Дети Зари. Время доблестных

В тот момент Аглая лишь отрешенно подивилась, откуда дальняя родственница могла знать о ее беде, если она сама лишь час назад получила письмо. Да и как вообще оказалась в Калининграде? Впрочем, на второй вопрос, хоть и не заданный, гостья ответила сама:

– Я приехала сказать, что свой дом в горах завещала тебе. Ты единственная, кому он принесет счастье. Когда уйду в мир иной, приезжай и живи.

Сказала – и пошла обратно к двери. Правда, с порога обернулась и добавила, чеканя слова:

– Не плачь. Он был не твой мужчина. Своего встретишь позже. Но сначала воспитай сына достойным человеком!

Больше Аглая ее не видела. Но и о своей одинокой доле больше не горевала. Некогда было горевать – надо же было воспитать сына достойным человеком… Клим хорошо учился, занимался спортом, заботился о дедушке с бабушкой. В общем, вырос серьезным и ответственным. А полтора года назад пришло известие о кончине Зофии: как оказалось, ей было уже девяносто семь. Для храбрости прихватив с собой Клима, Аглая поехала глянуть на доставшееся ей наследство.

И с первого взгляда влюбилась: в дом, в местный люд, в сказочной красоты горы! Однако Климу надо было учиться. И тогда Аглая решилась на самый смелый поступок в своей жизни: поселилась в Татрах одна, оставив сына с родителями. А чтобы маме было не так одиноко, Клим подарил ей щенка сенбернара, потратив немалые деньги, которые копил на новый компьютер…

Подарок оказался очень кстати: Бонифаций не меньше любимой работы помогал Аглае коротать время между свиданиями с сыном. Взять хотя бы вчерашнее приключение: если бы не пёс, она бы не нашла в лесу раненого Рауля Кауница – талантливейшего музыканта, мировую знаменитость…

Кстати, надо бы посмотреть, как он там! Когда Аглая перед сном заглянула в гостиную, гость крепко спал. Головная боль, похоже, его больше не тревожила, и лицо уже не было таким бледным. Ему действительно становилось лучше…

Быстро натянув цветастый сарафан – небо было ясным и день обещал быть теплым – Аглая застыла перед зеркалом с расческой в руке. Волосы у нее были приятного светлого оттенка, но тонкие и слабые. Так что косы она никогда не могла себе позволить, максимум удлиненное каре. А чтобы стрижка выглядела действительно классической и хоть как-то обрамляла лицо, далекое от эталонного овала, Аглая каждые три месяца ездила стричься в Калининград, к единственному парикмахеру, которому было под силу оживить унылую растительность на ее голове.

И за руками следила тщательно, с любовью: раз уж они с утра до вечера мелькали перед ней на клавиатуре компьютера, то не должны были раздражать своей неухоженностью. Стрижка и маникюр были единственной роскошью, которую Аглая позволяла себе в отношении внешности. В остальном действовала по принципу ограничения. Косметикой почти не пользовалась – зачем краситься, если безвылазно сидишь дома? За новыми нарядами не гонялась по той же причине. С детства склонная к полноте, регулярно отказывала себе во вкусненьком, чтобы одежда привычных фасонов оставалась комфортной. Правда, недавно она обнаружила, что ее любимые многослойные наряды вдруг стали модными и теперь называются бохо, а не «цыганщиной»…

И чего это она сегодня застряла перед зеркалом? Вот что значит мужчина в доме! Опомнившись, Аглая пару раз провела расческой по волосам, нанесла на руки по капле ароматического масла, потерла бледные щеки. Ну все, достаточно, скоро сын приедет, еще и гостя надо накормить! Интересно, как Клим воспримет Рауля?..

Все еще улыбаясь над воображаемой реакцией сына, она спустилась на первый этаж, тихонько приоткрыла скрипучую дверь и заглянула в гостиную. Гостя там не оказалось! На стареньком диване лежал только аккуратно сложенный плед.

