Заблуждение. Роман про школу

Что ж, как Читатель уже понял, именно в Переговорном пункте Компании сегодня должен был состояться наш разговор с Саней.

Мы зашли внутрь, крепко закрыли дверь, и Саня сразу начал:

– Я расскажу тебе про свой вчерашний день. Точнее, про один эпизод. Еду я, значит, на тэшке16 с курсов. Вроде все обыденно, спокойно – ничего странного не предвидится. И вдруг, – Саня сделал микропаузу в стиле Кости, – на одной из остановок в нашу «Газель» заходит человек – в коричневом плаще, темных очках и с кейсом в руке. Естественно, я сразу его узнал – это был Бандзарт, – тут Саня опять сделал паузу, уже более продолжительную, увидев, наверно, что я аж вздрогнул от одного упоминания о химике. – Я, конечно, такого не ожидал и слегка охренел, но, к счастью, успел пригнуться и спрятаться за находившимся впереди сиденьем, так что он меня не заметил. Сам он сел на два ряда впереди, спиной ко мне, и я почувствовал, как мне сразу стало немного легче, – сказал Саня, и мне как будто тоже стало легче. – Народу, кстати, в тэшке было не слишком много – помимо меня и него еще человек пять, не больше.

– А в каком месте он поймал маршрутку? – перебил я Сашу, с интересом ожидая услышать ответ на свой вопрос.

– На Благодатной. Между Витебским и Московским.

– Но вы в Купчино ехали?

– Да. Но слушай дальше. Бандзарт – я это хорошо видел – сразу стал рыться в своем кейсе. Похоже, он что-то там искал. Так как я сидел в двух метрах позади, то разглядел у него в руках какую-то записную книжку. Наверно, он ее и искал. Затем взял в руки мобилу и стал кому-то звонить.

– Кому же? – нервно спросил я.

– А хрен его знает, – ответил Саня. – Понятия не имею. Но важно, что далее последовал такой грубый разговор!.. Бандзарт хамил, с жаром жестикулировал, требовал какой-то информации – судя по всему, тайной… Но слышала вся тэшка! – горячо и эмоционально заметил Саня.

– Да ладно!.. Что это с ним случилось?

– Неизвестно. Но вскоре он произвел еще один звонок – и тон заметно изменился.

– Даже так?

– Ага. Я подозреваю, что разговор шел с неким важным лицом…

– …И Бандзарт хорошо говорил с ним? – предположил я.

– Ну не совсем. Хотя ни крика, ни мата не было. Ощущалось, правда, волнение и еще… нервозность… Но это был крайне спокойный и доверительный разговор.

– Занятно… Но Бандзарт редко когда так говорит. А может – никогда, – заметил я.

– Но он до этого, блин, так ругался!.. – крайне эмоционально произнес Саня.

– Да верю, верю. Хотя ранее я думал, что он любит орать только на нас…

– Я думаю, ему не привыкать.

– Возможно, – сказал я. – Но все-таки понял ли ты хоть слегка, с кем он базарил?

– Да откуда?

– Ну вдруг?.. По манерам, по интонациям…

– Ага! Так и понял!.. Ясно только, что на том конце был его враг.

– Да неужели?! – иронично воскликнул я. – После всего того, что ты мне рассказал, это уж несомненно. Хотя… Кто ж поймет Бандзарта? Он мало чего болтает. Может, он специально так?

– Что «так»?

– Ну, орал.

Саня не без удивления посмотрел на меня; сверление взглядом продолжалось до тех пор, пока я не втолковал ему:

– Пойми, это может быть игра. По его правилам. Вот придумает себе еще двадцать таких звонков, и…

– Но зачем? На фига ему такая игра, если он меня не заметил?

– Да?.. А с чего ты так уверен?

– Как с чего? У меня было все под контролем!

– Базаришь?

– Отвечаю! Он не мог меня заметить. Поверь, Коля, просто не мог.

– Уверен? – спросил я Саню.

– На все двести. Можешь не сомневаться, – заверил он.

