Последнее воскресенье ноября. Психологическая драма в одном действии

Т а м а р а. Надя, она все слышит.

Н а д я. Пусть слышит, что я свою дочь ненавижу… что меня трясет от нее! А ты ей потакаешь. И причем постоянно…

Т а м а р а. Господь с тобой!

Н а д я. Что, правда глаза колет?

Т а м а р а. Да какая еще правда?

Н а д я молчит.

Т а м а р а. Ну! Говори!

Н а д я. Она… Она… Она мне не дочь вовсе.

Т а м а р а. Тьфу! Да чтоб у тебя язык поганый отсох за такие слова!

Н а д я. А что? Моя дочь никогда бы не захотела меня убить.

Т а м а р а. Ты что такое говоришь? Я тебя спрашиваю: ты что такое говоришь? Она ж, небось, все слышала.

Сестры долгое время сидят молча.

Н а д я. Том…

Т а м а р а. Что?

Н а д я. Ты… прости меня…

Т а м а р а. Я-то тебя прощу, а вот ты дочь простишь?

Н а д я. Не знаю. Если я скажу «да», то, значит, обману, и ее и себя, а если скажу «нет», то буду мучиться. Если бы ты только знала, как меня на изнанку выворачивает от этого. Я хочу, очень хочу ее простить, но не могу… меня как будто бы внутри что-то не отпускает. Я просто не знаю как… Я боюсь.

Т а м а р а (приобняв сестру). Помнишь, как наш отец за матерью бегал?

Н а д я. Когда она «рога» ему поставила?

Т а м а р а. Так смешно было… Он с топором за ней бегал, а все равно любил. Вертела она своим хвостом, как могла, а он прощал, потому что любил. Если ты любишь свою дочь, значит, и ты ее сможешь простить! Угол у тебя есть… Что еще тебе нужно?

Н а д я. Дело-то не в квартире.

Т а м а р а. А в чем тогда?

Н а д я. В Ларисе. (Хочет успокоиться, но не получается.) Ты же помнишь, когда я на Севере жила, то забеременела от Володи? Мы тогда с ним только познакомилась… Он такой красивый был! высокий, кудрявый…

Т а м а р а. Ну-у…

Н а д я. Не рожала я тогда… вот те и «ну».

Т а м а р а. Как это не рожала?

Н а д я. А вот так. Обманула я вас. Наврала всем… и тебе, и родителям, и себе. Вернее, не так… я наврала, что забеременела… а на самом деле я тогда заболела, очень сильно… врачи сказали, что… я не смогу иметь детей… В общем, простудилась я, а Володя как узнал, сразу же бросил меня… мне тогда снова пришлось обмануть вас, вот я и сказала, что он умер от пневмонии. Господи, как мне было стыдно… (Помолчав.) Мне и сейчас стыдно…

Т а м а р а. Погоди, а Лариса тебе кто тогда?

Н а д я. Лариса… Лариса приемная дочь. Я как узнала, что у меня не будет детей, так сначала не поверила. Сходила на прием к врачу… потом к другому, потом к третьему, а они как будто сговорились все! Говорят – бесплодие… что проблемы с яичниками и с маткой. Я никак не могла поверить, что такое может быть… поэтому и не хотела никому говорить.

Т а м а р а. Но почему?

Н а д я. Боялась я. Знаешь, как мне было страшно. Я ведь когда матерью стала, то пособия получала, причем довольно приличные, и все откладывала до нужного срока, только срок этот так и не наступил. Ну сама знаешь – квартира-то сгорела, а там, в большой вазе деньги хранились, я их тогда только-только со счета сняла. Господи, как мне было обидно… (Пауза.) Я все время думаю: ну за что? за что мне такие испытания? что я сделала не так в этой жизни? (Еще одна пауза.) А вот теперь скажи мне, верующий человек: есть ли бог на этом свете? есть ли справедливость? неужели я заслуживаю это?

