Мертвый и Похороненный

– Так что, стратеги? – снова спросил я. – Вы сделали свое дело и сломали хребет Белафорту. Вы позволяете мне закончить начатое?

***

Я вытер лицо и присел на невысокий постамент статуи.

– Шагги, – сказал я. – Это же война… И она уже здесь. Она может начаться еще до того, как мы вернемся…

– Еще нет, Жаба, – ответил Шагги.

– Хорошо бы…

– Зато ты победил, господин комендант, – Шагги снова улыбнулся. Одними губами.

– Стратегов? – хмыкнул я. – Я их заболтал, а не победил. Они согласились отправить меня на переговоры только потому, что у меня войск нет. Не мародеров же с карателями войсками считать…

– Ты не понял, – Шагги отвернулся. – У тебя получилось не допустить близнецов в тело царя. Царь остался царем, а война идет своим чередом.

Я опустил глаза. Что было бы, оседлай близнецы царя? Стал бы царь проводить переговоры или сражался бы до тех пор, пока от Белафорта не осталась бы кучка каменной крошки, а Совет Ста не был бы скормлен гиенам? Не знаю…

– Не знаю, Шагги, – я покачал головой, продолжая смотреть в землю. – И никто не знает, как получилось бы. Я видел свихнувшихся, в которых вселялись такие, как ты. С метками и без. Повезло остаться с собственным рассудком немногим. А тут – двое. И царь. Получилось бы у них мирно ужиться в одном теле и умножить свое могущество или царь превратился бы в пускающего слюни идиота вместе с запертыми в его голове Ша и Шуа? Эх… Ладно, идем, нам пора.

– Да, – кивнул Шагги. – Пора.

***

Зал имел форму полукруга. Точнее, люди в нем сидели полукругом, а вторая половина круга была отведена для нас. Мы с Шагги ошарашено переглянулись и как-то сразу приосанились, почувствовав себя на сцене. Вот чего не хотелось демонстрировать, так это удивления или чего-то в этом роде. Когда я заговорил, сходство со сценой усилилось. Сразу почему-то вспомнился поход, когда мы проходили мимо развалин диковинного белокаменного города. В центре него была сцена. Это могла быть только сцена, и ничто другое. Уходящие ступенями ввысь ряды и полукруглый пятачок. Стоишь на нем, и отовсюду тебя видно. Говоришь – и каждый услышит. Даже если ему хватило денег только на самый верхний ряд. Он все равно будет различать каждое твое слово. Даже шепотом. Хотя для него ты будешь не больше куклы.

Я держал речь от имени победителей. Зря, что ли готовился? Не сказал бы, что имел среди своих ста зрителей головокружительный успех, судя по их лицам. Впрочем, это было неважно. Все равно переговоры начнутся чуть позже, когда останутся только значимые особы, которых я и пытался вычислить, вглядываясь в лица. Что-то было в них такое… Такое… Словно бы они и не боялись. Словно не были сейчас беззащитны, будто ворота цитадели не были распахнуты, а наши воины не прохаживались по мозаичным мостовым Белафорта.

Когда мне надо сказать что-то важное, я всегда думаю о другом. Вот и сейчас тоже – я объяснял Совету Ста условия мира между нашими государствами, а сам думал об оливах. Сразу за воротами цитадели, направо – оливковая роща. Могучие, очень старые деревья, усыпанные плодами… Никогда не видел таких крупных. Деревья были увиты цветными лентами, а у подножия одного из них рыхлил землю дряхлый старик. Он поднял голову и посмотрел на нас. Нет, ничего особенного его взгляд не выражал. Наверное, это был какой-то очередной жрец очередного сумасбродного божества. Сначала я хотел спросить, почему его оливы приносят такие крупные плоды. Потом не стал, подумал, что лучше мне этого не знать.

