Мир Гаора. Сторрам

– Рыжий, – окликнули его сзади.

– Чего? – ответил он, не оборачиваясь.

– Выдь на час, а то девка мается.

И засмеялись.

Гаор выругался, помянув всех аггелов: он-то голый уже, а тут… но всё-таки влез в штаны, накинул на плечи рубашку и пошёл к двери. Как он и думал, там была Киса, но не одна, а – вот не ждал! – с Матуней. Гаор сразу проглотил уже заготовленное ругательство и вышел к ним в коридор. Отошли в простенок между дверями спален.

– Ты её на Новый год катал? – сразу спросила Матуня.

Гаор вздохнул.

– Под руку подвернулась, Матуня.

– А чего б ни было. За косынкой её лез? Ну, чего молчишь, Рыжий?

– Я за это уже двадцать пять «горячих» огрёб, – буркнул Гаор.

Хрясь! Матуня неожиданно, ловко подпрыгнув, шлёпнула его по затылку.

– Не об том речь, глупóй! Хватит тебе девку на верёвочке водить! Не хочешь чего другого по глупости своей, раз не девка она тебе, а сестрёнка, так вон, рубашку свою ей дай. Постирает да зашьёт где надо.

Предложение настолько ошеломило Гаора, что он озадаченно уставился на Матуню. Та даже руками развела.

– Ну, совсем ты тёмный. Давай рубашку сюда!

Гаор послушно снял рубашку и протянул Матуне.

– Ей дай. Бери, дурёха, вон воротник, как голова у голозадого, аж блестит. Сейчас и постирай, завтра к ужину отдашь ему, чтоб переодеться смог. А ты спать иди, завтра зайдёшь ко мне, объясню я тебе. Всё, сейчас отбой будет! – и совсем неожиданно, – Марш!

Подчиняясь и команде, и звуку поворачивающегося запора на дверях надзирательской, Гаор влетел в мужскую спальню и одним прыжком оказался на своей койке. Волох рассмеялся.

– Здорово сигаешь, паря. Опять скажешь, что на фронте выучился?

– Где ж ещё, – хмыкнул Гаор, вылезая лёжа из штанов.

С лязгом задвинулись решётки, погас свет, хлопнула дверь надзирательской. Гаор осторожно приподнялся, вешая штаны в изножье, залез под одеяло и вытянулся.

Надо же, как повернулось. Сестрёнка. Завтра Матуня ему объяснит, хотя он и сам кое о чём догадался. Интересно получается. Ну да, если мужчины все друг другу браты, то женщины: матери, бабы, девки и сестрёнки, скорее всего это сёстры. С девкой крути как хочешь, с бабой как она позволит, к матерям со всем уважением, а с сестрой? Это ему завтра и расскажут. Заодно тогда и про дочерей спросить. И вообще про семью. Здесь, похоже, тоже всё наособицу, не так, как… как у кого? И сам себе ответил: у тех, у голозадых, у ургоров. Голозадые – это не просто ругательство, а название, так мы тех, ургоров по-ихнему, называем. Он никогда ни от кого не слышал такой фразы. Она вдруг сама возникла, именно этими, нашенскими, словами. Но записать её придётся в переводе. Нашенских букв он не знает, этого ему никто пока не скажет. А интересно, есть ли они? Или… Засыпая, он еле успел вложить лист и завязать тесёмки от папки.

От вечера до вечера, от выдачи до выдачи.

Начальство как сбесилось. Дня он на одном месте не работáет. Полдня на складе, полдня куда пошлют. А посылают… только бегать успевай. То в гараж, то на другой склад, то в зал, то вдруг в административный корпус окна мыть. Приспичило им! Туда, правда, не одного его, а целую бригаду. Десять человек, почти дюжина. С крыши спустили веревочные люльки, и они, болтаясь в них, мыли, оттирали зеркально-чёрные снаружи и прозрачные изнутри, как он случайно обнаружил, стёкла. Значит, отсюда весь двор виден, а им со двора – ни хрена. Интересно получается. А где же он ещё такие стекла видел? Было ведь дело: ещё тоже подумал, что на хрена зеркало впаяли… Крышу мыла уже другая бригада, а их, едва закончили окна, погнали на разгрузку сразу трёх пятиосных трейлеров, под завязку набитых коробками.

