.

– Что он сказал, отец Эйбл?

– Мне не хотелось бы это переводить.

– И всё же, Вам придётся сделать это, отец Эйбл. Я догадываюсь, Вы здесь не просто так. Переводите, отец Эйбл!

– Он сказал, что через три месяца голова короля Эгберта будет лежать на этом блюде, и он станет полновластным хозяином Англии…..А когда Вы достигнете зрелости и расцвета, он возляжет с Вами на ложе, как с одной из многочисленных шлюх, которых он смог покорить.

Я поднялась со своего места и подошла к наглому викингу. Дальше всё произошло так быстро, что, если бы меня вдруг разбудили и спросили бы о случившемся, я ответила бы, что это была вовсе не я, а кто-то достаточно сильный и уверенный, действовавший от моего лица в моём теле. Я влепила конунгу такую жирную оплеуху, что его левая щека зарделась от удара. Рерик взялся за кинжал, который вытащил из своих ножен, украшенных драгоценными камнями. Король Годфрид встал между мной и конунгом и произнёс то, что последнего заставило сесть на своё место и гневно посмотреть на меня. Перевода не потребовалось, и всё же, отец Эйбл перевёл:

– Вы находитесь под защитой короля и являетесь его гостьей и пленницей, за которую ожидается дань.

Съев, наконец, свою лепёшку из овсяной муки, капуцин Эйбл произнёс:

– Вам нечего бояться, король не допустит, чтобы что-то случилось с Вами.

– Конечно, хорошие трофеи обычно берегут.

– Не будьте столь заносчивы, леди Элизабет, Вам следует положиться на волю Бога и вспомнить о том, что однажды Его сын был распят за наши грехи. Молитесь, и Ваша душа успокоится.

– Вы в этом уверены, отец Эйбл?

– Абсолютно.

– Разве могу я быть спокойна, когда на кон поставлена голова моего короля, которому я с рождения верна?

Он вздохнул:

– Нравы нашего времени слишком жестоки.

– Они всегда были такими, но в наших силах противостоять наглым выскочкам вроде этого мужлана.

– Тише… Ваше милость, Ваши слова не должны слышать эти люди.

Я улыбнулась:

– Они всё равно ничего не понимают.

– Кое-кто из них знает наш язык.

Я посмотрела на Эрланда – юношу с изумрудными глазами, который любезничал со своей невестой. Конфуз смягчился тем, что в залу был приглашён бард. Это был уже немолодой человек в добротной одежде, ничем не уступающей одеждам всех этих господ, исключая короля и королеву. Он нёс некий инструмент, состоявший из множества струн и чем-то напоминающий лютню. Хлопнув трижды в ладони, король Годфрид предложил барду спеть. Зазвучала музыка такая печальная, что мне захотелось выбежать отсюда, чтобы не разрыдаться окончательно. Но разве леди пристало терять лицо? Я не слушала барда, лишь иногда замечала на себе взгляд изумрудных глаз, направленных на меня, и мне становилось не по себе от этого….

На следующий день Эрланд зашёл к Ярне в то время, когда она была занята сбором трав. Я сидела возле окна и смотрела вдаль на скирды сена, покрытые снегом, заготовленные крестьянами, на небо – слишком пасмурное в этот час, такое же, как в Англии…. Тоска поселилась в моей душе, и я ничего не могла с этим поделать.

– Ты очень смелая, – голос Эрланда вывел меня из ступора.

Он подошёл ко мне и посмотрел в мои глаза.

– Я смелая, когда речь идёт о голове моего короля.

– Завтра я отправляюсь в поход в качестве ярла конунга Рерика. Я пришёл попрощаться с тобой.

– Вам следовало бы попрощаться не со мной, а с Вашей невестой.

Я заметила, как огонёк радости, словно факел, блеснул в его изумрудных глазах. Его губы расползлись в улыбке.

– Мне нужно совершить много подвигов, прежде, чем я смогу жениться на Иоланде, но….я совсем не мечтаю об этом.

– О чём же Вы мечтаете, ярл Эрланд?

– Я расскажу об этом, когда вернусь.

Он поклонился и вышел из хижины Ярне.

……………

А затем потекли долгие дни, счёт которым я давно потеряла. На празднество Фрейи, богини плодородия, Ярне торжественно надела на меня «Глаз Орла». Отныне все в поселении относились ко мне, как к ученице Ярне. Я выучила язык викингов, хотя он дался мне с большим трудом, и всё же, я преуспела в этом. Мы вставали с восходом Солнца, отправлялись на поляну, я садилась на свой заветный камень и слушала страницы «Старшей и Младшей Эдды». Книга была написана на листах из дублёной кожи, там же было изображение мира, как его представляли себе викинги и их древние предки.

