Мертвый и Похороненный

Те, что в центре, должны получить по каменному кинжалу. Каждому из них должно убить всех остальных.

Если выживают двое, бой надлежит продолжать до того момента, как останется один.

Когда ритуал завершен, последний из выживших должен обойти всех, кто оказался жертвой, произнести положенные случаю слова и вырезать у каждого сердце. Его должно вырезать аккуратно, не повредив. Если он повредит какое сердце, ему должно назначить пятьдесят плетей.

***

Архив храма Шагайши-Танцовщицы

Прошение утраченного счастья

От Безоружного Гиага

Верую и прошу даровать мне свет мудрости, о великая.

Пусть снизойдет благодать твоя на мою голову.

Доверь мне тайны свои, не прячь узоров на рубахе твоей.

Вложи силу в танец мой и нож мой.

Пусть несут они не просто смерть, но возмездие.

И тогда я нарисую своим танцем небо.

Нарисую танцем своим дождь.

Нарисую клинком своим смерть.

А страх придет сам.

Ибо ходит он мягкими шагами повсюду,

И звать его не надо.

Но если снизошлешь мне знак, о великая,

Я воззову к страху.

Чтобы явился он к тем, кто похож

На зеркальное отражение друг друга.

***

Архив храма Шагайши-Танцовщицы

Таинство и раскрытие

Письмо в храм от безымянного.

Священный текст.

Каждый человек – сам по себе. Он един и самоличен. И в этом мудрость мироздания.

Рождаясь, человек не ведает зла, но не ведает и добра. И смысла не ведает. Его нужно вести.

Знаки, посылаемые нам мирозданием, очень просты. Очень понятны. Их даже не нужно уметь видеть.

Мироздание всегда метит настоящее зло.

Но настоящего добра не существует. И в то же время оно – все сущее. Зло же – конкретное. Оно словно червь в сочной плоти фрукта.

Мы не вправе осуждать мироздание за испытания, которые оно шлет нам.

Нам должно покориться судьбе или же бороться с нею, мирозданию угодно и то, и другое.

Настоящее зло ты всегда узнаешь.

Настоящее зло не бывает одиноким.

Настоящего зла всегда больше одного.

***

Я вытер пот со лба.

– Надоела до смерти эта бредятина, – сказал я, не глядя на парнишку, переводившего для меня священный язык. Собственно, языком-то каким-то он и не был, так шифр, система знаков. А стиль, тексты и все прочее очень похоже на такую же ахинею, что читают жрецы в Тарме. Впрочем, ничего удивительного, ведь Шагайшу-Танцовщицу привезли откуда-то из тех мест. С тех пор, как Гаро Проклятый победил во второй храмовой войне и сложил на главной площади в Тарме гору из отрезанных жреческих голов и гениталий. Умел он быть убедительным, ничего не скажешь…

– Я еще нужен тебе, хозяин? – промямлил служка кошмарной богини убийц-фанатиков.

– Нужен, – кивнул я. – Расскажи мне своими словами про Шагайшу. Какая она? Ваши священные тексты слишком сложны для моего варварского рассудка…

– Хозяин наговаривает на себя, – парень смотрел в пол, боясь поднять глаза. – Вы понимаете куда больше, чем я…

– Я не просил тебя мне льстить! – оборвал я его. Вообще он мне не нравился. Какой-то пришибленный, вроде как трус трусом, но почему-то меня вполне устраивало, что за его спиной стоял и бдел неулыбчивый головорез из отряда моих телохранителей.

– Простите, – еще тише промямлил служка.

– Я спросил тебя кое о чем, – прищурился я.

– Да, – почти неслышно пробормотал он. – Я не знаю, что рассказать. Меня отдали в храм. Я учился читать священный язык, писать на нем и танцевать. И еще мы учили священные тексты. Мы должны были рассказывать их по ночам, когда наставник приходил и спрашивал. Он мог прийти любой ночью, разбудить и спросить. И если ты не отвечал, то утром тебя наказывали…

– Как наказывали? – мне стало интересно. Мне всегда было интересно послушать про чужую глупость. Ну или не глупость, а просто про то, как кто-то сходит с ума. Рассказывать то же самое о себе я любил не очень.