– Рыжий!

– Здесь, господин управляющий! – гаркнул Гаор, подбегая к Гархему и вытягиваясь перед ним.

Хрясь! – сразу по физиономии. Ну, Гархем иначе не объясняет. Сейчас скажет, что надо делать.

– Сразу по складам отправляй!

– Да, господин управляющий!

Что он оказался старшим над десятком грузчиков, Гаор даже не понял. Потому что выгрузка сразу из трёх машин одновременно, а ему надо успеть прочитать надписи на коробках, сообразить, что это, вспомнить номер склада и успеть крикнуть парням, куда это волочить, и чтобы на одной тележке или в одном контейнере не оказалось предназначенное для разных складов, а то парням складские надзиратели за путаницу влепят. И обед уже скоро, а пока они не сделают, их не отпустят, да ещё шоферня орёт, им тоже на отдых охота. Ох, хоть бы они под ногами не путались, свободные ведь, гады, нет, чтобы покурить в сторонке, лезут, а не шуганёшь!

Трейлеры опустели, и зазвенел звонок на обед почти одновременно. Они даже успели тележки на место отпихнуть и рванули на построение. Гаор влетел в строй рядом с Плешаком и перевёл дыхание. Тот радостно улыбнулся ему и шепнул.

– С обеда вместях будем, шумнули мне.

– Здóрово! – так же шёпотом ответил Гаор, привычно вытягиваясь в стойку.

В обед за столом сидят в рабочем, только руки и лица ополаскивают, а некоторые и так садятся, и разговоры все до ужина, сейчас ни до чего, но есть и неотложные дела.

– Эй, Рыжий!

– Мг-м, – ответил с полным ртом Гаор.

– Причитается с тебя седни.

– Чего? – оторвался от супа Гаор.

За столом засмеялись. Гаор покосился на Мать и Старшего. Они тоже смеялись, так что…

– Ты сегодня старшим работáл, – отсмеявшись, сказала Мать. – Десяток под тобой ходил.

– Хорошо работáл, – кивнул Старший, – не подставил никого, по-дурному руками не махал. Так что в ужин угощение выставишь.

Гаор уже сообразил, что это вроде присвоения нашивки, так что всё по правилам. Но тогда он выставлял пайковое спиртное, прикупив, по возможности, в армейском автоларьке. Об очередном присвоении даже специально сообщали заранее, чтобы успевали подготовиться к обмывке, а то носиться не будет. Награды тоже обмывали, чтобы не тускнели. Главное – было бы чем надрызгаться, а причину найдём. Кроме угощения были ещё кое-какие обычаи. А здесь…

– Маманя, – громко позвала Мать.

– Слышала, – откликнулась от женского стола Маманя, – подберём ему с Иволгой.

Иволга ведала ларьком. И Гаор понял, что дальнейшее от него не зависит или зависит очень мало. Раз матери взялись, то ему только слушать и делать что велят.

Так и получилось. Когда все вечером сели за стол, на нём, кроме каши, хлеба и чая, появились коробки из непромокаемого картона с соком, горки сухариков, орехов и ломаного печенья. Всё это Гаор видел в ларьке и с ужасом подумал, хватит ли ему фишек расплатиться с Иволгой.

– Ну, за Рыжего! – весело сказал Старший, когда все допили чай и приступили к магарычу, как уже объяснил Гаору Плешак. – Чтоб ему с нами и нам с ним и дальше по-доброму работáть!