– «В начале была Чёрная Бездна Гигунгагап, по оба края которой лежали царства: льда – Нифльхейм и огня – Муспельхейм. В Нифльхейме был родник – Хвельгельмир и двенадцать мощных потоков – Эливагар брали из него своё начало. Мороз превращал воду в лёд, но источник бил, не переставая, и ледяные глыбы продвигались к Муспельхейму. Когда лёд подошёл близко к Царству огня, он стал таять, и искры, вылетевший из Муспельхейма, смешались с растаявшим льдом и произвели великана Имира и телицу Аудумлу. Из пота Имира родилась пара – Мужчина и Женщина, и одна нога с другой зачала сына Это были первые инеистые великаны. Корова Аудумна лизала покрытые инеем солёные камни, чтобы питать Имира молоком из своих сосцов, и от тепла её языка и холода камней родился Бури. Его сын Бёр взял себе в жёны внучку Имира великаншу Бестлу, и она родила ему трёх сыновей-асов: Одина, Вили и Ве. Асы убили своего прадеда Имира, а из его тела сотворили Миргард: из мяса – землю, из костей – горы, из волос – растения из мозга – облака, из черепа – небосвод, каждый из четырёх углов которого они свернули в рог и посадили туда по ветру. Из ран Имира вытекло столько крови, что в ней утонули все инеистые великаны (и даже Аудумна). Спасся лишь Бергельмир со своей женой, и они положили начало новому роду хримтурсенов.

Ярне продолжала:

– Сотворив мир, Один и его братья задумали его населить. На берегу моря они нашли два дерева: ясень и ольху. Из ясеня сделали мужчину, а из ольхи – женщину. Затем Один вдохнул в них жизнь, Вили дал им разум, а Ве – кровь и румяные щёки. Так появились первые люди: мужчина Аск, и женщина – Эмбла. За морем к востоку от Миргарда асы создали страну Ётунхейм и отдали её во владение Бергельмиру и его потомкам. Со временем асов стало больше, тогда они построили для себя страну высоко над землёй и назвали её Асгардом. Из крови ётуна Бримира боги создали карликов. Затем трое богов асов: Один, Хёнир и Лодур на берегу моря увидели пару Аска и Эмблу, вылепленных карликами из глины и оживили их. А три богини: Урд, Верданди и Скульд нарезали на мистическом ясене Иггдрасиль руны, определяя судьбу людей».

С этими словами Ярне извлекла из своего холщового мешочка маленькие дощечки с насечёнными на них символами.

– Это и есть те самые руны? – спросила я Ярне.

Она кивнула:

– Боги дали нам знания, а задача людей – использовать эти знания во благо.

Она обучила меня рунам и почтительному отношению к ним.

– Перед тем, как собираешься воспользоваться ими, поклонись им и возблагодари богов, только тогда руны в твоих руках «оживут» и поведают тебе о многом.

Она рассказала мне о целебных свойствах трав и научила делать из них снадобья. Да, мне было действительно интересно, и я впитывала эти знания, как губка впитывает влагу из окружающей среды. Ни один монах в Англии не научил бы меня такому, хотя отец Эйбл часто наведывался ко мне, вместе мы изучали «Евангелие», он не хотел, чтобы я забывала свой родной язык и обычаи, и я, также, была благодарна ему за это, как была благодарна Ярне за знания, переданные мне.

….Однажды я явилась свидетельницей их варварского жертвоприношения, когда сжигали умершего ярла в ладье, они закалывали штыками ту, что добровольно вызвалась «сопровождать его по загробному миру до Валгаллы – Священного города». Самое страшное то, что эти люди смотрели на дикий обряд с каким-то благоговением, не поддающимся моегому рассудку. Ладью подожгли и пустили по реке с двумя телами в ней. Затем позже, Ярне объяснила мне, что эти обычаи постепенно уходят в прошлое, и викинги всё реже и реже приносят жертвы богам. При этом она опускала глаза, и я думала, что старая целительница и ведунья даже была рада этому, только не спешила выссказываться вслух при своих родичах, ведь её бы очудили за подобные мысли….

….Однажды нас пригласили в дом одного простолюдина Мирюда, который долгое время мучился ранами (недавно он участвовал в одном из походов на Острова).

Вечером в нашу хижину постучалась какая-то простоволосая женщина в заячьем полушубке с очень взволнованным лицом. Ярне уже успела наложить ужин в миски.