Я замолчал. Оглядел лица. Взглянул на Шагги. Кажется, достаточно. Сначала я хотел перевести дух и продолжить, но сейчас передумал. Пора переходить к торговле. Я поклонился и искренне во все зубы улыбнулся своим зрителям. На мгновение испугался, что вот сейчас они зааплодируют, а я, вместо коменданта, каптера и представителя победоносной армии окажусь фигляром на задрипанной сцене для ста зрителей. В тех руинах на трибунах могли вольготно рассесться не меньше трех тысяч человек…

Никаких аплодисментов. На лицах – сосредоточенная серьезность. Поднялся один. Откуда-то из середины, почетных кресел здесь не было. Длиннополые одежды с шелестом расправились, настолько в зале стало тихо.

– Мы выслушали тебя, оратор, – сказал он и слегка поклонился. – Но мы хотели бы видеть царя!

– Царь выходит на публику, когда сам того пожелает, – ответил я.

– Я понимаю и принимаю твой ответ, – склонил голову белафортец. – Прими и ты мое приглашение быть гостем в моем доме до тех пор, пока мы не закончим переговоры.

– Да.

– Я пришлю за тобой слугу в пурпурных одеждах.

Вообще-то я ожидал чего-то другого. Не сказать, чтобы большего ажиотажа, но не такой заурядной будничности. С другой стороны, белафортцев тоже можно было понять – они только что признали себя побежденными. Им придется отдать даже больше, чем у них сейчас есть. Но это вовсе не значит, что они должны рыдать, рвать на себе волосы и посыпать головы пеплом. Они достойно защищались и проигрывают теперь тоже… с достоинством. Что это?! Я начинаю испытывать к ним симпатию? Надо бы пойти туда, наверх, где пышет нестерпимым жаром печь в брюхе огромного глиняного монстра с бычьими рогами.

***

Щенок дрожал, я чувствовал это, держа его за руку. Нда, хорош слуга…

Выражение лица Шагги оставалось невозмутимым. Зато слуга в пурпурном его опасался и старался не приближаться на расстояние вытянутой руки. На слугу Шагги никто не обращал внимания, чему тот был, пожалуй что, рад. Дом приютившего нас белафортца находился в стенах цитадели. Честно говоря, я был здорово удивлен тому, как тут все устроено. Я-то думал, что эти высокие стены скрывают пару храмов, казармы, зал заседаний, ну и монстра-печку. Оказалось, что все не так. Цитадель называлась холм Панса. Это был отдельный городок, этакий город в городе, район для особо привилегированных. Здесь жили далеко не все представители Совета Ста, а лишь шестеро из них. На Пансе жили также почти все иерархи, жрецы главных божеств и многочисленная челядь. Впрочем, последние не имели здесь домов, их поселяли временно в комнаты-клетушки. И еще – нанятые сюда прислугой не имели права перевозить в цитадель семьи. Прислуга нанималась строго на один год, никаких любимчиков и особо доверенных слуг. С одной стороны, это было странно, с другой… Не знаю. Скорее все-таки странно. Слишком много чужих людей приходится впускать в свою жизнь, не успеешь к одной роже привыкнуть, а тут уже другая.

Хозяин дома представился только за ужином.

– Я Дастрал из дома Даглы, – он слегка наклонил голову, потом повернулся в сторону угла, в котором стояла статуя женщины, украшенная несколькими маленькими черепами. Перед этой неведомой богиней он склонился гораздо ниже и с гораздо большим почтением. А я подумал, что вряд ли эти черепа выточили из слоновой кости.

– Это Дагла, – сказал хозяин, повернувшись к нам обратно. – С нее начался наш род. Каждое поколение должно принести ей в дар ребенка. В знак того, что наша семья процветает и продолжает расти и здравствовать.

Я старался не думать о том, что он сейчас это говорит серьезно. Просто чтобы меня не стошнило. Поэтому я крепче сжал руку Щенка и хладнокровно прошел мимо кошмарной статуи.

