Мои персонажи

– Лиз. – Как красиво. – Лиз совершенно не понимала, что может быть красивого в трех буквах ее урезанного имени и неловко подвинулась, от чего стул отчаянно скрипнул ножками по полу. Выдохнула, мысленно приказав себе не краснеть. Так. Прекратить. Она четко решила, что больше не будет терпеть эти бессмысленные пытки. Только не с таким милым парнем. Надо собраться и сказать ему.

– Извините, Альберт, можно я сразу спрошу? Мне не по душе всякое навязывание. И я вовсе не стремлюсь красть Ваше время… Совсем запуталась, скажите, какая у Вас по счету повестка? Просто… Понимаете, мне как-то не везет…Обычно… Эта машина…Я, видимо, какая-то неправильная… – Лиз потом долго не могла взять в толк, как ей удалось вывалить на незнакомца эту признательную тираду о своих неудачных свиданиях. Альберт по-детски улыбнулся.

– Тогда, мы с тобой, извините, с Вами напарники по невезению. Альберт, даже не осознавая, как это выглядит со стороны, резко подался вперед, Лиз едва не отпрянула, но отчего-то удержала себя и не отстранилась. – Это мое тысячное по счету обязательное еженедельное свидание…

– Да что Вы, быть такого не может…

– Почему же, мне 28.

– А я бы Вам больше двадцати не дала. Ой, извините, наверное, мужчине такое не стоит говорить.

Альберт вспыхнул. Мужчина. Он мужчина. Никто не называл его мужчиной. Разве что, Мария… Да и та, лишь имела в виду, что мужчины из него никогда не выйдет.

– Я хочу Вас заверить! Мне можно говорить все, что угодно. Я, конечно, поздно пошел в образовательный лекторий и… не очень умный… Хотите мороженное?

– Хочу. А Вы какое больше всего любите?

– Шоколадное с карамелью!

– Выбор сладкоежки! – Лиз улыбнулась. У Альберта защемило сердце.

– Опять я что-то не то говорю. Со мной всегда так. А знаете что? Я составлю Вам компанию, и, хотя мне по вкусу больше крем-брюле, сегодня будем есть шоколадное с карамелью! – Соглашайся с мужчиной во всем, соглашайся. –

Лиз будто слышала оживший голос автора «Брошюры для привыкающей», знаменитой на весь Город писательницы Катарины Бороновски. Некоторые пункты, касающиеся идеальных отношений, Лиз в тайне не разделяла, но будучи девушкой отзывчивой даже на смущающие идеи современности, проштудировала этот образчик дамской литературы Социума. Пока Елизавета внутренне терзалась, Альберт вполне внешне покрывался красными пятнами. – Мужчина. Я мужчина! – К ним подплыл очаровательный официант.

– Чего желают господа привыкающие? – Теперь уже и Лиз залилась краской.

– Мы не… Мы только… У нас первое обязательное еженедельное свидание…

– Понимаю… – промурлыкал, специально нанятый Мадленой для таких дел, Арман. – Смею заметить, юноша, Ваша спутница прелестна. Я рекомендовал бы вам при случае обязательно посетить представление в Городском цирке. Программа – весьма-весьма романтик, Вы и Ваша дама останетесь довольны!

– Она не моя дама! Ой… Можно нам мороженное?

– Конечно, конечно! Шоколадное с карамелью?

– Откуда Вы…?

– Я никогда не ошибаюсь! И насчет пар тоже! Подам через минуту! Не скучайте! – официант удалился.

– Старый трюк!

– Какая Вы, Елизавета, ой, извините, Лиз, умная! Я никогда на подобные штуки не обращал внимания.

– Да что там… – Лиз опустила глаза, но взгляд ее тут же метнулся к Альберту, отчего его бедное сердце снова пропустило удар, а где-то рядом с легкими удобно устроился Гений, видимо, решивший использовать жизненно важные органы Альберта в качестве музыкальных инструментов.

– Скажите… – Нет, не так… Так, мы же репетировали с Ба…

– Вы что-то хотели спросить?

– Нет! Да! Как там… А, вот: если позволите, если позволишь… странный вопрос, но…все же… – Лиз улыбнулась и кивнула.