Рауль обнаружился на кухне: пил родниковую воду прямо из бутылки, глядя в окно на горные вершины над полосой леса.

– Доброе утро! – поздоровалась она. – Не спится?

Он обернулся, озадаченное выражение вмиг сменила приветливая улыбка:

– Доброе утро, Аглая. Привык рано вставать… Ничего, что я выпил всю воду?

– Пейте на здоровье, она целебная, с серебром, из горного источника. Я еще принесу… – тараторя куда быстрее, чем самой хотелось, Аглая включила плиту и сняла с полки турку. – Кофе будете?

– С удовольствием.

– А вам точно можно?

– Нужно! Поверьте, я прекрасно себя чувствую – только кофе для полного счастья и не хватает.

Аглая скептически хмыкнула: вряд ли шишка могла сойти за ночь, да и плечо наверняка еще болело. Понятное дело, хорохорится. Мировая знаменитость, а такой же, как все мужики…

А гость устроился на широком подоконнике – здесь же любил сидеть и Клим, даже горшки с геранью пришлось убрать – и стал с любопытством наблюдать за процессом приготовления кофе. Аглая сразу засмущалась: куда ей до вершин кулинарного искусства, к которым наверняка привык гость? Если верить журналистам, родители Рауля Кауница принадлежали к старейшим дворянским родам Европы… Но постепенно многолетняя утренняя привычка взяла верх. Она не спеша разогрела турку, всыпала туда ложечку тростникового сахара, подождала, пока тот начал плавиться, и лишь тогда добавила кофе, специи и крупинку соли. Главное, вода была правильная: мягкая, чистая, из колодца во дворе.

– Я уже подумала, что вы сбежали, когда не увидела вас в комнате, – сказала Аглая, не отрывая взгляда от турки.

– Ну что вы! Было бы верхом невежества уйти, не попрощавшись и не поблагодарив за спасение! Да и ваш мохнатый защитник вряд ли бы меня выпустил…

– Про защитника это сто процентов! – кивнула Аглая. – Последите за кофе, я отнесу Боне попить!

Сенбернар приветствовал хозяйку бодрым гавканьем. Плеснув ему в миску воды из ведра, стоявшего на краю колодца – воспитанный пес не лазил в ведро сам – Аглая поспешила обратно на кухню. Успела как раз к тому моменту, когда кофейная пенка начала вздыматься. Рауль послушно караулил у плиты с прихваткой в руке.

– Вижу, вы тоже кофеман, – Аглая забрала у него прихватку и сняла турку с огня.

– Ага, причем потомственный… Можно спросить, почему вашего сенбернара зовут Бонифаций? У меня с этим именем только одна ассоциация: крестовые походы! – гость явно был готов говорить о чем угодно, лишь бы не о себе.

– Тех Бонифациев, помнится, было даже несколько: два короля и два маркграфа, – вежливо поддержала тему Аглая.

– Вы что, историк? – откровенно удивился Рауль. – Никогда бы не сказал! Для историка вы слишком… – он вдруг осекся.

– Какая?

– Слишком настоящая.

«И что это значит?» – теперь уже удивилась Аглая. Но уточнять не стала, постеснялась.

Чуть поколебавшись, Рауль сам объяснил:

– Мне кажется, вы человек творческий, но при этом не оторванный от земли.

– Со стороны виднее… А что касается королей и маркграфов Фессалоники, так я наткнулась на упоминание о них в одном историческом детективе. – Тот факт, что детектив этот она не просто читала, переводила, Аглая скромно опустила.

– А мне еще в детстве пришлось выучить историю давно сгинувшего государства крестоносцев – только чтобы сделать матери приятное…

Рауль не договорил, но Аглая и сама догадалась, что речь идет о родовых корнях. Все же ей больше повезло с предками: будучи людьми вполне обычными, они, конечно, историю не творили, но и ничего такого не вытворяли, чтобы века спустя потомки мучились зубрёжкой их «подвигов».

