Дети Зари. Время доблестных

Эта необъяснимая странность почему-то придала ей смелости. Аглая решительно взяла незнакомца за плечи и перевернула на спину, чувствуя себя если не отважной медсестрой на поле боя, то как минимум доброй самаритянкой. Мужчине на вид было чуть за сорок: в короткой бороде и на висках заметно пробивалась седина. Он снова застонал и медленно открыл глаза – неожиданно синие, яркие даже в лесном сумраке.

И тут Аглая чуть сама не упала – от удивления: это лицо ей было знакомо! И с русским она невольно угадала: человек, лежащий перед ней, прекрасно говорил по-русски, хоть и с небольшим романским акцентом – она сама это слышала, причем не так давно.

– Вы ранены? Что с вами? – судорожно сглотнув, спросила она.

– Голова… И плечо… – пробормотал он и снова попытался подняться.

Аглая помогла ему сесть и заодно осмотрела голову: чуть выше левого виска набухала приличная шишка. А в полушаге из земли торчал виновник шишки – толстый корень сосны. Бонифаций уселся напротив и настороженно наблюдал за хозяйкой и незнакомцем.

– Похоже, вы ударились головой о корень и ушибли плечо. Ну ничего, главное, что живы.

– Вроде живой, – кивнул мужчина и тут же болезненно поморщился. – Где я?

– В лесу. Вернее, в горах.

– В каких… горах? – синие глаза изумленно расширились.

«Плохо дело! – подумала Аглая. – Похоже, от удара бедняге отшибло память». Но вслух ответила:

– В Татрах.

Мужчина на миг закрыл глаза и облизал пересохшие губы. Аглая вспомнила, что у нее есть вода – удивительно, как она умудрилась не выпустить из рук корзину, когда бежала за псом.

– Вот вода, держите – я всегда набираю в роднике неподалеку…

Раненый схватил бутыль, двумя руками поднес к губам и долго пил не отрываясь.

– Благодарю, – он наконец вернул бутыль. – Теперь намного лучше.

– Возможно, у вас сотрясение мозга, – спокойно сказала Аглая: в кино таким тоном врачи говорят с безнадежными пациентами. – Вам нужно в больницу. У нас в поселке есть только фельдшер, но он сможет отвезти вас в город…

– Не надо, – прервал её раненый. – Далеко до посёлка?

– С полкилометра будет. Вы посидите тут, а я быстро схожу за машиной…

– Не надо, – снова повторил он. Голос его заметно окреп и даже зазвучал бархатными нотками, знакомыми миллионам поклонников. – Сам дойду.

Мужчина осторожно поднялся, но пошатнулся и инстинктивно схватился за руку Аглаи. Пес с грозным рыком метнулся к хозяйке, и раненый чуть не свалился обратно на землю.

– Спокойно, Бонифаций! Свой! – она свободной рукой хлопнула пса по холке, чтобы перестал рычать.

– Бонифаций, значит, – неожиданно улыбнулся собаке мужчина и перевел взгляд на хозяйку. – А я Рауль.

«Знаю», – хотела сказать она, но лишь кивнула:

– Аглая.

Рауль медленно выпрямился и с минуту стоял пошатываясь. Лицо его было очень бледным, зрачки расширены: должно быть, у него сильно болела голова.

– Вы здесь живете, Аглая? – превозмогая боль, спросил он.

– Да, на окраине поселка. Еще минут десять ходьбы. Вы точно в состоянии идти?

Рауль кивнул, сделал пару шагов и опять пошатнулся.

– Голова немного кружится, – признался он смущенно.

Это его смущение было таким трогательным, что Аглая окончательно перестала робеть.

– Держитесь за меня, – предложила она. Взяв корзинку в одну руку, другой сама обняла раненого за талию и скомандовала тем неестественным голосом, каким дрессировала собаку: – Закиньте руку мне на плечи. Ну же!

– Никогда в жизни не держался за женщину, – буркнул Рауль, но послушно исполнил команду.

Он был на голову выше ее, так что со стороны оба наверняка смотрелись презабавно. Да и сама ситуация была настолько немыслимой, что Аглая с трудом подавила нервный смешок.

– Все когда-то случается в первый раз, – заметила она, с трудом выпрямляясь под тяжестью его руки.

– И то верно, – смиренно согласился раненый.

И они двинулись в путь.