Эти слова прозвучали из уст Сани настолько уверенно, что я более не мог сомневаться в его показаниях. Признаюсь, я отчасти и проверял его на честность, потому как в былые времена уж очень часто Топор любил переврать сюжет, дабы сделать его более захватывающим, особенно когда правда представлялась ему скучной, и особенно когда Болт всячески навязывал Саше различные идеи. Теперь же, после всех расспросов, сомнений в правильности описанной им картины у меня не осталось. Зато появились новые вопросы, и причина этого состояла, прежде всего, в том, что в рассказе Сани Бандзарт мысленно предстал передо мной в совсем новом – хамско-развязном, хотя и все еще скрытном, – виде. До этого в нашей школе были описаны случаи, когда Бандзарт по голосу превращался едва ли не в оратора, то есть менял свой голосовой облик, но… были и определенные пределы грубости, которые в рассказе Сане совсем отсутствовали. Хамить в тэшке – на это был, конечно, способен такой препод, как Бандзарт; но при посторонних – это было уже интересное проявление, для нас – модификация поведения Бандзарта.

И тем не менее, вспоминая некоторые особо неприятные моменты его уроков, я не могу так просто исключить возможность образования данного вида. Пусть такой вид существует, а мы будем думать, что же могло заставить такого, в общем-то, закрытого человека, как Бандзарт, так враз выплеснуть все свои имеющиеся в наличии (как видно, большом) эмоции при одном – может быть, самом заурядном – телефонном звонке. Вряд ли он, конечно, был заурядным, но, действительно, даже коллеги, а тут я могу сослаться на некоторые их мнения, никогда не отмечали какую-либо излишнюю эмоциональность или экспрессивность у Феликса. Да и представить, что он перед кем-то из посторонних или просто знакомых людей – под такими можно понимать тех же коллег, например, – стал бы исповедоваться или раскаиваться, очень тяжело. Бандзарт никогда не рассказывал на публике о своей личной жизни – он, думается, вообще никогда и никому о ней не рассказывал; если же говорить о его семейном положении, то за те пять лет, что он работает в школе, у народа успели развиться лишь только серьезные подозрения на то, что Феликс холост. Дальше них дело пока не продвинулось, но и те еще не вызывали абсолютную уверенность. Впрочем, оно и понятно, ибо словосочетания на эту тему звучали, по крайней мере, в пределах нашей школы не чаще, чем название какой-нибудь химикалии звучит на уроках литературы. Массу догадок имели и развивали учителя нашей школы относительно Феликса и его жизни, но все они целиком, так или иначе, лишь составляли один большой вопросительный кадастр, который едва ли не каждый человек в нашей школе мечтал приоткрыть хоть на одну десятую процента.

Мы с Саней еще обменялись парочкой реплик по теме вчерашнего случая, а потом решили попытаться хоть как-то связать его с заговором.

– Вряд ли она есть, – говорил Саня о связи. – Подозреваю, что тот звонок – это часть сугубо личных проблем Бандзарта.

– Личных?.. А с чего бы им не повлиять на заговор? Ведь вот и отражение: проблемы в личной жизни не могут не сказаться на жизни в школе.

– Тогда какие же это должны быть проблемы? – заинтересовался Саня, всерьез ожидая, что я ему сейчас все скажу.

– Ну, если бы я знал… – ответил я. – Это все равно, что мне – быть Бандзартом! Но что, если эта история как-то связана с его приемом на работу? Мы ведь как раз пытались понять, как он к нам попал, – напомнил я Сане.

– Ха, интересно!.. Тогда здесь важна и фигура Барнштейн! Но сколько у нее тайн? – спросил Саня.

– У нее-то? – удивленно ответил я, как бы не веря, что Саня задался таким очевидным вопросом. – Там их океан! Вот хоть один прием Бандзарта на работу – уже какая тайна!

– Да, ты прав, – согласился Саня. – Да вообще: ситуация какая-то запутанная…

– Ну да. Пока вопросов больше, чем ответов. Если последние вообще имеются… Но один подозрительный момент ты уже заметил. Может, он тоже – часть тайны?

– Типа ключа?..

– Может, и так. Жаль только, что у нас нет иных фактов. Но стоит запомнить место его появления: интересно, что он мог забыть на Благодатной?..

– Да что угодно! – заявил Саня. – Дела-то уж везде можно обнаружить.

– Это ты хорошо сказал. Но Благодатную предлагаю иметь в виду. Так, на всякий случай. К тому же… больно уж мне интересны его дела, – задумчиво произнес я.

На том наш разговор завершился. Прозвенел звонок, и мы пошли в кабинет физики.