Т а м а р а (очень тихо). Сестренка, ты посмотри на мою жизнь. Моя единственная дочь с пяти лет находится в доме инвалидов. Но я разве жалуюсь на судьбу? Человеку выпадают те испытания, которые он сможет выдержать и вынести. Пойми, Господь тебя любит.

Н а д я. Любил – не мучил бы… ни меня, ни кого.

Т а м а р а. А ты любишь Ларису?

Н а д я. Сама знаешь ответ. Зачем спрашивать?

Т а м а р а (с печалью в голосе). Тогда ответь сама себе: зачем ты испытываешь дочь? она это заслужила? Если «да» – тогда ты заслужила такую жизнь и такие испытания.

Молчание. Сестры сидят, не обращая внимания на шум воды, звук которой доносится из туалета.

Т а м а р а. Вспомнила. Она ж приходила ко мне, когда ты в больнице после пожара лежала, и все расспрашивала: «Правда ли, – говорит, – что у матери деньги сгорели?» – а я ей в ответ: «Да Господь с тобой! Какие же деньги?» – Боже мой, я и знать не знала!

Н а д я. Вот-вот… Когда Лариса узнала, что деньги сгорели, она ж сначала не поверила, думала, что я их украла. А кто ее содержал? Кто ее одевал, кормил?

Т а м а р а. Поверить не могу.

Н а д я. А ты еще говоришь о прощении. Ты бы по чаще слушала младшую сестру.

Т а м а р а. Нет. Я поверить не могу твоей глупости. Ты ее не прощаешь, потому что она хотела тебя убить… Но зачем ей это?

Н а д я. А ты не понимаешь?

Т а м а р а в ожидании ответа, разводит руки.

Н а д я. Деньги ей были нужны да квартира моя.

Т а м а р а. Все равно не понимаю… Родная дочь, родную мать.

Пауза.

Н а д я. Она ведь в больницу ко мне приходила, а я ее тогда взяла и прокляла.

Т а м а р а. Боже мой! Боже мой! Зачем? Почему… почему ты мне ничего не рассказывала?

Н а д я. Боялась.

Небольшое молчание.

Н а д я. А вот теперь скажи: кто кого должен любить и кто кого должен прощать?

Т а м а р а. Лариса тебя любит. А вот ты любишь ее?

Н а д я (тяжело вздохнув). Люблю. (Помолчав.) Это значит, что я ее прощаю?

Т а м а р а неуверенно соглашается.

Н а д я (обнимает и целует сестру.) Надо с ней поговорить. (Идет в комнату.)

Т а м а р а (внуку). А где Лариса?

Л е н я. В туалете.

Сестры подходят к туалету.

Т а м а р а. Странно… вода журчит…

Н а д я. Лариса, ты моешься? (Стучит в дверь.) Молчит… Хм… она ведь всегда под душем моется… (Снова стучит.) Ла-ри-са!

Т а м а р а. Не слышит.

Н а д я. Лариса, с тобой все хорошо? (Дергает дверь.)

Т а м а р а. А если, она все слышала?

Тишина.

Н а д я (в панике). Господи, доча! Лариса! Ты меня слышишь?!

Пытаются открыть дверь. Появляются Л е н я и М и т я.

Л е н я. Мама…

Н а д я. Тома, уведи детей!

Л е н я. Мама, а что с Ларисой?

Т а м а р а уводит Л е н ю и М и т ю в комнату.

Н а д я. Лариса, открой дверь! Ты слышишь меня? Лариса!

Тишина.

Л а р и с а. Вы чего?

Н а д я. Лариса! Доча! Солнышко! Мы так испугались… мы так испугались за тебя… Почему ты не отвечала?

Л а р и с а. Я не могла говорить.

Появляется Т а м а р а.

Н а д я. Господи, доча! (Обнимает Ларису.) Ты прости меня.

Л а р и с а. За что? Ты чего? Мама, все же хорошо!

Н а д я и Т а м а р а обнимают Л а р и с у.