Самыми трудными были первые двадцать шагов через заросли папоротников. Когда же наконец выбрались на шлях, дело пошло легче. Боня трусил впереди, поминутно оглядываясь бредущую в обнимку на парочку. Время от времени Рауль останавливался и несколько минут стоял, закрыв глаза, затем шел дальше. Аглая догадалась, что его мучают приступы головной боли.

– Может, все-таки к врачу? – спросила она во время одной из таких остановок. – Травма может оказаться серьезной!

– Ничего, пройдет.

– В любом случае, осмотр врача не помешает…

– А вдруг я сам врач?

– Вы не врач, а музыкант! – не удержалась Аглая. – Точнее, композитор и дирижер.

Реакция собеседника была вполне предсказуемой.

– Вы что, ясновидящая? – бледное, болезненно застывшее лицо вытянулось от удивления.

– Да нет, просто ведьма… – Аглае вдруг стало весело. – В здешних горах нам, ведьмам так привольно живется! Вари себе зелья да продавай – туристы берут ведрами! Так вот, помешиваю я, значит, любовное зелье – самый востребованный продукт, знаете ли – и вдруг в облаке пара над котлом вижу картинку: лежит посреди бурелома человек, тяжело раненный, но живой. Присмотрелась – батюшки святы, да это же сам Рауль Кауниц! Ну я, конечно, все бросила и поспешила в лес: как не помочь известному артисту, хорошему человеку…

Войдя во вкус, Аглая не сразу заметила, что «известный артист и хороший человек» таращится на нее во все глаза, забыв даже о головной боли.

– Да не смотрите вы так! – рассмеялась она. – Просто мы с Климом – это мой сын – весной были на концерте «Ювенты» в Калининграде…

– Вот как! – Рауль выдохнул с облегчением. – А я уже испугался, что попал в лапы ведьме… Не хотелось бы, если честно.

– Что, есть печальный опыт? – бойко осведомилась Аглая: ее болтовня хоть немного, да отвлекала собеседника от боли.

– Случалось, – хмыкнул Рауль и тут же сменил тему: – Тут все местное население следит за новостями мировой культуры, или вы – приятное исключение?

Аглая невольно улыбнулась: умеют же некоторые делать комплименты.

– Я не совсем местная. Всего год назад переехала: получила дом в наследство. Раньше жила в Калининграде. Семья и сейчас там.

– Муж, дети? – вежливо поинтересовался Рауль. Хотя было видно, что силы у него на исходе.

– Сын и родители…! Еще чуть-чуть потерпите, скоро будем дома.

В обнимку да пошатываясь, они наконец вышли на поляну, отделявшую лес от деревни. Дорога вместо десяти минут заняла более получаса. Дом Аглаи, аккуратная избенка с мансардой, стоял чуть в стороне от соседей, окруженный старым садом.

– Вы уж простите меня, Рауль, что так много болтаю, – сказала Аглая, направляясь к деревянной калитке, выкрашенной, как и весь заборчик, в оптимистичный лимонный цвет. Бонифаций уже ждал у калитки, радостно виляя хвостом. Освободив изрядно затекшую правую руку, Аглая откинула крючок. До крыльца Рауль дошел самостоятельно, следуя за сенбернаром – тот больше не выражал к нему недоверия. – Это от нервов… Если честно, я очень испугалась, когда увидела вас под деревом – подумала, что мертвый! Со мной впервые такое… приключение. В смысле, еще не доводилось находить бездыханных людей в лесу. Ну вы поняли…

Рауль вымученно улыбнулся:

– Если честно, я тоже впервые в жизни с таким удовольствием слушал женскую болтовню.

На этом его учтивость и закончилась. Силы тоже. Он пошатнулся и чуть было не свалился на крыльцо – Аглая едва успела поймать. Она кое-как довела гостя до дивана в гостиной. Он лег не сопротивляясь. Но полежав неподвижно несколько минут, открыл глаза и пристально посмотрел на нее.

– Только не вызывайте врача! – сказал с нажимом. – Мне просто надо немного поспать… Не хочу, чтобы меня здесь видели…

Он снова закрыл глаза и через несколько минут задышал ровно и медленно. Похоже, уснул. Аглая накрыла его узорчатым пледом, который сама связала прошлой зимой. Затем осторожно приложила ладонь к высокому лбу: жара вроде не было.

