Привет с кораллового облака. Роман о муравьях

Алый

На тротуарной дорожке сидели три муравья и ловко стучали каучуковыми молоточками, то и дело подбивали-выравнивали, кропотливо и усердно подгоняли плотненько друг к другу кирпичики, ставили скользкий уровень, примеривались, и бурчали чуть слышно меж собой.

– Слушай, как думашь, доедет ли этот мобильчик до Сан-Притту? – лениво спросил один, косясь одним глазом на ватерпас, а другим – всматриваясь куда-то вдаль.

– Никак я не думаю! – резко ответил другой и почесал лапкой голову. – Работаю я! Чего тут думать-то?

– Слушай, ну «не думаю» – это не есть хорошо! «Не думаю» – это плохо! «Не думаю» – это… это…

– Отстань! – ещё один резкий выпад.

– Чего отстань? Я серьёзно спрашиваю, а ты…

– Эх-х-х, ну, ладно-ладно, ну-у-у, чего тут думать? Где мы, и где Сан-Притту твой? Вот где он?!

– И где-где-где?

– Сказал бы я… Сказал бы я, где он! Далеко он, да-ле-ко-о-о – вот где…

– И чего теперь?

– Да, ничего! О-о-ох, если надо, можно и доехать до твоего Сана… до Притту!

– Вот и я думаю, что доедет! – расплылся в улыбке первый и прикрыл на секунду глаза, но надо было продолжать работать.

– Санью, слушай, обычный мобильчик, как ты сказал! Чего в нём есть такого? – наконец отреагировал третий муравей на диалог, продолжая старательно подбивать инструментом фигурную брусчатку. – Будет время и если захочет, то доедет, на вид – он приличный!

– Приличный-то он, приличный…

– Ну, вот и хорошо…

– Да-да, хорошо, Браш, так и запишем – «до-е-е-едет»! – первый уложил очередной кирпичик и не спеша поднялся, активно растирая лапками проподеум. – Вот так затекло у меня всё-ё-ё… Всё-превсё… и ещё чего-то я хотел… хотел…

– Ты тут осторожнее с хотелками со своими! А то они такие… они могут и сбыться, если вдруг запульнешь словечком правильно… – второй муравей тоже поднялся, но более легко, и было видно, что у него проблем с заднеспинкой, даже после часового непрерывного труда, никаких не было.

В стороне, возле небольшого домика с неприлично-серыми стенами и ещё более неприличными сизыми, грязными окнами с нервно-косыми разводами в ожидании тусовалась парочка и наблюдала, как скромный мурашик стоит перед дверью в подъезд и то ли не решается войти, то ли думает о чём-то своём, то ли ещё чего… И вот в это-то момент таинственная дверь широко распахнулась и на пороге зафиксировался образ муравьихи с большой коляской.

Глава 4

Жёлтый

Румяный вечер постепенно опускался на город, и становилось немного тревожно. Сначала нежно-розовые облака вытолкали куда-то на самую окраину небосвода тёмно-серую тучку, собравшуюся уже разродиться горькими слезами, но та вдруг передумала. Затем солнце чуть ниже опустилось к лучистому горизонту и добавило ещё более яркие, сочные краски в слепящую палитру вечера. Восточный ветер, с самого утра зарядивший пронзительные соревнования по самому порывистому дыханию, вдруг неожиданно затих и замолчал до самого утра, будто бы устал, и обессиленный неприлично задремал.

Кауни невольно вспомнила сказку, которую ей много-много раз рассказывала мама. Когда-то в одной южной стране (название Кауни сейчас уже и не могла припомнить) царственно протекала широкая-преширокая река. И обитало в ней безумное количество самых разных рыб: от махоньких малюток-мальков до огромных-преогромных злобных хищников, рыбёхи всех цветов и видов. И была эта безбрежная река волшебной. В ней, как в мифическом зеркале, отражался весь мир, не только тот, который окружал многоводную речку, но и тот, что был неизмеримо далеко от неё, на тысячи и тысячи километров, и всё это возможно было увидеть, забравшись на самый верх по гигантскому разноцветному мосту, перекинутому через всю величавую реку, словно огромное коромысло. Но попасть на этот самый верх было не так-то просто, не каждый мог осилить тяжёлый путь – подняться на самую вершину. Но всё же находились любопытные муравьи, живущие на берегах реки – как на правом, так и на левом, которые пускались в путешествие – карабкались изо всех сил на крутую вершину моста.