Выставленного угощения на сотню мужчин, да ещё и женщины от своего стола пришли его поздравлять, их тоже угощали, было до жути мало. Кому глоток, кому орешек, кому от печенья обломок… Но каждому хоть что, да досталось, и каждый его поздравил, с каждым пришлось обняться и поцеловаться. И с каждой тоже. И как Гаор быстро догадался, главным было не угощение, вернее, не его размер, тогда в камере каждому тоже по крошке пришлось, а то, что они все вместе, он с ними, и они с ним. И то, что в столовой сидели, теснились за одним, уже общим, столом. И если б не надзиратели за дверью, то и попели бы, да в будни не дают, и потому стали играть в загадки и скороговорки, когда один начинает, а другой с ходу подхватывает. И всё со смехом, шутками, подначками, и не обижая никого. Если на загадках он ещё худо-бедно, но справлялся, то на скороговорках Гаор даже пытаться не стал.

– Ну, чего ты, – переживала Киса, по праву сестрёнки устроившаяся на его правом колене, – ну, Рыженький, ну, ты ж рази не знашь?

– Не знаю, – смеялся Гаор, с изумлением ощущавший себя опьяневшим, хотя и глотка спиртного не то, что за столом, за все это время, с самого того проклятого дня, когда кончилась прежняя жизнь, у него и во рту не было.

– А чо ты знашь? – не отставала Киса. – Ну, хоть чо, а? Ты, грят, песни душевные знашь.

Гаор невольно вздохнул.

– Сегодня петь нельзя.

– А ты стихи почитай, – вдруг сказал Ворон с лёгкой, непонятно над кем насмешкой.

Гаор удивлённо посмотрел на него. Что, и он захмелел?

– А это чего? – заинтересовались многие.

– Чо это, паря?

– Рыжий, а?

– Навроде песни?

– Вроде, – усмехнулся Ворон, – только не поётся, а говорится и на один голос. – И с непонятным вызовом: – Слабó, Рыжий?

– Ой, Рыженький, – взмолилась Киса, – ну, давай, а?

– Давай, – решительно тряхнул головой Гаор. – Тоже… старинные.

Стол выжидающе притих.

– Говорят, их и как песню можно, но я мелодии не знаю, а слова… вот.

В полях, под снегом и дождём,мой милый друг, мой бедный друг,тебя укрыл бы я плащомот зимних вьюг, от зимних вьюг…

Гаор говорил нараспев, и как бы помимо его воли, выстраивалась протяжная и даже чуть монотонная мелодия. Его не пытались поддержать, но многие шевелили беззвучно губами, проговаривая за ним слова.

А если мука сужденатебе судьбой, тебе судьбой,готов я скорбь твою до днаделить с тобой, делить с тобой.

Киса, прижавшись щекой к его плечу, шёпотом повторяла за ним, и её дыхание обжигало ему шею.

Пускай сойду я в мрачный дол,где ночь кругом, где тьма кругом,во тьме я солнце бы нашёлс тобой вдвоём, с тобой вдвоём.

В глазах людей, сидевших напротив, Гаор видел слёзы и чувствовал, что у самого так же заволакивает глаза.

И, если б дали мне в уделвесь шар земной, весь шар земной,с каким бы счастьем я владелтобой одной, тобой одной[2].

Гаор замолчал, и наступила зыбкая неустойчивая тишина.

– А повеселее ты не помнишь? – вдруг спросил Ворон. – Откуда это?

– В сборнике одном старом прочитал, – пожал плечами Гаор. – А ты? Знаешь их?

– Нет, – резко ответил Ворон.

Слишком резко, – отметил про себя Гаор, что-то здесь не так.

– А вот это знаешь? – Ворон вдруг неожиданно ловко просвистел мелодию. – Слабó спеть?

Гаор изумлённо посмотрел на него.

– Ошалел? Я ещё жить хочу.

– Ладноть, – прервал их спор Старший. – Отбой скоро.

Все зашумели, задвигались, вставая из-за стола.

– Да-а, душевно посидели.

– Здóровские песни знашь, Рыжий.

– А чо, ребя, свободно петь можно.

– Вот в неделю и попробуем.

– Рыжий, а вот после вьюги, как оно там дальше?

– Ну, счастливо, Рыжий, тебе и дальше…

Гаор пробился к Иволге. Она стояла рядом с Маманей и сразу, не ожидая его вопросов, сама сказала.

