Фантастические приключения авантюристов

Из-под одеяла высунулась физиономия и таращилась уже во всю.

– Что «и»? – спросила эта физиономия.

Но теперь, когда нить повествования была в ее руках, Аришка решила не спешить. Тем более – она еще не придумала, что там за этим «и».

– Ты сказала: «Занес руку в черной лайковой перчатке и…» – нервничал брат. – Не просто же так он занес. Я спрашиваю, что «и»?

– А что – интересно?

– Немного! Так что после «и»?

– А… ничего! – и Аришка небрежно откинулась спиной на полку.

– Так я и знал! – досадливо поморщился брат. – Ведь знал, что гонишь! Тоже лайковая перчатка! – Ромка фыркнул, и ухо начало уползать обратно.

– Я не гоню! Просто… Если бы они остановились не возле тебя, а возле меня, мамы или папы? Тогда было бы не так интересно, да?

– Ну, интересно. Но все-таки: почему именно возле меня?

– А вот потому! Потому…

«Что бы такое сказать этому законченному эгоисту»? – Аришка чувствовала, что ее план рушится, но поделать с собой уже ничего не могла.

– Потому что ты храпишь громче всех!

– А- а… – разочарованно протянул брат. – Понятно. Я же говорил: гонишь! Я вообще не храплю! Все напридумывала! Детские сказочки, чушь собачья, ерунда плная! Черное мочало мимо прокачало! Пора выходить из детского возраста! – и одеяло взмыло, окончательно укрыв его под собой.

– Ах, ерунда? Чушь? Я гоню? Ну и ладно! Больше я тебе ничего не расскажу! Ни про темного коротышку с усиками, ни про светлого блондина с бантиком на шее, ни, ни…

– Ой, ха- ха- ха! – сотрясалось одеяло. – Ой, не могу! Умру сейчас от смеха! Блондин с бантиком! Может, вообще это был кот Леопольд? Он тебе ничего не намурлыкал? – изгалялся брат. – Уж лучше я посплю, чем твои сказочки слушать! Хотя, впрочем, – можешь говорить, под сказочки-то спать приятней, – и Ромка демонстративно отвернулся к стенке.

Через секунду снова раздался его храп.

– А еще говорит, что не храпит! – от досады Аришка дернула одеяло так, что его обладатель чуть и в самом деле не скатился с полки. Он обернулся, но, секунду подумав, – зевнул и подтянул одеяло на себя.

– Ладно, давай, ври дальше. Я сказочки-то люблю, люблю. Под сказочки-то спать приятней!

Глава двенадцатая

Лирическое отступление, из которого следует, что вести светские беседы – занятие не из простых

Аришка не успела рассказать сказочку дальше – в дверях появились родители. У них в руках уже не было ни совка, ни лопаты, а лица разрумянились, будто они разгрузили не одну тачку снега.

Оказывается, пока брат с сестрой вели содержательные беседы, поезд притормозил возле какой-то маленькой станции.

– Подъем, лежебоки! Вставайте, будем пить чай! – заменил свое обычное «Рота подъем» папа. – Причем совершенно безвредный, совершенно безопасный, заряженный свежим лесным воздухом!

А мама, просунув замерзшие руки Аришке под одеяло, принялась ее тормошить, заодно и отогревая озябшие ладони:

– Вставайте! Мы принесли вам йогурт, шоколад, печенье!

Папа же с гордостью сказал: – Вот! – и поставил это «Вот» на стол.

Папино «вот» состояло из коробки чая «Бодрость», печенья «К завтраку» и плитки шоколада под названием «Не унывай»!

– И не надо обращаться к этой зубастихе! – и, не удержавшись, все же добавил: – Рота, пааадъем!

А поезд, оторвавшись от станции, уже снова набирал обороты. За окном намечался день: свежий, сочный, ядреный. Плоское, как блин, из за горизонта выкатывалось солнце. И причин отказываться от маленьких радостей жизни не было.

После постигшего разочарования с братом – Аришка решила себя утешить: позавтракать печеньем «К завтраку», взбодриться чаем «Бодрость» и перестать унывать с помощью плитки шоколада.

И все было замечательно: ложки не исчезали, стаканы не летали. А снежинки, если еще и кружили, то тут же исчезали, не успев добраться и до верхних полок. А если к этому добавить проносящиеся за окном пушистые елки, уютные домики, с белыми, набекрень шапками и струйками дыма, то становилось понятно, что жить на свете – стоит!