Конечно, потом, на следующих переменах, о вчерашней истории Сани узнали многие представители Компании, в особенности наши одноклассники: Арман, Костя, Леша, Вика, Миша, Даша… Замечу, что реакция у всех была разной. Арман, к примеру, ничуть не удивившись, сказал:

– А что тут странного? Этот Бандзарт на все способен.

Даша явно была заинтригована:

– Любопытно. Жаль, меня не было в этой тэшке.

Костя к случившемуся отнесся философски – так, как, наверно, ему и следовало к этому отнестись:

– Что ж, эти крики о многом говорят… Но в любом случае надо попытаться раздобыть о нем еще больше информации – и только тогда могут последовать первые выводы. Мне, например, интересно, где он родился, учился, чем занимался…

– А интернет? – заметил Арман.

– Вряд ли, – сразу ответил Костя. – Я уже искал, там ничего нет.

Тем не менее Арман, конечно, удивился и смог сказать разве что:

– Печально. Как же теперь?..

Костя же на это ответил, что работать придется самим.

Однако тут вмешался Саня:

– То есть как «самим»? Вы хоть думали, как мы это будем делать? Это же жесть! У нас нет ни малейшего сведения о Бандзарте, кроме его имени, фамилии, возраста и места работы, но мы, похоже, собираемся надеяться и ждать, когда же вновь окажемся в одной тэшке! – возбужденно заявил Саня.

– Потише, Сань, – весело приговаривал Костя. – Ты слишком громок для центральной рекреации.

– Да, возможно, но я… – тут Саня, очевидно, вновь собирался высказать какую-нибудь очередную свою гневную мысль, но Костя быстро оборвал это намерение, жестом показав тому, что во избежание проблем стоит и впрямь вести себя потише.

– А насчет маршрутки – это все, конечно, странно. И ничего страннее и придумать нельзя, – размышлял Костя. – Но имя вкупе с фамилией могут уже очень многое нам дать! И не стоит забывать об этом, – сказал Костя крайне грамотно с точки зрения интонации, помогая себе еще соответствующими жестами.

– Мы и не забываем, – ответил за всех Леша. – Но почему о нем нет информации даже в инете?

– Ну, я еще не на всех сайтах искал… – отметил Костя. – Хотя меня это тоже удивляет. Чтобы ни одного слова… Но я предлагаю собраться на неделе и устроить коллективное surfing the Net17! Авось что-нибудь да найдем.

– Хорошая мысль. Только когда? – спросил Миша. – Сегодня футбол…

– Да, это святое, – заметил Костя.

– Но есть четверг. По-моему, просто идеальный день, – предложил я. – Как вы полагаете?

– Я завтра занят, – заявил Миша.

– Да и я тоже, – добавила Даша.

– А, может, в субботу? – обратился ко всем Костя. – Сразу после уроков и всех этих празднований.

– А что, в субботу мне и так не фиг делать, так что пойдет! – твердо произнес Саня.

– Ну, давайте, – согласился и я.

– Сойдет, – решил Леха, – только ненадолго. Мне еще на курсы ехать…

Тут же свои соображения относительно субботы высказали Вика, Карина, Арман, Женя и Люба, и я сразу скажу, что такая дата им понравилась. Действительно, почему бы в субботу, 4 октября, после тяжелой монотонной октябрьской недели и столь важного праздничного концерта, где у нас будут свои роли, не собраться на квартире у друга и не посвятить какое-то время попыткам раскрыть тайну Бандзарта?! Тем более, что тайной этой заинтересовались уже очень многие члены Компании, и даже некоторые ученики пятых и шестых классов. А Даня Таганов, младший брат Кости, уже и в своем 2а сумел так распространить эту интересную тему, что некоторые юные любители сплетен и слухов – вот это да! – перестали о ком-либо говорить, кроме Бандзарта. И пусть Читатель не сомневается в правдивости сей информации, но поверит в то, что у меня к одиннадцатому классу набралось так много всевозможных знакомых и товарищей из средней школы, что я легко мог, общаясь с ними, узнавать всю самую последнею информацию из их классов.