– Мы фишки сами у тебя взяли, долгу на тебе нет.

– Это столько и столького стóит? – не поверил Гаор.

Они рассмеялись.

– Раз так, то в три выдачи по синенькой ещё дашь.

– Дам, – кивнул Гаор.

Маманя укоризненно покачала головой, но спросила с улыбкой.

– И чего ты такой?

– Не люблю в должниках ходить, – серьёзно ответил Гаор.

– Никак нажёгся?

– Было дело, – кивнул Гаор, довольный таким оборотом. Ещё три синеньких он отдаст: он теперь куда больше получал.

В спальне, когда уже погасили свет, его вдруг кто-то спросил:

– Рыжий, а чо это? – и довольно удачно повторил мелодию Ворона.

– Жить не хочешь? – ответил вопросом Гаор.

– Это у кого там язык без дела болтается? – угрожающе спокойно спросил Старший. – Ещё раз услышу, сам оторву!

Больше никто ни о чем не спросил, спальня заполнялась храпом и сопением. Гаор спокойно вытянулся под одеялом, расслабил мышцы. Смешно, но, кажется, он впервые вот так праздновал.

Склады, гараж, зал, то он один, то под ним трое, то пятеро, то опять десяток. Ну, точно, шило в заднице у Гархема. Ну на хрена он так дёргает?!

Но вдобавок ко всему, он и сам вляпывался. Ему ещё в училище говорили: инициатива наказуема! Так неймётся ему, дураку битому. Видно, мало били. Ну, стоит во дворе энергоблок, и мается возле него девчонка-продавщица, чуть не плачет, а старший продавец ей втык за что-то делает. Его какое дело?! Они свободные, он раб, старшего продавца из отдела техники он знает – та ещё сволочь! Чего ему до этой девчонки? Уволят её, так уволят. Так нет. Остановился.

Она посмотрела на него из-под радужного фирменного тюрбанчика зарёванными глазами с потёками чёрной туши на щеках.

– Чего тебе?

И тут Гаора будто кто за язык дёрнул.

– Я могу помочь, госпожа?

Она изумлённо хлопнула слипшимися от слёз и туши ресницами и… ответила.

– Он включается, но не работает.

– Госпожа прикажет посмотреть? – подсказал Гаор ей формулу.

– Да, – обрадовалась она. – Посмотри и сделай.

– Слушаюсь, госпожа, – ответил он.

Коробка от энергоблока тут же, в ней инструкция и схемы, а он идёт в гараж и инструментальный пояс на нём – посылали проверять чью-то машину на стоянку под административным корпусом – так что отвёртки и тестер при нём, а залезть в эту дуру ему давно хотелось, а то их чего-то слишком часто стали катать в зал и обратно из зала. И Гаор, не мешкая, приступил к работе.

Через переноску – её тут уже до него протянули – включил, проверил. Энергоблок фыркал, мигал лампочками и даже подрагивал, но явно не «фурычил», как говаривал сержант, преподававший им практику ТО и полевого авторемонта. Гаор отключил энергоблок и стал вскрывать корпус.

Открылась путаница цветных проводов, медно-блестящих коробок и прочего. Гаор развернул инструкцию, нашел электросхему и стал проверять блок за блоком. Продавщица растерянно топталась рядом, явно не понимая и даже не пытаясь понять его действий.

Гаор так ушёл в работу, что совершенно забыл о незаконченной машине в гараже. Какого хрена, сигнал проходит, а не фурычит гадина?! Это на месте, это… работает, это… аггел, здесь же ещё блок должен быть, он-то куда делся?! Без него фурычить не будет, а сигнал тогда чего проходит? Индикаторы все на месте.

– Что здесь происходит?!

Этот голос, а, главное, явный гнев выдернули бы Гаора и из бóльшей углублённости. Хозяин! Гаор сразу вспомнил, что незаконченной машиной был не очередной грузовик, а легковушка, и понял, что двадцать пять «горячих» будут слишком большим и незаслуженным везением. Выронив инструкцию, он выпрямился и застыл лицом к хозяину.