Ну, в самом деле, что может быть лучше, чем ехать в поезде, да еще в отдельном купе, да еще в таком дружном семействе, где брат так нежно любит сестру, где папа жаворонок, а мама мудрее самой мудрой совы…

И, помешивая ложечкой в стакане, вести светскую беседу.

– Ну вот, как славно позавтракали, – погладил себя по животу папа. – И никаких тебе чудес! И стаканы не летали…

– И бутерброды не превратились в летающие тарелки, – почему-то заметил Ромка.

– И колбаса не замычала.

– Ну, теперешняя колбаса вряд ли вообще может мычать, – скептически поморщилась мама. – Скорее, поверю, что она может хрюкать, кукарекать, а то еще хуже – мяукать или гавкать.

– Скажешь тоже – гавкать! Что ли мы варвары какие, собачатину есть? – возмутился папа. – Может, ты путаешь русскую колбасу с французскими лягухами? А нам, русским, лишь бы картоха была! Правда, Ромка? – обратился он к собрату по полу и аппетиту.

– А что, я бы не прочь попробовать, – неожиданно возразил Ромка. – Может, разведем на нашем пруду? Выйдешь так по утру водицы испить – а там уже готовый завтрак плавает.

– Ну, Ромка, ты не патриот! – разочарованно протянул папа. – Мне лягушку хоть сахаром обсыпь – я есть не стану! Впрочем, если вы думаете, что французы едят обыкновенных лягушек, ошибаетесь. Они вывели такую специальную породу лягух огромными лапами, типа наших бройлерных цыплят. Вот как раз эти-то лапы они и едят!

Мама вдруг перехватила рукой горло.

– Послушайте, других-то тем нет, кроме лягушек?

– Есть, сколько угодно есть тем! – Аришке тоже не очень-то понравилась лягушачья тема.

– А давайте лучше… Поселим на нашем пруду – нимф, – вышел с рационализаторским предложением Ромка. Тоже земноводные. Выйдешь так по утру водицы испить, а там – такие красивые, длинноногие…

– Вырасти не успел, а туда же! – фыркнула Аришка. – Мам, ты за кого? За нимф или за лягушек? – вопрос о заселении пруда волновал Аришку не на шутку.

– А, мне все равно! – похоже, мама сегодня была не расположена вести светскую беседу.

– Пап, а ты?

– Ну, пусть будут нимфы… Длинноногие все же лучше, чем квакающие, – отозвался папа, и тут же снова перехватил мамин неопределенный взгляд.

Впрочем, у нас итак есть две, и как раз обе длинноногие. Да и вообще – других тем, что ли, нет, кроме того, чтобы обсуждать – кто будет квакать в нашем пруду?

– Вот именно! – Аришка чувствовала, что светская беседа заходит в тупик. – Есть, сколько угодно есть тем!

– Вот именно, сколько угодно! – снова поддакнул папа.

– Проводница, например! – не теряла жизнелюбия Аришка.

– Да, проводни… Почему именно проводница? Что, кроме нее уже и поговорить не о чем?

Аришка вздохнула:

«Нет, вести светскую беседу с родителями – занятие не из легких»!

А папа, посмотрев на маму, вдруг сказал:

– Имейте в виду, мамина голова – это наше общее достояние. Не забивайте ее всякой ерундой. Это не просто голова, это…

И он принялся подыскивать достойные эпитеты для маминой головы:

– Генератор мысли, очаг идей, светоч любомудрия…

Аришка с Ромой как-то по-новому посмотрели на мамину голову. Голова была как голова. С длинными, до плеч, светлыми волосами, распушенной по лбу челкой.

И пока папа напрягался в поисках эпитетов, «генератор мысли» генерировала их, склоняясь над столиком. Не дослушав конца папиной витиеватой речи, мама, собрав посуду, отправилась в сторону тамбура.

Глава тринадцатая

Рассказывающая о том, что реальность бывает порой богаче самой богатой фантастики, «генератор идей» дает сбой, а Ромка совершает чудеса благородства

Не прошло и пяти минут, как мама появилась снова.

Но что это была за мама! На плечах ее было то же «достояние», тот же «генератор идей и мыслей» но, похоже, этот генератор дал сбой.

Стаканы в ее руках остались невымытыми, пальцы нервно подрагивали.

– Он… там! – едва выговорила она, прикладывая палец к губам.

– Кто? – уставились на нее три пары глаз.

– Т-сс! – мама снова выглянула в коридор и тут же захлопнула дверь. – Ходит!

