Мертвый и Похороненный

– Верфь же охраняется, – нахмурился я.

– Да, – кивнул Руф. – Внешняя охрана, ограда и патрули, все честь по чести. Но пробраться все равно можно. Охраняют-то люди… Темно, если он один был, проскользнул бы…

– Или мог охранника подкупить, – подал голос Раний.

– Или свой, – почти шепотом произнес я, но они меня услышали. Надо было видеть их лица! Хоть аллегорическую скульптуру ваяй "оскорбленная невинность в лицах и гримасах".

– Господин каптер, – тихо произнес Ахис. – Ни один инженер не сможет поднять руку на свое творение и своих людей. Мы давно работаем все вместе, мы давали клятву!

– А если это не инженер, а кто-то из рабочих? – спросил я, скорее для порядка, чем желая услышать ответ. Я сразу все понял. Ни о каком внутреннем расследовании не может быть и речи. Даже если поджог устроил кто-то из своих, а уж в этом-то я был почти убежден, то узнать это обычными методами мне не удастся. Где же, наконец, Каца?

Колдун появился почти в тот самый момент, когда я о нем подумал. Глаза Рания сверкнули неприкрытой ненавистью, остальные смотрели на него с опаской.

– Ну что, зяблики, веселенькое дерьмецо у вас тут творится, а? – заявил он прямо с порога. Кацу на Книдде не любили и боялись. Как, впрочем, и везде. Вот и сейчас он отвлек на себя внимание, а я принялся изучать лица. Ахис невиновен точно. Убежден, уверен, готов прозакладывать свою руку по локоть против дохлого гиеньего отпрыска. Он действительно верит в свою клятву. Руф выглядел растерянным. Тогор выглядел как обычно – мрачный, подозрительный и убежденный в том, что все вокруг – мерзавцы, злодеи и гиений помет. Зато именно он, в конце концов, додумался, как соорудить шаблон-болван для нового способа постройки кораблей. Он мог, конечно, все это поджечь, но для этого ему надо было бы сойти с ума, а выглядел он нормальнее некуда, только злее. Руф выскочил из своего домика на моих глазах, и когда загорелся второй корабль, я его видел. Он проспал начало заварухи и очень долго в нее включался. Разве что он поджог первый корабль, затем сбежал снова домой, а потом, выйдя, сделал вид, что только что проснулся. Раний принимал активное участие в тушении пожара. Он здорово пострадал, надо заметить. Только появился после того, как все корабли загорелись… Лицо его ничего не выражало. Было похоже на тупую маску, которую он в последнее время и носил, не снимая. Собственно, других вариантов нет, ведь так? Только делиться своими выводами с только что потерявшими трех товарищей инженерами, я, пожалуй, повременю. Заодно подожду, что скажет Каца, когда мы останемся одни.

* * *

На Книдде в наше распоряжение предоставили два домика – один в городке, близ оливковой рощи, на живописном холмике с декоративной, но не такой уж отсутствующей, как могло показаться на первый взгляд, оградой. Второй домик был прямо на верфи. Никаких особых удобств или чего-то подобного. Даже не столько домик, сколько хижина. Для рабочих тут были построены такие же, только больше. Не сговариваясь, мы направились в тот дом, возле которого растут оливы. И вовсе не потому что нам вдруг срочно захотелось отдохнуть, просто там подслушать разговор будет труднее.

– Это Раний, – сказал Каца, едва переступив порог. – Зуб даю. В смысле – я проверил. Наш обманутый муж и бывший главный инженер устроил это развеселое дерьмецо.

– Я так и думал, – кивнул я. – Больше некому. Только нам от этого не легче.

– Это почему? – Каца нацелился на кувшин на столе, но с разочарованием обнаружил, что тот пуст. – Казним показательно, как саботажника и дело закрыто. Остальные пусть себе работают…

– Если бы все было так просто, – вздохнул я. – У них же каста. Остальные кораблестроители заявят, что это подстава. Они так заявили бы, даже если бы собственными глазами видели, как Раний швыряется горшками с горящим маслом. Или чем там эти горшки начиняют? Скажут, что его заколдовали…

И тут в моей голове вспыхнуло решение. Сложное, но реализуемое. Правда, колдуну оно могло не понравиться…

– Знаешь, Жаба, – Каца прищурился. – Когда ты вот так замираешь, я понимаю, что ты уже все придумал. Так?

Я кивнул и направился к заветному толстостенному сундуку, где хранил кувшин розового книддского. Очень пригодится сейчас оно мне.