«А зачем это им это надо? Собственно, для чего всё это?» – спросишь ты, а я и отвечу, что никто этого не знает, а, может, они и сами не знают. Наверное, для чего-то и надо было, просто это было так давно, что хитрая лиса-память уже стёрла некоторые строчки из нашей легендарной сказки.

Так вот, хмурые муравьишки работали-работали, да и иногда во время перерыва от суетных дел подходили к берегу, и на душе у них становилось чуточку полегче, ведь загадочная река дарила им иллюзорную надежду на лучшее. И волшебство у чудной реки было ещё в том, что она была разделена на две равные части, будто бы обычная дорога: правая часть водной дороги двигалась вперёд, вдаль, а левая – назад, навстречу. И были такие колдовские свойства у божественной реки: тот, кто окунался в правую половинку, уходящую вперёд, мог оказаться в будущем, недалёком, но всё же; а тот, кто из муравьёв нырял в левую, текущую прямо на нас, оказывался в прошлом и мог изменить свою жизнь, и исправить нелепые ошибки, которые он когда-то сотворил. И как ты думаешь, куда чаще всего ныряли муравьи, в какую половинку? Я имею ввиду, тех муравьёв, которые добирались до самой вершины. Всё очень и очень просто. Почти все мураши выбирали встречное течение и хотели оказаться в прошлом, перекроить свою судьбу, но вот насколько она, изменённая, устраивала их – наша история умалчивает. И, как всегда, всему плохому или хорошему приходит конец. Что-то заканчивается, для того, чтобы началось новое.

И однажды, количество мурашей, выбирающих левую часть реки, настолько превысило тех, кто решался нырнуть в правую половинку, что случилось страшное и непоправимое. От тяжести речная часть «прошлое» просто-напросто перевесила, словно невидимая знаковая чаша весов, и беззвучно ушла на самое дно, всецело подняв и оставив на поверхности скромную часть «будущее». Очевидцы рассказывали, как словно по мановению волшебной палочки выросли гигантские чёрные волны, которые в одно мгновение смыли волшебный мост. И тут же течение реки превратилось в одностороннее, тёплая водица потекла только вперёд, а где-то очень-очень глубоко, на самом дне, течение струилось тонюсенькой струйкой в противоположную сторону.

Муравьи, ставшие свидетелями волшебного перевёртыша чудодейственной реки, рассказывали, что долго не могли прийти в себя от такого страшного зрелища. Но что произошло, то произошло, и ничего уже назад не вернуть. Сейчас реченька так и несётся себе, течёт и дальше. А вот разноцветный непомерно большой мост, разрушенный при всех изменениях, иногда появляется. Особенно хорошо его видно сразу после утреннего дождика. И, говорят, если взобраться по этому радужному коромыслу на самый-самый верх, подняться и постоять минуту-другую, поразмышлять о своей жизни, о смысле бытия, о дальнейшем пути, о ближних, и нырнуть в реку, то можно узнать о своём будущем. Оно обязательно придёт тебе картинками в сознании. Цветные сюжеты расскажут, что и как произойдёт. И по сей день некоторые муравьи продолжают искать своё счастье, и у них очень даже хорошо получается.

– Да-а-а… каких только чудес не бывает с нашей жизнью, с нашей памятью… со всем… – сказала Кэси после того, как Кауни закончила рассказ.

– Волшебства и чудес, точно уж, предостаточно!

– Наша память может чудить… Так что, перевёртыши могут и у каждого в своей памяти оказаться. Ты вот думаешь, что помнишь так, а оно может оказаться, что было по-другому. Память – очень странная и ненадёжная штука…

– Так мы сами программируем то, что будет. Сейчас закладываем своё будущее, так сказать. Каждый шаг может отразиться на ближнем или дальнем будущем…

– Мне кажется, я где-то подобное слышала… Ага-ага, вспомнила, по телевизору и слышала! Точно-точно! Там так и говорили, что…

– Всё очень и о-о-очень просто! Кирпичик – к кирпичику, одно – к другому… – начала вытягивать Кауни, но её оборвала Кэси.

– Слушай, домой пора уж, наверное…

– Дак, конеш-ш-шн, пора-пора!

– Ну, всё, идём? Шенни, ты идёшь с нами? – Кэси спросила муравьиху, которая тоже «зависла» и, похоже, не собиралась отправляться домой.

– Да, надо-надо… – начала Шенни, но получила строгое указание от подруги.