– Да уж, в старушке Европе на трон лезли все, кому только было не лень, – иронично заметила Аглая, отчего-то уверенная, что собеседника это не оскорбит. – В России желающих было куда меньше, но и тех уже мало кто помнит: нынче молодежь не склонна учить историю. Ее можно понять. Учиться у предков надо хорошему, а нехорошее…

– Забыть?

– Хотя бы простить… Так что для большинства моих соотечественников Бонифаций – это добрый лев из мультика! Устав от ежедневных представлений в цирке, лев Бонифаций отправился отдыхать в Африку, но и там в течение всех каникул веселил черных ребятишек.

– Трудоголик! – покачал головой Рауль.

– Мне тоже всегда было жалко доброго льва, поэтому мультик этот я не любила. Имя псу придумал мой сын.

Она разлила кофе по чашкам – милым маленьким чашечкам ручной работы. И хотя это был отнюдь не мейсенский фарфор, а всего лишь прибалтийская керамика, Рауль одобрительно оглядел сервиз. А когда попробовал сам напиток, закатил глаза от восторга.

– Скажите честно, откуда вам известен этот рецепт? Тоже в книжке вычитали?

– Да нет, сама составила. Экспериментировала, пробовала… А что?

– Представьте себе, в нашей семье именно так варят кофе – причем уже несколько веков! Эх, непростая вы женщина, Аглая!

«Ишь как – непростая! К тому же настоящая… А вчера ведьмой обзывал! Или он этого уже не помнит, был не в себе?»

Улыбаясь про себя, она достала из холодильника клубнику, собранную еще вчера, и взбитые сливки, оставшиеся от приготовления мороженого.

– Прошу к столу!

– Вот это завтрак! – у Рауля аж глаза заблестели, будто он в жизни подобной вкуснятины не ел. Резво спрыгнув с подоконника, он плюхнулся на угловой диванчик, совсем как это делал Клим.

– Ешьте, вам надо силы восстанавливать, – она поставила на стол большую вазочку с клубникой и маленькую со сливками.

Гостя не пришлось уговаривать. Лишь когда обе вазочки наполовину опустели, он виновато спохватился:

– А вы?

– Пока не хочется. А кофе повторю, пожалуй. На вас варить?

Он кивнул, глядя на нее совершенно счастливыми глазами. Просто мальчишка какой-то, а не мировая знаменитость…

– Вы что, сами выращиваете клубнику? – поинтересовался Рауль, отправляя в рот очередную ягоду.

– Конечно. Здесь все ее выращивают. И овощи тоже. Я, правда, пока только учусь огородничать.

– Вы вроде бы говорили, что недавно здесь поселились?

«Ага, значит, не забыл!»

– Всего год назад, – подтвердила Аглая, снова колдуя над туркой. – Этот дом достался мне от двоюродной бабушки.

– Это её портрет висит в гостиной? Красивая женщина. Вы чем-то похожи… Вы были с ней близки?

Смущённая такой внимательностью гостя к обстановке дома, а ещё больше – вниманием к ее персоне, Аглая попыталась уйти от ответа:

– Вам вправду интересно? Я и так слишком много болтаю…

– Вправду интересно. И очень приятно вас слушать: мелодичная интонация, теплый тембр с мягкими обертонами – это я вам как музыкант говорю! И вообще, я ваш голос на всю жизнь запомнил…

– Да ладно!

– Честное слово! Вы только представьте: я открываю глаза и вижу перед собой клыкастую звериную морду. Естественно, я сразу же закрываю глаза. Первая мысль – приснилось. Опять открываю: морда никуда не делась, мало того, еще и улыбается! Ну, думаю, мне конец… И вдруг зверь говорит нежным женским голоском: «Эй, что с вами?»

Рауль рассмеялся. Смех у него был до того заразительный, что Аглая не выдержала, тоже засмеялась.