– По-разному, – парень едва заметно повел плечами. – Могли плетью посечь, могли заставить мыть нижние подвалы. А это страшно очень, там пытают, и остается много крови… и еще много чего. Грязно и воняет. А если не ответил три раза, то ставили клеймо. Вот такое.

Он задрал рукав рубашки и показал ожог в форме силуэта танцующей женщины. Красивый рисунок, даже не стыдно такое клеймо носить. Знавал я одного градоначальника, который клеймил своих преступников, выжигая им на лбу фаллос. Символический, но не перепутаешь. Правда, этот фантазер-градончальник недолго прожил, царь приказал его казнить. Не за лингамы на лбу у каждого третьего жителя, разумеется, а за банальное казнокрадство или что-то еще в этом духе.

– Ага, понятно, – машинально кивнул я.

– Хозяин, спроси у него про зло, – вдруг подал голос Щенок, доселе молчавший. Я даже забыл, что он тоже здесь.

– Про зло? – переспросил я. Щенок кивнул. Точнее, Ллеу кивнул, конечно же. Я хмыкнул и снова повернулся к своему служке. Он неожиданно переменился. Глаза его загорелись, руки сжимались, словно хватая кого-то за горло, он весь напрягся.

– Расскажи мне про зло, мальчик, – сказал я, готовясь уворачиваться от удара. – Чем отмечает Шагайша-Танцовщица, чтобы вы не ошиблись?

***

– И что это значит? – спросил Каца, тупо глядя на лист с рисунком. Там был нарисован человек, смотрящийся в большое зеркало. И еще рядом был росчерк, похожий на чайку.

Я пожал плечами. Лето грустно усмехнулся.

– Иногда я думаю, – сказал он. – Что нам вообще не стоило высовываться из Длинной Земли. Мы бы многого не узнали, зато не было бы иных забот…

– Например, этой войны, – поддакнул я.

– Например, этой войны, – эхом повторил Лето. Каца продолжал смотреть на рисунок.

– Мне кажется, когда мы поймем, для чего воюем, мы поймем, что нужно мертвому и кто он вообще такой, – сказал я.

– Веселенькое дерьмецо! – воскликнул Каца. – Тогда и дурак поймет! А что твой пророк говорит?

– Да ничего, – пожал плечами я. – На то он и пророк, чтобы выражаться загадками. Когда этот служка малолетний умер прямо у меня за столом, не успев даже дорисовать до конца… Вот эта штука, похожая на птицу – это не птица, это что-то другое… Так вот, когда он умер, Щенок вскочил и начал выкрикивать какую-то бессмыслицу. Вроде тех гимнов, которых я по вашей милости целую пачку прочел… Чтоб этим жрецам каждое утро этот бред перечитывать…

– Думаю, они это делают даже чаще, – усмехнулся Лето. – Я слышал, что службы в храме Шагайши вообще почти круглосуточные…

– Интересно, это был последний храм Танцовщицы? – спросил я.

– Не думаю, – буркнул Каца.

Мы помолчали. Я прихлебывал вино, Каца мял в руках рисунок, Лето просто сидел и смотрел в окно. Безнадежность. А может, мы зря трепыхаемся? Может этот мертвый советник дело советовал? И нет у него никаких особых целей, кроме как утвердить господство царя на Семиморье? Кроме того, мы почти победили… Остался последний рывок и осада. Или быстрый штурм. Или поиск предателей… Или все это вместе, не знаю, что решит царь. Но ведь мы действительно побеждаем! На море наш грозный противник уже потерпел несколько сокрушительных поражений, теперь осталось закрепить результаты на суше…

– А может он и не значит ничего? – вздохнул Каца.