– Кто это может быть в такой холод? – спросила целительница.

Я пожала плечами и выглянула в окно. Громко лаяла собака, затем она завыла, и у меня сжалось сердце в груди, ибо мне было известно с детства – собачий вой предвещает покойника.

– Откройте, это я – Марена, мне нужна твоя помощь, Ярне. Моему мужу, Мирюду совсем худо стало.

Ярне открыла дверь, и тотчас волна холодного воздуха окутала меня с ног до головы. Бледное лицо Марены высветилось в охряном блеске факела. Я заметила, проживая уже достаточно времени в поселении викингов, эти мужественные люди редко плакали, однако в тот холодный зимний вечер я увидела слёзы, стоявшие в серых глазах Марены. Ярне передала мне факел, сама надела полушубок, велела одеться и мне.

– Хорошо, веди нас, – сказала она.

Больной сначала громко стонал, затем стоны стали слабыми. У него была серая кожа, а зрачки глаз заволокла пелена, что говорило о скорой, приближающейся к несчастному смерти. Он что-то прошептал, по движению его губ я едва различила слово «Один». Я знала, викинги всегда уходили с «Одином на устах», хотя этот бог был чужд мне, они верили в него, готовые умереть, пожертвовать жизнью во имя Одина.

И жестокое божество принимало эти жертвы, как должное. Во время осмотра больного лицо Ярне оставалось спокойным, беспристрастным. Неужели она совсем не сочувствовала бедной Марене? Нет, этого я не могла бы сказать, однако она, будто, уже смирилась с будущей участью умиравшего.

– Помогите моему Мирюду. Один одарит тебя, Ярне, – произнесла женщина.

Треск факела, это второе, что я могла услышать после взволнованного стука её сердца. Целительница протянула бедной женщине мешочек с порошком травы.

– Завари ему и напой этим, – сказала она.

– И мой Мирюд выживет?

– Этого я не могу тебе обещать.

Восковая бледность лица больного бросалась в глаза.

Пристало ли так скорбеть о потере близких в этот век, Сильнестрина; когда человеческая жизнь ничего не стоит? Но эта скорбь комком подступила к моему горлу, во что бы то ни стало я хотела спасти бедного Мирюда. Возможно, это было воздействие легендарного «Глаза Орла», который я носила, отныне, под своей одеждой? Этого я не знала.

– Сколько времени ему осталось? – спросила я после скромного ужина.

– Ещё несколько часов, если выдержит – сутки, это будет самое большее, – ответила Ярне.

– Неужели ничего нельзя сделать?

Она повертела головой в знак отрицания:

– Нет, ничего. Успокойся, Освальда, тебе нужно выспаться, завтра у нас много дел.

Освальда – такое имя мне дала Ярне в тот день, когда я согласилась помогать ей и принять ожерелье «Глаз Орла». Мне было всё равно, но я видела, что капуцин Эйбл был против этого.

– Нельзя менять имя человека, данное ему при рождении.

– Почему, отец Эйбл?

Он пожал плечами:

– Не знаю. Мне кажется, позволяя называть себя новым именем, ты предаёшь своих предков.

– Бог един, Ему неважно, какое имя ты носишь и к какому народу принадлежишь.

Капуцин не нашёлся, что ответить, он только посмотрел на меня и улыбнулся:

– Вы мудры не по годам, г-жа, и это радует меня.

Викинги не относились ко мне, как к рабыне вопреки моим ожиданиям, поэтому изменение имени свидетельствовало лишь об особом отношении ко мне этого народа.

Я же со своей стороны, несмотря на знатность рода, не была притязательна к удобствам и принимала то, что мне выпадало по судьбе. В ту ночь, дождавшись, когда уснёт Ярне, я нашла полушубок, разожгла факел и, успокоив собаку жирным куском мяса, направилась к хижине Марены. Я заметила её снизу на холме, потому что в окнах горел свет. Марена очень удивилась, увидев меня.

– Я знаю, как помочь твоему мужу, – сказала я, встав на пороге её дома.

Я попросила её выйти из дома, а сама осталась наедине с умирающим. Цвет его кожи уже был землисто-серым, внешне ничего не говорило о его боли и страданиях, но он мучился заражением крови. Его глаза были закрыты, ибо Мирюд уже пребывал на границе двух миров.

Прочитав молитву, я увидела рядом с его телом фигуру человека в накидке. Он пристально смотрел на меня, почти не отрываясь.

– Кто ты?