– Каца, – начал я, наполнив бокалы. – Как ты относишься к идее стать злоумышленником?

– Ты предлагаешь перейти на сторону Белафорта? – Каца пожал плечами. – Я как-то обдумывал этот вопрос, только пришел к выводу, что идея так себе. Белафорт – дерьмовенькое государство, вряд ли там будут сильно ценить предателей… Хотя… Или ты про что-то другое спрашиваешь?

– Давай нашим саботажником будешь ты? – прямо сказал я. Брови Кацы взлетели вверх, татуированный лоб прорезали морщины. – Вот смотри, Каца… Ты приехал на Книдду, полюбил и соблазнил жену главного инженера и уединился с ней. Но когда ты предложил ей уехать, она взялась упираться, ссылаясь на свой невероятный инженерный проект, который она должна обязательно увидеть. Тогда ты разозлился и устроил пожар. Но не до конца, поэтому вернулся, где тебя и застукал Раний, к которому как раз пришла каяться его непутевая жена. Тут ты их убил обоих и сбежал. С острова. Ммм? Что скажешь?

– Веселенькое дерьмецо… – почему-то я знал, что скажет он именно это. – А знаешь, Жаба… Что-то в этом есть. А про какую клятву думал их бородатый здоровяк все время? Она прямо из мыслей у него не шла.

– Так ты согласен на этой авантюру?

– А ты расскажешь про клятву?

– Да я сам про нее только в общих чертах знаю… – скривился я. – Вроде как есть божество, покровительствующее кораблестроителям. Родилось на Книдде, разумеется. Такая синекожая маленькая дрянь, имеет обыкновение танцевать на вершине мачты. Каждый, кто становится инженером, дает ему клятву на алтаре. Обряд держится в тайне, как и полный текст этой самой клятвы. Но по ней кораблестроители никогда не причинят вреда ни единому кораблю. Поэтому их в море и не берут никогда. Вот.

– Вот, значит, отчего они все друг в друге так уверены, а Раний наш прямо-таки убежден, что никому в голову не придет его обвинить… Да, Жаба. Давай планировать твою мистификацию. Жаль только больше мне на этот дивный остров будет нельзя…

* * *

Никогда не любил ночные прогулки. С тех самых пор, когда мы вошли в Нават-Амтал, горное селение на севере, и как раз мне пришлось стоять на карауле. Никогда после я ничего подобного не видел, да и раньше тоже. Призраки соткались из ночного мрака, выплыли, словно клочья тумана и замерли вокруг. А потом ринулись отовсюду, из-за каждого куста. Они ничего никому не сделали, в общем-то. Просто вопили и корчили страшные рожи. Но в ту ночь от ножа убийцы погиб Лал, мой хороший приятель, почти что брат. Каца тогда так и не смог разобраться, что это было за явление такое – просто ли призраки здесь жили, или убийце колдун помогал. А селение то мы сожгли наутро. Оставили одни головешки. Но страх ночного караула все равно остался.

– Не спится, господин каптер? – спросил молодой парень, стоявший на карауле невдалеке от моей хижины.

– Каца куда-то запропастился, гиена его загрызи, – деланно нахмурился я.

– А я его видел! – обрадованно воскликнул страж. – Он пошел вооон туда.

И указал в сторону верфи. Я мысленно улыбнулся.

– Прогуляюсь, – я махнул рукой на прощание, взял со скамьи фонарь и пошел в ту сторону, куда мне и указали. Мрак обступил меня, я прилагал кучу усилий, чтобы не озираться, а то хорош же я буду трясущимся от страха в круге света фонаря со стороны. И тут я услышал крики. Двое мужчин явственно выясняли отношения. Слов пока еще было не разобрать, но даже издалека ясно, что дело идет к драке. Я ускорился и заметил еще несколько движущихся в ту же сторону огней. Отлично, просто замечательно! Наконец я увидел их. Раний стоял, сжимая дубину напротив Кацы, гордо задравшего подбородок. А под ногами колдуна лежала женская фигурка, закутанная в плотный плащ. Ну, то есть, я знал, что фигурка женская. Для всех остальных она выглядела просто свертком.

– Она не согласилась уйти со мной, радуйся, – заявил Каца. – Но сердце ее я забрал!

– Что ты о себе возомнил, урод?!