Конечно, крайне смешон и удивителен тот факт, что о Феликсе многие школяры из пятых, шестых и седьмых классов были наслышаны так, словно они уже давно поняли, что такое химия с Бандзартом, хотя, в действительности, еще даже не имели шансов это понять, ибо сама химия начинается только с восьмого года обучения, а замещения Бандзарт брал крайне редко. Но зато Читатель может запросто представить себе, какой обсуждаемой фигурой в школе был наш химик, если слухи о нем распространялись далеко за пределы восьмых—одиннадцатых классов. Наверно, дело еще заключается в том, что представители более младших классов, которые не раз слышали и уже имели представление об авторитарных уроках Феликса, прекрасно понимали, что в преддверии тех лет, когда им тоже придется столкнуться с этим ужасным человеком, неплохо было бы хоть что-то – а лучше как можно больше – о нем знать. И такая стратегия представляется мне крайне правильной: как гласит одна хорошая поговорка, врага надо знать в лицо. Эх, позволял бы еще Бандзарт все о себе знать… Но все же радует, что в особенности седьмые классы так активно вникают в наше компанейское дело о Бандзарте, пусть и находящееся пока еще на самой ранней стадии.

Но, увы, полной и достоверной информации о Феликсе было крайне мало. И не только у Компании, ибо, как нам рассказывала Дарья Алексеевна, даже учителя, когда о том заходит речь, при вопросе «Что вам известно о Бандзарте?» испытывают значительные затруднения. И, пожалуй, только два человека в нашей школе могут знать о Феликсе нечто большее, чем все остальные. Это, конечно, Чивер и Барнштейн. Но… И они наверняка не знают всю историю жизни нашего химика, пусть даже Людмила Арнольдовна как-то и сказала: «Я знаю всю подноготную всех тех, кто учится или работает в этой школе. И только при этом условии они могут здесь находиться!»

Что ж, заявление это громкое, но едва ли правдивое, и, конечно, Барнштейн произносила эти фразы, скорее, для того, чтобы снова себя возвысить и блеснуть в глазах коллег редкостным профессионалом. Понятно, что даже про нас она вряд ли могла бы сказать что-нибудь секретное или сугубо личное, – что уж говорить о Бандзарте?! И все же все мы чувствовали, что Барнштейн владеет той информацией о Феликсе, которую нам – обычным купчинским школьникам – знать никак нельзя, и эти чувство и внутренняя уверенность – надо признать – явно нас перед ней принижали. Но вот оно – социальное разделение, против которого мы пока бессильны.

До субботы осталось совсем немного дней, и мы обязаны переключиться на тему праздника. В среду состоялась наша первая репетиция.

План выступления у Кости уже был готов. Вообще, им заведовала также и Даша, но она больше занималась костюмами и декорациями. А так, помимо них двоих, я напомню, в нашу десятку артистов входили: Арман, Саня, Карина, Леша, Юля, Сергей, Катя и я. Отмечу, что Бранько изначально не понравился факт ответственности Кости и Даши за выступление – он всегда относился к ним с презрением и считал, что «они слишком много на себя берут», – но понятно, что на самом деле Сергей просто завидовал их активности. Думаю, он понимал, что на их фоне он выглядит вечно отстающим. Кстати, раз уж я заговорил о Сергее, то должен отметить и тот факт, что Бранько всегда резко отрицательно относился к Компании. И не только потому, что ее создал Костя. Сергей считает, что «Компания – это на редкость глупейшая затея, основанная на больном воображении, ненормальной фантазии и недостатке у Константина игр в детском возрасте». Читатель наверняка захочет спросить меня, откуда мне известно его мнение, но я сразу скажу, что все это слухи, образовавшиеся из-за чрезмерного общения Сергея с нашими девушками; впрочем, слухи весьма правдоподобные. Что же касается самой фразы, то я не испытываю особого желания комментировать ее; скажу лишь, что в прежние годы Таганов и Бранько не раз спорили между собой на эту тему, и Костя, как мог, пытался доказать Сергею правильность тех базовых принципов, что заложены в идеологии Компании. Он говорил ему о вечной дружбе, позитивном настрое, оптимизме и добре – тех категориях, что делают Компанию одной большой сплоченной командой, – и заявлял, что именно они позволяют самым разным людям свободно общаться между собой и объединяться для совместного досуга. Он пытался объяснить ему всю пользу диалога между седьмыми классами и десятыми, одиннадцатыми и шестыми, восьмыми и девятыми. Он употреблял термин «мини-глобализация», перечислял все духовные прелести данного процесса. Бранько, конечно, все это слушал, видимо, не желая показать себя бестактным собеседником, но…