Аришка смотрела на маму. Если мама и была генератором идей, то, как правило, это были хорошие правильные идеи. Она даже забеспокоилась, не повредил ли избыток впечатлений их общее достояние?

А на папу мамин вид вообще подействовал особенным образом. Он даже привстал, оторвавшись от своих книг и журналов, и, подойдя к двери, собственнолично выглянул в коридор.

Но коридор был пуст.

– Дорогая, ты просто переутомилась. И потом, кто – он?

– Тот! Клетчатый! Про которого рассказывала проводница! С баулами!

– Вот глупости! Да где ты его видела? Клетчатый!

– В тамбуре!

– Ну вот, я вам говорил! – бросил папа взгляд на детей. – Что значит расстраивать мать по пустякам!

– Проводница наплела тебе что-то – вот у тебя и отложилось, – снова повернулся он к маме.

– Не хотите – не верьте! А я говорю – он, маг, там! Все совпадает! – и мама снова оглянулась на дверь. – Клетчатая накидка – раз! На голове какое-то сооружение вроде старинного котелка, боливара, или… В общем, того, что носят волшебники.

– Волшебники! – усмехнувшись, передразнил ее папа. – Дожили! Да где ты их видела? В цирке? Ты что, маленькая девочка, чтобы во все это верить?

– А в руках, как и говорила проводница, два старинных баула!

– Ну, значит – обыкновенный пассажир только с большими сумками!

– Обыкновенный? Да? Тогда зачем он все это на себя нацепил?

– Ну, сумки могли быть какие угодно, лишь бы большие. Ты увидела на нем что-то клетчатое, у тебя, как у натуры впечатлительной, разыгралось воображение…

– Что же тогда этот обыкновенный пассажир со своими обыкновенными сумками делал в нашем тамбуре? – не сдавалась мама.

– Ну, решил, например, заранее подготовиться к выходу.

– Но он стоял в тамбуре, противоположном тому, где выход!

– Значит – хотел перейти в соседний вагон! Мало ли что может прийти в голову пассажиру! Сколько пассажиров – столько голов! – снова посмотрел папа на мамино достояние.

А мама вдруг медленно провела пальцем по поверхности лежащего на полке одеяла.

– И эта его накидка… Она действительно очень напоминает наше одеяло. Очччень напоминает… – и в голосе мамы вдруг прозвучали какие-то знакомые интонации: слышали они уже где-то эту растянутую букву «ч».

– Знаешь что, дорогая… Давай-ка ты лучше попей чайку, а мы все за тобой поухаживаем!

Папа осторожно придвигал маму ближе к столику, впервые не спеша забраться туда сам, первым.

– Ну его, этого клетчатого! Стоит из-за него так волноваться, головы ломать!

Следуя папиному примеру, все наперебой принялись ухаживать за мамой. Аришка добровольно сбегала за кипятком, Ромка даже собственноручно размешал чай в мамином стакане, а папа…

Тот вообще целых полчаса просидел рядом, забыв про все свои книги и журналы. И все просил маму «сделать еще глоточек, от которого ей должно стать еще лучше», пока она не заявила, что «чай у нее сейчас польется прямо из ушей».

После основательно растянувшегося чаепития на процедуру мытья стаканов командировали Ромку. На это задание, как на задание особой важности, было решено отправить мужчину. А так как папа неотлучно находился при маме – то единственным оставшимся мужчиной и был Роман.

– Все равно лучше, чем у тебя, это ни у кого не получится! – вручил ему стаканы папа.

Ромка вздохнул и, пронеся над Аришкой свое обреченно-недоступное лицо, обозначавшее «не мужчинское это дело», гордо удалился.

– Привет клетчатому! – не смогла удержаться Аришка.

Итак, брат ушел, Аришка же принялась думать. На этот раз о том, что сказала мама.

«Верить или не верить?»

С одной стороны, мама действительно могла принять за мага какого-нибудь пассажира в клетчатой одежде. С другой… Аришка тоже ночью видела в их купе двух странных типов и, если бы о них решилась рассказать, – еще неизвестно, поверили ли бы ей. Брат, например, не поверил.

Странно, прошло уже больше четверти часа, а Ромка все не возвращался.

– Провалился он там, что ли? – папа, поглядывая на маму, старался говорить ровным голосом.

– Наверное, он там стаканы просто очень тщательно моет, – предположила Аришка.

– Мылом, – нервно кивнула мама.

– И мочалкой.