– Рисунок-то? – я взял у него листочек. – Думаю, значит. Шагайша-Танцовщица покровительствовала убийцам. Но не просто убийцам, а публичным убийцам. Тем, кто убивает прилюдно, при большом скоплении народа. Они разучивали свой танец, чтобы однажды его исполнить и умереть. Это в идеале. Но на деле было иначе. Нет, фанатиков такого толка хватало. И служка этот тоже превратился бы в танцующего одноразового убийцу, это как пить дать.… Но были и другие. Которые приходили в ночи и скрывались во мраке, сделав свое дело. За деньги, конечно.

– О! – лицо Кацы озарилось. – Кто у нас умер от рук наемных убийц?

– Из всяких великих? – я наморщил лоб, вспоминая. Криссту-Облако отравила любовница, Лукрей-Помощник утонул на своем же корабле, Гаро… Не помню. Со всеми этими древними бумажками нельзя точно сказать ничего.

– И все-таки? – не успокаивался Каца.

– Я, правда, не помню, – вздохнул я. – Я же не историк. И даже не летописец никакой. Я каптер. Признаю, неплохой каптер, а может быть даже гениальный. Но эти все ваши колдуны у меня перепутались в голове.

***

Дверь приоткрылась, в щель просунулась голова моего начальника караула. Карит всем своим видом показывал, что у него важное дело. Я со вздохом поднялся и подошел к нему.

– Я доставил того человека, как вы и приказывали, – сказал Карит.

– О чем ты? – не понял я.

– Он пытался подкупить стражу на воротах, – терпеливо объяснил Карит.

– Ах да! – спохватился я. – Совсем из головы вылетело.

Предатель был уже третий по счету. Все – мелкие сошки. Ни из одного не удалось выбить имени босса – они его попросту не знали.

– Позвать двадцать второго? – спросил Карит.

– Нет, – я покачал головой. – Разберемся сами…

Предателем оказался невзрачный человечек в годах по имени Руфо. Служил он под началом Крайли, но это ни о чем не говорило, прошлые двое были из других отрядов. Совершенно точно, это исполнитель. Да даже нет, не исполнитель, а что-то вроде шеста, которым человек, идущий по болоту, ищет безопасный путь. Впрочем, сравнение неправильное. Шест не ломается от попадания в трясину. Странные люди, право слово… Я понимаю, почему против нас идут жители Лаваты, все эти жрецы, фанатики и просто подметальщики улиц. Мы чужие, мы пришли и разрушили их мир. А их город превратили в казарму для своих солдат. Да, местные жрецы или Восседающие на Столпах отвратительны, но понять их я могу и могу принять их ненависть. Но предатели… Особенно такие… Судя по его внешнему виду, он уроженец Отмелей. Или Тармы, там тоже много кровей смешалось. А значит, никаких родственных связей с местными длиннолицыми жителями не имеет. Он не защищает свою семью. Местная возлюбленная?

– Любезный Руфо, – начал я. – Я могу сейчас вызвать дознавателя. Он поработает с тобой, и ты расскажешь мне все, что знаешь. Но то, что ты знаешь, мне неинтересно, понимаешь ты это?

Руфо кивнул.

– А интересно мне не то, что ты знаешь, – я прошелся взад-вперед по комнате. – А то, что ты чувствуешь. Скажи, зачем ты хотел открыть ворота в урочный час?

Руфо молчал. Я пожал плечами.

– Наверное, надо все-таки вызвать двадцать второго, – задумчиво проговорил я.

Руфо задрожал. Он выглядел испуганным и жалким. Все предатели так выглядят. Только некоторые ведут себя иначе. Те, кто с самого начала не был твоим человеком.

– Подожди с двадцать вторым, – глухо сказал Каца. – Я хочу сделать кое-что…

Колдун рывком поднялся и сбросил на пол хламиду, оставшись в одних штанах и бусах. Руфо задрожал еще сильнее. Его просто-таки затрясло, но оторвать взгляд от татуированного и покрытого шрамами Кацы он уже не мог.