Сторрам был не просто разгневан, а в бешенстве.

Поняла это и продавщица. Сторрам смотрел именно на неё, и отвечать надо ей. Подставлять её Гаор не хотел, но если она скажет, что он сам навязался…

– Он… – девчонка вдохнула и выдохнула, явно набираясь смелости. – Он включается, но не работает. Мне… мне велели его проверить, – закончила она шёпотом.

– Велели вам, а что здесь делает этот?!

Сторрам не удостоил его даже взгляда, только небрежного кивка, от которого у Гаора сразу предательски зачесалась спина и по ногам пополз холодок.

Продавщица посмотрела на него, на Сторрама, снова на него и…

– Я приказала ему найти и устранить причину неисправности, – отчеканила она, вздёрнув подбородок.

Гаор незаметно перевёл дыхание. Но теперь Сторрам повернулся к нему, и он сразу застыл по стойке «смирно».

– Нашёл? – обманчиво спокойным тоном спросил Сторрам.

– Да, хозяин, – ответил Гаор.

– Устранил?

Гаор ещё раз перевёл дыхание и – была не была, не он же напортачил при сборке – доложил:

– Это невозможно, хозяин.

Голос Сторрама стал почти ласковым.

– Это почему?

– Здесь блок регулировки не стоит. А провода закоротили. Вот он и… фыркает и не фурычит.

Продавщица хихикнула, тут же пришлёпнув себе рот ладошкой.

– То есть как, не стоит? – Сторрам будто не заметил, что в последней тираде его ни разу не назвали хозяином. – Показывай.

К удивлению Гаора, Сторрам вполне прилично разбирался в электронике и сразу схватил, в чём дело.

– Гархем, – негромко позвал он, задумчиво рассматривая внутренность энергоблока.

– Да, полковник.

Гархем возник как из-под земли, а может, он уже давно был здесь. Гаор с невольной опаской покосился на него и снова опустил глаза, ожидая распоряжений.

– Бланки рекламаций у вас? Благодарю. Все энергоблоки сюда. Рыжий.

– Да, хозяин.

– Проверяешь все подряд и заполняешь бланки. Дата, заводской номер, состояние и так далее. Подпись эксперта оставишь пустой.

– Да, хозяин, – Гаор взял протянутые ему пачку бланков и ручку.

– Вы можете идти в зал.

– Слушаюсь, – явно обрадовалась продавщица.

– Подождите, – остановил её Сторрам. – А почему вы решили использовать именно этого раба?

Гаор похолодел. Девчонка явно не знала, что ответить, и если сейчас ляпнет правду, что он первый заговорил с ней, то…

– Ладно, идите, – отпустил её Сторрам после нескольких показавшихся Гаору нескончаемыми мигов молчания и посмотрел на него. – Когда закончишь здесь, вернёшься в гараж и доделаешь машину.

– Да, хозяин, – облегчённо выдохнул Гаор.

– Приступай.

И опять Гаор оглянуться не успел, как перед ним вырос ряд энергоблоков. Ни хрена себе работёнка, тут не только до обеда, до ужина хватит, и на завтра останется. Ему ж каждый надо из упаковки вынуть, включить, выключить, вскрыть корпус, проверить, описать, закрыть и обратно упаковать. Вляпался он, надо признать, капитально. Да ещё в гараже машина на нём.

До обеда он сделал только три энергоблока. А их… с ума сойти, уже двенадцать, а эти уже не со склада, он помнит, сам эти номера в зал отвозил. Ну не хрена себе.

Заверещал звонок на обед.

– Ступай, – возник рядом Гархем, – после обеда продолжишь.

– Да, господин управляющий, – выдохнул Гаор, срывая с себя пояс и засовывая его вместе с пачкой бланков в пустую коробку.

На построение он успел вовремя и привычно встал рядом с Плешаком.

– Это к тебе, что ли, дурынды увезли? – шёпотом спросил Плешак.