– Ты даже представить не можешь моих возможностей, недоносок! – Каца издевательски захохотал. – Но побереги силы, тебе еще хоронить жену! Без сердца люди не живут…

И вот тут Раний наконец-то сделал то, что было нужно – замахнулся дубинкой. К этому моменту я и остальные свидетели как раз подбежали к месту ссоры. Каца взмахнул руками, выкрикнул несколько слов, и свет померк.

Я пришел в себя быстро. Во всяком случае, первым, остальные все еще валялись в живописных позах кто где. Три фонаря погасло, мой перевернулся, и лужица масла, не успевшая пока что впитаться в песок, лениво горела оранжевым огнем. Я, кряхтя, поднялся и осмотрелся. Голова кружилась.

– Гиенье дерьмо, – ругнулся я шепотом. Раний лежал с неестественно вывернутой головой. Глаза его уже остекленели. Плащ, в который была завернута Малайна, распахнулся, явив взорам довольно неприятное зрелище – посреди груди женщины зияла глубокая выжженная дыра.

– Что? – хриплый голос справа. – Что произошло?

Ахис приподнялся и огляделся. Голова его подергивалась, как с тяжелого похмелья.

– Он сбежал, – хмуро буркнул я. – Колдун. Убил Рания и его жену и сбежал. Никогда не доверял колдунам!

Что ж, отчасти это было правдой…

* * *

По команде весла опустились в воду, и новый корабль начал набирать скорость. Я чувствовал себя триумфатором. Да, вот оно. Строить корабли, как будто шить одежду. Триремы получились легче, чем раньше. Зато как они набирали скорость! как легко разворачивались и маневрировали! Я вполуха слушал команды и улыбался, глядя на пенные барашки волн. Собственно, сегодня мы вышли в море просто покататься, все испытания были проведены в последнюю неделю. Ахис и Руф еще раз все рассчитали, с учетом опыта и предоставили мне все выводы в цифрах, графиках и таблицах. Я сравнил их с тем, что мне было нужно от верфей на Книдде, удовлетворенно хмыкнул и подписал распоряжение о переводе всех кораблестроительных мастерских на новые методы работы. Теперь все бумаги надежно заперты в моем сундуке и отправятся со мной на Отмели. Там тоже неплохо бы реорганизовать кораблестроение. И тогда флот будет у царя к тем срокам, к которым он хочет. И даже чуть больше будет…

– Жаль, что Раний и Малайна этого не видят, – проговорил Ахис, нахмурив брови. Я просто кивнул, мне не хотелось обсуждать их судьбу сейчас. А могучий инженер, меж тем, продолжал:

– Я был у прорицателя. Того, который угадывает богов. Он сказал, что Раний был мятущейся душой, и его так и не принял ни один сонм. Зато Малайна нашла свой приют. Он сказал, что над ней простерлась змееглавая тень и забрала ее дух.

Я закашлялся, подавив в себе желание упомянуть в очередной раз гиеньи экскременты. А то не ровен час тень какого-нибудь гиенозадого божества протянет ко мне свои призрачные лапы, оглянуться не успею, как стану хохотом в ночи. Я мельком глянул на Ахиса, но тот был слишком поглощен своими мыслями, чтобы обратить внимание на метаморфозы моего лица.

– Я не знаю, в какой стране боги носят змеиные головы, – все так же медленно и монотонно продолжал Ахис. – У нас змея означает смерть и мудрость. А моя жена, сновидица и чтица снов, считает, что змея – символ прошлого. Завтра мы хотим принести в жертву неизвестному змееголовому божеству корабль. Вы придете, господин каптер?

– Увы, друг мой, – с показной горечью вздохнул я, понадеявшись, что Ахис не разглядит за этим вздох облегчения. – Мне пора покидать ваш благословенный остров. Завтра на рассвете мы уходим.

***

– Слушай Каца, – я вылил в свой стакан остатки розового книддского. – Так это получается, что в Малайну вселился вовсе не дух мертвого человека?

– Сложный вопрос, – лицо Кацы было серьезным, вопреки обыкновению. – Может статься, что и культисты эти просто запускали в себя своего бога. И он через них колдовал свою магию. А может все не так… Не знаю, Жаба. Я над другим сейчас думаю. Жаль мне, что я на Книдду больше не попаду или все-таки скорее рад этому? Не люблю непонятные места…

Шестое море

Благостные воспоминания о пребывании на острове Книдда постепенно таяли. Теперь уже казалось, что зеленые холмы и фруктовое вино мне приснились. Вторую неделю я безвылазно сидел в Черном Бастионе, и единственным стоящим развлечением было – разглядывать в подзорную трубу Белый Бастион на той стороне залива.