– Йа! Йа! – вскрикнул Каца, подскочил, будто исполняя первую фигуру храмового танца Луда, хлопнул в ладоши. Вокруг его блестящей лысины появилось едва заметное сияние. Колдун придвинулся к Руфо вплотную, цепко ухватил предателя за подбородок, почти коснулся своими губами его рта. Выглядело так, будто Каца хочет поцеловать Руфо. А может и не выглядело. Когда имеешь дело с колдунами, лучше на всякий случай ничему не удивляться. Каца быстро что-то зашептал, рот Руфо безвольно открылся, глаза закатились. Каца шептал неразборчиво, отрывисто, но каждое сорвавшееся с его губ слово превращалось в туман и тонкой струйкой проникало в рот предателя. Потом Каца оттолкнул от себя голову Руфо. И она глухо ударилась в стену. Глаза предателя закатились, он стал медленно сползать на пол. Каца отвернулся от него, снова несколько раз подскочил, завертелся на месте и снова обратил свой взгляд к Руфо, бесчувственное тело которого уже валялось на полу мешком.

– Алмену-Айя! – выкрикнул Каца, спустил штаны и помочился на предателя. А потом, как ни в чем не бывало, направился обратно к своему креслу. Мы с Лето ошарашено молчали. Думаю, караульные тоже были впечатлены увиденным зрелищем.

– И что это значит? – нарушил молчание Лето. Но Каца в этот момент приложился к полному стакану с вином. Он шумно глотал, будто только что вышел из пустыни.

– После таких фокусов ужасно хочется пить, – сказал, наконец, он, вытерев рот тыльной стороной ладони. – Я его заколдовал!

– Мы поняли, – сказал я. – И что нам это даст?

– Теперь нам надо его отпустить, – заявил Каца. – Он проваляется еще пару часов, так вот через эти часы его не должно быть даже близко.

– Хм… – начал, было, я, но Каца меня остановил.

– Я не закончил! – сказал он. – Мы его выкинем где-нибудь на помойке, он ничего не будет помнить о том, что был в плену. У него будет болеть голова, будто вчера он перебрал или его стукнули. В общем, найдет сам себе какое-то объяснение, неважно. Как только он придет в сознание, я начну видеть его глазами.

– О, – оживился Лето. – Так он может привести нас к заказчику, так?

Каца кивнул.

– А зачем ты на него помочился? – спросил я. – Это входит в заклинание?

– Не, – отмахнулся Каца. – просто я терпеть не могу предателей.

***

– Он вообще может пойти на эту встречу через неделю, – вздохнул Лето, когда Каца описал очередной бессмысленный разговор Руфо. На сей раз они с тремя приятелями обсуждали достоинства шлюхи по имени Ралла. А до этого он пил пиво, которым его угощали другие друзья. Из фуражиров. Это именно к ним он пришел с больной головой, а они его пожалели.

– Так вот куда девается все пиво! – воскликнул я, когда Каца рассказал про три кувшина, в которых Руфо принял активное участие. – А я-то недоумеваю…

– Ну если предателя не найдем, так хоть тайные склады мародеров пошерстим, – хмыкнул Лето. – А ты ведь, поди, и не подозревал, что эти разбойники от тебя столько скрывают, а, Жаба?

– Не подозревал, да, – я пожал плечами. – Я совершенно точно это знал. Только бегать за ними недосуг было.

Интересное началось только после полуночи, когда мы уже отчаялись и были почти уверены, что усилия напрасны. Не может же Каца круглые сутки следить за этим ничтожным Руфо? У нашего колдуна и других дел хватает. И как раз когда мы это обсуждали, Руфи, чьими глазами сейчас смотрел на мир Каца, встал со своей постели и, крадучись, направился к выходу.