– Разве такое приключение забудешь? – подытожил он.

– Да, – согласилась она, – будет о чем детям и внукам рассказать…

И осеклась: от невинной, в сущности, присказки лицо Рауля неожиданно помрачнело. Он резко встал из-за стола, подошел к окну и снова уставился на горы вдалеке. В общем, опять закрылся в себе.

Остался один выход – задать прямой вопрос. Верх бестактности, конечно, особенно по меркам высшего общества. Но у нее не было ни времени, ни желания ходить вокруг да около.

– Рауль, я же вижу: вас что-то беспокоит. И понимаю, что вы не просто так оказались в нашем лесу. Я не собираюсь лезть в ваши дела, но, быть может, я смогу вам помочь. Вы что-то ищете? Или кого-то?

Рауль Кауниц долго молчал, глядя в окно на горную панораму. Было заметно, что он колеблется, говорить ей правду или не говорить.

Аглая не стала настаивать, хотя, естественно, ее распирало от любопытства. И не только от любопытства. Было еще предчувствие. Оно появилось еще вчера, когда она только увидела лежащего на земле человека, и с каждым часом крепло. Ничего конкретного, увы, однако Аглая чувствовала, что их встреча в лесу была судьбоносной! Да, именно так: она, Аглая Галицкая, скромный филолог и начинающий огородник, могла сыграть важную роль в судьбе этого человека – блестящего музыканта, выдающегося деятеля мировой культуры и, что греха таить, весьма привлекательного мужчины: от его присутствия рядом голова у нее шла кругом, а сердце прыгало, как у шестнадцатилетней школьницы… В общем, предчувствие ей говорило, что случайности не случайны.

Рауль Кауниц, очевидно, пришел к подобному выводу, потому что отвернулся, наконец, от окна и посмотрел Аглае в глаза.

– Я ищу одного особенного человека. Точнее, одну особенную семью. Они не местные, в этих краях поселились сравнительно недавно. Вполне возможно, их дом находится где-то неподалеку…

– Вы об Эрхартах? – сразу догадалась Аглая. – Вообще-то они уже лет двадцать здесь обитают. А сама усадьба, как мне говорили, построена еще в позапрошлом веке…

– Вы знаете Эрхартов?! – от изумления Рауль чуть не свалился с подоконника.

– Лично не знакома, – призналась Аглая. – Насколько мне известно, они живут замкнуто, общаются только с хозяевами хутора, который находится как раз посередине между усадьбой и поселком. Я шла как раз оттуда, когда вас нашла…

– Вот как! – гость удивленно приподнял брови. Видимо, эта информация для него что-то значила. Он снова надолго задумался, затем кивнул сам себе и решительно встал. – Мне необходимо как можно скорее попасть к Эрхартам. Укажете дорогу?

Прежде чем ответить, Аглая выключила плиту и отставила в сторону турку с новой порцией кофе.

– Отсюда до усадьбы километров шесть, причем все время вверх. Вы не дойдете один. Подождите еще пару часов. Скоро приедет мой сын, он вас проводит.

Рауль мотнул кудрявой головой, явно собираясь возразить. Но тут во дворе залаял пес. Бонифаций не просто гавкал – захлебывался лаем от радостного возбуждения. Так он встречал только одного человека…

– А вот и Клим! Так рано…

Не договорив, Аглая выбежала на крыльцо.

Рюкзак и папка для рисунков валялись между клумбами в палисаднике. А Клим обнимался с мохнатым товарищем, который норовил лизнуть его в лицо.

– Боня, перестань! Ты меня завалишь, медведь ты этакий… Или я тебя?

Сцепившись, они кубарем покатились по траве, пока Клим, победно хохоча, не вынырнул из-под собаки. И тут он увидел на крыльце Аглаю.

– Мама!

Миг – и он уже обнимал мать, приподняв ее над ступенькой.