– Почему у тебя не складывалось с предыдущими кандидатами на привыкание?

– Я… это сложно объяснить… Они все были…. Были … Я не чувствовала,

не смогла бы…

– Без чего? – Лиз закрыла глаза.

– Без…

– Ваше мороженое, мои милые!

Глава 5. О музах

Лиз. Лола. Лола. Лиз. Алекс мысленно пробовал на вкус знакомые имена. На языке был привкус чего-то ласкового с оттенком ленивого воскресного утра. Лола. Лиз. Love11. Так! Не думай! Не думай! Ты обещал завязать со всякими запрещенными словечками. Лиз. Лола. Любым словом. Опиши ту, что лучше… Добавь Лиз немного настойчивости, излечи ее от этой никому ненужной скромности и «добро пожаловать в мой роман». «Welcome to my lovely world of words»12. Да… старик… Интересная игра. The world of words13. Откуда взялась только? Не помню. Как всегда, ничего не помню. Писатель, лишенный прошлого времени. Потерянный в настоящем. Лиз. Лола… Лола… Что с ней не так? А со мной? Если Лиз замешана на книжном киселе сестер Бронте, да простят меня дражайшие Эмили и Шарлотта за фамильярность, но девчонка, (только тссс)… с десяти лет в тайне от матери и отца грезила Хитклифом, и часто прячась за завесой кисеи, забыв обо всем бегала, бегала глазами по печатным, (да еще один наш маленький секрет), строчкам, представляя себя то одной Кэтрин, то другой… (Не дело увлекаться литературой, это вредно, обрываю мысль о Лиз…). С Лолой все обстоит иначе. Лола замешана на природе самых восхитительных на свете явлений. На закатах и грозах. На поцелуях и объятиях. Казалось, так легко обхватить ее тонкую талию, слушая, как она рассуждает об очередной исторической параллели. Лола помешана на истории. А в чем она замешана, так это в моих злоключениях. Она невыносима, как летний зной и неотвратима, как ураган, как постмодернизм. Ветреная, срывающая покровы с ночи (моих ночей, если быть конкретным), живая и правильная, ужасно подходящая этому одураченному миру (в отличии от бедного меня). Я никогда бы не стал ничего менять в ней. Она совершенна для этого сумасшедшего времени. Будто всегда была в нем. Вот только я этого не помню.

* * *

– Она парила по мосту. Да, это клише, я знаю, но именно это она и делала. Знаешь, вся такая из себя элегантная… Ух…

– Эй, друг, уж не видение ли тебя посетило на почве похмелья? Мы оба знаем, как это бывает, идешь себе, бредешь и бах! Из подворотни вылетает муза. И шепчет… Макс… я хочу быть гитарой в твоих руках, хочу, чтобы ты поиграл со мной… На мне…

– Иди ты, Алекс! Я прекрасно осведомлен, что ты не веришь ни в каких муз, а только в этот свой проклятый дар, жертва которого сейчас стоит перед тобой.

– Эй, мы об этом уже говорили, я хотел, как лучше…

– Да, только меня позабыл спросить, а хочу ли я быть чокнутым персонажем твоей сказочки.

– Но у тебя теперь есть свобода!

– Свобода? Этот отстой ты называешь свободой? Раньше меня все устраивало. Голоден? Бери инструмент, иди в кабак, раз, два, три, четыре часа и можно отваливать. И жизнь удалась, раз есть на что купить еды. А теперь? Я таскаюсь по Городу и пытаюсь сочинять музыку, а это, знаешь, ли считается вредным и аморальным. Да и кому нужна она в наше высокотехнологичное время, когда любой подросток может нажать на своем нано-поде кнопку «микс»? Я потратил семь лет, изучая в старом итальянском образовательном лектории ноты! Ноты, Алекс! Да в Городе и десяти человек не найдется, кто знал бы ноты!

– Остынь, Макс! Лучше вернемся к словам… Как ты говоришь, парила по мосту? Я хотел бы взглянуть…

– Э, нет, господин писатель! А хотя, поздно, – Макс скривился от досады, но тут же расцвел в улыбке. – Доброе утро, Лола! Прекрасно выглядишь.