И все принялись гипнотизировать дверь. Призрак клетчатого мага снова неуловимо проплыл в воздухе.

Прошло еще минут пять. Папа понял, что наступило время действовать ему. Как бы этого не хотелось – он оторвался от мамы, и…

Но в этот момент дверь затряслась, словно в приступе сенной лихорадки. В распахнутом проеме появился брат Рома с блистающими от чистоты стаканами. Живой и невредимый.

– Вот видишь! – радостно воскликнул папа. – А мы уж грешным делом подумали, что и тебя… – но, сдержался.

А мама, убедившись, что это ее собственный родной сын, целый и невредимый, вздохнула:

– Каждый раз при виде тебя я вспоминаю знаменитый анекдот про черепаху…

Аришке очень нравился анекдот про черепаху. Черепаху отправили в магазин. И долго ждали. Наконец, когда терпенье ожидающих лопнуло, ее увидели. Естественно, что выразили возмущение по поводу ее долгого отсутствия. На что невозмутимая черепаха сказала: «Будете ругаться – совсем не пойду».

Анекдот Аришке нравился еще и потому, что к брату он очень подходил. Но сейчас она, не слушая, молча за ним наблюдала.

Она видела, как он невозмутимо поставил стаканы на стол. В этой его невозмутимости, возможно, и было кое-что, на что следовало бы обратить внимание. Но родители, обрадованные возвращением сына и чистой нелетающей посуды, – ничего не заметили.

Зато Аришка даже очень заметила, как долго и таинственно брат вытирал ладони о полотенце. Как потом долго и таинственно махал ими в воздухе. И только после этого, не спеша, забрался на верхнюю полку.

И вместе с ним перекочевал туда и его таинственный свет.

Глава четырнадцатая

В которой брат превращается в маску из «Музея масок»

А поезд неумолимо приближался к Арамасу. Еще минут пятнадцать ехали по городу. Колеса вращались все медленней, будто поезд получил подвывих суставов, и, наконец, почти лизнув край платформы, – остановились.

Родители засуетились, натягивая одежду. На улице мороз, как-никак едут на Урал. Стоянка более получаса – можно пойти размять ноги.

– Ну что, кто с нами?

– Я! – Аришка уже собралась спрыгнуть с верхней полки, как вдруг почувствовала: та ее не отпускает. Она оглянулась…

Оказывается, это не полка, а нежное рукопожатье брата гвоздит ее к месту.

– Тебе что, делать больше нече… – договорить она не смогла: увидела лицо. При виде этого «лица» она и сама чуть не скатилась с полки.

Лицо все кривилось в гримасах: брат с такой силой манипулировал мышцами, что, казалось, у него сейчас что-нибудь где-нибудь лопнет. Маски ужаса не шли с ним ни в какое сравнение.

Особенно он старался подмигивать ей глазами, причем обоими сразу. Губы дергались, и, кажется, даже шевелились уши. И всего его потряхивало, словно он был подключен к сети высокого напряжения. Или вытанцовывал на полке танец какого-нибудь африканского племени мумбо-юмбо.

Все это многообразие подавало Аришке знаки, объективно оценив которые, она поняла: уходить ей сейчас не стоит.

Честно говоря, она совсем не горела желаньем выполнять никакие его просьбы, но уж…

Но уж так и быть!

– Ма, мне чего-то не хочется, – убрала она обратно уже готовые спрыгнуть ноги.

– Неужели еще не належалась? – удивилась мама. – А ты, Рома?

– Я… Да… – брат едва успел придать своей физиономии более пристойное выражение. – Я лучше на город из окна посмотрю. Так он как-то лучше выглядит.

– Ну и ладно, раз вы такие ленивые! – и родители, помахав, а вернее, махнув на них рукой, поспешили: брать оптом и в розницу журнальные и едальные ларьки города Арамаса.

– Да, – окликнула их Аришка. – Если захотите купить мне мороженое – лично я не возражаю!

– И я не возражаю! Лично! – вдогонку крикнул брат. – И все равно какое, лишь бы большое!

– Ну, что? Почему ты не дал мне уйти? Что такого секретного хотел сообщить? – едва за родителями закрылась дверь, набросилась Аришка на брата.

Но теперь он принялся интригующе молчать, по инерции подрагивая мышцами лица.

– Между прочим, у меня есть собственный капитал, который я собиралась потратить в Арамасе! – Аришка как раз прикидывала в уме – как его лучше вложить.

– Знаю я твой капитал, – наконец отреагировала пластилиновая физиономия: – «Возьми рубль и гуляй на всю катушку!»