– Ангел Смерти. Я пришёл за душой этого человека, чтобы увести её из мира живых.

– Ты не уведёшь, потому что я пришла ему помочь.

– Вряд ли тебе удастся это, Элизабет. Ему уже ничем нельзя помочь.

– Откуда тебе известно моё имя? Здесь все называют меня Освальдой.

– Вам, людям, ничего неизвестно друг о друге, – а ангелы знают всё, – ответил Ангел.

Дрожавшими руками я достала «Глаз Орла» и приложила ожерелье к телу Мирюда, которое уже начало постепенно охлаждаться. Вдруг ожерелье засияло, и это сияние передалось телу больного. Я почувствовала огромный страх, ибо никогда не видела ничего подобного раньше. Руки мои дрожали под напором некой Силы, исходящей от Камня. Я впала в забытьё, а когда очнулась, сияние уже прекратилось. Мирюд мирно спал, его тело было тёплым, как у обычного здорового человека. Я спрятала ожерелье и огляделась вокруг – Ангела Смерти нигде не было рядом.

«Это было моё видение, – подумала я, – это т моего страха».

Я позвала Марену, её муж всё ещё мирно спал, когда она вошла в хижину. Затем он открыл глаза и посмотрел на нас.

– Мне приснился страшный сон, – произнёс он, – Неужели я умер?

Женщина обняла мужа и зарыдала на его плече:

– Ты должен был умереть, Мирюд, но эта чужестранка вытащила тебя из лап смерти. Даже Ярне отказалась лечить тебя, потому что ты был уже безнадёжен, и я сама убедилась в этом. Тебе нужно молиться богам за жизнь этой девушки. Мирюд изучающе посмотрел на меня:

– Так ты и есть та самая пленница с Островов, которую Бальне привёз из похода? – спросил он.

– Да.

– Почему же твои родичи до сих пор не вернули тебя к себе; со слов людей, ты занимала на Острове довольно высокое положение?

Я пожала плечами:

– Не знаю. Я положилась на волю бога.

А вечером следующего дня я сидела перед Ярне, виновато понурившись.

– Почему ты без моего ведома решила использовать силу Ожерелья!

– Я хотела помочь бедному Мирюду.

– Не всем можно помочь, и я хотела предостеречь тебя, но не успела. Так вот, нельзя слишком часто прибегать к силе этого Ожерелья, лишь в очень крайних случаях.

– Но почему?

– Иначе ты перестанешь работать над собой, над своей внутренней силой. «Глаз Орла» может стать тебе помощником, не допускай того, чтобы камень стал хозяином над тобой. Судьба Мирюда была предрешена уже до его рождения, и я знала об этом. Но ты вмешалась в естественный ход событий и навлекла на себя беду.

– Целитель обязан помочь умирающему.

– Нет, если душа человека не готова к изменениям. Задача целителя видеть картину в целом, а не часть её. Ты видела лишь следствие.

– Я видела Ангела Смерти.

И я рассказала Ярне о том, что произошло в доме Марены. Она помешала угли и посмотрела за окно на заснеженное поле.

– Это было не просто одно из твоих необычных видений, – сказала она, – Ты помешала Ангелу Смерти исполнить его работу.

Я сняла ожерелье с шеи и протянула его Ярне:

– Возьми, я не достойна его носить, ведь я совершила непростительную ошибку.

Ярне посмотрела в мои глаза.

– Нет, отдав однажды, я не смогу его забрать. «Глаз Орла» в моих руках потерял свою силу. Он будет слушаться только тебя. Теперь ошибки Мирюда станут твоими ошибками, таков закон, ты ответственна за его судьбу, ибо вмешалась в неё по своей воле.

Она задумалась:

– Ты ещё достаточно юна, и я возьму последствия твоего поступка на себя. Такова моя воля и желание, но впредь не повторяй больше подобного, потому что придёт время, время, и рядом с тобой не окажется наставницы Ярне.

Мы обнялись, и я зарыдала на её груди. В тот зимний вечер я поняла, Ярне питала ко мне больше любви, чем собственная мать, пытавшаяся выгодно устроить мой брак ради своих любовных утех.

….Летом Ярне слегла, и мне оставалось ухаживать за ней. Утром я уходила за водой и готовила еду, кормила целительницу с ложки. Затем выполняла работу по дому, пряла, ткала. Ко мне приходили больные люди, которым я должна была помочь, как это делала Ярне. Она была совсем плоха. Однажды, когда я кормила её с ложки похлёбкой, я спросила:

– Почему ты заболела, Ярне?