* * *

Она парила по мосту… Макс подобрал совершенное описание. Не над, нет, а именно по, не скользила, не плыла, а именно парила. По мосту. Я сошел с ума. Именно. Сошел с ума и отвратительно пишу.

* * *

– Макс, рада тебя видеть! Как успехи? Ты, пожалуй, последний идеальный музыкант в городе. Несвежий, с воспаленными глазами… Остальные – пффф… фальшивки!

– И тебе желаю здравствовать и хорошеть, очаровательная Лола. Замечу, что не всем красота и свежеть даются по утрам столь же легко… Вот, мой приятель и вовсе принял тебя за похмельное видение.

– Даже не знаю, что ответить на столь тонкий комплимент. – Лола усмехнулась и впервые взглянула на Алекса.

– Прошу извинить этого наглого типа. Он раньше таким не был. Я не представился. Меня зовут Алекс.

– Он у нас писатель! Вымирающий вид! – Алекс натянуто улыбнулся и чувствительно ткнул Макса в бок локтем.

– Интересная у вас профессия…

– Ты хотела сказать бесполезная? – Макс восстанавливал дыхание после дружеского тычка.

– Макс, а не хотел бы ты прогуляться где-нибудь… у воды, там отличная акустика, может, и русалку какую соблазнишь своими чарующими песнями, и проблема с музой сама собой отпадет…

– Он у нас остряк, особенно по утрам.

– Макс, ты правда в поисках музы?

– Ну что ты дорогая, я свою уже нашел давно! И она стоит передо мной!

– Ох, Макс, я бы обязательно поверила, если бы не знала тебя столько лет…

– У тебя превосходная память!

– А ты раньше не был таким. Знаете, – Лола взглянула на Алекса, – он сильно изменился за последние годы. – Алекс пожал плечами.

– Не вижу тут ничего необыкновенного, поспешил ответить Макс. Знаешь, все меняются, вот Алекс тоже изменился. Он, кстати, недавно вернулся из Трансильвании.

– Из Трансильвании, это там, где…?

– Да, вампиры, оборотни, роковые красотки!

– Макс, прекрати нести вздор! Не слушайте его, Лола!

– А кого мне слушать? Может быть Вас, Алекс? Пока вы двое не явились, я слушала Ветер. Он треплет паруса лодок вон там, у причала. Восхитительный звук.

– Ясно, старина, мы испортили девушке утро.

– Ну что ты, Макс, утро едва ли, можно испортить. Мне все равно пора в Департамент.

– Лола у нас историк Социума!

– Любите прошлое?

– Люблю его загадки. А у вас, уважаемые представители вредных профессий, должно быть, сильно болит голова, я бы посоветовала вам заглянуть к Mady, там вас поднимут на ноги, такого целебного кофе не варят во всей округе.

– Спасибо за совет! Может быть, составите компанию?

– А Вам, господин писатель, стало быть, тоже без музы худо? – Макс ухмыльнулся и уже собрался вставить очередную колкость, как Алекс его оборвал…

– Прошу меня извинить, я не хотел быть навязчивым. Моя муза давно покинула меня.

– Простите, я не хотела вас расстроить. Спросите у Ветра, как ее отыскать. А мне пора.

– Уже нашел… – Вздохнул Макс. И это очень плохая идея. Не смей играть с ней в писателя. Она, как глоток воздуха, она из прошлой жизни.

– Да брось, она не ты, она совершенство. И насчет кофе права. Пойдем, расскажешь мне про Лолу.

* * *

– Нам шоколадное с карамелью!

– Отличный выбор для такого сладкого утра! – Катерина лукаво улыбнулась ранней парочке. – А Вы, молодой человек, совсем перестали заходить, раньше по два раза на дню бывали… Жаль у Mady сегодня выходной, она то, бедняга, думала, что совсем потеряла клиента. – Альберт густо покраснел. Лиз прыснула, пытаясь спрятать смех в ладони. Вторую вместе со своей робкий кавалер прятал под прилавком.

