Полная версия
Мои персонажи
– Мне жаль, Данко.
– Прошлое нельзя переписать.
* * *– Ничего не выйдет. Даже если ты не помнишь большую часть своего прошлого, как не прикидывайся чистым листочком, будешь Алексом, Игорем, Германом или как тебя там звали? Неважно, при этом останешься собой, той потерянной личностью, от которой сбежал. – Валерия нервно расхаживала по комнате.
– Почему ты назвала меня Германом?
– Да так просто, в голову пришло! Ты вообще слушаешь меня?
– Вэл, не кричи, твой темперамент иногда пугает.
– Ах, пугает? Наш нежный заморский цветок трепещет на суровом горном ветру.
– Очень похоже на наши с тобой отношения.
– То есть, ты все-таки признаешь, что у нас есть отношения? Чудесно. Я польщена.
– Вэл…
– Зачем я с тобой связалась? Мне нужно другое. Я взрослая. Я хочу детей. Семью. Нормальность.
– Так и ответь на вопрос. Зачем ты со мной связалась?
– Чертов психолингвист. Я люблю тебя!
– Хочешь, я над этим поработаю?
– Что???
– Не могу объяснить. Я могу сделать так, что ты не будешь любить меня.
– Ты это серьезно сейчас?
– Абсолютно. Я попробую.
– Псих!
Глава 12. Амур и Психея.
– Мам, скажи, обязательно выносить немыслимые страдания, чтобы обрести любовь?
– И с чего ты это взял, дорогой сын?
– Вот. Прочел. А ты случаем не…
– Что ты, милый. Бабушка и дедушка любили римлян, поэтому дали мне столь необычное имя. Я вижу, они тоже тебе нравятся. Я о римлянах, конечно.
– Очень. Я почти дочитал «Метаморфозы».
– И чему тебя научил миф об Амуре и Психее?
– Тому, что любовь побеждает! Всегда.
Психея, красавица с рыжеватыми волосами и тонкими чертами лица вздохнула, посмотрев куда-то в сторону. Потом медленно моргнула, за мгновение, превратившись из усталого человека, который день ото дня тяготиться тяжелыми мыслями, в хитрую нимфу. Такой ее знали прежде. До того, как ее черты ее приобрели жестокость, а выражение лица все чаще стало принимать не то обиженное, не то озлобленное выражение. Именно такой Данко обожал видеть мать. Именно ту, полную легкости и грации Психею, полюбил его отец, надеясь, что она не изменится, и время не поступит с ними так, как поступило. Человеку не обязательно винить внешние силы, но ведь так проще, особенно если теряешь Душу.
– Мне очень нравится твое имя, мам!
– А мне твое.
– Но раз ты не спускалась в подземное царство ради папы, то мне тоже не обязательно вырывать из груди сердце, чтобы показать людям путь.
На лицо Психеи снова набежала тень. Она бы спустилась и глубже, но удержать ее Артура можно было только одним способом.
– Я задумала один эксперимент. Поможешь мне? Хотя, тебе, конечно, еще рано заниматься литературой! – Психея снова лукаво посмотрела на сына. Все мужчины любят вызовы.
– Мама, мне уже десять! Я взрослый состоятельный человек.
– Да ну! – Психея рассмеялась.
– Ой, я хотел сказать, самостоятельный! И я мужчина! А значит, ты всегда можешь на меня положиться.
– Рыцарь. Надо было назвать тебя Айвенго!
– Ну неет! Лучше тогда Ричард Львиное сердце!
– Так слишком длинно. Твои учителя и без того считают меня сумасшедшей. К счастью, не всем знаком Горький. Когда ты успел одолеть шотландца?
– В прошлом месяце, когда был… с папой.
Данко внимательно следил за тем, как меняется лицо матери. Он хоть и прочитал намного больше, чем сверстники, но все не мог взять в толк, почему так вышло, что любовь его родителей куда-то исчезла, превратившись в отдельные любови. Отца к нему. И матери к нему. И огромную его, Данко, любовь к обоим. И как прекратить эту метаморфозу он не знал, но без колебаний бы отдал за ответ свое сердце.
– Мам, а правда твое имя – значит «душа»?
– Верно, где ты об этом прочел?
– Нигде. Узнал из одного разговора.
– И теперь не договариваешь?
– Не хочу тебя расстраивать.
– Едва ли. У меня отличное настроение.
– А его точно хватит?
– Если что, придется тебе его поднимать.
– Тяжело придется, потому что это папа.
– Что папа?
– Рассказывал про душу…
– Наверняка добавил, что у меня ее нет.
– Сказал, что ты продала ее за литературу.
Психея нехорошо усмехнулась.
– Ничего, Данко, мы над этим поработаем. Пойдем. Начнем сегодня же. Возьмем за основу прочитанный тобой недавно миф об Амуре и Психее.