– За твоё вмешательство в судьбу Мирюда.

– Неужели это так серьёзно?

– Намного серьёзнее, чем ты думаешь, Освальда, – ответила Ярне, – Мирюд жив, но мне суждено понести наказание.

Ярне улыбнулась, мгновенно прочитав мои мысли:

– Нет, я не умру, успокойся.

– Как же мне понять, нужно ли использовать силу Кристалла или нет?

Она показала мне на моё сердце:

– Только оно скажет тебе об этом, Освальда. Только оно. Слушай своё сердце, моя девочка.

– Так меня не называла даже моя собственная мать.

Ярне хлебнула ещё ложку похлёбки и протянула мне обратно миску.

– Ты готовишь совсем не хуже меня, Освальда, из тебя бы вышла славная хозяйка, родись ты в простой семье. Но твоя жизнь будет полна странствий, разочарований и любви. Придёт время, когда я провожу тебя на Остров.

– Что это значит, Ярне? – спросила я.

– Ты вернёшься на свою родину.

Её слова заставили меня задуматься? Хотела ли я возвращаться? Всего год назад хотела бы и страстно стремилась к этому; часто выходя на берег Океана, я наблюдала за стаями перелётных птиц и диких уток. Они гнездились здесь неподалёку и жили своей собственной жизнью, отличную от человеческой жизни. Но теперь я привыкла к заботе Ярне, к доверию ко мне людей, которых я раньше боялась.

Король Годфрид иногда навещал меня вместе со своей королевой, когда они приезжали из странствий. В большинстве своём их дворец пустовал.

«Дворец» представлял собой огромный построенный из камня дом, а вовсе не те высокомерные замки, которые заполонили все семь графств Англии. Я выучила язык этого народа и в любое время могла помолиться в часовне отца Эйбла вместе с остальными, обращёнными им недавно в христианство.

Хотя викинги продолжали, всё же, верить в своих воинственных богов, часто обращаясь в умах и мыслях своих к Одину.

Как-то раз после того, как я обошла тех, кто нуждался в моей помощи, я вошла в часовню в удручённом состоянии. Отец Эйбл приблизился ко мне, приняв мой поклон.

– Я рад, что Вы пришли сегодня помолиться, Элизабет, – поприветствовал он меня, – в последнее время Вы редко появлялись здесь.

– Да, я была очень занята делами, ведь Ярне больна, и на мне одной держится всё хозяйство. Я раскаиваюсь в том, что не приходила к Вам, отец Эйбл.

– Вы – славная девушка, простите, что Вас назвал так.

– Не извиняйтесь, отец Эйбл, мне всего пятнадцать, и скоро исполнится шестнадцать лет.

– Я вижу, Вас что-то тревожит.

Мы присели на лавку, я протянула священнику хлеб, которым угостила меня одна из болящих.

– Возьмите.

Он принял хлеб и поклонился.

– Благодарствую, г-жа моя.

– Не называйте меня так, я уже отвыкла от тщеславных почестей, свойственных моему народу.

– Так что же так тревожит Вас, Элизабет?

Я опустила голову и покраснела.

– Мне стыдно оттого, что отвыкла от своей родины и возлюбила тех людей, которых раньше боялась и ненавидела. Они раньше снились мне во снах, представляясь жуткими монстрами. А сейчас я поняла, что это не так.

– Вы не хотите возвращаться? – спросил отец Эйбл.

– Нет, не хочу.

– Ваше сердце открылось на ту доброту, которую Вы почувствовали здесь и не ощущали там. Я уже говорил Вам это, Элизабет. Бог везде независимо от места, где ты живёшь. Однажды Вы примете решение, и оно будет правильным для Вас.

….Викинги больше не появлялись в селении. Всё чаще и чаще я думала об изумрудных газах Эрланда, вспоминала его последние слова, обращённые ко мне перед тем, как он отправился в поход. Почему он длится так долго? Возможно, юный ярл конунга уже достаточно возмужал, чтобы присмотреть себе подходящую невесту там «на стороне», где и решил обосноваться?

Я вспоминала предсказание убитой цыганки Миранды насчёт моей любви к иноземцу. В это мне совсем не хотелось верить ещё два года назад, ибо я ненавидела вероломных викингов, регулярно вторгавшихся в пределы Англии, грабивших землю, которую несколько веков назад освоили мои предки.

И вот сейчас я думала об одном из них и думала совсем не с ненавистью в мыслях… я желала встречи с ним….Эти мысли и угнетали меня, и всё больше, и больше притягивали к себе….