– Простите, сама не знаю, что болтаю, я по утрам жутко разговорчивая! Не слушайте меня, подождите там у столиков. Сейчас все приготовлю в самом романтическом виде. – Лицо Альберта теперь по цвету могло бы соревноваться со спелой вишней.

– Ал, ты так здорово краснеешь, по сравнению с тобой, я просто сама невозмутимость. Ой, извини, я не хотела усомниться в твоей мужественности, видимо, заразилась от той девушки. Знаешь, иногда мне так хочется быть такой же непринужденной, легкой в общении!

– А мне ты нравишься и такой! К тому же ты краснеешь меньше меня и ты, конечно, симпатичнее меня! В тысячу раз!

– Тысяча Альбертов и одна Лиз? Это очень много!

– Я бы отдал тысячу Альбертов за одну лишь милую улыбку Лиз!

Наконец-то пригодилась! Они репетировали с Анной эту фразу несколько раз.

Это было их четвертое необязательное свидание.

* * *

– Смотри-ка, господин писатель! Разве не премилая картинка? Вон там, у столика! Двое привыкающих ранним утром не утерпели и без всякого там уведомления нашего доблестного ППП держатся за ручки и краснеют, как первокурсники образовательного лектория… Ничего не напоминает?

– Напоминает! За версту чую запрещенное чувство и проблемы. С чего ты взял, что привыкающие? Они не похожи на тех, кто бежит регистрировать первые симптомы в спецотдел к этим борцам с нормальными людьми!

– Шшш… да ты у нас, как его, революционер, противник строя!

– Не пори чушь, Макс, давай лучше выпьем…

– Боюсь, я крепче кофе сейчас не потяну, Лола права… – Макс окликнул Катерину. – Кстати, о Лоле, а ты не хотел бы стать нормальным, обзавестись партнером, разумеется, я не о ней. Она тебе совершенно не подходит!

– Помнится, ты, приятель мой, еще прошлой ночью был музыкантом, а тут раз и преобразился в этого придурка Андреаса Валиса из ППП, розовой сорочки только не хватает!

– А почему бы и нет! Музыкой сыт не будешь. А так, не пыльно, работа с 9:00 до 17:00, и ни одного писателя вокруг! Хотя, так и быть, тебя я по старой дружбе сосватаю за Катерину.

– Эй, Катерина, ты часом не ждешь заветного письма, мой друг не прочь сходить на необязательное свидание! Ах, прости, забыл сказать! Он… писатель! Только тсс, никому не говори!

– Вам повезло, что у Mady выходной, она бы выставила вас, как неблагожелательных клиентов, не говоря уже о том, что вид выдает с головой ваши ночные похождения! – Катерина поставила перед Максом и Алексом две огромные дымящиеся кружки!

– Ммм… Как пахнет! Фея! Я тебя обожаю!

– Именно поэтому всегда приходишь сюда лечить похмелье?!

– Сегодня это была не моя идея, да приятель? – Макс отсалютовал Алексу кружкой и сделал глоток….

– Да, Лола, права, у Mady знают, как привести в порядок чувства!

Я проснулась от невыносимой нежности. Там, во сне сжимала своей ладонью его. Другая его ладонь лежала у меня на талии. И цвета. Повсюду цвета. Бежевый день, мое отчего-то коричневое пальто. Рядом черный кашемир. Желтоватый свет. И белый. Откуда? Точно, потолок. Я пялюсь в белый потолок и продолжаю ощущать это… Трепет. Тягучий какой-то трепет. Все эти никчемные описания, зачем они? Я не люблю записывать что-то, но, когда я помещаю на страницу эту нежность, она будто возвращается. Вытекает из-под моих слов. Я никак не привыкну к современным наговаривающим устройствам. Мне нужно чувствовать, как пальцы прикасаются к буквам. Макс бы меня понял. И Алекс тоже. Но для порядка бы обязательно посмеялся или дразнил бы фетишисткой. И пусть. Он сам так делает. Закрывает глаза. Вдыхает, неотрывно смотрит в еще чистый экран. Что там видит? Кого? Говорит, что очередную глупость, которую никто не напечатает. Однажды Макс был пьян и поделился каким-то бредом о том, что после встречи с его другом-писателем люди сильно меняются. По-моему, нельзя искусственно создать то, чего нет. Но откуда же эта дурманящая нежность? Надо проветриться.