– Любуешься? – я не заметил, как вошел Каца. Он мне за эти дни так надоел, что я готов был собственноручно его придушить и сбросить с балкона. Прямо в пасти местным тварям. Как там они их называли?

– Кракены, – кивнул Каца.

– Читаешь мысли? – спросил я, не глядя на него.

– Ты уже говорил, что меня любишь, – колдун отобрал у меня трубу и тоже взялся смотреть на Белый Бастион. – Чтобы прочесть твои мысли, не нужно быть колдуном. О, сейчас снова пойдут на штурм…

– А ты почему не там? – спросил я.

– Штурмы – не мой профиль, – огрызнулся Каца. – Я слишком ценный кадр, чтобы меня в этот фарш закидывать.

Бабах! Из бастиона шарахнули чем-то тяжеловесным. Посыпались огненные шары, искры, камень кое-где распался на щебенку. Пыль рассеялась, я удовлетворенно хмыкнул – большая часть наших осталась там же, где и была. Живыми и относительно здоровыми. Похоже, наши колдуны удара ждали и сумели превратить его в безобидный фейерверк. Громыхнуло снова. На этот раз с нашей стороны. Ах, ты ж, гиена тебя загрызи! Отвалившийся зубец бастиона начал сползать прямо на таранную группу. Что-то перемудрил Лакаций, ведущий этот штурм, сам себя победит сейчас…

– Ах ты, урод, надо же… – пробормотал Каца, протягивая мне трубу. – Веселенькое дерьмецо сейчас начнется.

Над бастионом взметнулось знамя. На красном поле черная акула. Один из иерархов Белафорта! Когда и как он успел пробраться на Тамар? Мы же взяли его в очень плотную блокаду! Я чуть трубу в окно не выкинул. Вот что значит, отсутствие опыта… Остах-Рубище – отличный флотоводец, грамотный, обожающий в отличие от меня и море, и корабли. Только вот он не вел до этого столь обширных боевых действий. Так, по мелочи в основном. А белафортские корабли уже без малого тысячу лет считаются тут хозяевами. Нас, конечно, больше, но всегда ли это решающий фактор?

Катастрофу удалось предотвратить лишь частично. Кусок стены упал не в то место, куда собирался. Надеюсь, колдун, которому удалось это сделать, получит не только Бриллиантовую Звезду посмертно. Начались какие-то маневры, видимо Лакаций объявил перестроение или отступление. Основание бастиона заволок сизый дым – маскировка. Молодец кто-то, сообразил.

Я отошел от окна. Ну его, штурм этот. Потом расскажут, если что-то особенное будет. Все равно я уже пять их видел, этот – шестой.

Приехал Лето. Усталый, в обгоревшей одежде и злой, как тысяча гиен. Его ранили на прошлом штурме, так что в этом он не участвовал.

– Царь сам возглавил белый флот, – сказал он, как выплюнул. – Наверное, прямо сейчас идет морской бой.

– А почему только белый? – спросил я. – Там же только биремы…

– Да там ерунда какая-то, – отмахнулся Лето. – Пираты или что-то такое.

– Гм…

Не верь глазам своим. В последнее время мне везде хотелось видеть подставы и подтасовки. Вот и сейчас почему-то подумалось, что эти самые пираты или что-то подобное легко могут оказаться провокаторами, заманивающими царя в ловушку. А бирема – штука быстрая, конечно, но против тяжелых боевых кораблей Белафорта все равно, что муха против слона. Она даже к борту со своим тараном подобраться не сможет. А только на колдунов в море, да и не только в море, впрочем, рассчитывать нельзя.

– Устал, – Лето тоже отошел от окна. Судя по отсутствию комментариев, там все еще не было ничего понятно. – Кретин этот Уросор. Убил бы! Мы могли взять Белый Бастион утром.

– Уросор – это который? – спросил я. – Такой здоровенный косоглазый?

– Не, – Лето приложился к бутылке. – Косоглазый – это Крайля. А Уросор – белесый такой. С бровями.

Лето пошевелил перед лицом пальцами, изображая над глазами что-то вроде щупалец осьминога. Зато я сразу понял, о ком речь.

– А что такое было утром? – заинтересовался Каца.

– Мы сломали ворота. И если бы этот кретин задействовал резерв, то прорвались бы во внутренний двор.

– У царя какой-то собственный план, – сказал Каца, снова поворачиваясь к окну. – Он хочет положить там как можно больше защитников, прежде чем врываться внутрь…

– И толку? – не понял я. – Мы-то тоже гибнем…

– А бастион в осаде, – Каца задрал вверх указательный палец и состроил назидательное выражение лица. Но сразу сник.