Гаор кивнул. Ну да, чтоб Плешак уже чего-то не знал, невозможно.

– А ты один?

Плешак только горестно вздохнул в ответ.

Внизу в общей суматохе Гаор пробился к Старшему.

– Старший, я на дворе с дурындами этими…

– Знаю, – кивнул Старший, – Махотка к тебе подручным пойдёт на упаковку.

Гаор удовлетворённо кивнул. Ну, чтоб Старший чего упустил – такого тоже не бывает. И только сели за стол, как заверещал звонок и вызвали Старшего.

Новокупку привезли. Все высыпали в коридор и плотным кольцом окружили высокого светловолосого парня. Гаор невольно вспомнил, как его так же привели перед обедом. Но в отличие от него, парень был новокупкой, но не обращённым, а прирождённым, и потому хоть и с опухшим от пощёчин Гархема лицом, но чувствовал себя уверенно. Сразу поздоровался, сказал, из какого он посёлка, угнали на заводы ещё мальцом до взрослого ошейника, на заводе работáл.

– Ага, понятно.

– И куды его, Старший?

– Велели к Плешаку, пока Рыжий на дворе колупается.

– А ну за стол все, – строго скомандовала Мать. – Чего зеваешь, Старший? Куда положишь его?

– Грача на филиал увезли, – озабоченно ответил Старший, – его койку и займёт.

– На филиал говоришь, – сразу вмешался Мастак, – а не на торги случáем?

– Наша машина, на торги, так те свою присылают.

– Ну, тады ничего.

Дав новенькому немного поесть, поинтересовались именем.

– Буланка, – ответил тот, – только ентот, управляющий, грит, есть уже такой, и велел Салагой зваться.

– Есть, – кивнул Булан, – я это. Рыжий, а ты чо лыбишься?

Гаор объяснил, что салагами в армии называют первокурсников, и вообще молодых солдат, но которые первоначальное обучение уже прошли.

– Пойдёт, – кивнул Старший, – по делу прозвище.

– Рыжий, – сразу заинтересовались, – а ещё тама как обзываются?

– Вечером узнаешь, – сразу оборвал Старший.

На построении Гаор привычно встал было к Плешаку, но между ними Старший втиснул Салагу.

– Ничо, Рыжий, – шепнул Плешак, – дурынды эти уделаешь, и опять мы вместях работáть будем. Нас-то трое таперя.

Гаор кивнул, хотя не так понимал, как предчувствовал, что на склад его теперь не вернут. Не будет Сторрам держать троих там, где двое справляются. Он покосился на Салагу. Вроде, ничего, нормальный парень, но если он на Плешака покатит, то придётся укорот давать.

Поднявшись по лестнице, он стремглав побежал к оставленным энергоблокам. Сзади топотал Махотка. «Хорошо, не Тукмана дали, – подумал Гаор – Махотка хоть соображает».

Вдвоём дело пошло и впрямь веселее. Махотка снимал и надевал упаковку и помогал ему вскрывать корпус. Руки у парня оказались ловкими, не колупался и не тянул, так что даже успевал совать нос во внутренности очередного энергоблока и слушать объяснения Гаора. Проверенные энергоблоки расставляли сразу в две шеренги: исправные отдельно от неисправных. Исправных было мало. Вернее, у них все блоки были на месте, но соединены так, что Гаор, характеризуя работников, полностью перешёл даже не на армейские, а на фронтовые обороты. Махотка только восторженно крякал и крутил головой.

– Научи, Рыжий, а?

– На хрена, чтоб им и родне их… Ты лучше другому учись. Вот, видишь, обрывки висят?

– Ага.

– Ты их и закручивай. Синие с синим и красные с красным. И изолентой сверху, чтоб такой же цвет был.

– Ага. Это мы, чтоб ток проходил?

– Верно. Без тока фурычить не будет.

– Рыжий, а чо это? Ну, ток?

Гаор озадаченно посмотрел на Махотку, почесал в затылке зажатой в кулаке отвёрткой и начал объяснение с заученной на уроках физики фразы.

– Это движение электронов в электропроводящей среде.