Н а д я. Что-то я так распереживалась… Ой, дура…

Появляется М и т я.

Л а р и с а (обнимает и целует его). Не скучай, сына, я скоро вернусь… Слышишь?

М и т я молча кивает головой.

Л а р и с а. Слушайся бабушек. (Еще раз обнимает сына.)

Н а д я. Уходишь?

Л а р и с а (неуверенно). Да. Мне пора.

Т а м а р а. Даже не перекусишь?

Л а р и с а. В другой раз.

Пауза.

Л а р и с а. Мне, правда, нужно идти.

Н а д я снова обнимает дочь.

Н а д я. Береги себя.

Л а р и с а, окинув всех своим взглядом, все же находит силы, чтобы уйти. Мать идет следом. После небольшой паузы она закрывает за Л а р и с о й дверь. Затемнение.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Дети сидят на диване. Н а д я смотрит телевизор: «…на смену дождям, грозам и ветрам придет зима. В отдельных районах Сибири выпадет снег. В преддверии последнего воскресенья ноября в Сибирских регионах погода будет снежная. В Омске и Ханты-Мансийске минус 5-7, в Новосибирске и Томске минус 8, а в Кемерове столбики термометров опустятся на 10-15 градусов ниже ноля…»

Н а д я (выключив телевизор). Середина ноября, а у нас дожди идут.

Входная дверь открывается, входит Т а м а р а.

Н а д я (смеется.) Промокла?

Т а м а р а. Мало того что дождь, так еще и град пошел. Кое-как до дома добежала.

Н а д я. А я тебе говорила: «Возьми зонтик», – а ты что? – «Возьму! Возьму!»

Т а м а р а. Ну забыла я… и что с того?

Н а д я. Да смешно просто. Он как висел, так и весит на вешалке.

Т а м а р а. Да что ты прикапалась с этим зонтиком? Он все равно не помог бы мне. Вон, какой ветрина сегодня днем был, он сломал бы твой зонтик в два счета!

Н а д я. Да-а, ветрина ужасный был. Я думала, он все деревья сломает.

Т а м а р а (подойдя к окну). Когда ж это кончится?

Молчание.

Н а д я. А ты где целый день была?

Т а м а р а. К дочери ездила.

Н а д я. Зачем?

Т а м а р а. Не могу я так, – понимаешь? – не могу, – что я, не мать ей что ли? (Пауза.) Домой просится. Говорит, что не может больше есть поганые помои по пять раз в день, которые вообще есть нельзя… надоело ей тумбочку постоянно на замок закрывать – боится, что скоммуниздят что-нибудь… а еще ее бесит, что она купить себе ничего не может – денег не дают, говорят: «Ты у нас недееспособная»…

Н а д я. Они там совсем рехнулись что ли!

Т а м а р а. Да это просто жуть какая-то! Особенно, когда ты знаешь… что твою дочь пичкают непонятными таблетками. Ты бы видела ее сегодня: сидела вся затуманенная… на губах какая-то пена… (Небольшая пауза.) Я ведь ее даже забрать не могу – не разрешают… ну а если разрешат – кто с ней возиться будет? а если она в бега подастся, что тогда? Да и к тому же я за Леню переживаю… кто знает, что у нее на уме.

Н а д я. Я бы на твоем месте подумала хорошенько.

Т а м а р а (неожиданно). Лариса так и не приходила?

Н а д я (в недоумении смотрит на сестру). Издеваешься?

Т а м а р а. Ничуть.

Н а д я. Полмесяца назад.

Т а м а р а. Полмесяца прошло.

Н а д я. Да, полмесяца. Это целых две недели.

Т а м а р а. И заметь, ты ни разу не поинтересовалась, где она.

Н а д я. А то что она Митю ни разу не навестила, тебя не волнует?

Т а м а р а. Ты извини, конечно, но теперь это твоя обязанность!

Н а д я. Какая еще обязанность?

Т а м а р а. Обязанность перед Господом Богом.