– Что-то не то с этой осадой, – я кивнул в сторону окна, где полоскалось красное знамя с хищным силуэтом. – А как тогда внутри оказался иерарх Белафорта.

– Ну, не знаю, – Каца принялся преувеличенно внимательно разглядывать Белый Бастион в подзорную трубу. – Может, там и нет его. А знамя в подвале нашли и решили поднять, чтобы мы понервничали. А может он с самого начала был внутри. Ты не знаешь, случайно, у кого там такое знамя?

Я мотнул головой. Мне даже думать не хотелось про Белафорт, даром, что с ним воюем. Пусть стратеги изучают этого противника. И разведка. Моя задача, чтобы наши солдаты были сыты и одеты. Я подумал и произнес эту фразу вслух. Лето хмыкнул.

– Веселенькое дерьмецо! – воскликнул Каца. – Прорвали!

Мы с Лето вскочили и бросились к окну.

***

– Так на чем, ты говоришь, они напали на ваш когг? – я изо всех сил старался не орать. – На пирогах?!

Вообще-то, удивляться особо было нечему – на то она и война, чтобы на ней были одни сплошные неприятности. Но с этим коггом… Теперь придется придумывать что-то еще. Когги были самыми лучшими из судов, отданных в мое распоряжение, отправить за грузом боевой корабль мне никто не даст. Я вызвал своего секретаря и велел ему написать записку для Лето. Пусть отправит карателей на Берег Шершней. Может и спасет часть лекарств. Потрясающе просто… Когг шел вдоль берега, место там очень уж специфическое – нужно пройти между скалами и мелью в этаком коридоре. И тут из-за скал вылетают три длинные весельные лодки, догоняют наш корабль, и… В общем, спаслись те, кто вовремя прыгнул за борт. Капитан когга стоял сейчас передо мной. «Это даже хорошо, что мои моряки не самые опытные, – подумал я. – У потомственных водоплавающих хренова прорва всяких идиотских традиций. И будь этот болван таковым, кормил бы сейчас рыб».

– Что же делать теперь, господин каптер? – несчастный капитан чуть не плакал.

– Да ничего! – огрызнулся я. – Возвращайся к себе и жди. Ты вообще не обязан сражения выигрывать. И уж точно не мог предвидеть, что у Берега Шершней засада.

– Меня накажут?

Я понял, что злюсь уже совсем не на него. Парень и в самом деле не виноват. Он просто принес дурные новости. Или не дурные, это как посмотреть. Если из-за его трусливого бегства удастся накрыть этих партизан, то его не наказывать надо будет, а награждать. За предусмотрительность и прозорливость. И что бежал он вовсе не из-за трусости, а чтобы своим рассказать, где укрываются клятые бандиты, мотающие нам нервы уже месяц. Пожертвовал честью моряцкой, все такое…

– Иди, – я махнул рукой. – Главное – живой. Не казнят тебя, не бойся. Если всех, кто хоть раз терпел поражение на виселицу отправлять, то воевать некому будет.

Он ушел, а я задумался. Надо было придумать, откуда взять лекарства. Придется, пожалуй, покидать безопасные стены Бастиона…

***

Царь приказал разрушить Белый Бастион. Да так, чтобы от гордой крепости осталась груда камней. Теперь там копошились рабочие, а я решил обойти это место стороной – не люблю каменную пыль.

Когда-то остров Тамар был колыбелью могучей цивилизации. Они успешно отбивали атаки народа моря и спорили с ним в делах морской торговли. Но все это было давно. С тех пор их колонии на берегах Семиморья либо захирели, либо захвачены более активными государствами, а остров Тамар превратился в бледную тень самого себя.

К стыду своему я не успел более подробно изучить историю этого места. А теперь вот, глядя на роскошные белокаменные дворцы со следами разрушений, сгораю от любопытства. Отчего же могла прийти в упадок столь красивая страна? Народ, построивший Белый и Черный Бастионы, Дворец Алой Розы и Гроссов Маяк превратился в ленивое, тупое быдло, мало на что способное теперь. Следы разрушений на зданиях нанесены вовсе не недавними боями – это поработало время вкупе с человеческим равнодушием.

И все-таки до окончательной победы далеко, думал я, оглядываясь. По улицам все еще шныряли мародеры, а из опустевшего дома слышались азартные вскрики и женский плач. Я хмыкнул и прошел мимо. Мне было жаль эту несчастную, но что тут поделаешь, война. Я представил на ее месте Локу и мысленно пожалел насильников.