Аришка только хотела возразить, как брат опередил:

– В общем… Видел я их.

Глава пятнадцатая

В которой снова появляются двое известных «неизвестных», а Ромка принимает сторону сестры, решив сменить амплуа ленивца на амплуа детектива

Аришка, занятая мыслями о вложении капитала, не сразу поняла, о чем речь.

– Говорю – видел я этих двоих.

Она как раз прикидывала в уме: хватит ли денег, чтобы купить: бутылку пепси-колы, шоколадный киндер-сюрприз, жвачку, чупа-чупс…

– Ну, тех, про которых ты рассказывала. Темноволосого коротышку и высокого блондина. Кстати, на шее вместо обычного галстука у этого длинного действительно был галстук-бабочка! Из-за нее и обратил внимание!

Получалось – не хватит. От чего-то придется отказаться. От чего?

– Так вот, – так и не дождавшись реакции, продолжил брат, – оказывается, они действительно существуют! Не знаю, правда, насколько верно то, что они вваливались ночью в купе… – факт, что своей спасенной жизнью, он, возможно, обязан девчонке, да еще собственной младшей сестре – напрягал. – Но то, что существуют – точно!

До Аришки, наконец, дошло! И все чупсы мигом вылетели у нее из головы.

– А, кот Леопольд! Ты же говорил, что его не существует? Что это детские сказочки?

– Слушай лучше!

И две головы, свесившись в межполочном пространстве, принялись вести секретный совещательный диалог.

Минут через пят Аришка наматывала на шею шарф.

Итак, эти двое ночью ей не привиделись. Брат видел их тоже. Он видел их идущими по коридору. Значит – они едут в их поезде. А может – в их вагоне?

Теперь Ромка владеет той же информацией, что и она. Правда, в то, что в вагоне происходит что-то непонятное, может даже сверхъестественное – он не верит.

– Ну, допустим… Даже если они и зашли ночью в купе – что с того? Два подвыпивших пассажира, возвращаясь из ресторана, могли запросто перепутать купе!

Поделившись соображениями, они все же решили пойти прогуляться: свежие, проветренные головы им сейчас были жизненно необходимы.

Они уже подошли к спусковой лестнице, как прямо перед собой увидели парочку. Ту самую, только что бывшую предметом их разговора.

Двое толклись на платформе, как раз собираясь подняться в вагон. У коротышки подмышкой торчала свернутая трубочкой газета. Из газеты выглядывал хвост селедки.

Первое интуитивное желание: сбежать, укрывшись в глубине вагона. Но парочка успела их заметить.

И, взяв себя в руки, как ни в чем не бывало они по очереди спустились на платформу.

В тот самый момент, когда Аришка собралась спрыгнуть с последней ступени, коротышка чуть отшатнулся, пропуская ее. На секунду их взгляды встретились, и что-то дрогнуло в его зрачках. Рука его дрогнула тоже, и хвост селедки вызывающе качнулся у Аришки под носом.

А еще, когда они только увидели, Аришка непроизвольно толкнула локтем брата, перехватив мгновенный промельк длинного, который, кажется, и не взглянул даже, но сфотографировал взглядом. И что-то успел шепнуть напарнику.

Проскакивая мимо коротышки с шишкообразным носом, почти одного роста с Ромкой (не нос, разумеется, его обладатель), Аришка сделала вид, что его не узнает. И прошла мимо, гордо подняв голову.

А коротышка со своей селедкой, почти налетев на нее, вдруг засуетился: прихватил пальцами шляпу и забормотал извинительно:

– Миль пардон, мадам, то есть я хотел сказать, миль пардон, мадемуазель.

Интонацию голоса Аришка тоже узнала: фальшивый иностранный акцент. Да, сомнений быть не могло – именно этот голос она и слышала ночью.

Стоя на платформе, брат проводил взглядом исчезнувшую в тамбуре парочку.

– Копченая… – повела носом Аришка.

– Ты про что?

– Про селедку. Не заметил, что ли? У коротышки подмышкой.

– Я на такие мелочи внимания не обращаю, – скептически поморщился брат.

– Ничего себе мелочь! Очень даже крупная мелочь! А запах…

– Запах к делу не относится.

– В настоящих детективах, между прочим, как раз мелочи и играют главную роль. Помогают, так сказать, раскрыть преступления.

