Творчество: наука, искусство, жизнь. Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 95-летию со дня рождения Я. А. Пономарева, ИП РАН, 24-25 сентября 2015 г.

Это легко продемонстрировать на примере Дункеровской задачи со спичками. Эта головоломка провоцирует построение треугольников на плоскости, но из 6 спичек построить 4 равносторонних треугольников невозможно. Пробы иногда длятся до нескольких часов. Только после эмоционального взрыва испытуемые переходят к анализу неудач и, наконец, делают обобщение: для 4 треугольников надо иметь 12 спичек, а у нас есть только 6. Значит каждая должна быть общей. Формулировка задачи меняется и ее анализ включается в систему геометрического знания. По мнению Рубинштейна этот процесс является основным нервом мышления, т. к. включение предмета в новую систему знания позволяет выделить его новые свойства. В данном случае вопрос, как в геометрии может получиться линия, вызывает представление двух пересекающихся плоскостей. Вследствие чего следует «АГА! реакция». В терминологии гештальт-психологии испытуемый увидел другой гештальт и поэтому нашел решение. В рамках концепции Рубинштейна мы можем детально описать процесс к этому видению приводящий.

Следует также отметить, что в процессе решения данной и других «творческих задач» очень часто процесс развернутого мыслительного анализа прерывался неожиданным для самого испытуемого решением в связи с его усмотрением в «побочном продукте». Так испытуемый, который не решил задачу, был вынужден уехать. Однако задача не уходила из головы и он попросил шофера дать ему 6 спичек. Когда тот протянул ему коробок, то первая реакция была, что целый не нужен, но вслед за этим объем коробка и ее вершины подсказали решение. В другом случае, испытуемого решающего долго задачу, попросили помочь перенести телевизор. Ощущая давление на плечо от угла телевизора, испытуемый закричал: «Я решил» (Богоявленская, 2009). Не интуиция, не бессознательные переживания привлекли сознание испытуемого к предмету ее вызвавшему, переведя «побочный продукт» в прямой. Однако, это ускорение решения не отрицает возможность последовательного анализа проблемы и возникновения инсайта на этом пути.

* * *

Аллахвердов В. М. Неизбежный путь творчества: от инкубации к инсайту // Творчество – от биологических оснований к социальным и культурным феноменам. М.:ИП РАН, 2011.

Богоявленская Д. Б. Психология творческих способностей. Самара: ИД «Федоров», 2009.

Пономарев Я. А. Психология творчества. М.: Наука, 1976.

Селиванов В. В. Осознанное и неосознанное в продуктивном мышлении субъекта //Творчество – от биологических оснований к социальным и культурным феноменам. М.: ИП РАН, 2011.

Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. М.: АПН, 1959.

Ушаков Д. В. Языки психологии творчества: Яков Александрович Пономарев и его научная школа // Психология творчества. М.: ИП РАН, 2006.

Е. А. Валуева[22]

Роль инкубации в решении задач[23]

ФГБУН Институт психологии РАН (Москва)

Обзор представительного массива научных публикаций по механизмам и функциональной роли инкубации в решении задач позволяет констатировать существование значительных теоретических расхождений и нестабильных эмпирических эффектов в этой предметной области. Так, Сио и Ормерод (Sio, Ormerod, 2009) в метаанализе, посвященном инкубации, обнаружили только два универсальных феномена: наличие общего положительного эффекта инкубации и значимый положительный эффект длительности подготовительного периода, предшествующего инкубации. Все остальные эффекты зависели от конкретных особенностей экспериментальных факторов и их взаимодействия (тип задачи, длительность инкубации, тип инкубационной задачи и т. д.).