– Давай уже собирайся, мы без тебя не пойдем! – Кэси вопросительно посмотрела на Кауни. – Так ведь?

– Да, собираемся и идём! – поддержала Кауни.

– Идём, сейчас две минутки и всё, я готова. – Шенни быстро принялась прибирать на рабочем столе.

Муравьихи вышли и поплелись через площадь, в самом центре которой возвышался пятиугольный кирпичный столб высотой с три этажа. Бордовые ажурные арки с белым узким полем, из которых произрастал невозмутимо-ровный обелиск, так и манили к себе блуждающих по городу туристов, окружая их филигранными росписями. С каждой стороны своеобразной башенки светились по два яйцевидных циферблата часов: одни (они были ярко лимонными) отсчитывали местное время, другие (нежно-бежевые), расположенные на верхней секции, указывали время, проистекающее в столицах ближайших государств. Всего частей-секций, из которых состояла историческое здание, было шесть, они равномерно аккуратно делили игрушечную, постройку, придавая ей особую архитектурную значимость: похожие башни, только в несколько раз больше, в древности строились в качестве военных смотровых вышек по периметру всего поселения. При очередном строительстве в здешнем районе был найден фундамент старинной вышки, и эта находка подтолкнула к архитектурной идее возвести своеобразную модель сторожевой башенки. В нескольких метрах от вышки живо журчал простенький, но приятный фонтанчик. Маленькие муравьишки в жаркие выходные дни, гуляя с родителями, всё время норовили залезть в него и побарахтаться, поплескаться до посинения. Чуть далее красовался очень популярный в городке памятник – «Муравьишка-девочка с дракончиком». Выбор героев монумента легко объяснялся, ведь легенда основания города говорит о том, как совсем маленькая муравьишка спасла жителей поселения от злого и беспощадного дракона, но вот композиция был явный «минус». Маленькая муравьиха, сущий ребенок, в пёстром платьице с высоко поднятой мордочкой одной лапкой держит земноводное животное, стоящее на задних лапах, а другую лапку протянула в сторону, – видимо для того, чтобы любой желающий мог сфотографироваться рядом. Морской дракон в три раза превышал муравьишку, но судя по выражению его улыбающейся мордахи, он не только ничего не боится, а наоборот – радуется окружающему миру. Памятник раскрашен всеми цветами радуги, причём не абы как, а очень оригинально. Как говорится в народе: «Простенько, но со вкусом!» И самая важная деталь. Таких памятников в туристическом Кехидупане насчитывалось на начало года около двух с половиной десятков, плюс ещё с десяток – в крупных городах Государства. Единственное, чем они различались, была цветовая гамма. Все мурашики и дракончики не походили друг на друга: одни были идеально выкрашены в национальные цвета своего городского герба или флага страны, другие – с элементами морской тематики – с крючковатыми золотистыми якорьками и белоснежными корабликами, переливчато-цветастыми рыбками и чайками, третьи – с безграничными планетарными узорами, четвёртые – сугубо абстракционистскими фигурами и линейностями, начинаемые «где-то там» и заканчивающиеся «где-то здесь», один из памятников был безукоризненно окрашен ярко-синей краской, сияющей на ослепительном солнце, и лишь по самому центру мифической парочки проходили две идеально тонкие белые горизонтальные полоски. С годами рождались новоиспеченные памятники в необычном цветовом наряде, как бы случайно завоевывая новые территории. Соседняя Линайская Народная Республика, демократичная в развитии дружеских отношений, особенно культурного обмена, в прошлом году дала разрешение на ввоз трёх памятников к себе в столицу. Девиз, с которым продвигалась эксцентричная композиция, звучал легко и просто: «Объединимся мирным путём». Прекрасное выражение, красивые слова, скажем больше – очень правильные слова, оригинальные памятники… Ещё бы понимать хотя бы часть происходящего: что и для чего. Или в этом и есть суть искусства – неосознанно производить красоту и стремиться показать мир таким, как его видит кто-то один, а сознание других – либо примет сегодня, либо вырастет и примет чуть позже, либо не примет никогда…

Дружная троица прошла мимо радужного памятника, мимо журчащего нескончаемого источника, мимо лёгкой пестроты накрапывающего дождика, мимо вечернего настроения отдыхающих парочек муравьёв, сознавая, что всё это где-то в запредельной жизни, хотя нет, не совсем и запредельной, просто в иной временной эпохе, куда им вход закрыт. Напрашивается вопрос: «Насколько этот самый вход закрыт? На какое время? Пожизненно или через годик-другой что-то изменится и всё развернётся „другим макаром“, и жизнь покатится иным путем?»