Но никогда Костю не понимал. У него были свои понятия о дружбе, сплоченности и любви, и нередко они становились причинами жгучей ненависти, коренной неприязни и даже конфликтов внутри класса. Несколько раз спор между Костей и Сергеем доходил чуть не до драки, причем особенно жесткий конфликт вышел в восьмом классе, когда Сергей впервые во всеуслышание заявил, что, мол, «Костя пропагандирует в нашем классе крайне ложную и опасную идеологию, пытаясь за словами „дружба“ и „команда“ скрыть свое истинное отвращение ко всем окружающим его людям! Он пытается устроить псевдообъединение, чтобы, в действительности, всех презирать!» Вот такие ужасные слова произнес тогда Сергей, после чего у возмущенного до предела Кости уже не было выбора, благо их сразу разняли… Важно сказать, что и после того случая, когда Бранько некоторое время ходил угрюмым и, строго говоря, замкнутым, он продолжал делать выпады и заявлять, дескать, что «вот так себя ведет лидер команды!», однако Костя на это уже махал рукой и лишь приговаривал, что «он вполне готов помириться с Сергеем и попробовать обуздать в нем дьявола».

Дьявол со временем утих, но не совсем, и все же теперь Косте и Сергею предстояло оказаться вдвоем на одной сцене. И пусть их роли различны, но ради достойного выступления на празднике им предстояло как-то прийти к консенсусу. На кону – честь класса.

Теперь настало время рассказать Читателю о плане Таганова относительно нашей постановки, которая, как уже говорилось, называется «Один день из жизни школьного учителя».

Итак, по сюжету, главная роль, то есть роль учителя, принадлежит Леше – после некоторых переговоров и размышлений выбор пал именно на него. В плане не написано, какой именно предмет ведет Леша, но, по-видимому, это и не так важно. Пусть будет русский язык. Роль строгого, требовательного и придирчивого к учителям директора – у Армана. Коллегой Леши, по плану, является Юля. Все остальные – это обычные ученики, с которыми приходится сталкиваться учителю в этот – а, может, и не только в этот – день. Как Читатель понимает, роль учеников у меня, Даши, Кости, Сергея, Карины, Сани и Кати.

Сам сюжет весьма прост. Главный герой, учитель Александр Степанович, коего играет Леша, как обычно, рано утром приходит в школу и… тут же понимает, что его ждет очередной тяжелый – кошмарный! – день. С самого начала ничего у него не ладится: он, промокший под дождем, с трудом успел прийти к началу рабочего дня, впереди еще шесть уроков плюс репетиторство, надо также зайти к строгому директору, ни в коем случае нельзя забыть и про классный час, на котором нужно обсудить вопрос предстоящей экскурсии, и про проверку массы тетрадей и самостоятельных работ, – а желания и сил работать нет никаких! Все буквально валится из рук! Настроение плохое, Александр Степанович хочет спать, он выглядит измученным… – в общем, все это состояние должен будет показать на сцене наш Леша.

Начинается урок – русский язык. Мы порешили, что зритель увидит лишь краткие отрывки из урочного процесса, но зато и комичные, и курьезные, и серьезные. Все это по времени занимает всего несколько минут, а потом наступает перемена. И тут…

…происходит первый кошмар. Ученики со всех сторон подбегают к Александру Степановичу, облепляют его, теребят… Он, погрязший в делах и обязанностях, потерян, не знает, что ему делать и как отвечать на все их требования и вопросы. И хорошо еще, если только вопросы.

Так проходят все шесть уроков, от перемены до перемены. Наступает время классного часа, и на нем – во имя демократии! – сами ученики должны принять решение, на какую экскурсию и куда они поедут. Разумеется, начинается галдеж, базар-вокзал – самое непременное проявление демократии, – и после очень долгих споров, когда у Александра Степановича уже нет сил все это слушать, принимается-таки решение ехать в Выборг.

Александр Степанович отпускает своих подопечных и решает заглянуть к строгому директору, которого, напомню, играет наш Арман, чтобы рассказать о прошедшем классном часе и о принятом решении. Но тот – сразу при входе несчастного Александра Степановича – встречает его криками, и критикой, и недовольством. Впрочем, потом разрешает-таки присесть – правда, затем лишь, чтобы по уши нагрузить его работой, да еще напоследок выразить недоверие, и сомнение, и поугрожать выговором и даже увольнением!.. С чувством огромной ненависти к такой жизни Александр Степанович выходит из кабинета директора, радуясь разве, что пока его еще не уволили, но теперь начинает горько думать, как же ему со всеми своими проблемами справиться, и чесать лоб, и теребить волосы от волнения, хотя…

…не успевает и подумать, как к нему подходит коллега, Елизавета Львовна, препротивнейшая русичка, требующая от него назавтра замещения двух уроков, так как, мол, «больше некому», а у нее – дела… Неизвестно, правда, какие… Но наш герой, конечно, не смеет ответить этой даме отказом.