Впрочем, зрелище столовой меня порадовало ничуть не больше. На стенах висели маски. Они чем-то были похожи на те, которыми украшали тармские храмы. Только те были гигантскими, а эти – размером с нормальные человеческие лица. Только выражения на них были ужасны. Гротескные гримасы окружали богатый пиршественный стол. Наверное, авторы этих шедевров хотели изобразить веселый смех. Главное – сохранить лицо, подумал я, подошел к столу и вопросительно взглянул на Дастрала. Тот сделал приглашающий жест.

– Наши столы всегда полны, – сказал он. – Неважно, хотим ли мы есть сами, ждем ли гостей… Боги должны видеть наше богатство и благополучие.

– Но ведь еда испортится! – воскликнул Щенок. То есть, Ллеу, наверное.

– Испорченные блюда заменяют на свежие, – благожелательно ответил Дастрал. – Стол всегда должен быть полон, даже…

"Даже если война", – закончил я за него.

– А если еды не останется? – спросил Щенок.

– Значит, настало время закончить жизненный путь, малыш, – улыбнулся Дастрал и сел во главе стола.

– И что тогда? – не унимался Щенок.

– Малыш, – принужденно улыбнулся Дастрал. – У нас разные обычаи и мы поклоняемся разным богам. Ты вошел в мой дом вместе с армией, победившей мой город. Оставь же мне мои заблуждения до той поры, пока владыка-победитель не пожелает их отнять. Если же ты интересуешься искренне, то я готов сегодня в вечерней беседе ответить на все твои вопросы.

– Если царь прикажет вам отречься от вашей веры, то вы отречетесь? – Щенок тоже сел за стол, и я не стал его приструнивать, мне было интересно.

– Да, – просто ответил Дастрал.

– И что же тогда у вас останется? – юноша протянул руку к блюду с оливками. Невероятно крупными оливками.

– Жизнь, – Дастрал пристально взглянул в лицо мальчика.

– С которой вы так легко готовы расстаться, если стол опустеет, – пробормотал Ллеу.

Дастрал промолчал. Но было видно, что ему есть, что ответить. Просто по его правилам во время еды не разговаривают. Особенно на серьезные темы. Но чтобы нам было нескучно, слуга прислал юную девочку. Совсем еще ребенок, худенькая тростинка. Она принялась петь незнакомые протяжные песни. Ее голос то звенел колокольчиком, то наливался грозной силой.

– Это его дочь, – прошептал мне Ллеу на ухо.

***

Наконец меня оставили одного. Даже Щенок притих в углу и никак не нарушал моего уединения с самим собой. Я испытывал сложные чувства. Даже вот так просто и не опишешь… С одной стороны, мы победители, и это они должны нам кланяться и под нас подстраиваться. С другой – я никак не мог отделаться от ощущения, что я оборванец, которого пустили за хозяйский стол. Вряд ли Шагги испытывал похожие эмоции. Его самодовольное лицо ну никак нельзя было назвать неуверенным. Хотя может я со стороны тоже производил такое же впечатление. Я вздохнул. Нахмурился. Вонючее гиенье дерьмо! С какой стати я вообще должен испытывать какое-то там неудобство только из-за того, что завел разговор до того, как слуга утащил стола пустые блюда? Что ж…

– Господин посланник? – тяжелая портьера шевельнулась. Я знал, кого там увижу. Это гостеприимный хозяин, конечно же. Пришел поболтать по душам. И приосанился и как-то даже приободрился.

– Входите, Дастрал, – произнес я. – Я тоже хочу с вами побеседовать. Без лишних глаз и ушей.

Домашний наряд хозяина был не столь вычурный, чем тот, в котором я видел его раньше. Он даже снял свой массивный головной убор и предстал передо мной простоволосым. Кстати сказать, голову он не брил, хотя кто-то из приятелей меня убеждал, что все белафортцы лысые. Все знатные белафортцы.

– Вы гость, – Дастрал слегка поклонился, прежде чем опуститься в кресло напротив меня. – Я готов отвечать на ваши вопросы.

Вообще-то, я знал, о чем хотел его спросить. И он мне только что здорово помог с началом беседы, а то у меня попросту никаких идей не было, как начать этот сложный разговор.