«Может, и вправду обойдется без вмешательства медицины? – думала Аглая, с любопытством глядя на спящего. Удивительно, но его тонкое, одухотворенное, очень красивое лицо отнюдь не выглядело неуместным на древнем диване с потертой кожаной обивкой, на вышитых крестиком подушках. Или она успела привыкнуть к появлению мировой знаменитости в ее скромной жизни, пока тащила эту знаменитость из леса? Нетрудно было понять, почему он не хотел, чтобы его здесь засекли. Вопросы вызывало другое: как он вообще оказался в глухом лесу, да еще в таком виде?

Наверняка за этим крылась какая-то тайна… Но в жизни Аглаи никогда не было тайн. И эта тоже была чужая.

«Не волнуйся, Рауль Кауниц, у меня нет привычки лезть в не свои дела, – мысленно заверила она гостя. – Так что спи спокойно и проснись завтра здоровым!»

Глава 3. Барышни и кавалеры

Комфортабельный автобус натужно преодолел последний, самый крутой подъем перед курортным поселком, который с гордостью именовался зимним раем для горнолыжников. Именно зимним. По сравнению с Альпами, Высокие Татры не такие уж высокие, летом снега здесь не найдешь – для лыж мертвый сезон. Зато уже сейчас, в начале июня, начинается наплыв туристов. Вон, полный автобус любителей полазить по пещерам и поглазеть на горные озера.

Большинство пассажиров досматривали последний утренний сон. Клим же старательно смотрел в окно, на панораму предгорий, хотя взгляд его то и дело косил влево, через проход. Там вольготно расположились две девицы, тоже русские, лет пятнадцати-шестнадцати, не старше. Брюнетка, правда, отчаянно строила из себя взрослую и всю дорогу щебетала с французским прононсом, выразительно жестикулируя и притоптывая стройными ножками. Клим не мог не заметить их стройность, поскольку на «француженке» было легкое короткое платьице, зеленое в крупный белый горох. Она же, в свою очередь, упорно притворялась, что не замечает взглядов соседа – между прочим, довольно привлекательного парня. Да что уж там, чертовски привлекательного парня! По уверению большинства одноклассниц, стрижка андеркат идеально сочеталась его богатырским сложением…

Клим улыбнулся собственным мыслям, и брюнетка тут же стрельнула в него глазками. Вторая девушка вела себя скромнее. Ее голубой сарафан на тонких бретельках был длиннее, а светлые волосы, в отличие от модной стрижки темноволосой подруги, заплетены в обычную косу. Первая красотка стрекотала без умолку, вторая в основном отмалчивалась, а если и говорила, то так тихо, что Клим не слышал. И как могут дружить такие разные люди? Хотя… Он где-то читал, что все люди делятся на ведомых и ведущих. Есть доминирующие, как эта бойкая брюнетка, и те, над кем доминируют, как ее светленькая подруга. Наверное, правду говорят: противоположности притягиваются.

Интересно, а он сам к какому психотипу относится? Ведомый он или ведущий? Хм, так сразу и не скажешь. В зависимости от ситуации, наверное… Но женщине он не позволит собой командовать, это точно!.. Кроме мамы. Маме Клим старался не перечить. И не потому, что она была властной и требовательной. Наоборот, мама была такой безотказной и беззащитной, что Клим с малых лет чувствовал себя главой семьи – мужчиной, обязанным заботиться и защищать…

Пока он ломал голову над парадоксами психологии отношений, автобус плавно подъехал к автовокзалу. Конечная остановка маршрута! Пассажиры возбужденно засобирались, самые нетерпеливы ринулись наружу, едва водитель открыл дверь. Сразу же образовалась очередь за багажом, ехавшем в недрах автобуса. Клим встал в самый хвост, поскольку торопиться ему было некуда: маршрутка до деревни отходила лишь через час. Плюс два часа пути, в итоге на место прибудет не раньше полудня.

Его прелестные попутчицы тоже не суетились и оказались последними в очереди за багажом. Блестящие дамские чемоданы выделялись на фоне спортивных сумок и рюкзаков не меньше, чем их владелицы – на фоне толпы туристов. Среди последних было немало женщин и девушек, все в футболках, в джинсах или шортах. И только эти две порхали в ярких летящих платьях, словно экзотические бабочки среди гусениц. Клим помог барышням достать чемоданы, за что был награжден одной приветливой улыбкой и одним томным «мерси».

Окрылённый, он решил предложить свою помощь в доставке гламурного багажа до стоянки такси, однако завозился с собственным: как назло, отцепился ремень от папки-портфеля; и не хотел же эту папку брать, да только листы А3 в рюкзак не запихнешь!