– Пусти, надорвешься! – рассмеялась Аглая, целуя сына в макушку. Клим бережно опустил её на пол, и теперь ее макушка оказалась ниже его ключицы. – Боже, какой ты здоровый вымахал! Всего два месяца прошло, а ты еще выше стал…

Клим вдруг напрягся, глядя поверх ее головы. Она обернулась: в дверях стоял Рауль.

– Познакомьтесь! – неестественно бодро защебетала Аглая. – Это мой сын Клим, а это – наш гость Рауль… – она запнулась, поймав предупреждающий взгляд Кауница.

Однако у Клима была отменная зрительная память.

– Тот самый? – одними губами спросил он.

Но слух Рауля был не менее развит.

– Тот самый, – подтвердил он. И протянул руку. – Рауль Кауниц, рад знакомству.

– Клим Галицкий, взаимно.

Они обменялись рукопожатием.

– Вы здесь по делам или так, отдохнуть? – вежливо поинтересовался Клим.

      «Ну слава богу!» – с облегчением вздохнула Аглая. Зря она беспокоилась по поводу того, как сын отнесется к неожиданному гостю…

– Раулю нужна наша помощь, – быстро сказала она. – Давайте пройдем в дом, там и поговорим. Кстати, сынок, каким образом ты так быстро добрался?

– На попутке. Ребята подобрали на автовокзале… – Клим сбегал к калитке, подхватил брошенные вещи и наконец переступил порог. Увидев, что Рауля уже нет в прихожей, шепотом спросил: – Мам, откуда он взялся?!

– В лесу нашла, – так же шепотом ответила она и громко сказала: – Мой руки и проходи на кухню!

Несколько минут спустя они снова сидели за обеденным столом, теперь уже втроем. Рауль и теперь не стал объяснять, как оказался в лесу, только спросил, сможет ли Клим проводить его до усадьбы Эрхартов.

– Без проблем, – кивнул Клим. – Правда, я никогда не забредал дальше хутора – даже местные ребята до конца старого шляха не ходят. Но по их рассказам примерно представляю, где находится усадьба.

– Когда сможем выйти? – Рауль с трудом сдерживал нетерпение. – Тебе, наверное, надо отдохнуть с дороги?

– Да я и не устал вовсе: с поезда в автобус, потом на машине. Наоборот, не помешает размяться. Только перекушу сначала… – Клим придвинул к себе стеклянную вазочку, которую Аглая поставила на стол. – Мамино мороженое самое вкусное на свете! Попробуйте – клубнично-ванильное.

– Спасибо, я уже пробовал. И всецело согласен: самое вкусное на свете, – улыбнулся Рауль. – А от кофе не откажусь…

Аглая, быстро проглотив остывший кофе, принялась сооружать бутерброды. Клим поглощал воздушное бело-розовое мороженое. А Рауль задумчиво переводил взгляд с матери на сына. Они были так трогательно похожи! Неважно, что парень был широкоплечим и рослым не по годам, а она невысокая, вся плавно-округлая, с маленькими кистями и ступнями, как у дам на старинных портретах. Зато у обоих были теплые карие глаза и мягкие светло-пепельные волосы, а когда они улыбались, на щеках появлялись совершенно одинаковые ямочки.

А как сердечно они обнялись на крыльце, с каким взаимопониманием теперь смотрели друг на друга! Рауль с горечью осознал, что никогда в жизни так искренне не радовался встрече с родителями. Он не скучал по ним, если долго не видел, и уж тем более не выражал свои чувства так открыто. Ему бы никогда не пришло в голову сжать маму в объятьях, оторвав от пола, а она никогда не целовала его в макушку – может, только в раннем детстве, но он этого, увы, не помнил.