Начались места, куда еще не добрались наши гарнизонщики – трупы просто оттолкали с середины улиц, сточные канавы были полны нечистот, и запах… Да, именно так война и пахнет, подумал я. Грязью, гнилью, тухлым мясом. Мимо меня прошмыгнула крыса, за ней несся целый выводок. Вот уж кому раздолье.

Цель моя была уже близка, когда из подворотни раздалось:

– Эй ты! Ну-ка стой!

Я ускорил шаг.

– Стой! Стой! – за спиной забухали тяжелые шаги. Я успел развернуться до того, как незнакомец схватил меня за плечо. Это был высокий поджарый человек, со смуглым лицом островитянина. Одет он был тоже как островитянин – в пеструю хламиду с капюшоном, узкие кожаные штаны и сандалии. Я был одет примерно в такие же вещи, разве что почище и поновее. Выходя сегодня из Бастиона, я постарался выглядеть как можно более похожим на местного. И мог бы сойти, если бы этот урод не заглянул мне в лицо.

– Ты кто такой? Как тебя зовут?

Незнакомец пока не доставал оружия. Но это не значит, что его у него не было. Под широкополой одеждой можно спрятать даже щит, если возникнет такое желание. Я оценивал свои шансы. Если прямо сейчас треснуть его по голове дубинкой и броситься бежать, то есть шанс, что уйду. До наших патрулей – пара кварталов.

– Ты не наш! Ты из захватчиков!

Да что там думать?! Я выхватил дубинку и нанес удар. Поднырнул под его вскинутую руку и понесся по улице, как гиена с подожженным хвостом. Бежал и ругал себя за склонность к идеальной маскировке – эти дурацкие сандалии с тоненькой подошвой для быстрого бега были совершенно не приспособлены. Зато погоня, в отличие от меня, всю жизнь носила это недоразумение, недостойное называться обувью, и неуклонно приближалась. Я не решался оглянуться, чтобы понять, сколько их там. Явно больше одного. И даже, наверное, не двое. Они что-то орали мне вслед, но я не слушал, сосредоточившись на том, что мне надо как можно быстрее оказаться на чистых улицах. Вот и рогатки. Ну?! Пусто! Протухшее гиенье дерьмо! Я побежал дальше, преследователи дышали мне в спину. Они уже ничего не кричали, просто хрипло дышали. Мне казалось, что их дыхание шевелит волосы на моем затылке. Предательские светлые волосы, которых нет ни у одного островитянина. Под тонкой подошвой сандалии что-то противно хрустнуло, моя нога заскользила. Я не удержал равновесие и рухнул, покрывая про себя этот город всеми известными мне ругательствами. Не успел я перебрать и четверть списка, как на голову мне опустилось что-то тяжелое, и провалился в темноту.

***

Я очнулся в подвале. Если бы какой-то идиот спросил меня, откуда я это узнал, ведь просто на улице могла быть ночь, значит, его никогда не запирали в подвалах. Я не способен перепутать подвал с любым другим помещением. Подвал – это же почти могила. Собственно, почему почти…

Голова, конечно, болела. Чуть выше виска вспухла огромная шишка, даже трогать страшно. Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я понял, что под потолком имеется крошечное окно, света оттуда почти не проникало, значит на улице действительно ночь. Второй источник света – щель под дверью. Лампада, свеча или масляная лампа. За дверью кто-то прочистил горло. И как только я успел все это оценить, у меня включилось обоняние. Фу. Похоже, я был не первый пленный, которого здесь держали. А помещение явно не жилое. Но и на тюрьму не похоже. Я встал.

– Эй, вы! – заорал я и постучал для убедительности в дверь. Ну и еще мне хотелось проверить ее прочность. – Чтобы вам дохлыми гиенами обожраться, что тут происходит?!

Человек за дверью поднялся, подошел к двери. Скрипнул какой-то механизм, открылось окошечко. Я отшатнулся – слишком ярким показался свет. Но лицо успел разглядеть. Старик. Островитянин.

– Чего шумишь?! Пленный ты.

– Ты что опух, дед?! На что вам пленные, суп что ли варить?!

– Может и суп, – согласился старик. И усмехнулся как-то нехорошо. По моей спине пробежал холодок.

– А еда будущей еде полагается? – сказал я, чтобы хоть что-то сказать. Голос дрогнул, но может, собеседник этого не заметил?