К тому времени, когда Клим, наконец, разобрался с ремешком, барышням его помощь была уже без надобности: обе повисли на стройном красавце в наимоднейших солнцезащитных очках, светло-голубых джинсах и белой рубашке с широким воротом, точь-в-точь как у Байрона на всех известных портретах. Расцеловав обеих, последователь лорда-поэта ловко выдвинул ручки чемоданов и покатил в сторону серебристого кроссовера, припаркованного шагах в двадцати. Красотки грациозно продефилировали следом и привычно уселись на заднее сиденье авто.

«Везет же некоторым!» – подумал Клим. Не без зависти. Глупо, конечно, но ведь кольнула же зараза! Усмехнувшись, он закинул рюкзак на правое плечо, на левое повесил неудобную папку и потопал в другую сторону, на стоянку местных маршруток. Только уселся на лавочку и полез в рюкзак за книгой, как рядом притормозила машина. Он поднял глаза: серебристый кроссовер!

– Привет, тебе куда? – из окна автомобиля высунулся парень в байроновской рубашке.

Ну надо же, тоже русский! Клим назвал деревню, где жила мама.

– Нам по пути. Садись, подвезем!

С трудом веря такому везению, Клим сгреб свои вещи и в три шага оказался у машины.

– Давай все сюда, – незнакомец уже открывал багажник.

Рюкзак удалось втиснуть между чемоданами девчонок и большой сумкой-холодильником. Осталось пристроить злосчастную папку.

– Рисуешь? – незнакомец уважительно кивнул на неё.

– Да так, первый класс, вторая четверть, – признался Клим. – Хочу попрактиковаться летом: думаю поступать в архитектурный, а там без рисования никак!

– Понятно… Давай-ка поставим сумку боком, а папочку твою положим сверху… Ага, вот так!

– Мороженое на весь полк? – придерживая сумку-холодильник, с пониманием осведомился Клим.

– Да нет, продукты всякие – мама выдала целый список… А мороженое мы сами делаем, в сто раз вкуснее магазинного.

Клим одобрительно кивнул: его мама тоже сама готовила мороженое, наверняка уже полморозилки им забила в ожидании любимого сыночка.

– Ну все! – парень закрыл багажник и протянул Климу руку: – Виктор.

– Клим.

Рукопожатие получилось настоящим, свойским, будто из тех нескольких слов, которыми они успели обменяться, они поняли друг о друге самое важное.

– Садись вперед, – сказал Виктор. – Сзади у меня оранжерея… с попугайчиками!

Последняя его фраза не проскользнула мимо ушей пассажирок: спустив стекло задней дверцы, они с любопытством наблюдали за парнями.

– Кого это ты попугаями обозвал, Виктор? – накинулась на шутника темпераментная брюнетка, едва он сел за руль, причем имя его произнесла по-французски, с картавым «р» и ударением на последний слог.

– Не попугаями, а попугайчиками-неразлучниками – очень милые птички, между прочим! – отразил выпад Виктор. – Вы же у нас неразлучные подружки, такие же милые… И такие же болтливые! – шепнул он Климу, заводя машину.

Глянув на девчонок через плечо, Клим заметил, что вторая, светленькая, примирительно сказала подруге:

– Считай, это был комплимент! – у неё оказался удивительно нежный голос.

– Дождешься от него комплиментов, как же! – буркнула брюнетка и тут же переключилась на нового пассажира. – Может, вы наконец представитесь, молодой человек? Жду не дождусь… от самой границы!

Клим, не ожидавший такой прямоты, на секунду замялся, и Виктор его опередил:

– Знакомьтесь, девочки, это Клим.

– Ева, – улыбнулась кроткая подружка, светловолосая.

– Надин! – звонко отчеканила вспыльчивая брюнетка. – А Клим – это типа Климент? Клема по-нашему?

– А Надин – это Надя по-нашему? – не остался в долгу Клим. – Типа Надежда?

Надин не снизошла до ответа, лишь негодующе поморщилась, зато Виктор расхохотался, а Ева отвернулась к окну, пряча улыбку.

– Нет, брат, ни малейшей надежды! – весело сказал Виктор, сворачивая на ю. – Надин – это Надин, наша единственная и горячо любимая кузина из самого города Парижа…

«Вот оно что – кузина! А Ева, должно быть, сестра…»

И Клим сам себе поставил два минуса. Первый за стереотипность мышления: ведь он почти позавидовал ровеснику, которого кинулись целовать сразу две красотки… И не почти, а точно позавидовал, что уж себя-то обманывать! А в придачу еще и определил парня в бонвиваны, по сути, только за белую рубашку да хороший автомобиль, причем скорее всего, отцовский.