А домашнее мороженое! Аглая Галицкая наверняка полночи готовила для сына его любимое лакомство. Мария Стефания де Кардона вряд ли знала, где у нее в доме кухня. Рауль рос в имении отца, а когда приезжал в гости к матери, та давала повару указание испечь большой шоколадный торт. А маленький Рауль любил фруктовый! Повар об этом знал, но перечить графине не осмеливался – в итоге торт оставался почти не тронутым. Только мать и этого не замечала…

Симона, бывшая жена Рауля, наоборот, обожала устраивать детские праздники. Она неизменно собирала большую компанию и заказывала гору еды в соседнем ресторане. Рауль же старался под любым предлогом избежать этих шумных сборищ, которые, судя по постным личикам, его детям тоже не особо нравились…

Его невеселые думы прервал жалобный скрип стула – это сын хозяйки потянулся, расправляя могучие плечи.

– Я готов! – Клим отодвинул в сторону пустую вазочку. – Можем идти.

– А нормально поесть? – забеспокоилась Аглая. – Я кому бутерброды готовила?

– Заверни их нам с собой. По дороге съедим. Или сделаем привал у родника.

Аглая безропотно принялась перекладывать бутерброды с тарелки в большой бумажный пакет. А гость еще раз восхитился редким единодушием матери и сына.

– Может, я дойду с вами до родника? – заворачивая край пакета, Аглая вопросительно посмотрела сначала на Клима, затем на Рауля. – Заодно наберу домой воды…

И тогда Рауль сказал то, чему позже, вспоминая тот эпизод, сам очень удивлялся:

– А может, вы дойдете с нами до усадьбы? Мне кажется, вам будет интересно познакомиться с Эрхартами. Как-никак, соседи…

Аглая чуть не выронила пакет с бутербродами.

– Вы серьезно?

– Вполне.

– Я бы с радостью… Но как-то неудобно заявляться в чужой дом без приглашения.

– Да ладно тебе, мам! – Клим взял у нее из рук пакет и сунул в потертый кожаный рюкзачок вместе с пустой двухлитровой бутылью для воды; подумав, взял с полки ещё одну бутыль и отправил следом за первой. – Как они могут тебя пригласить, если знать не знают о твоем существовании? Решено: пойдем все вместе!

– Ну хорошо… Я только переоденусь! – Аглая кинулась в свою комнату, пока не струсила и не передумала.

Мужчины остались одни.

– Вам бы тоже не помешало переодеться, – сказал Клим, скептически оглядев батистовую сорочку и тонкие брюки гостя, изрядно помятые и не слишком чистые. – В лесу сыро и прохладно.

– Увы, я здесь без багажа, – пожал плечами загадочный путешественник.

– Можем подобрать что-то из моего гардероба. Хотя стильных брендов не обещаю…

По лицу гостя скользнула тень замешательства:

– Спасибо, конечно, но боюсь, для твоего гардероба я ни ростом, ни комплекцией не вышел.

– Мама наверняка сохранила мою прошлогоднюю одежду. Пойдемте! – и Клим повел гостя в свою комнату.

Когда Аглая, переодевшись в теплый жакет и двуслойную юбку, – длинная нижняя была в красно-синюю полоску, а клинообразная верхняя – в клетку, – спустилась на кухню, переживая, что заставила себя ждать, ей самой пришлось дожидаться появления мужчин. Однако зрелище того стоило!

Клим остался в той же одежде, что и приехал, только нахлобучил на голову любимую ковбойскую шляпу. Зато Рауль теперь щеголял в его старых джинсах с пришитыми мамой заплатами, в клетчатой фланелевой рубашке с подвернутыми рукавами и кожаном жилете, который Климу стал тесным в плечах. А свои итальянские туфли сменил на ботинки «Тимберленд» – шикарный подарок от дедушки с бабушкой, только Клим из них вырос, толком не успев поносить.

– Круто! – одобрила Аглая новый имидж знаменитости. – Жаль, что поблизости не ошивается ни один папарацци. Мы будем колоритно смотреться вместе: два ковбоя и престарелая барышня!

