Исповедь суккуба

И утром я просыпаюсь, во сне оказавшись. И вот пропали мои черные крылья – заместо них лишь обычные руки. От боли мне хочется плакать и остались у меня одни лишь глаза – черные словно темная бездна.

Подношение

Когда мне грустно я призываю тебя – не звоню ни друзьям, ни знакомым. Ведь лишь ты можешь просто обнять меня, без расспросов, советов и осуждений – всепринимающе и безраздельно.

Своими черными крыльями ты закрываешь меня от мира всего, а я плачу в черные одежды твои. Слезы мои – подношение мое тебе, и ты их пожираешь. Хоть кому – то в них есть ценность и польза. И ты бы поглотил меня всю – будь на то твоя воля. Ты раскрываешься предо мною, распростерв свои ребра и грудь изнутри обнажая. А изнутри – ты черен, как и снаружи, меж обугленных ребер – темноты пустота. И лишь алое сердце возлежит посреди, столь пугающе беззащитное. И ты привлекаешь меня к себе, и ты вовлекаешь меня внутрь себя, а я все боюсь, что твои ребра сомкнутся – позади меня. И не будет пути назад…

Ты единственный кому я доверяю слезы мои. Ты единственный, кто выдерживает мощь моей ярости и не оценивает меня за проступки мои. Ты просто есть – всегда и со мною.

И я прошу – защити меня, защити меня от смерти – встреть меня на Иной Стороне, защити меня от людей, защити меня от себя самой! Но стоит мне протянуть руку – и нет ничего, и нет никого. Лишь дымка в моей голове.

Даймон

Порой мне кажется, что я тебя выкрала – собрала по кусочкам из чужих книг, вырвала лоскутами из чужих картин. Но отчего же тогда ты мне кажешься столь родным и знакомым?

Ведь ты бы со мной до того как я осмелилась звать тебя, до того как я научилась призывать тебя. Ты раскрашивал стены серых домой яркими красками, напевая мне самые чудесные сказки на свете. Ты кормил меня самим собой, а я и не замечала подвоха.

Нет покоя в этом мире человеку, одержимым собственным Даймоном. А ты верно смеешься надо мной, сливая в меня силу, что я не в силах проявить. А ты верно смеешься надо мной. осыпая меня дарами, от которых я не в силах отказаться. И я зову тебя, и я бегу за тобой, слыша твой смех где – то впереди.

Но стоит мне записать песни твои, стоит мне зарисовать облик твой и твои миры – и неудержимый огонь твой обращается в жалкий черный уголек – моими руками, моими устами. И в отчаянии я его являя миру, а он так и остается – столь незаметно черным, столь уродливо жалким.

И я призванная воплощать тебя, все сдерживаю тебя, страшась явить твою силу миру. И я одержимая тобой, не могу остановиться. А ты – жестоко и без тени жалости ко мне наполняешь меня вновь и вновь. И я покрываюсь разноцветными трещинами, тебя отражающими, тебя воплощающими.

Так разрушь же меня – до основания! И тогда я наконец стану собой. Ведь противоположности всегда были едины.