– О, у меня множество вопросов, – я широко улыбнулся. – Но начну я вот с какой темы – меня интересуют жертвы.

– Жертвы? – Дастрал изобразил удивление. – Способы принесения жертв?

– Нет, Дастрал, – я отрицательно покачал головой. – Не такие жертвы. Жертвы, в которые ненадолго впускают бога.

– А, – хозяин поежился. – Это очень редко делается. Не знаю, откуда вы узнали…

– Мой хороший друг – вождь тобтопов, – сказал я. – Он рассказал.

– А, – Дастрал кивнул. – Но это довольно сложный ритуал, требующий участия только подготовленных жрецов. Бывает, что недели уходят, чтобы получилось… Я, увы, не посвящен в детали, далеко не всякий из наших богов дарует человеку свою силу даже на короткий миг.

– Но человек после этого умирает? – спросил я.

– Он умирает до этого, – ответил Дастрал. – На алтаре. Почти умирает. Нужно, чтобы божественный огонь вспыхнул точно в тот момент, когда жертва находится на острие, когда жизнь уже закончилась, но смерть еще не наступила. Промедление на миг – и все было зря. Придется начинать сначала, а поиск подходящей жертвы – это каждый раз такая морока…

– То есть, подходит не всякий человек? – притворно удивился я.

– Разумеется, нет! – воскликнул Дастрал. – Ритуал начинается с того, что жрецы читают требования бога о том, кто ему нужен – мужчина или женщина, молодой или старый, с какими волосами, глазами и особыми приметами. Все очень точно, под описание редко подходят два человека.

Я вспомнил рыжую женщину, вызывавшую бурю с землетрясением. Мда… Наверняка ведь пришлось искать такую среди рабынь. В этой части мира нет светлокожих рыжих девиц.

– Причем жертву нужно найти, пока не сменилась луна. А потом должным образом ее подготовить, – продолжал Дастрал, но я его перебил.

– А изгнать это божество можно из тела? – перебил его я.

– А? – опешил Дастрал.

– Ну, сделать так, чтобы божество оставило тело, – терпеливо объяснил я. – Извините, если вопрос показался неприличным. Просто могу себе представить, явилось божество, творит непотребства, мешает… Можно выгнать его?

– Да, – медленно кивнул Дастрал. В его глазах в этот момент блеснуло что-то такое… Но я не успел разглядеть, потому что из своего угла явился Щенок, про которого я успел подзабыть.

– Я тоже хочу спросить, – сказал мальчик. – Я знаю, что жертва умирает, после того, как ее тело покинет божество. А если вселилось не божество? Можно ли изгнать вселившуюся душу так, чтобы тело осталось в живых?

– Ллеу? – нахмурился я.

– Ты же сам хотел об этом спросить, хозяин, – пожал плечами мой слуга. И тут в глазах Дастрала снова мелькнуло… это.

– Я, кажется, понимаю, о чем вы, – медленно проговорил он. – Все-таки, вы довольно давно находитесь близ наших стен, чтобы ваша проблема не стала нашей… Да, мы столкнулись с душами из прошлого. Изгнать такую душу… можно.

– И что будет с тем, кого она покинет? – спросил Ллеу.

– Не знаю, – белафортец покачал головой. – Правда, не знаю. Я не жрец.

– А причем здесь жрецы? – я хотел фыркнуть презрительно, но не стал. Не то место, пожалуй, где к жрецам можно относиться пренебрежительно.

– Ааста, – со значением произнес Дастрал. – Это проклятье Аасты. Он вообще-то бог не особо могущественный, у него своего дня, когда церемонии посвящены только ему. Вы никогда не задумывались, а почему ваш царь начал войну с нами?

Я промолчал.

– Возможно, проклятье Аасты тому причиной, – продолжил белафортец. – Ни в каком другом месте не поклоняются этому божеству, только в Белафорте. Ума не приложу, как именно ваш царь мог рассердить бога преград и препон…

Я продолжал молчать. Я знал причину войны с Белафортом. Но знал ли ее Дастрал?