* * *

– Вы, правда, думаете, что я слишком скромная?

– Спешу Вас заверить, если бы, это, действительно, было так, вы бы никогда не признались в этом. Думаю, из-за скромности.

– А с чего Вы взяли, что это мне легко далось? Просто, понимаете, я… Мне кажется, она мне мешает. Я ведь ничего такого не хочу, просто быть, как все.

– Вам явно не пойдет. К тому же нет ничего скучнее.

– Вам хорошо говорить, по Вам не скажешь, что Вы чего-то боитесь.

– А чего страшитесь Вы, Лиз, можно я так буду Вас называть?

– Да, конечно, мне это подходит. Скромница Лиз. А что до Вашего вопроса, господин головоправ, я боюсь того же, чего и все. Того, что признано социально опасной болезнью….

– Вы про одиночество? Чушь полнейшая. Только тссс… Если бы я был головоправом, да к тому же, с лицензией, обязательно угодил бы к арбитрам по выявлению нарушителей трудового Регламента. К, счастью, писатели и без того считаются бесполезными вредителями, поэтому мне нечего бояться. Я не верю, что человек может быть одинок. Я всегда чувствую… – Алекс замолчал. – А неважно, Вам-то одиночество в любом случае похоже не грозит, милая Лиз.

– О, Вы об Альберте? Он…

– Да, Ваш утренний спутник. Не стоит так краснеть. Только такой лентяй, как Андреас Валис из ППП не разглядел бы чувств этого странноватого парня. Впрочем, простите меня, мне ли говорить о чужих странностях…

Елизавета улыбнулась и постаралась успокоиться. В последнее время столько всего происходило.

Альберт… Их теперь уже необязательные свидания. Хотя, он ничего такого себе не позволял. Впрочем, если бы Алекс, действительно, был головоправом, то сразу бы раскусил, что скромнице Лиз хотелось большего. Он толком не понимал, зачем бросился догонять ее, когда Альберт ни с того, ни с сего вспомнил о каком-то важном деле и сбежал, предварительно опрокинув на себя кружку с кофе. Макс остался флиртовать с Катериной. Волшебная муза неизвестно где любовалась рекой и слушала ветер, а может быть копалась в Городском архиве, так что, Алексу решительно было нечего делать.

– Итак, на чем мы остановились? Ах да, я хотел Вам сделать одно маленькое признание.

– И какое же, господин писатель?

– Зовите меня Алексом, дорогая! Помимо того, что Вы замечательно краснеете, мне ужасно нравятся скромные люди. Я вижу в них потенциал. – Лиз рассмеялась.

– Вы очень остроумный. Знаете, Вас я даже как-то меньше стала Вас стесняться.

– Немного лукавите, иначе, звали бы меня по имени.

– А Вы точно не головоправ? Извините, извини, Алекс, я обычно так много не разговариваю. Мне больше нравится молчать.

– И это еще одно замечательное качество, которое так редко встречается у женщин! Я бы выпил за это, да нечего. Может быть, сходим куда-нибудь?

Лиз разом как-то потухла.

– Вы… понимаете, я не могу, я должна…

– Ну что Вы, Лиз, не оправдывайтесь. Ваш спутник, вы ведь волнуетесь из-за него?

– Да, Альберт такой… Не знаю, как описать, необычный, не как все. Как ребенок.

– И его Вы тоже не зовете по имени, скромница Лиз? – Алекс ухмыльнулся.

– Опять поймали! Хватит обсуждать мои отношения. Мы едва знакомы!

– Не вижу в этом проблемы.

– Хорошо. А над чем Вы работаете?

– Сейчас я в поиске. Мне нужна драма…

– Но это же запрещено! Ах, да, Вы же ничего не боитесь.

– Просто мне нечего терять. Извините, я слишком много болтаю, это все Макс, мой приятель, я о нем Вам в другой раз расскажу. Презанятный типаж.

– А вы всех людей так видите?

– Как?

– Как персонажей?

Алекс, которому вдруг стало не по себе, задумался на секунду, потом нацарапал на каком-то клочке номер.