– Надо идти туда! – Лето вскочил.

– Зачем? – я наморщил лоб. Никуда идти не хотелось. – Мы же и так все увидим…

– Жаба, ты меня удивляешь! – воскликнул Лето, прицепляя к поясу меч и нахлобучивая шлем. – Ты уже скольких предателей допросил?

– Двоих, кроме этого, – ответил я, недоумевая. И тут до меня дошло. – Точно! Никто из них не знал, кто ими командует!

Я тоже вскочил, но оружие брать не стал, а позвал Карита.

– А этот предатель романтик, – прошептал Лето, придвинувшись ко мне вплотную. Мы засели на плоской крыше дома, примыкавшего к Каменной площади. Я хрюкнул, сдерживая смех. Действительно, более лирического места было не сыскать во всей Лавате. Посреди Каменной площади возвышалась статуя, изображавшая слившихся в страстном поцелуе любовников. Сдается мне, оба юноши, хотя точно сказать трудно – длиннополые одежды мешают разобраться. А здесь на юге мужской костюм от женского мало чем отличается. По лицам тоже непонятно – ни на одном из них нет бороды.

Руфо сначала тревожно шагал вдоль стены бывшего храма, расписанной сине-красными узорами. Его силуэт был виден так отчетливо, словно бумажная кукла в театре теней. Даже зеленый салага не промахнулся бы…

– Смотри… – шепнул Лето, привлекая мое внимание к арке, ведущей на улицу Ювелиров. Там стоял кто-то бесформенный. Мужчина? Женщина? Может, этот Руфо просто на свидание пошел, а мы почему-то решили, что у него сегодня встреча с его нанимателем? Вот идиотами-то мы будем, если окажется, что это шлюха какая-нибудь…

– Это не шлюха, – словно в ответ на мои мысли пробормотал Лето. Похоже, мы одновременно подумали про свидание. – Берем?

– Рано, – я мотнул головой. – Каца скомандует…

Руфо бросился навстречу к бесформенной фигуре, стоявшей неподвижно. Видимо, только что заметил. Наш колдун поднялся в полный рост, раскинул руки и прокричал в небо три отрывистых гортанных слова. Незнакомец в бесформенных одеждах рванулся было бежать, но не успел. Руфо вдруг нечеловечески закричал. От его фигуры полилось бледное фиолетовое сияние. Длинные струи колдовского огня, словно щупальца кракена, оплели фигуру в балахоне, и двое предателей повалились на землю. По команде невидимого с моего наблюдательного пункта Карита, солдаты рванулись к сплетенным колдовством фигурам, и начали швырять заготовленные заранее сети. «Опять план операции без меня придумали», – беззлобно подумал я, поднимаясь на ноги.

И тут же полетел обратно на крышу.

– Может быть, это еще не все! – сказал Лето, не позволивший мне встать. Он оказался прав, кстати. Небольшая свалка завязалась с каким-то отребьем, прятавшимся в переулке. Одеты они были в рванину, но вот вооружены… Наши прямые клинки, а не кривые крючья белафортцев.

Все было кончено за считанные мгновения. Возможно, кто-то успел скрыться. Но это было неважно.

Я подошел к Каце, задумчиво стоявшему над бесчувственным телом неизвестного.

– Ну что, ты готов узнать имя предателя? – сказал он бесцветным голосом. Устал.

Я наклонился и сорвал маску с лица. Кто-то услужливо поднес факел.

– Опа! – удивленно воскликнул Лето. – Хотя я даже рад, что это именно он…

Перед нами на мостовой валялся Таска – Яблочный пирог. Командующий желтым флотом.

***

– Я приказал заковать его в кандалы и отправил в подвал, ждать царя, – закончил я свой рассказ о допросе. – Двадцать второй был на редкость аккуратен, даже кожу не попортил.

– Странное дело, – протянул Лето, вставая из-за стола. – Он был… с наездником?