Подруги брели молча, уставшие и обессиленные, без малейшего желания разговаривать, каждый думал о чём-то своём. Где-то в свистящей вышине нарастающей волной прогудел военный самолёт. Непонятно почему над городом раз от раза пролетали истребители, оглушая жителей Кехидупана.

Дома Кауни и Кэси располагались друг за другом в длинной цепочке однородных построек, по центральной улице, через один квартал, пешочком будет минут десять. Шенни жила в одном доме с Кауни, в соседнем подъезде. Лишь когда они приблизились к родному жилищу, Кауни решила спросить Кэси:

– Скажи, вот как есть, скажи, ты решилась бы начать отношения с муравьём?

– Чего-чего?

– Ну, ты ж поняла, ты же слышала…

– Ты всё думала об этом? Я вот…

Шенни безмолвно посмотрела сначала на одну подругу, затем на другую, и хотела было добавить что-то своё, и даже открыла маленький ротик, но не смогла выдавить и хрупкое словцо, оно где-то волшебным образом потерялось, и утомившаяся муравьиха решила вторую попытку не предпринимать, пошла дальше всё так же молча, со своими простыми мыслями и безумными мечтами о будущем. Ей несказанно сильно хотелось иметь свою дружную семью, свой маленький уголок, свою квартирку, которую она в своём воображении обставила максимально уютно, но, вот как-то не сложилось… не сло-жи-лось… Но она не теряла надежды, что наступит большой праздник и на её улочке, и в один прекрасный день картинка нарисуется. Сама собой нарисуется или кто-то напишет её – этого она никак не могла придумать, но несокрушимо продолжала верить.

– Не-е-ет, просто… – замялась Кауни, но тут же продолжила. – Ну, хорошо, хорошо, да, думала… Почему бы и не подумать? Вот и спрашиваю тебя…

– Хорошая тема, и прекрасно, что спрашиваешь!

– Да? – спросила одна.

– Да-да-да! – засмеялись в один голос все вместе.

– Надеюсь, что ты что-нибудь да скажешь…

– Слушай, ну я не знаю, как бы повела себя… Не знаю… Не знаю, стала бы начинать новую страницу в своей жизни, так сказать… – Кэси призрачно улыбнулась и быстро развела лапки в сторону.

– Вот и я…

Кэси и Кауни с задором попрощались с Шенни, и та зашла в свой подъезд, а муравьихи отправились дальше.

– Да-да, ты правильно все говоришь, правильно-о-о! – продолжала разговор Кауни.

– Вот, так оно и есть…

– Жизнь… Вот и ещё день пролетел, даже не успели заметить…

– Ну, а как ещё-то? – Кэси скосила глазки на ватагу малышей, которые возились на спортивной площадке двора.

– Ладно, до завтра, что ли… – Кауни не успела договорить, как смертоносный грохот разорвал вечернюю городскую тишину. От испуга муравьихи присели и закрылись лапками, свернувшись в клубок. Растерзанная на куски реальность зависла на немой паузе. Свист разорвавшегося воздуха, и затем – опустошающая мертвенная безмятежность. Испуганные муравьихи попробовали подняться, но плотная гущина туманного облака жёстко прижала их к земле. Кэси повернула мордочку в сторону, где только что играли маленькие муравьишки – там никого не было видно, всех малюток разбросало в стороны от дикой волны. Из подъезда, куда минуту назад вошла Шенни, валил густой бледно-розовый дым. Стена серой пыли осыпала весь двор, в воздухе продолжали лететь мелкие деревянные куски мебели, но все это происходило уже почти беззвучно, будто бы выключили звук и демонстрировали немое кино.

– Это ч-ч-что? – выдавила Кауни.

– Что-то это… Плохое это!