* * *– Алекс, ты только посмотри! Копалась в библиотечном старье и нашла душераздирающую историю! – Лола тормошила Алекса, который уснул, не дождавшись ее возвращения, хотя они договаривались провести вечер вместе.
– Это ты называешь, собирала материал для научной публикации? Вот и отпускай тебя одну.
– История Города кроме меня и еще пары таких же сумасшедших никого не интересует. И хорошо! Меньше будут лезть со своими социальными нравоучениями! Да ты взгляни на заметку! – Алексу пришлось отложить аргентинца, которого он последнее время везде таскал с собой, поскольку Лола улеглась на его плече и развернула старую газетную полосу, какие теперь можно было раздобыть разве что в познавательных лекториях и немногочисленных библиотеках, куда у Лолы, как у сотрудника исторического департамента доступ был. А то, что едва ли кто-то в ближайшие пару сотен лет откроет газетную подшивку, которую Лола выпотрошила, несколько успокаивало ее совесть.
– Читай же о, жрица Клео! Я внемлю!
– Вот ты смеешься, а тут одну даму любовь свела с ума. В прямом смысле слова. Пишут, будто бы Психея К., вот это имя, так вот, госпожа Психея К. совершала некие литературные эксперименты, а точнее писала рассказы, героями которых, согласно расследованию журналиста господина Колина И., становились ее родственники. Господин Колин И. обращает внимание на вариацию мифа об Амуре и Психее, в котором в роли главных действующих лиц писательница вывела себя и собственного мужа. Используя разработанные ею психологические методы, кои кажутся современной… – Современной, Алекс! – науке чуждыми и необыкновенными, она сумела повлиять на личность собственного мужа. Господин Колин И. также выяснил, что целью данного эксперимента являлось восстановление семьи писательницы. – Как романтично, Алекс! – Какими именно средствами пользовалась женщина-автор доподлинно неизвестно, но факт – у супруга госпожи К. диагностировали шизофрению, он был помещен в клинику для душевнобольных. Саму К. тоже постигла незавидная участь. Интервью господину К. удалось получить с разрешения главного врача госпиталя Святой Елены в Румынии. – Я проверила, там пару десятков лет тоже лечили умственные болезни, – Так вот, разговор с больной К. состоялся незадолго до того, как она погибла при загадочных обстоятельствах. Сына К. взяли на попечение родственники. – Бедный мальчик. Алекс ты выглядишь странно… Жуткая история, да? Жаль, так мало деталей. Вот бы раздобыть что-нибудь из материалов этого Колина И. А это лишь жалкая заметка. Алекс?
–Так значит, неизвестно, какими средствами пользовалась Психея?
– Ты что-нибудь знаешь?
– Нет. Хотя, подожди, ты можешь узнать, куда переводили пациентов госпиталя Святой Елены лет десять назад, тогда еще случились какие-то волнения?
– Протесты были вызваны ужесточением ограничений. Еще какая-то история неприятная случилась в литературной академии, ее, кстати, вскоре закрыли, а потом переформатировали. Хроник по этому поводу очень мало, но я попробую что-нибудь найти. А ты что-то помнишь?
– Нет. Мне рассказывали об этом. В Трансильвании. Ну же, Лола, не хмурься. У меня не так уж много прошлого. Осталось.
* * *– Амур не помнил ничего из последних трех месяцев своей божественной жизни. Богом он был весьма посредственным, поскольку дальше своего распрекрасного носа не видел ничего. А между тем, каждая женщина, будь то на небе или на земле, не мешкая, отдала бы ему свою душу.
– Мам, извини, не хочу перебивать, но такое ощущение, что эти слова принадлежат даме, обиженной Амуром.
– Да? Так очевидно? Хорошо, начнем по-другому. Амур проснулся после очередного пиршества на Олимпе. В голове златокудрого бога звенело после дионисова пойла. Он протер свои сонные божественные очи и принялся разглядывать в зеркале слегка помятое лицо…
– Мам, Амур получается какой-то слишком… отталкивающий. Он же самый прекрасный бог. Он дарит людям любовь.
– О, мой наивный сын, как бы я хотела, чтобы ты продолжал так думать, когда вырастешь.
– Можно я начну?
– Прошу! Только есть одно условие. Амур не должен помнить ничего из последних двух, нет, давай трех месяцев своей жизни. – Данко кивнул.
– Амур проснулся после похода к оракулу, проспав несколько дней. Так было всегда, когда он сталкивался с высшей мудростью. Когда-то это предрекло ему встречу с прекрасной Психеей, любовью всей его вечной жизни. Он заранее узнал обо всех испытаниях, но научившись быть мудрым, не открыл их своей нареченной, не вмешивался в судьбу и позволил времени самому определять грядущее. – Данко вопросительно посмотрел на мать…
– Как красиво! Он не должен помнить… – шепнула Психея, боясь спугнуть вдохновение, с которым сын рассказывал историю. – Данко кивнул.