– Ничего подобного, – я покачал головой. – Он сам по себе, гиений выкидыш, работал на Белафорт. Его в плен взяли в море и завербовали. Безо всякой магии, только на тщеславие надавили. И гордость ущемленную…

– Надо было вскрыть ему череп, – вздохнул Каца. – Сколько раз хотел это сделать…

– Думаю, у царя на этот счет фантазия куда лучше, чем у нас, – усмехнулся я. – Мы все помним, как он любит предателей…

Да, мы помнили. И Лойахо-Медведя, дезертировавшего в битве на Змеином перешейке, которого царь заставил поджарить мясо из собственных отрезанных ног и накормить им всех, кто пошел за ним. К чести Медведя надо сказать, что он долго держался, умер, не дожарив только правое бедро. Был еще Мусс-Тра-ля-ля, у которого почти получилось провести в покои царя в Тарме убийцу. Почти… Мусс целый месяц провел на главной площади Тармы в чане с нечистотами, ежедневно пополнявшемся. Его честно кормили и поили, чтобы он подольше прожил. А умер он, когда кто-то милосердный его прирезал. Если бы не этот благодетель, Мусс торчал бы в котле с дерьмом и по сей день, жители Тармы страсть как любят дурацкие ритуалы. А вот про смерть Искусника-Питты даже вспоминать не хотелось. В общем, интересное будущее Яблочному Пирогу было обеспечено, я ни капельки в этом не сомневался.

– Веселенькое дерьмецо, – пробормотал Каца. – И долго ему придется ждать царя?

– Не думаю, что долго, – махнул рукой я.

– Жаль только, что времени на расправу у царя не будет, – хмыкнул Лето. – Нам тут считанные дни осталось торчать. Собственно, я послезавтра уже выступаю…

– А я пока остаюсь, – скривился Каца. – Мне этот городишко надоел хуже дерьмового дерьма. Но мне приказано остаться. Так что выступаю последним. Вместе с Жабой.

Я пожал плечами. Не сказать, чтобы я с нетерпением ждал нового марша, теперь уже последнего, чем бы эта война не закончилась. До Белафорта каких-то пятьдесят лиг, не больше. А то и меньше…

– А что Таска плел про наследника? – спросил Лето. – Правда, хоть?

– Даже если и так, – я пожал плечами. – У царя была пара сотен наложниц. И жен вроде как штуки четыре официальных. Царицы ни одной, правда, но дела это не меняет…

– Ммм? – удивился Каца. – Чего я не знаю про нашего флотоводца? Я думал, он обычный неудачник…

– Его сестра спала с царем, – сказал я. – Когда-то давно. У нее сын. Яблочный Пирог уверяет, что царский.

Я помолчал, глянув в окно, на деловитую суету вокруг большой крытой повозки. Из нее выгрузили серые мешки прямо на мостовую, а на их место начали складывать деревянные ящики. В мешках – песок, в ящиках – гвозди.

– И что? – спросил Каца, возвращая меня обратно к разговору.

– И ничего, – я снова пожал плечами. – Даже если и так. Только я знаю про восемнадцать царских отпрысков. Разного пола. Даже близнецов среди них две пары, подумаешь, невидаль – от царя родила девять лет назад…

– Близнецы, – вдруг эхом прошелестел Щенок. Голосом Ллеу. – Они воплощенное зло. Шагайша подарит свое благословение тому, кто избавит мир от зла. Чей танец прервет их жизни…

Каца хотел что-то сказать, но я прижал палец к губам. Кажется, я понял. Все понял…

– Она была лучшей из всех, белокурая, прекрасная, как рассвет. Никто бы не подумал на нее, и Близнецы не подумали. Ее танец завершился на закате, с последним лучом солнца погасли последние искры жизни в глазах у кровавых правителей. Их сердца перестали биться почти одновременно. Белокурая Сионн стояла над их телами, и кровь капала с ее клинка.