Н а д я. Я тебе уже говорила, что не верю ни в бога, ни в черта.

Т а м а р а. Да-да-да… «но какая-то неведомая сила управляет нами!» Пойми, наконец: ты ведь теперь несешь ответственность.

Н а д я. Здорово! Как вы ловко за меня всё решили! Я прям не могу!

Т а м а р а. Кто?

Н а д я. Да вы с Ларисой. Тебе, может, напомнить, кто взвалил на меня этот груз ответственности, а?

Т а м а р а молчит.

Н а д я. Чего ты молчишь? Сказать?

Т а м а р а продолжает молчать.

Н а д я. Да вы и взвалили. Но ты, сестренка моя, одно упустила: Лариса никогда не вернется за своим сыном. Уж поверь мне. Но что самое интересное – это ты согласилась оставить Митю, а не я. Так что он у тебя в гостях, а не у меня. А значит – это ты несешь ответственность, а не я. Ну-у… что скажешь? так и будешь молчать?

Т а м а р а. А знаешь… ты можешь в любой момент отказаться нести ответственность.

Н а д я. Вот спасибо! Что же ты свою инициативу не выдвигаешь тогда? Или ты можешь только ответственностью разбрасываться, да перекидывать ее со своих плеч на другие?

Т а м а р а. А я уже несу ответственность.

Н а д я. Да-а! И перед кем же? Перед господом богом?

Т а м а р а. Да. Потому что Он когда-нибудь спросит меня: «Хорошо ли ты относилась к Лёне?»

Н а д я. И что же ты ему скажешь?

Т а м а р а. А я скажу Ему, что всеми силами пыталась сделать из Лени человека.

На кухню входит Л е н я.

Л е н я. Мама, а Митя мне все ноты изрисовал.

Н а д я. Ой, а ты как будто расстроился!

Л е н я. А еще он мою шоколадку съел.

Т а м а р а. Тебе сколько лет? Чего ябедничаешь?

Н а д я (Лёне). Ох, злыдень… Паук. Опять интриги вьешь? Митя не ест сладкое.

Л е н я (не сразу). Ест. Мама, это правда!

Т а м а р а. Ребенок, а сладкое не ест.

Н а д я. А что в этом такого? Лариса тоже в детстве сладкое не ела.

Т а м а р а (Лёне). Иди в комнату.

Л е н я уходит.

Т а м а р а. Да. Не доглядела. Если бы я тогда не пила, то все было бы по-другому… и Люда бы под машину не попала. Что я сейчас могу сделать? – может, ты мне ответишь. (Ждет.) Молчишь. Ты только в чужой жизни любишь капаться, на свою тебе похер.

Н а д я. Чего-чего?

Т а м а р а. Только не надо… не надо… Своя жизнь не удалась – другую испорчу? – так что ли? Я значит, из кожи вон лезу, чтобы хоть как-то померить вас, а ты меня по роже бьешь. Хорошо. Хорошо. Вот, чему нас жизнь учит. Я почему молится начала? Да потому что я дочь свою люблю, а уж внука, тем более. Знаешь, как мне приятно, когда он меня «мамой» называет. Только б воспитать его человеком, а об остальном я уже и не прошу.

Н а д я. Том…

Т а м а р а. Господи, ей было всего пять лет… Всего пять лет… Кого мне винить? Кого?

Н а д я. Тише…

Т а м а р а. Вот, теперь ты мне говоришь «тише».

Молчание.

Н а д я. Том… давай до Ларисы сходим?

Т а м а р а ухмыляясь соглашается. Сестры идут в коридор одеваться.

Н а д я. Ленька, ты за главного. Понял?

Л е н я. А вы надолго?

Т а м а р а. Надолго. Жди.

Сестры уходят. Дети остаются одни. Л е н я, достав из чехла смычок, долгое время сидит на диване, пытаясь сломать его. Неожиданно раздается треск. Л е н я довольный убирает его обратно в чехол. Затемнение.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Вечер следующего дня.