– Влетел Гермес, он быстрее всех почувствовал пробуждение Амура.
– Скажи-ка братец, сколько я проспал?
– Великий Зевс! Ты жив, бог любви, мы и не знали, что думать, даже Аид, даже Персефона не могли ничего сделать. Тебя не было ни там, ни там… Мы и не предполагали, что можно сотворить такое с богом.
– О, быстрокрылый брат, я не успеваю за полетом твоей мысли! Что же случилось со мной?
– Ты спал три месяца! Какие-то немыслимые чары. А сколько же людей страдают без твоего присмотра!
– Три месяца? Я ничего не помню! Последнее… Лишь она… Во тьме, потом свеча, и капля воска на плече. Я умираю от любви, Гермес. Смотри.
– О, эта рана. Мы видели ее, но думали, что колдовство не причинит тебе вреда. Ошибка стоила так дорого.
– Я уверен, лишь моя любимая сможет исцелить меня. Позовите же ее.
– Но ты сказал, что ненавидишь Психею… Подлой называл… Грозил изгнать…
– Это очаровательно, сынок! То, что нужно! Позволь, я продолжу… – Психея загадочно улыбнулась.
Глава 13. Во мраке
– Профессор! Профессор! Откройте! Ну же!
– Данко? Входи. Что случилось? За тобой кто-нибудь гонится?
– Ну… До этого пока не дошло, хотя, скоро…
– Так! Что ты еще задумал?
– Профессор, вы что пили?
– Так очевидно?
– Вижу, Вы переживаете из-за нашего визита к Анне… А я задумал новый эксперимент!
– И какой же? – В голове у Гесина звенело так, что впору было попросить Данко посетить один запретный адресок и взять на его имя что-нибудь покрепче, желательно шотландского производства, и плевать на деньги.
– Я хочу переписать Мрака! В смысле Марка!
– Что? Кого? Ты с ума сошел! О твоих способностях, твоем… даре не должна знать ни одна душа! О… моя голова…Но как в твою пришла столь глупая мысль?
– Профессор, если бы Вы не пили, то могли бы оценить все детали моего прекрасного плана. Я переписываю Мрака, никто ничего не замечает. Он перестает доставать реакционеров вроде меня. И не сдаст Вас на следующей неделе ДОЛОВцам!
– Откуда ты узнал?
– Георги случайно подслушал разговор его прихвостней. Он уже подготовил донос. Ждет удобного случая, чтобы передать его своему родственнику, Главному Ограничителю.
– Зачем этому недоноску…
– Извините, профессор. Личная неприязнь. Еще Мрак хочет выслужиться. На будущее. Он явно не намерен сочинять соцречевки.
– Это нужно обдумать. В любом случае, ты не станешь вмешиваться. И не смотри так. Я твой профессор. Будь послушным мальчиком.
– Вы это серьезно? Вы не просто профессор, Герман Гесин. Вы… мой друг. И я не останусь в стороне.
– Раз ты мой друг, останься, прошу тебя! Кто еще будет носить мне передачи и запрещенные книги в застенки ограничителей?
– Я сообщу Анне.
– Что? Не смей! Данко, обещай мне!
– Раз Вы сами не намерены действовать!
– Ты невыносим!
– И горжусь этим.
– Даже, если ты попробуешь воздействовать на Мрака, как ты заставишь прочесть его свой рассказ? И времени не хватит, раз уже на следующей неделе.
– Вот поэтому, не буду Вас задерживать. Прощайтесь со своими вредными привычками и преподаванием, а я сидеть не намерен!
– Данко! Данко, стой! Не нужно вырывать сердце из груди. Не ради меня.
– Позвольте мне решать, любитель Горького! Вот, кстати! Из наших с Георги запасов. Вам сразу станет легче.
Профессор Гесин откупорил бутылку. Лучше не станет, но раз ему осталось лишь несколько дней дышать относительно свободным воздухом, то сойдет. Главное, уберечь мальчишку, когда они придут. А в том, что придут, и обязательно во время занятий, так чтобы вся академия видела его позор, Герман не сомневался. Он отпил прямо из горлышка и сел писать план своей последней лекции.
* * *– Гремлин Герман дремлет в дровнях. Гремлин. Герман. Дремлет. В дровнях.
– Алекс, с тобой все в порядке?
– А что, по мне не видно?
– Знаешь, детские стишки в исполнении взрослого мужчины можно списать либо на алкогольное опьянение, либо на проблемы с душевным равновесием.
– У меня второе. Я болен любовью. И это в наше непростое время.
– И это, между прочим, запрещено.
– Тебе это нравится, как я погляжу. Лола – плохая девочка?