Второй минус – за невнимательность. И как он сразу не заметил, насколько похожи Виктор и Ева? Оба высокие, но тонкокостные, у обоих открытые лица с четко очерченными скулами. Только подбородок у Виктора тяжелее, да волосы, собранные в длинный хвост, чуть темнее. А глаза у брата, наоборот, были светлее, чем у сестры – серо-голубые и прозрачные, тогда как во взоре Евы колыхалось штормящее море: Клим вырос на Балтике, и «цвет моря» для него всегда был серый.

Кузину Надин с ними роднила лишь стройность и грациозность. Волосы у нее были черные, очень густые, глаза карие, губы полные, а носик чуть вздернут…

Сравнительный анализ внешности родственников Клим провел, украдкой поглядывая в зеркало заднего вида. Увы, его маневры не остались незамеченными.

– Ну и каков вердикт? – поинтересовалась Надин, при этом не отрывая взгляда от смартфона, в котором показывала Еве фотки.

Клим чуть помедлил, делая вид, что раздумывает, но в конце концов смилостивился:

– Положительный.

Виктор рассмеялся и хотел что-то сказать, но тут его внимание привлекла встречная «шкода», сигналящая фарами.

– Сразу видно – русские едут! Только наши предупреждают о дорожном патруле… – он скосил взгляд на Клима. – Пристегнулся? Хорошо. Не хотелось бы, чтобы остановили: я без прав…

– В смысле? – напрягся Клим.

– А Вику права не положены: он у нас еще маленький! – тут же встряла Надин.

– Мне восемнадцать будет только через полгода, – признался Виктор, не обращая внимания на подколы кузины. – Но сегодня отец никак не мог сам встретить девчонок, вот и разрешил мне взять машину…

«Ага!» – на сей раз Клим мысленно поставил себе плюсик.

Тут неожиданно подала голос Ева:

– Да не волнуйся ты, Вик, папину машину никогда не останавливают.

– Это когда он сам за рулем!

– Без разницы, – качнула головой Ева и вернулась к смартфону.

«И кто же у них отец? Наверняка важная птица…» – подивился Клим, но Надин не дала ему додумать мысль.

– А тебе уже есть восемнадцать, Клим? – осведомилась она невинным голоском.

– Нет. Будет весной, – ответил Клим, мысленно добавив: «Тебе-то какая разница, сама еще ребенок!»

– Так ты тоже в одиннадцатый перешел? Выглядишь старше, – заметил Виктор.

– Потому что он большой и мускулистый – явно с утра до вечера качается! – вставила Надин.

– Это у одной маленькой девочки язык большой и мускулистый – явно с утра до вечера качается! – парировал Виктор.

– Кто маленькая? – мгновенно взвилась французская кузина. – Мне шестнадцать… почти!

– Ага, будет в следующем году!

– Зато у меня есть жизненный опыт! Я давно сама по себе. А ты и в тридцать будешь держаться за подол маминой юбки!

– Только маму мою не тронь!

Атмосфера в машине стремительно накалялась. Клим чувствовал себя неловко: перебранка-то началась из-за него. К счастью, вмешалась миролюбивая Ева.

– Ты ведь не местный, Клим? – спросила она, меняя тему разговора. – К нам на каникулы? На турбазу?

– Не-а, к маме, – Клим благодарно глянул на нее через плечо. – Я в Калининграде живу, а мама здесь. Год назад поселилась: как приехала посмотреть, так больше не захотела уезжать.

– Да, у нас тут красиво, – подхватил Виктор. – На мой взгляд, даже лучше, чем в Альпах.

– Да ты Альпы толком и не видел! – снова встряла Надин.

– Как не видел? Мы же ехали к вам через Тироль и Швейцарию!

– И ты думаешь, что за два дня смог рассмотреть Альпы? Нет, ну ты хоть представляешь, какие они большие?

– Откуда? – пожал плечами Виктор. – Мы же люди темные, в школе географию не изучали, книжек отродясь в руках не держали… Сама знаешь – у нас в доме даже телевизора нет!

Снова завязалась перепалка. Похоже, для этих двоих не существовало безопасных тем.

– Они всегда так, – Ева виновато пояснила Климу. – Хлебом не корми – дай поспорить! Как подумаю, что придется слушать эту грызню все лето…

– Это не грызня, а полемика! – тотчас ввернул Вик, на мгновенье отвлекшись от разгоряченной кузины.