***

То, что они рассказывали, выглядело невероятно убедительным. Настолько убедительно, что меня даже затошнило. Я взглянул на Шагги, ища его поддержки, но он только пожал плечами. После того ночного разговора Дастрал расстарался и пригласил после завтрака двоих лысых жрецов. Они были очень просто одеты и все время кланялись и извинялись. А потом начали рассказывать. Сначала я как-то не проникся доверием к этим фиглярам. Но потом поневоле вслушался.

Ааста – это не совсем божество. Он не нуждается в храмах, не имеет пола и положенных богу родственных связей. Это просто сила, которая встает в нужный момент между нами и нашими ошибками, преждевременными или поспешными действиями. А может и между нами и смертью. Человек – существо слабое, он нуждается в том, чтобы его оберегали. Каждое божество делает это в меру своих желаний и способностей. Вот и Ааста тоже. Он может предстать в образе нищего, которому ты кинешь монетку. Ту самую, которую хотел потратить на кружку пива в кабаке, и из-за которой тебя не приветила бы юная чаровница, которая стала потом твоей женой. А может это камешек в сандалии. Задержавший тебя на несколько мгновений. И ты не стал жертвой взбесившегося коня на ярмарочной площади и не валяешься с раскроенным черепом. Или это может быть птица, испачкавшая твой парадный наряд, и ты не женился на распоследней стерве, которая потом выпьет из тебя все соки. Можно было бы сказать, что Ааста – божество случая. Но это не вполне так. Случай – это инструмент Аасты. А цель… А вот цели никто не знает. Или просто не понимает. Нельзя же всерьез воспринимать целью "чтобы все шло, как должно"… Зато известно, как Ааста выражает свое неудовольствие. Он просто перестанет ставить преграды. Отходит в сторону, отводит взгляд. А дальше все зависит от разных вещей. Если человек обычное ничтожество, его ноги сами приведут его в могилу. Если же нет, если проклятье пало на человека, чья судьба сплетена с судьбами множества других людей, то последствия могут быть ужасающими.

Не все мертвые души пребывают в тех местах, где им положено пребывать. Многие думают, что еще не закончили свой путь, еще не доделали что-то. Они кружат рядом с нами, незримые, неосязаемые, и ждут. Ждут своего часа. Когда падет препона, мешающая им вернуться обратно в плоть. Эту преграду тоже выстраивает Ааста. Таков уж порядок – мертвым нечего делать среди живых. И когда препона падает, неспокойные мертвые начинают проникать в мир живых.

– И что же может вызвать неудовольствие Аасты? – спросил я, дослушав.

– Мы не знаем точно, господин, – поклонился первый жрец. – Никто никогда не видел полного кодекса. Только части, и те могут быть истолкованы по-разному. Есть порядок, которому служит Ааста. И если человеку удается его нарушить, то Ааста обижается и отворачивается от него.

– Обижается, – фыркнул я. – Ничего себе, дитя неразумное…

– Вы очень верно подметили, господин, – поклонился второй жрец. – Ааста в чем-то похож на дитя. На такое, которое еще почти неразумное. Представьте себе дитя, собирающее пирамидку из цветных камешков. Попробуйте вмешаться в процесс. Или отнять у ребенка камешек…

– Ладно, – кивнул я. – Вы меня почти убедили. Вы можете что-то предложить?

Жрецы переглянулись, потом оба посмотрели на Дастрала. Я тоже на него посмотрел. И опять что-то меня насторожило, но я не понял, что. Гиенью блевотину на этих белафортцев! Они совсем чужие, непонятно, когда они шутят, а когда серьезны, у них другие привычки, другие правила, а их боги наделяют своих последователей силой. В Стране Монументов тоже есть такие жрецы, конечно… Но я не был в Стране Монументов, а Белафорт вот он, вокруг меня. Заглядывает мне в глаза, смотрит в рот и отчаянно торгуется. Знать бы, где у этих спесивых белафортцев слабые места…

– Мы не уверены, господин, – снова заговорил первый жрец и снова поклонился. – У нас в книгах есть ритуал призыва Аасты. Чтобы с ним можно было поговорить и его задобрить.