– Вот! Если вдруг захотите поговорить. О чем угодно. А сейчас мне пора.

Он развернулся и пошел вверх по блестящей после дождя мостовой. За дело уже принялся любимец рек и женщин, Ветер, поэтому за погоду в Городе можно было быть спокойным.

Глава 6. Господин писатель

Алекс неторопливо брел по скользкому бульвару и сам скользил взглядом по стеклянным витринам, по остекленевшим лицам редких прохожих.

– Passe, passe, passera, la derniere restera…14, мурлыкала где-то вдалеке Река. Ей был мил разгулявшийся денек и нежданное солнце, в чьем явлении явно был замешан один упорный борец с облачностью.

Ветер хотел было сорвать с Алекса шляпу, но заметив угрюмый вид этого passant15, передумал и решил вернуться к улыбчивой девушке, которая как раз открыла окно в зале Городского архива и щурилась, довольно улыбаясь неизвестно чему. Играть с ее волосами куда приятнее, чем пытаться развеять меланхолию всяких там потерявших память писателей.

Алекс смутно припоминал, как снова оказался в Городе после достопамятного побега, – эта мысль его немного развеселила, ведь покидал Город он человеком без прошлого с чемоданом обрывков какой-то чужой жизни, человеком без имени. Но ведь речь о возвращении? И на этот раз фокусы подсознания были ни при чем. Валерия его попросту вышвырнула. Не сразу, конечно.

* * *

Она танцевала, не замечая ничего вокруг, словно на планете не осталось людей, словно скрипка была единственным музыкальным инструментом во вселенной, словно от резкого поворота головы зависело движение светил. Она танцевала. Это было понятно любому пьянице или туристу, забредшему в этот поздний час в бар «Карпатин». И уж точно бы не осталось незамеченным им. Шаг, резкий выпад. Дикая улыбка, скорее похожая на оскал. Тяжелые черные пряди, поддавшись общей свободной обстановке, грозили обрушить замысловатую идею сестры Розы, целый час трудившейся над ее прической. Но ей было плевать. И на волосы, и на ни в чем не повинную патологически провинциальную Розу. Партнеру недоставало изящества, но сойдет. В горах ведь других не водится. А потанцевать удавалось нечасто. Но сегодня можно. Сегодня праздник. Годовщина нашей невстречи. Так что гуляй, «Карпатин»!

* * *

В горы Алекс забрался в поисках, разумеется, себя. Кого еще искать представителю вполне счастливого, в меру несвободного, крайне эгоцентричного и весьма современного поколения, к которому, судя по возрасту, он должен был принадлежать. Горы покорили его сразу. В них было столько безразличия, что поневоле почувствуешь уважение. Тем паче, что их совершенно не волновало мнение какого-то там писателя. Поезд вынырнул из полосы тумана и понесся над склоном, поросшим лесом, точно картинка из сказок то ли про драконов, то ли про вампиров. Солнечный луч стремительно отвоевывал у тьмы каждое дерево. Мистический вид обрамляли Карпаты. Алекс готов был выпрыгнуть из вагона, но отчаянный шаг грозил смертью всем сумасшедшим, всем влюбленным в эти горы.

Брашов походил на средневекового рыцаря, местами закованного в скучный серый костюм эпохи, известной давней попыткой построить всеобщее равенство без любви на огромном куске материка. Однако центр городка, прослывшего вампирской столицей, время точно приберегло, явно для себя. Здесь в пору было закатить турнир на деньги общества любителей старины, чтобы после воскресить полузабытый рецепт убийственной браги, а человек в плаще, со шпагой или секирой выглядел бы куда более органично, нежели Андреас Валис в его розовой мантии ППП или боец отряда ДОЛОВцов в униформе мышиного цвета. Окраины вызвали бы ностальгию разве что у тех, кому не повезло родиться в эпоху ранней урбанизации – бетон, балкон, унылый бастион, продекламировал бы юный Альберт. Но сердце Брашова, хотя Алекс бы поклялся, что ни у городка, ни у его жителей нет никакого сердца, билось где-то в безвременье. Оттого пленительно было прогуливаться у подножия старой Тампы, разглядывать диковинные укрепления, воздвигнутые, бог знает в каком веке, сидеть в «Карпатине», зажав кружку с подогретым вином в ладонях, наблюдать за величавыми движениями той брюнетки, не понимая ни слова из того, что она, скалясь, шепчет бармену.