Н а д я. Она слышала.

Т а м а р а. Ну с чего ты это взяла?

Н а д я. Тогда почему она не приходит, не звонит? Не удивлюсь, если она вообще не разводится. Сбагрила сыночка и все. Живите, как хотите.

Т а м а р а. Позвони ей.

Н а д я. Чтобы услышать: телефон абонента временно недоступен? Я вчера все поняла.

Т а м а р а. Ты с ней даже не виделась.

Н а д я. Мне хватило пьянющей рожи зятька!

Т а м а р а. Позвони. (Протягивает телефон.)

Н а д я. Нет.

Т а м а р а. Звони.

Н а д я неуверенно берет телефон.

Т а м а р а. Ты даже номер ее помнишь.

Н а д я (немного подождав, сбрасывает вызов). Не берет.

Т а м а р а. Значит перезвонит.

Н а д я. Она не перезвонит. Она не перезвонит.

Сестры некоторое время сидят молча.

Т а м а р а (посмотрев на часы). Леня, а ты почему на скрипке не играешь?

Л е н я (не сразу). Митя смычок сломал.

Н а д я. Это как же он его сломал? Покажи.

Л е н я (достает из чехла смычок). Он сел на него… и все…

Н а д я (сестре). Я ж тебе говорила, что он не хочет играть на скрипке, а ты его заставляешь.

Л е н я. Это не правда! Мама…

Н а д я. Замолчи, злыдень!

Т а м а р а. Надя! Сколько это будет продолжаться? Ты думаешь, я не вижу, не слышу, как ты с ним разговариваешь? «Леня то, Леня се», – Леня ребенок!

Н а д я. Жеребенок! Митя тоже ребенок, если ты не заметила.

Т а м а р а. Хорошо, тогда почему ты за ним не присматриваешь?

Н а д я. Я нянькой не подрабатываю.

Т а м а р а. Ты бабушка, так же, как и я Лёне. (Небольшая пауза.) Что бы завтра же купила ему новый смычок.

Н а д я. Во, видела! (Показывает шиш.)

Т а м а р а. Я смотрю, ты хорошо устроилась… Мне б так жить! И квартирка есть, и еда есть, но только делать ты ничего не делаешь. Может мне тоже сесть и недовольство свое высказывать? Я устала делать Мите замечания.

Н а д я. А я устала скрипку поганую слушать! И день и ночь… и день и ночь… Сколько можно пиликать! Скоро кровь из ушей польется. Это даже музыкой назвать нельзя. (Сквозь зубы.) Когда-нибудь я выкину эту скрипку в окно!

Т а м а р а. Только попробуй. Сама вылетишь отсюда, как пробка.

Н а д я взяв скрипку, быстро подходит к окну, открывает его.

Т а м а р а. Ну давай. Чего ты остановилась?

Н а д я, без доли сомнения, выкидывает скрипку. За окном раздается звук лопнутой струны.

Т а м а р а (сразу же.) Митя, пойдем со мной.

Н а д я. Куда ты его повела? Тома, подожди! Тамара, стой!

Т а м а р а. Леня, открой дверь.

Л е н я открывает нараспашку входную дверь. Т а м а р а, выставив М и т ю на лестничную площадку, смотрит на сестру. Н а д я со словами: «Ты в своем уме?» – выходит за внуком. Дверь закрывается. Затемнение.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Вечер. За окнами темно. Л е н я спит в комнате. Сестры разрозненно сидят на кухне. Обе молчат.

Т а м а р а (подойдя к отрывному календарю). Какое сегодня число?

Н а д я. Двадцать пятое.

Т а м а р а. А месяц?

Н а д я (с удивлением смотрит на Тамару). Ноябрь был.

Т а м а р а отрывает не нужные листы. За окнами слышится дождь.

Т а м а р а (подойдя к окну). Опять дождь пошел.

Н а д я. Передавали, что к концу ноября снег выпадет. И где он?