– Скажи еще, прения! – хмыкнула Надин. – В любом случае, ты должен быть мне благодарен – на ком бы еще ты оттачивал свой сомнительный ораторский талант!

– Понеслось… – покачала головой Ева.

Клим сочувственно улыбнулся симпатичной девчонке, она улыбнулась ему в ответ и тут же смущенно опустила глаза, даже щечки порозовели. И Клим вдруг подумал, что в жизни еще не встречал девушки, так мило краснеющей от смущения…

Виктор и Надин все еще спорили – теперь уже о преимуществах горнолыжных курортов – когда Клим, не забывавший следить за дорогой, заметил нужный указатель.

– Останови здесь, – попросил он Виктора, раскрасневшегося не меньше сестры, только не от робости.

– Так ведь до поселка еще километр! – удивился тот, но свернул на обочину.

– По прямой короче. Срежу угол и сразу выйду на шлях. Я прошлым летом здесь все окрестности излазил, вплоть до хутора.

– До хутора? Тогда понятно… Погоди, сейчас открою багажник.

Он помог Климу нацепить на плечи рюкзак и торжественно вручил папку-портфель.

– Ты рисуй, не ленись! Встретимся – покажешь.

– Спасибо, что подбросили, – Клим протянул руку новому знакомому.

– Всегда пожалуйста, – Виктор крепко пожал ему руку и вдобавок хлопнул по плечу. – Пока!

– Пока! – Клим заглянул в боковое окно. – Пока, девчонки! Рад знакомству.

– До свидания!

– Au revoir!

Дойдя до подножья скалы, откуда начиналась тропинка, Клим оглянулся, но серебристого автомобиля уже и след простыл. И только тогда он понял, что так и не узнал, куда направляется веселая троица и кто они такие вообще.

Глава 4. Отправная точка

Аглая проснулась, как всегда, в пять утра, безо всякого будильника. Хотя легла позднее обычного: убедившись, что гость крепко спит, она еще долго возилась на кухне – готовила любимое мороженое для сына. Гостиную от кухни отделял длинный коридор, так что жужжание миксера вряд ли могло потревожить сон больного. А закончив, вспомнила, что не покормила собаку. Сенбернар терпеливо ожидал ужина во дворе. В теплое время года он спал под верандой, в добротной будке, которую соорудил Клим прошлым летом, когда Боня был ещё толстым дурашливым щенком.

Уже за полночь она тихонечко прошла в свою комнату. Раньше здесь была спальня хозяйки, старой Зофии – называть её просто Зосей даже у местных язык не поворачивался. Зофия была сестрой ее бабушки. Аглая видела ее всего два раза в жизни: в детстве, когда приезжала в деревню с мамой, а затем лет двадцать спустя в Калининграде, когда Климу было уже семь.

Второй раз, в отличие от первого, Аглая до сих пор помнила до мельчайших деталей. В тот день она получила письмо от мужа, который тогда стажировался в США. В письме он прямо, без обиняков сообщил ей, что остается в Штатах, так как в России нет возможностей для профессионального роста, убедительно просил ее не тянуть с разводом, чтобы он смог поскорее снова жениться и получить американское гражданство, а также клялся не оставлять сына без материальной помощи. Надо признать, что слово он сдержал – деньги присылал регулярно. Да и сама Аглая вскоре поняла, насколько легче ей стало жить без постоянного ворчания непризнанного гения…

Однако в тот знаменательный день она горько рыдала над письмом, когда неожиданно затрезвонил дверной звонок. На ходу утирая слезы, Аглая поплелась открывать дверь. На пороге стояла Зофия. Несмотря на минувшие десятилетия, Аглая сразу ее узнала. Польская родственница совсем не изменилась: все такая же прямая спина, гладкая, волосок к волоску прическа и не поддающееся старости лицо, которое можно было бы назвать красивым, не будь оно столь суровым. Бабушка как-то рассказывала, что много лет назад муж и сын Зофии погибли в горах под обвалом – их тел так и не нашли. Тогда она и поселилась в деревне недалеко от места трагедии, работала учительницей в начальной школе и всю жизнь прожила одна. В округе ее уважали, однако побаивались: поговаривали, будто она колдунья. Глупости, конечно. Просто Зофия, биолог по образованию, хорошо разбиралась в травах…

– Муж бросил! – не спросила, а заявила гостья, едва глянув на заплаканное лицо внучатой племянницы.