Длительность подготовительного периода (первого этапа решения задачи) обычно связывается исследователями с необходимостью достижения тупика в решении задачи. Согласно большей части интерпретаций достижение тупика обеспечивает максимально возможный охват проблемного поля задачи и потенциально ведет к активации в семантической памяти релевантных решению элементов. Дальнейшие события, происходящие на стадии инкубации, описываются по-разному в разных теориях (гипотеза сознательной работы, гипотеза рассеяния усталости, гипотеза селективного забывания, гипотеза распространения активации, гипотеза случайной ассимиляции). Общая черта этих гипотез состоит в том, что в них предполагается, что на момент начала инкубационного периода решение еще не найдено. Следовательно, на стадии инкубации происходят определенные процессы (сознательные или бессознательные), которые приводят к обнаружению решения. Решение является продуктом инкубации, т. е. появляется в конце инкубационного периода. При этом эмпирические данные обнаруживают противоречивость: эффекты нестабильны и допускают альтернативные теоретические объяснения. Например, хотя метаанализ Сио и Ормерода подтвердил существование эффекта инкубации, он воспроизводится далеко не во всех исследованиях. Результаты экспериментов говорят скорее в пользу того, что в основе инкубации лежат бессознательные процессы (гипотеза селективного забывания, гипотеза распространения активации, гипотеза случайной ассимиляции). Вместе с тем каждая из этих гипотез сталкивается как с фактами «за», так и с фактами «против». Есть и теоретические противоречия. Например, согласно гипотезе селективного забывания фаза инкубации позволяет угаснуть следам, оставшимся в памяти от неверных решений и отвлекающим от поиска верного ответа. Не очень понятно, однако, на каком основании происходит селекция неверных следов. Каким образом когнитивная система может знать, что элементы, сильно активированные в памяти за счет многократного обращения к ним во время решения, должны угаснуть? Подобные эмпирические несогласованности и теоретические лакуны ставят вопрос о необходимости разработки новой теоретической модели инкубационного процесса, которая могла бы снять указанные противоречия и объяснить существующую эмпирику.

Согласно предлагаемой модели инкубация будет успешной в том случае, если решение уже найдено, но не осознается решающим субъектом. Существует целый ряд эмпирических данных, которые свидетельствуют о том, что решение задачи может возникать в имплицитном виде до его осознания решателем (Shames, 1994: Bowers et al., 1990; Zhong, 2008; Sio, 2010). Следовательно, могут возникать ситуации, когда решение существует, но его осознанию препятствуют какие-либо факторы. В этом случае роль инкубации будет состоять в устранении причин, мешающих осознанию решения.

В терминах теории Я. А. Пономарева (1976) инкубация происходит в недрах интуитивного уровня психологического механизма деятельности, а осознание решения означает передачу информации от интуитивного уровня к логическому. Этот механизм может быть одним из источников умственной одаренности (Ушаков, 1997, 2000, 2009).

Возможность осознания существующего на бессознательном уровне решения зависит от соотношения двух факторов – силы активации элементов решения и силы активации элементов, нерелевантных решению. В этом плане адекватной моделью для представления процессов инкубации может быть семантическая сеть (Ушакова, 1985, 2004). Если элементы решения активированы сильно, а фиксации на неверных решениях незначительны, то инкубационный период не требуется – чувство инсайта (Валуева, Ушаков, 2015) и осознание решения возникают сразу. В других случаях, когда осознание решения затруднено, инкубация служит изменению баланса активации относящихся и не относящихся к решению элементов. Механизмы, которые это обеспечивают, могут быть различными и не противоречат существующим на данный момент гипотезам – это может быть селективное забывание (угасание следов, не связанных с решением), усиление активации элементов решения за счет подсказки и т. д.

Таким образом, коренное отличие предлагаемой модели инкубации от существовавших ранее заключается в предположении о том, что решение задачи возникает до инкубации, а не в процессе инкубации. Следовательно, роль инкубации заключается не в обнаружении решения, а в его осознании.

В рамках такого понимания инкубации становится понятным, почему эффект инкубации удается зафиксировать далеко не во всех экспериментах. Так же иную интерпретацию получает эффект длительности первого (подготовительного) этапа решения задачи: длительность подготовительного периода, в первую очередь повышает вероятность бессознательного обнаружения решения, а не обеспечивает достижение тупика, как предполагалось ранее.

* * *

Е. А. Валуева, Д. В. Ушаков. Сигнальная модель инсайта: от исторических предпосылок к эмпирическим предсказаниям // Современные исследования интеллекта и творчества / Под ред. А. Л. Журавлева, Д. В. Ушакова, М. А. Холодной. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2015. С. 15–47.

Пономарев Я. А. Психология творчества. М.: Наука, 1976.

Ушаков Д. В. Одаренность, творчество, интуиция // Основные современные концепции творчества и одаренности / Под ред. Д. Б. Богоявленской. 1997. С. 78–89.