– А Шенни? Шенни же туда… А там…

– Туда-туда…

Муравьихи только из вечерних новостей узнали все подробности произошедшего. «Взрыв бытового газа. По предварительным данным погибло девять муравьёв» – сухо сообщили по телевизору. И ничего больше… Жуткая картинка на экране нарисовала вырванный клок из жилого дома, будто громадный монстр оттяпал кусмень пирога. И этот самый пирог оказался многоэтажным домом. Пять или больше квартир сияли на общее обозрение, в них отсутствовали стены, выходящие на улицу, а одной квартиры – в которой как раз жила Шенни, практически не было совсем. Вместо неё болезненно зияла устрашающая дыра с разрушенными плитами перекрытия, с торчащей арматурой, с жуткими обломками, похоже, это была прихожая и часть пола непонятно чего… Оказалось, что утечка газа была довольно быстротечной. За один час квартира Шенни наполнилась ядовитым газом и превратилась в страшную мину замедленного действия, которая ожидала свою жертву. Муравьиха пришла домой, открыла дверь, не успев сообразить, что что-то не так, по привычке щёлкнула выключателем и злосчастная бомба сработала. Возможно, при стечении обстоятельств, если бы Шенни пришла с работы вовремя, а не задержалась, то ничего бы и не было. Но, как говорится, всё уже произошло, и у истории нет сослагательного наклонения. Все воздушные мечты Шенни разлетелись одним нажатием выключателя, и их уже не собрать…

Глава 5

Жёлтый

«Как всё-таки здорово совмещать приятное с полезным!» – думала Кауни, натирая стены в душевой комнате чистящим средством. – «Вот вроде бы всё ничего: рабочий процесс движется… движется быстро, и только – вперёд, и во время обычных домашних дел можно планировать чего там дальше будет… Вот ещё бы вспомнить куда положила заказ двухнедельной давности… Случается же такое!» – тут муравьиха громко вздохнула, налила из прозрачной бутылочки бирюзовой жидкости на кафельную плитку и с новой силой принялась усердно шоркать.

Уже шёл третий день, как её назойливо мучал вопрос, дёргал день и ночь, безнадёжно вопрошая: «Куда делся листок заказа и материал – четыре погонных метра атласа, – с которыми приходил заказчик полмесяца назад? Вот куда? Куда-куда-куда?» Три дня назад объявился тот самый мурашик, который и задал головоломную задачку Кауни, поставив её в унылый тупик. Причём, задачка-то была настолько простой, пустяковой и беспроблемно решаемой, но что-то пошло не так…

Муравей, слава богу, никуда особо не торопился с пошивом, а то, ведь, бывают настолько капризнючие клиенты, что просто «ой-ой-ой-берегись, затопчут!» Он появился на пороге ателье и Кауни была вынуждена чистосердечно признаться, что заказ ещё не принят в работу, и произошло что-то невероятное… И ведь, на самом деле, произошло довольно-таки странное происшествие. Из её вроде бы ровной памяти беспробудно выпал тот день, когда принимался заказ, те минуты, когда она оформляла злополучный бланк… Образно говоря, будто бы столик, на котором была аккуратно собрана детская цветная мозаика, легонько тряхнуло разок-другой, и вроде бы вся картинка практически сохранилась, но нет, нет, не-е-ет общей целостности, и нет очевидного ответа на вопрос: «Что же надо исправить, чтобы всё стало на свои места?» Будто бы закостенелыми слесарными тисками, стоявшими без дела всю зиму, сдавили изо всех сил безразмерный месяц рабочей суеты, и сейчас, чтобы хоть как-то вспомнить тот день-час-момент, надо было безнадёжно придушенную память понемногу освобождать от неприятного и гнетущего пресса… Сложно… Невозможно сложно, но очень надо! Огорошенная происходящим, Кауни сначала машинально, а затем более внимательно, просмотрела все неразборчивые каракули в рабочей книге приёма заказов. Всё было идеально записано, принято от такого-то муравья – когда-чего-какой… дата, количество метров… Ничего лишнего или незаполненного… Она подозрительно взглянула ещё разок на дату, на ответственного, – всё верно, – но не могла припомнить, когда это всё она записывала: почерк, без всяких сомнений, был её, и смена рабочая – тоже её, но противная скользкая память удивительно подводила, убивала наповал, упрямо уводила узенькими тёмными закоулками в непролазные городские трущобы, не давая ни единого шанса на благополучное воспроизведение того дня. Но, по рабочим моментам всё записано исправно, идеально… Обычно при приёме нового заказа прописываются пожелания клиента, фасон, снимается мерка, обязательно вносятся все комментарии… Прямо или коряво – но всё же они есть, точнее должны были быть! Но ничего этого сейчас не было. Нелепый, глупый, в конце концов, смешной вопрос-вопросище: «Почему не было?» – беспомощно завис в ледяном воздухе. И на потерянную Кауни шипящей и пугающей волной за волной накатывало колющее осознание беспомощности нашего разума: то тяжеловесным катком прокатывался страх, что «разве такое бывает?», беспощадно распластывая её хлипкое сознание по всей поверхности бытия, превращая его в тонюсенький коврик; то невразумительная неизвестность отпускала парить в эфирной невесомости, ожидая, когда лёгким дуновением одну начавшуюся мысль невидимая сила привяжет к другой, и тогда, возможно, именно тогда всё ровненько сплетётся в единое целое и решение будет найдено. Найдено! Най-де-но! Это слово иногда так безразмерно озаряет весь внутренний мир, что ты каждой частичкой своего тела в секунду проживаешь миг рождения новой Вселенной, новой уверенности и новой бесконечно-волнующей надежды на лучшее, точнее, это слово несоизмеримо, оно не может объять всё необъятное. Но… но сейчас ничего этого не было.