Махотка неуверенно ухмыльнулся.

– Это ты опять по-фронтовому загнул?

Гаор рассмеялся.

– По-научному. Ну, слушай.

Говорили они тихо, но без опасений. По делу же. Мимо то и дело кто-то проходил и пробегал, но их не дёргали. Гархем, как давно убедился Гаор, всё видел, всё замечал, был везде, но появлялся точно с окончанием работы, чтобы дать тебе следующую. Умудрился же он практически одновременно отправить его на обед и обработать Салагу.

Работая языками и руками, они медленно двигались вдоль ряда энергоблоков.

– Третьего бы нам, – вздохнул Гаор, заполняя бланк, – чтоб писал под диктовку.

– Ты быстро пишешь, – возразил Махотка, – я и не видел раньше такого, – и так вздохнул, что Гаор догадался.

– Сам-то умеешь?

– Да нет, откуда.

– Ну, хоть буквы знаешь?

– Я цифры различаю, – ответил Махотка, – уже здеся показали мне. Я ж прям из посёлка сюды попал. А ты вона как могёшь, – и попросил: – Научи, а?

– Научу, – кивнул Гаор, быстро прикидывая, из чего ему смастерить тетрадь и где найти ручку или карандаш, – а сейчас, слушай и запоминай.

Совмещённый урок практической физики и электротехники был в самом разгаре. У Махотки оказались цепкая память и хороший глаз, значки в схемах он с лёта запоминал. Шеренга энергоблоков потихоньку разделялась на проверенные неисправные и проверенные, но исправленные. Гаор понимал, что его ремонт, конечно, топорный, но, что они теперь будут фурычить, был уверен, заполненных бланков уже больше чем незаполненных. И, кажется, он уже сообразил, каких блоков и почему не хватает, ну, ловкачи, ну, жулики, ха-арошая бы статья получилась про заводские прииски, или нет, как из электро-реки намыть золотишка, ну да, ток течёт, потоки энергии, расхожие выражения, можно было бы обыграть…

Чья-то рука схватила его за шиворот, резко оторвала от раскрытого энергоблока и развернула. Гаор оказался лицом к лицу с высоким мужчиной в белой рубашке с галстуком и с гладко выбритой блестящей головой. Раньше он его никогда не видел, в чём дело? Но сказать Гаор ничего не успел, получив сильнейший удар по лицу, сразу разбивший ему в кровь губы. За спиной испуганно охнул Махотка.

– Не смей, ты, мразь, ублюдок!

Новый удар. Конечно, рабу любой свободный – господин, но не настолько же! Гаор открыл рот, но промолчал. И потому, что увидел в жгуче чёрных глазах мужчины настоящую ненависть, и потому, что получил новый удар, от которого упал.

– Не смей! Учить вздумал?! Не смей учить!

Теперь его били ногами. Блестящими остроносыми ботинками. Конечно, это не армейские с подковками, но тоже неприятно. И бить этот тип умел. Гаор подтянул колени, защищая грудь и живот, закрыл руками голову, но его весьма умело развернули пинком в рёбра.

– Не смей, не смей учить! Дикарь, ублюдок! Знай свое место, тварь! Не смей учить! – бушевал мужчина.

Гаор не видел, как останавливались пробегавшие по двору рабы с тележками и контейнерами: не было такого, чтоб не надзиратель или охрана, а… хрен его знает, кто это, бил, да ещё так бил. Как уже несколько охранников и надзирателей направились к ним. Мужчина, яростно хрипя уже нечленораздельные ругательства, остервенело пинал скорчившееся у его ног тело в оранжевом комбинезоне. Побледневший до голубизны Махотка застыл изваянием, ни двигаться, ни даже соображать он сейчас не мог. Гаор молча перекатывался под ударами, стараясь, по возможности незаметно, подставлять наименее уязвимые и болезненные части тела. Так его били только на гауптвахте, и тогда он тоже отделался разбитой в кровь физиономией, что неприятно, но не смертельно, но откуда этого психа принесло на его голову?