* * *

– Когда я почувствую, что смерть близко, и мои дети вообразят, будто я подхватила какую-нибудь старческую болезнь, хотя ничего подобного, конечно, не случится… Так вот, когда я пойму, что пора выпить последнюю рюмку твоей гадкой настойки, Игорь, тогда я сяду писать завещание. Глупо, да? Ведь я не наживу ничего ценного, ведь я до такой степени боюсь потери, что едва ли решусь обладать чем-то. Так проще, по крайней мере, для меня. Я могу танцевать и не думать, о том, сколько процентов годовых капает на сверхсрочный пятидесятилетний вклад, ведь у меня нет этого распрекрасного вклада.

– Вэл, а если ты вдруг подвернешь ногу, пока будешь шастать по горам и скатишься кубарем к подножию Тампы, что тогда? Тоже будешь радоваться, что ничего у тебя нет?

– Вот зачем ты влез в мою философию? Ты говоришь о случае, против которого бедная Валерия бессильна. Кирпич того несчастного русского писателя всегда лежит в моем кармане, как только я выхожу из дома, каждый раз нащупываю его. И вообще, ты бармен или головоправ? Налей-ка еще гадости. Сегодня у меня праздник.

– Это какой?

– Собираюсь писать завещание.

– Так, ты вроде бы еще ничего, намеков на старость не так много, хотя…

– Замолчи, негодяй!

– Что же будет в этой бумажке?

– Вот, значит, как ты о последней воле Вэл Повереску?!

– Так, начались шутки в стиле «Трансильвания», давай позовем вон того парня, как пить дать, турист.

– Так и наливай. Эй, господин, ты умеешь складывать слова в предложения? Поможешь составить даме завещание?

– Интересная просьба, ко мне никто еще с такой не обращался. Пожалуй, это может быть занятно. Простите, а как вы себя чувствуете?

Валерия усмехнулась. Алекс пересел за стойку. Игорь многозначительно поставил перед своей соседкой и давним товарищем по догонялкам у подножия Тампы стопку горькой настойки, хмыкнул и принялся за любимое дело всех барменов на свете. Стал стирать мысли со стенок стаканов любителей пива.

* * *

Завещание В. Повереску. Записано со слов самой Валерии П. Алексом К. в баре «Карпатин»

Милый, закопай меня в лесу. На моей любимой Горе. Чуть правее «Голливуда», так, чтобы я видела собор Святого Николая. Знаешь, там во дворе чудесная старинная звонница. Старая-престарая. Тебе бы посмотреть. Ты ведь и не видел толком ничего, наверняка. Бран – не в счет. Пусть на мне будет платье цвета марсалы. Никакого черного. Черный – это так предсказуемо. Я хочу остаться загадочной, как ты, как твой Город – безымянное место бог знает где, раскрашенное твоими словами. Хочу увидеть, как Река бежит от преданного всеми своими мостами визави в объятия пройдохи – ветра. Хочу чувствовать, как пахнет кофе от некоей Mady, хочу касаться всего, чего когда-то дотрагивалась твоя рука. Ее я видеть не хочу. Это выше моих сил. Но вон же она. На пристани. В легком плаще. Солнечный луч в волосах. Носок ботинка отстукивает знакомый тебе мотив. Запрещенный. Она всегда в сговоре с Рекой и Ветром. Против меня. Из-за тебя. Рано или поздно забывать будет нечего, и ты захочешь вспомнить. Не вини себя. Ты мне одной оставил фамилию. Думаешь, я не понимаю почему? Ты не хотел забирать мою Трансильванию, и никогда не узнаешь, какого это – любить одни лишь старые камни. Извини, я всегда была ревнива. Такой уж характер. Так забирай же его, но, когда мой шепот окончательно станет походить на шелест страниц, сожги ту часть, что про меня. И перепиши все набело. Ты можешь лучше. Я верю.