Ушаков Д. В. Психология одаренности и проблема субъекта // Проблема субъекта в психологической науке / Отв. ред. А. В. Брушлинский, М. И. Воловикова, В. Н. Дружинин. М.: Академический проект, 2000.

Ушаков Д. В. Когнитивная система и развитие // Когнитивные исследования: Проблема развития: сб. науч. тр. Вып. 3. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009. С. 5–14.

Ушакова Т. Н. Проблема внутренней речи // Вопросы психологии. 1985. № 2. С. 39–51.

Ушакова Т. Н. Двойственность природы речеязыковой способности человека // Психологический журнал. 2004. Т. 25. № 2. С. 5–16.

Sio U. N., Ormerod T. C. Does incubation enhance problem solving? A meta-analytic review // Psychological bulletin. 2009. V. 135. № 1. P. 94–120.

Bowers K., Regehr G., Balthazard C., Parker K. Intuition in the context of discovery // Cognitive psychology. 1990. V. 22. № 1. P. 72–110.

Shames V. A. Is there such a thing as implicit problem solving? Unpublished doctoral dissertation. 1994.

Zhong C.-B., Dijksterhuis A., Galinsky A. D. The merits of unconscious thought in creativity. // Psychological science. 2008. V. 19. № 9. P. 912–918.

Е. А. Валуева[24], Е. А. Голышева[25], Д. В. Ушаков[26]

Сигнальная модель инсайта и вероятность решения инсайтных задач[27]

ФГБУН Институт психологии РАН (Москва)

Теория инсайта занимает одно из центральных мест в психологии творчества. Любая объемлющая теория творчества, подобная концепции Я. А. Пономарева (1976), предлагает то или иное решение проблемы инсайта. Предлагаемая авторами сигнальная модель инсайта согласуется с принципиальными положениями этой концепции (Валуева, Ушаков, 2015).

Основное положение сигнальной модели состоит в том, что чувство инсайта выполняет важную функцию в процессе мышления, а именно передает сознательной инстанции информацию о том, что найден и активирован элемент, который, возможно, является ключом к решению задачи. Согласно модели, инсайтные задачи – это целый класс, включающий различные задачи с различными механизмами решения. Однако все они обладают и одним общим свойством, отличающим их от не-инсайтных. Инсайтные задачи отличаются от не-инсайтных наличием таких автоматических процессов, результат которых может быть одномоментно оценен по их правильности. Эти процессы могут приводить к возникновению принципа решения, а также к появлению специфического чувства, сигнализирующего о том, что активированные элементы являются вероятным решением.

Модель предусматривает два канала передачи информации от автоматических (интуитивных, в терминологии Я. А. Пономарева) процессов к сознательным (логическим, по Я. А. Пономареву). Первый канал связан с активацией информации. Результатом работы интуиции является активация специфического содержания в долговременной памяти. Эта активация срабатывает как своего рода прайминг при сознательном поиске. Активация информации увеличивает вероятность того, что эта информация будет найдена при разворачивании сознательного поиска. Достаточно сильный уровень активации приближает эту вероятность к 100 %.

Второй канал связан с чувством инсайта. Это чувство свидетельствует об интуитивной оценке активированной информации как вероятного решения задачи. Это чувство может порождаться возросшей беглостью автоматических процессов или переходом к более благоприятному энергетическому балансу. Чувство инсайта, порождаемое интуитивным уровнем переработки, служит для сознательных процессов индикатором того, что решение найдено, и стимулом к разворачиванию сознательного поиска. Таким образом, чувство инсайта имеет адаптивную функцию: оно служит для запуска адаптивных когнитивных стратегий в том случае, когда ключ к решению задачи уже активирован.

Согласно модели, взаимодействие двух каналов приводит к четырем основным случаям передачи информации от интуитивного механизма к логическому. Первый случай возникает тогда, когда решение происходит при параллельной достаточно активной работе сознательных и интуитивных процессов. В этом случае активация элементов в результате работы интуиции быстро попадает в поле происходящего поиска сознания. Это безынсайтный вариант решения задачи. Очевидно, что он более вероятен для более простых задач, решение которых не требует большого снижения активности сознания.