– Преступления никакого нет! По крайней мере – пока, – сделал значительный акцент брат. – Есть два типа, которые шатаются по ночам. Интересно бы проследить, куда они пошли? Похоже, едут в нашем вагоне. А все ты со своей селедкой…

Договорить он не успел.

– Стой! Ты куда?

Но силуэт сестры уже мелькал в замороженном окне вагона.

Ромка бросился вслед, надеясь, что хоть на этот раз она не успеет совершить подвиг. Но, проскочив тамбур, увидел: сестра стоит, замерев возле двери смежного с ними купе. Прижималась она к двери так плотно, что ухо ее казалось к ней просто приклеенным.

«Что она делает!»

Коридор был пуст – пассажиры прогуливались, пользуясь длительной остановкой. Но любая дверь в любой момент и, прежде всего, та, возле которой она стояла, могла распахнуться.

Ромка невольно представил: дверь открывается, и Аришка вваливается туда, в купе, на радость и потеху двоим, пожирающим селедку.

– Ариша! – почти шипел он. – Не ходи туда! Иди сюда!

Но единственное свободное ухо сестры не реагировало.

Но вдруг… Она закрутила головой, словно от чего-то отмахиваясь. Выпрямилась и быстро пошла по коридору. В сторону тамбура, где ни жив – ни мертв, ждал ее брат.

Увидев сестру, идущей по коридору, Ромка сделал шаг назад, и в ту же секунду дверь купе, возле которой она стояла, поехала в сторону. В образовавшийся проем высунулись две головы.

Заметив удаляющуюся фигуру девочки – головы уставились ей вслед.

Ромка же, оставаясь невидимым, едва дождавшись, нетерпеливо дернул сестру за руку, увлекая за собой.

– Ты что, ненормальная? – выговаривал он, когда, уже покинув вагон, тащил ее вперед по платформе. – А если бы они увидели?

– Подумаешь! – сестра смотрела веселыми глазами. – Я же еду в соседнем купе – значит имею право проходить. Это никем не запрещено! – Аришке было приятно, что брат все-таки за нее волнуется.

– Ну, ладно, давай рассказывай, что ты там наподслушивала?

– Да… так, – Аришка вздохнула многозначительно. – Ничего особенного.

– Знаю я твое «ничего особенного»! – по выражению ее глаз Ромка уже кое-что понял. – Ну давай, колись!

– Оттуда так вкусно пахло…

– Только про селедку не надо!

– В общем так… – решила Аришка не испытывать его терпение дальше. – Когда я прижалась ухом к двери – услышала обрывки разговора. Один сказал: «Эти дети могут нам все испортить». А второй добавил: «Угораздило же тебя ночью сунуть нос в их купе! И в кого он у тебя такой длинный»! Ну а первый ему ответил: «Зато твой слишком короткий, лично я бы не возражал, чтобы он у тебя был немного подлинней»!

И Аришка замолчала с выражением полной и таинственной значимости.

– Ну, а дальше?

– Ну что дальше… Дальше они начали спорить, у кого нос длинней.

– И все?

– Почти. Правда, один еще сказал… «Как бы из-за них не сорвалось!»

– Ну, так и сказал? – у Ромки даже перехватило дыханье.

– Ага! – Аришка, понимая важность сообщения, в тайне гордилась собой. «Пусть знает, какая у него сестра!»

– Интересно, а что «не сорвалось»?

– Вот этого он не сказал!

– Ну а… Еще говорили что-нибудь? Может, что-то делали?

– Делали, – Аришка кивнула, но продолжать не спешила.

– Специально что ли тянешь? – руки так и чесались ее подтолкнуть: «Что она тормозит, как подходящий к станции поезд?»

– Я не тяну, сам же сказал: «Про селедку не надо!» А они как раз начали газетой шуршать. Видимо, разворачивали. Я же говорю – они этой селедкой просто газовую атаку устроили.

– Ну, а когда разворачивали… При этом что – молчали?

– Почему молчали? Не немые же они. Один говорит: «Отличная селедка. Прокоптили что надо. И где только ты ее нашел?» А другой отвечает: «В ларьке, за вокзалом. Я, сколько на этом поезде езжу, все время там покупаю. Жаль, что картошечки нет». А другой: «Я видел, бабуля продавала, горяченькую, прямо на перроне». А первый: «Так надо было купить»! А второй: «Так еще не поздно!» – тарахтела Аришка. – Ну, тут я и…

– Так что – они собрались идти покупать картошку? – Ромка оглянулся. – Что же ты раньше не сказала? – и, схватив сестру за руку, потащил подальше от вагона.