Т а м а р а. Вчера по новостям передавали, что в одной деревушке дочь свою мать убила.

Н а д я с недовольным лицом смотрит на Т а м а р у.

Т а м а р а. Сказать за что?

Н а д я. За что?

Т а м а р а. А не за что. Пришла пьяная… ночью… да прищучила ее…

Н а д я. Хорошая история перед сном. Но только твои заподлянки на меня не действуют.

Пауза.

Н а д я. И кстати, телевизор на тебя плохо влияет. Я давно это заметила. Ты от него умнее не становишься.

Т а м а р а. Сначала в своих мозгах порядок наведи, а потом уж в мои лезь.

Еще одна пауза.

Т а м а р а. Интересно, что ты скажешь Ларисе, когда она придет…

Н а д я. Она не придет.

Т а м а р а. Как ты уверенно говоришь.

Н а д я. Потому что знаю – она не придет. Месяц не было, а тут заявится. Глупости.

Т а м а р а. Посмотрим.

Н а д я молча идет в коридор. Начинает одеваться.

Т а м а р а. Куда-то собираешься?

Н а д я. Да, пойду, прогуляюсь.

Т а м а р а. С ума сошла?

Н а д я. Что такое?

Т а м а р а. Ты в окно-то хоть посмотри.

Н а д я. Лариса что ли идет?

Т а м а р а. Да ты видела, какой ветер опять поднялся?

Н а д я. Не унесет.

Т а м а р а. А дождь?

Н а д я. Зонтик возьму. Кстати… где он?

Т а м а р а. Он тебе не поможет.

Н а д я. Почему это?

Т а м а р а. Ты к окну-то хоть подойди.

Н а д я подходит к окну.

Т а м а р а. Видишь?

Н а д я. Что?

Т а м а р а. Ветер. Дождь. Еще и град пошел.

Н а д я. Не сахарная. И ветер меня не унесет. (Направляется к двери.) Где зонтик? Ты не видела его?

Т а м а р а. Нет. Не видела.

Н а д я (указывает на вешалку). Здесь же висел… Ай, ладно! так пойду!

Т а м а р а. Надя, ты в своем уме? Ну куда ты пойдешь на ночь глядя?

Н а д я. Воздухом подышать. Могу я хотя бы на крылечке постоять? Или ты боишься, что меня ветер унесет? Или, может быть, маньяк изнасилует?

Т а м а р а. Так ты ж старая.

Н а д я. Вот именно. (Открывает дверь.)

Т а м а р а. Надь…

Н а д я. Что?

Т а м а р а. Дверь, если что, открыта.

Н а д я уходит. Т а м а р а в это время подходит к окну. Смотрит.

Т а м а р а. Не видать.

Дверь открывается, входит Н а д я.

Т а м а р а. Передумала?

Н а д я (не сразу). Передумала.

Н а д я, сняв верхнюю одежду, проходит в комнату. Т а м а р а, немного посидев в одиночестве, идет следом. Затемнение.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Сестры сидят в комнате. Они не обращают внимания друг на друга. Л е н я в этот момент играет на скрипке.

Н а д я (не выдержав). Все! Надоело! (Лёне.) Прекращай играть, уже голова болит!

Т а м а р а. Не кричи, ты не в своей квартире находишься! (Внуку.) Играй! Чего остановился?

Раздается стук. Т а м а р а открывает дверь.

Л а р и с а (улыбаясь). Как вы тут без меня? Чем занимаетесь?

Т а м а р а. А чем еще нам заниматься?

Н а д я. Лариса…

Л а р и с а. Я за Митей пришла.

Т а м а р а. За Митей?

Л а р и с а. Ну да. Домой поедем.

Т а м а р а. Домой, значит…

Л а р и с а. Да, домой. Чего вы так удивляетесь?

Н а д я. А ты где живешь?

Л а р и с а. На съемной квартире, около минирынка. А что?

Т а м а р а и Н а д я молчат.

Л а р и с а. Он спит?