Итак, финальная сцена. Показан кабинет, в котором за столом сидит наш бедный Александр Степанович – сидит и держится за голову, пытаясь осмыслить все, что на него свалилось, и придумать, как бы весь этот груз свалить на кого-нибудь другого. Но ведь так свалить, чтобы еще ему не досталось, а то… и уволят!.. Эх, ничего не идет в голову Александра Степановича! Все идеи – одна хуже другой. «Что ж, видно, раз все так хреново, остается два варианта: либо совершить невозможное, либо… уволиться прямо сейчас…» – понимает он. Но тут внезапно заходит в его кабинет школяр Ваня (его играет Костя) – и, кажется, он тоже уже что-то готов потребовать, еще даже не поздоровавшись, готов его «достать», однако… видит, что его учитель сидит, склонив голову на стол, и закрыв лицо ладонями, и ничего не отвечая, и… Ваня понимает, что тот не в духе, не в форме, что Александра Степановича надо подбодрить, необходимо как-то… развеселить его! Такое заключение приводит его и всю сцену к временному молчанию, но потом Александр Степанович отрывает голову от стола, замечает Ваню и… удивляется, что тот не пристает к нему со всевозможными расспросами! Момент настолько удивительный, что в это время на сцене даже выключается свет! Проходит две секунды, сцена снова озаряется лучами софитов, – и Александр Степанович уже стоит в центре кабинета, а Ваня – то есть Костя – подходит к нему с гитарой в руках и начинает наигрывать премилую мелодию – дальше – песню, посвященную учителям. Первый куплет исполняет один Леша, далее Костя начинает подпевать ему, ну а на третий куплет выходят уже все остальные участники спектакля, и пение приобретает дектетный характер. На том заканчивается наше выступление.

Естественно, что в среду, на первой репетиции, после того как Костя озвучил план так же подробно, как его только что описал я, у всех возник один главный вопрос: «Как мы все это будем ставить?» Нашлись и такие, кому не понравились декорации; например, возмущалась Юля:

– Зачем показывать кабинеты?! А поинтересней ничего придумать нельзя?

– Что же ты предлагаешь? – жестко спросила у нее Даша.

Юля задумалась, но так и не смогла ответить на этот вопрос.

Разумеется, некоторые люди были недовольны своей ролью:

– Вот почему я, – Сергей особенно выделил это местоимение, – простой ученик? А нельзя ли меня тоже сделать директором?

– А, по-твоему, в школе есть два директора? – спросил Костя.

– Да и ничего страшного, что нет! Мы же фантазируем…

– Но не до такой степени…

– И что?! По-моему, второй директор школе бы не помешал! – всерьез заявил Сергей.

– На что же? Хочешь подчинения? – догадался Костя, на что Сергей без всяких раздумий ответил:

– Да! – причем ответил гордо и надменно.

– А я всегда чувствовал твои замашки… – заметил Костя. – Но ты это оставь. А то с твоим нравом ты можешь быть разве что директором помойки.

Тут, конечно, многие рассмеялись. Но Сергея это только разозлило, он не унимался:

– И все-таки это несправедливо! Я бы пересмотрел роли!

– А что? Сережа прав, – вмешалась Юля. – Как мне кажется, он уже давно заслужил главную и по-настоящему стоящую роль!

– А Сережа у нас что, великий артист? – возмутилась ее словами Даша.

– Я считаю, что у него огромный талант! – заявила Юля.

Вряд ли кому ее слова могли так понравиться, как Сергею, и Бранько – очевидно, в знак благодарности – подошел к Юле, и они стали обниматься. Костя, поневоле ставший свидетелем данного действа, в самый момент полуотвернулся от этой парочки и скривил для нас такую противно-забавную физиономию, что я, равно как и остальные, завидев ее, просто никак не смог сдержать в себе внезапно нахлынувший поток смеха. Даша же обернулась на все 180 градусов, чтобы не видеть ни Сергея, ни Юлю.