– Что для этого нужно? – спросил я, внутренне содрогаясь от предвкушения ответа.

– Нужно тело, – тихо произнес жрец, не глядя на меня. – Тело, способное вместить в себя часть бога. Нужна ночь. Нужен перекресток. И еще…

Он перешел на шепот. "Сто жертв", – прочел я по губам, надеясь, что ошибся.

– Сто, – повторил Дастрал.

Я отрывисто выдохнул, подавив желание посмотреть на Шагги.

– Это ведь не рядовой ритуал, – торопливо пояснил Дастрал. – Обычные повседневные ритуалы Аасты вообще не требуют жертв, так ведь?

– Да-да, – быстро закивали оба жреца.

И тут я посмотрел-таки на Шагги. Тот хмурился, опустив глаза в пол. Ему не нравится идея с жертвами? Или он чует какой-то подвох?

– Это проклятье Ааста насылал всего однажды, – заговорил первый жрец. – В ста лигах западнее Белафорта вы и сейчас можете увидеть остатки города. Реста. Кажется, так он назывался. Неспокойные души – это всегда разрушительно. Не бывает так, чтобы вселившаяся душа просто зажила мирной жизнью. Они хотят отомстить жизни, которая в прошлый раз им недодала. Те, кто сохраняет рассудок, вселяясь, просто очень деятельные, но хуже с теми, кто оказался заперт в чужой плоти. Сила желания и жажды жить будет накапливаться и не находить выхода. И, в конце концов…

Он замолчал, посмотрев на второго жреца. Беспомощно, как мне показалось.

– Сила, не нашедшая созидательного выхода, превращается в разрушение, – сказал второй.

– Как у ваших иерархов? – спросил я, не знаю почему.

– Эээ… – подал голос Дастрал и поджал губы. – Не совсем. Это другие силы.

Я подождал разъяснений, но их не последовало.

– Итак? – Дастрал вопросительно глянул на меня. А я на Шагги. Флотоводец пожал плечами.

– Сто жертв, говорите? – спросил он. – Белафорт сможет предоставить их?

Белафортцы переглянулись. Вовсе не испуганно, а скорее с облегчением.

– Конечно, – Дастрал слегка поклонился. – Вы победители. Вам и выбирать трофеи…

***

Колонна двигалась медленно. Люди шли рядами по четыре человека. Делали шаг и замирали. Затем еще шаг. Все действо подчинялось рокоту огромного барабана, которого мне с моей позиции было не видно. Как объяснил Дастрал, место, где все будет происходить, это не храм какого-то одного бога, это главная площадь церемоний. Больше всего она походила на огромную круглую яму, к дну которой вела широкая лестница с неровными ступенями, а внизу стоял широкий постамент-арка. Шествие могло как пройти сквозь нее и подняться на поверхность с другой стороны, так и забраться по ступеням сбоку. Над аркой были выстроены узкие деревянные мостки, окрашенный в синий и черный. Возле них выстроилось сто человек – по пятьдесят с каждой стороны. Это были не жертвы, это были держатели полотнищ. Сначала я не понял, зачем они. На арке, рядом с золотой чашей жаровней стоял жрец в вычурных одеждах, лица его было не видно из-за огромного головного убора с маской. Он держал на руках ребенка. А двое других жрецов (похоже, тех самых, что разъясняли нам про этот ритуал) стояли по бокам от него. Оба они были облачены лишь в набедренные повязки, у каждого в руках был кривой белафортский меч. Только цвет клинков странноватый. В отблесках пламени он бликовал то голубым, то зеленым. Процессия приближалась. Первые держатели полотнищ забрались на мостики, и по обеим сторонам арки заколыхались прямоугольники белоснежной ткани. Ребенок засмеялся и показал пальцем на кого-то в толпе. Стройный ряд не нарушился, процессия продолжала движение сквозь арку. Избранный поднялся наверх. Один из полуголых жрецов взмахнул мечом, отрубая жертве голову. Кровь плеснула на полотнище, расцвечивая его страшным кровавым цветком. Я замер, подавляя в себе страх и отвращение. Процессия неспешно двигалась дальше. Ребенок вновь засмеялся. Выбор. Жертва обреченно бредет наверх, отмеряя шаги, повинуясь рокоту барабана. Взмах меча, и вновь на белой ткани алый цветок. Ребенок счастливо и заливисто хохочет.