– Не уходи от темы. Какой еще гремлин, то есть, Герман.
– Не знаю. Всплыло откуда-то. Из недр моей мятущейся души. Знаешь игру The world of words?18 – Лола покачала головой. – Вот и я не знаю, кто меня ей научил.
– А в чем она заключается?
– Ерунда. Напихаешь в предложение кучу омонимов. Всем смешно.
– На родине Густавовой башни это называется каламбур.
– А ты когда-нибудь бывала на родине Густавовой башни?
– Да, однажды. Еще с бабушкой. Она умерла несколько лет назад.
– Прости, я не знал. Глупо звучит в моем исполнении.
– Послушай, Алекс, а вдруг и ты ее видел?
– Твою бабушку?
– Нет же, Густавову башню?
– Понятия не имею.
– Так! Вот прямо сейчас не думая, отвечай на вопрос: откуда открывается лучший вид на Густавову башню?
– Шутишь! Конечно, со стороны Трокадеро.
– Откуда знаешь?
– Ума не приложу! Как ты это сделала?
– Не дала тебе опомниться!
– А сейчас я не дам.
– Алекс, перестань… Хотя, знаешь, продолжай.
Позже Алекс приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Лолу.
– Ты удивительная, знаешь об этом?
– Серьезно? Настолько, что могу поразить такого серьезного интеллектуального господина писателя?
– Ты меня сразу поразила. Я даже подумать не успел.
– Вот! Мы нашли ключ к твоему восприятию. Размышления все портят.
– Дело не в размышлениях, а в тебе… Ах, как ты тогда парила по мосту…. Видишь, у меня есть воспоминания. Я держу их прямо здесь. – Алекс похлопал себя по грудной клетке. Лола накрыла его руку.
– Они не очень долгосрочные. Возможно, у тебя есть и более дорогие воспоминания, которые помещены сюда, просто они надежно заперты.
– А у кого-то, похоже, нашелся ключ. Не к ним, а ко мне.
– Алекс…
– Я не прошу тебя признаваться мне в любви.
– Знаешь, сложно признаться в том, чего официально нет.
– Но ты же в это не веришь?
– А ты?
– А я могу обойтись метафорами, но это не отменяет того, что я люблю тебя.
– Так… мы слишком неприлично себя ведем. Давай хотя бы вид создадим, что мы нормальные. Вот. Это мне выдали в департаменте. Благопристойный досуг. И прекрати хихикать. Я одна туда не пойду!
– Лола в цирке. С ватой и ведром сладкой кукурузы. Я бы такое ни за что не пропустил. Ты можешь пригласить меня, кстати, ради приличия!
– Уважаемый господин Алекс, согласишься ли ты составить мне компанию в столь чудном месте, полном привыкающих юных дев и их потенциальных партнеров… И нормальных семеек с детишками.
– Ну раз ты не хочешь признавать мне в любви, тогда идем. Когда?
– Вечером.
– О, тогда у нас еще куча времени, а я знаю, чем заняться!
– Поиграем в the world of words?
– Это только один из вариантов.
* * *– Ты пригласишь меня?
– О чем ты?
– Ты знаешь.
– Валерия, ты стала невероятно загадочна, но, если настаиваешь, да, я тебя приглашу.
– Даже не спросишь куда?
– Разумеется, нет. Ведь ты ради этого затеяла бесполезный разговор.
– И все ты знаешь, любитель штампов.
Алекс ухмыльнулся. Весь последний месяц, 24 дня, если быть точным, Валерия вела себя невыносимо. Он мысленно пообещал дать ей 31. Не больше, не меньше. Тьфу. Опять штамп. Она невыносима.
– И не надейся уязвить меня, трансильванская роза! У меня в чемодане еще куча штампов. Ждут своего часа между связкой чеснока и парой неношеных клыков. Итак, ты примешь мое приглашение?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Холм Монмартр в Париже
2
Фр. Боже мой!
3
Фр. Он придурок, не так ли Мади?
4
Фр. Не желает ли месье что-нибудь ещё? Быть может мадлен? (печенье)
5
Фр. Замолчи, Катрин! Он слишком невинен для твоих грязных шуточек!
6
Фр. Пары
7
Фр. мальчишка
8
Фр. Шоколадный крем
9
Фр. «А если бы он вернулся опять, что ему я ему я сказать бы могла?» М. Метерлинк. Пер. Н. О`Шей.
10
Фр. Парочки
11
Англ. Любовь
12
Англ. Добро пожаловать в мой любимый мир слов
13
Англ. Мир слов
14
Фр. Проходит, пройдёт, пронесется, а последний остаётся… Отр. Zaz «Les passants»
15
Фр. Прохожий
16
Курт Воннегут. Американский писатель 1922–2007 гг.
17
Хулио Кортасар (1914 – 1984 гг.)
18
Англ. – мир слов