– Полтора ковбоя, – Рауль с усмешкой похлопал себя по худым бокам, – и прелестная барышня!

Пряча улыбку, Аглая отметила комплимент чинным кивком.

– Трое в горах, не считая собаки! – подытожил Клим и лихо заломил шляпу на затылок. – В путь, господа!

Им предстояло пройти километров шесть. Можно сказать, всего ничего: каких-то шесть тысяч шагов от точки А до точки Б по широкой и не слишком крутой тропе. Причем почти половину этого пути Аглая проходила регулярно, раз в неделю, и дорога была ей хорошо знакома.

Отчего тогда у нее было чувство, будто она впервые идет по старому шляху? Оттого лишь, что рядом медленно, но упрямо шагал Рауль Кауниц? Возможно. А может, истинная причина крылась более глубоко, в пучине подсознания, как обычно пишут в романах? Шутки шутками, однако Аглая не могла отделаться от ощущения, что это событие – поход в Эрхарт-холл – станет отправной точкой нового этапа ее жизни…

Шли не спеша: Рауль, пусть и утверждал обратное, еще не вполне восстановился после вчерашней травмы. Дойдя до родника, отдохнули, перекусили и набрали воды в бутылки. Рауль был молчалив и задумчив, почти не ел, но воду пил жадно: похоже, она и вправду действовала на него целебно. Аглая от волнения тоже потеряла аппетит, так что все бутерброды достались Климу и Бонифацию. Пса, конечно же, взяли с собой: не оставлять же было его одного выть от тоски?

Передохнув, компания направилась дальше и вскоре миновала хутор – приземистый жилой дом с множеством хозяйственных построек вокруг. Рядом на лугу паслось разношерстное стадо коров, коз и овец. Две охранявшие его овчарки погавкали на сенбернара, но больше для приличия: пес, постоянно сопровождавший Аглаю в походах за молочной продукцией, был им хорошо знаком. Бонифаций же и ухом не повел, горделиво прошествовал мимо рядом с молодым хозяином, хотя обычно был не прочь побегать с лохматыми приятелями по широкому лугу.

За хутором дорога вилась дальше в лес. Она оставалась достаточно широкой, чтобы могла проехать машина, однако становилась все круче. Клим с Боней шагали впереди, остальные двое старательно плелись следом, потихоньку переговариваясь.

– Вы давно знакомы с Эрхартами? – после долгих сомнений решилась спросить Аглая.

– Полжизни, – последовал лаконичный ответ.

– И при этом не знаете, где они живут?

– Мы мало общаемся. Только когда они приезжают на концерты «Ювенты» – в Москву, Вену или в Париж. Правда, как-то раз Эрхарты приходили к нам в гости с детьми, я их со своими отпрысками познакомил: у нас сыновья почти одного возраста, кстати, ровесники вашего Клима… – Рауль тяжело вздохнул. – Если честно, Симона была против, чтобы мы чаще встречались.

Аглая вспомнила, что Симона Бове, жена Рауля Кауница, по утверждению СМИ, была его музой-вдохновительницей и первым директором проекта «Вперед к природе», который он много лет назад придумал и поныне успешно продвигал.

– Ваша жена была против? Почему?

– Как-то раз я сделал большую глупость – по молодости и неопытности. Признался жене, что короткое время был безумно влюблен в Эмилию Ристич, ныне Эмилию Эрхарт…

– Зачем? – невольно вырвалось у Аглаи.

Рауль безрадостно усмехнулся:

– Представьте себе, я верил, будто полная открытость укрепляет любовь!

– А разве это не так? – осторожно покосилась на него попутчица.

– Может, и так. Но не для всех. В нашем случае укрепилась только ревность… Конечно, я сам виноват: вечно был занят творчеством, работой, налаживанием связей. Дома почти не бывал, практически не уделял внимания семье. Надо сказать, Симона еще долго меня терпела – не каждая женщина столько выдержала бы!