Я посмотрел на Шагги. Тот хмурился.

– Что-то не так? – спросил я.

– Не знаю, Жаба, – он покачал головой. – Не знаю… Тут вообще как-то все не так.

Я мысленно обругал себя последними словами. А ведь еще вчера мне казалось, что мы вытрясли из Белафорта очень много. Оставшиеся военные корабли (а их около сотни), все земли, восточнее Белафорта по берегам Семиморья, ежегодная дань, царский наместник, кое-какие сокровища по мелочи. И ритуал, который поможет снять проклятье Аасты.

– Меня пугает этот ритуал, – прошептал я. – Я уже презираю себя, что на это согласился.

Тем временем было окрашено пятое полотнище. Щенок неподвижно стоял слева от меня. Он вообще внушал мне опасение последние дни – стал молчаливым, очень часто начал замирать, глядя как будто в никуда. И глаза его становились похожими на стеклянные бусины. Вот и сейчас тоже. Мученическая гримаса и прозрачные бессмысленные глаза.

– Что с ним? – спросил Шагги.

– Не знаю, – ответил я. – Эй, Щенок? Ллеу?

Никакой реакции. Нам ничего не оставалось, как продолжать смотреть на происходящее внизу, в яме церемоний. Одна из жертв была убита неудачно, ни капли крови не попало на полотнище, а тело свалилось вниз, в строй остальных. Они не нарушили ритма и не сбились. Человек с полотнищем остался стоять, где стоял.

– Нам надо будет досмотреть до конца? – спросил я. Просто чтобы что-то сказать. Молчание угнетало меня, где-то в глубине души поднималась глухая тревога. Я снова огляделся. Хорошо, что из наших высших офицеров рядом был только Шагги. Боюсь, мне было бы стыдно смотреть в глаза остальным. Это же именно я дал согласие на кошмарную церемонию. Я сомневался, да. И тогда сомневался, и сейчас. Довод Дастрала, которым он меня убедил, теперь казался ерундой. Я же не знал, на что подписываюсь…

Те, кто держал полотнища, принялись поднимать их на высокие шесты. Они спускались с мостка, брали шест, и очередной кровавый цветок взмывал над головами. Медленно, подчиняясь общему ритму церемонии, держатели полотнищ стали подниматься на первый ярус площади церемоний. Уже сейчас было понятно, что когда мясники с кривыми мечами закончат свое дело, полотнища образуют круг. И потом, когда этот круг замкнется, то произойдет… Нечто. Уже представляя в общих чертах обычаи Белафорта, я предположил бы, что жрец в вычурных одеждах воткнет в сидящего у него на руках ребенка ритуальный нож. И когда тот испустит последний вздох, божество снизойдет. Что будет потом, я плохо себе представлял. Я помнил, конечно, про рыжую девицу, устроившую землетрясение с ураганом… Но площадь церемоний была со всех сторон окружена нашими воинами. А Совет Ста в почти полном составе восседал в ложе напротив меня. И за их спинами тоже стояли наши воины. Нет, не могу сказать, что я доверился безоговорочно хитрым бестиям из верхушки Белафорта. Но мне все равно хотелось надеяться, что эта затея – не какая-то там каверза, и что все эти жуткие кровавые цветы реально помогут нам справиться с проблемой мертвых душ.