Три дня и три ночи горели костры и рокотали погребальные барабаны. Золоченые саркофаги стояли рядом на двух колесницах, чтобы доставить тела братьев к местам их упокоения. Ша – в Храм Отдохновения в Белафорте, а Шуа – в Храм Пустоши, далеко на восток. Так повелела Танцовщица, и подданные склонились перед ее волей.

Осада Белафорта

Гора называлась Хекла. Она начала дышать огнем еще во время четвертого марша. Когда вдали показались стены Белафорта, они выглядели почти близнецами – пышущая огнем гора и пылающий жертвенными огнями город. Чадный дым валил и из жерла вулкана, и с цитадели города. Высоко в небе дымные столбы сплетались, словно два черных жгута, а потом сыпались на наши головы черным снегом. Кое-кто считал это плохим предзнаменованием для нас, остальные предрекали гибель нашим врагам. Я предпочитал не иметь собственного мнения.

Мой шатер разбили на шестой линии, в самой дальней части от стен, под защитой трех невысоких холмов. Раньше в этом месте было какое-то поселение, но к моменту моего туда прибытия, от построек остались только воспоминания – все, что можно было разобрать – разобрали и унесли, съестное – съели, а люди… Ну, кто успел, разбежался.

Соседний шатер занимал Раг. Чуть дальше – Дих-Заноза. По-видимому, в качестве охраны. Фуражиры и каратели. Отличная компания… Лето и Каца были далеко, у самых стен. Лето вроде даже в первом штурме участвовал, когда наши выбивали белафортских солдат из предместий. Но все это теперь от меня было далеко. Ни единой свободной минутки на подумать и помечтать. Пропитание нашей многотысячной армии съедало все мое время до последнего мгновения. Иногда удавалось заснуть, да. Правда, неизвестно, что было хуже – посыпанная черным пеплом реальность или кошмарные сновидения, навеваемые соседством с жутким городом, где на вершине цитадели жгут в печи живых людей…

– Пойду к себе, – Раг тяжело поднялся и заковылял к своему шатру. Его тощий слуга сноровисто подхватил складной стул и направился следом. Оглянулся только один раз. Не любит он меня. Раг подобрал этого паренька в храме Луда. Купил. Я задумчиво склонился над бумагами. Ничего неожиданного Раг не сообщил. Окрестности были выпотрошены и высушены. Ничего съестного практически не осталось. Просит желтый флот, чтобы шерстить окрестные острова, там почти везде колонии Белафорта. Еды в складах примерно на пару месяцев при соблюдении экономии. Кто из нас в осаде? Я вздохнул и огляделся. Вздымая тяжелыми сапогами облака черной пыли, ко мне приближался Дих. Хорошо, что два моих нынешних сподвижника друг друга не любили. Выдерживать их общество одновременно было бы настоящим ночным кошмаром. Единственный глаз Диха светился неподдельной злобой.

– Что? – спросил я.

– Дерьмовые дела, – выплюнул он, опускаясь прямо на землю. – Видел я уже такое. Только тогда проще было. Сейчас эти драные дикари объединятся и будут рвать нас на куски.

– Я что-то пропустил? – прищурился я.

– Белафорт много имел дела с всякими бродячими вокруг племенами, – уточнил Дих. – И сейчас эти шакалы обнюхивают наш тыл. Напали вчера на фургон.

– А почему ты решил, что они объединятся?

– Чутье, – Дих отвернулся и уставился на дымящую вершину Хеклы. – Надо что-то делать, Жаба. Нутром чую, если оставить как есть, дерьмово все кончится. Мы отобьемся, скорее всего, но не хотелось бы отбиваться, у нас задача другая.

"Конечно другая, – подумал я. – Сроду ни ты, ни Раг не защищали крепости. Один вынюхивал добычу, а другой выкуривал выживших из нор…" Но вслух ничего подобного говорить не стал. Тем более что Заноза дело говорил.