Кауни всё никак не могла вернуться в когда-то родной памяти в ту ситуацию, когда принимала заказ. Стоп-п-п, и дальше – нет дороги! «Да почему же нет!» – поборола себя муравьиха. – «В конце концов, всё найдётся. Клубок мыслей распутается… Надеюсь… Просто надо отложить вопрос „до завтра“, и всё решится. Это же капитальный, проверенный столетиями способ. Даже в самых древних сказках встречается. Когда ты целиком и полностью растерян, и не знаешь, что делать, как решить очередной жизненный урок, ложись спать, и решение придёт во сне! Придёт-придёт! Ну-у-у, или не придёт. Одно – из двух. Хотя, есть довольно приличный шанс, что мудрёный лабиринт будет пройден!»

Кауни закончила чистить душевую комнату, окатила водой стены, и тут же включила душ, решила приготовиться ко сну чуть раньше – сил уже ни на что не оставалось. Мягкие тёплые капли вернули её в день, когда отец по воскресным дням в незапамятно-далёком детстве устраивал самодельный душ для неё и её сестрички. На клетчатой площадке, сложенной из ровных горбылей, и сияющей в дальних углах приличными ранами-отверстиями, расположенной между домиком и кривенькими мостками, возвышался апатичный деревянный столбец, гладкий до безобразия, к которому крепились разные полезные бытовые мелочи: крючки, тазы, вёсла, ковш, моток верёвки с повторяющимися узелками… Отец по выходным убирал всю висящую утварь в хижину и прикреплял к самому верху брусок-не брусок, кто сейчас уж и вспомнит. И к нему подвешивал замысловатый таз с водой, от которого наклонялся в воду шланговый отросток, и отец-муравей с задором загонял детишек под шайку, напевая весёленькую песенку про морячков, откручивал овальную умывальную заслонку, и тёплая водица струилась мелкими струйками, а отец, фыркая от воды, смеясь и подбадривая детишек, энергично качал насосом воду тут же, из реки, чтобы душевая феерия не кончалась. Кауни помнила ещё и то, что домашняя баня не нравилась только старшему брату по какой-то неясной причине, а ей с сестрой было очень и очень радостно принимать такой душ.

Синий

Как-то за неделю до взрыва квартиры Шенни, Кауни и Кэси возвращались домой на пару, они в последнее время довольно часто уходили с работы домой вместе. Бывало такое, что иногда одна или другая отчаливала чуть пораньше, не дожидаясь подруги в силу того, что у той длилось «нескончаемое рабочее веселье».

Дорога недолгая, и получасовая пешеходная прогулка, даже после тяжкого трудового дня способствовала переключению от ежедневных рабочих картинок. В тот раз муравьихи, несмотря на промозглый серый вечер, отправились домой. Дождика не было, он иссяк ещё днём, но всюду мелкой мошкарой порхала неприятная мокрая пыль, мельчайшие частички капелек безостановочно вальсировали в городском воздухе. Кружились так, что иногда казалось, будто бы они не собираются приземляться: вверх-вниз, вправо-влево, и снова – вверх… Бесконечно длинная дорога, лениво вьющийся то вправо, то влево, полосатый, в вялую серую и зеленую полоску плиточный тротуар, местами аккуратно разрезанный перекрёстками, словно гигантский пирог, на равные части, неторопливо вёл отработавших смену сонных муравьих прямиком домой, сворачивать никуда не надо было. Только – вперёд и вперёд! Как в старой доброй песне!