Второй случай характерен для задач, решение которых характеризуется низкой активностью сознательных процессов. В этом случае активация нужных для решения элементов не сопровождается сознательной поисковой активностью, которая могла бы эти элементы обнаружить. Чем больше активность логических структур, тем больше вероятность, что активированный в долговременной памяти элемент будет найден. Однако при низкой активности логических структур и глубоком интуитивном погружении в задачу активированный элемент с большой вероятностью остается неопознанным. Именно в этом случае проявляется адаптивная функция инсайтного чувства, которое означает интуитивную оценку полученного результата как вероятного решения задачи. Чувство инсайта служит основанием для разворачивания сознательного поиска решения. В этом случае развивается типичная картина инсайтного решения задачи, а в случае, когда после инсайтного чувства протекает еще достаточно длительный процесс сознательного решения, наблюдается немгновенный инсайт.

Третий случай связан с возникновением инсайтного чувства наряду с активацией неадекватного решения. Такого рода опыт описывал А. Пуанкаре, указывая, что основанием ложного инсайта всегда служит эстетически привлекательная идея. Тополински и Ребер, исходя из своей гипотезы происхождения инсайтного чувства, считают возможным вызвать его путем экспериментальных манипуляций, например, предъявление текста на ярком или темном экране (Topolinski, Reber, 2010).

Наконец, возможен и четвертый случай. Он происходит в результате того, что активация решения не означает его автоматического осознания. При решении сложной задачи, где активация процессов сознательного поиска снижена, автоматические процессы приводят к нахождению адекватного принципа, однако при этом чувство инсайта не возникает или не оказывает по тем или иным причинам достаточного воздействия на сознание. В этом случае возникает «латентное решение», которое не формулируется испытуемым, но может быть выявлено специальными экспериментальными приемами типа прайминга или анализа глазодвигательной активности. В конечном счете мысль, не попавшая в поле сознательных процессов, «в чертог теней уходит».

Возможно, что чувствительность субъекта к инсайту составляет один из аспектов умственной одаренности (Ушаков, 1997, 2000).

Модель впервые наводит мосты между объективной и субъективной сторонами инсайта, причем показывает приспособительную функцию последней. Она согласуется с известными экспериментальными данными, а также позволяет предсказать и проверить целый ряд неочевидных феноменов. В частности, модель дает объяснение ранее описанному феномену Ага-подсказки.

Из модели вытекает и предсказание, позволяющее оценить вероятность того, что решение будет субъективно восприниматься как инсайтное. Модель констатирует, что одни и те же задачи иногда могут решаться инсайтным путем, а иногда – неинсайтным. Решение субъективно воспринимается как инсайтное в описанном выше втором главном случае. В первом главном случае решение также достигается, но не оценивается субъективно как инсайтное. Второй случай в отличие от первого возникает при условии, что активность сознательных процессов снижена. Отсюда возникают предсказания, которые эмпирически легко отличимы от предсказаний теории фиксации и могут быть экспериментально проверены.

Эти предсказания были протестированы на материале анаграмм, которые представляют собой задачу из области вербального интеллекта. Вербальная сфера представляет собой одну из важнейших когнитивных областей (Ушакова, 1985, 2004). Решение анаграмм зависит от частотности различных буквосочетаний в языке. Многочисленные исследования решения анаграмм показали, что решение находится легче, если в нем используются высокочастотные биграммы (сочетания из двух букв). Например, в русском языке биграмма «ка» является высокочастотной, в то время как «еь» не встречается вообще. В процессе решения анаграмм испытуемые выдвигают своего рода гипотезы, образуя сочетания из части предъявленных букв и используя их в качестве ключей для извлечения слов из долговременной памяти. При этом они склонны образовывать сочетания из более высокочастотных комбинаций, игнорируя низкочастотные. Отсюда большая легкость нахождения решений, образованных высокочастотными буквосочетаниями.

Исходя из теории фиксации, можно было бы предположить, что вероятность инсайта тем выше, чем в большей степени задача провоцирует возникновение исходной фиксации. Чем более частотные буквосочетания составляют предъявленную испытуемому анаграмму, тем больше вероятность, что испытуемый будет фиксироваться на этих буквосочетаниях. Чем менее частотны эти буквосочетания, тем меньше вероятность, что на них произойдет фиксация. В соответствии с теорией фиксации, инсайт происходит в случае наличия фиксации, следовательно, его вероятность тем выше, чем более частотные буквосочетания содержит предъявленная анаграмма.

В соответствии с сигнальной моделью инсайта следует выдвинуть прямо противоположное предположение. Вероятность инсайта выше при снижении активности сознательных процессов. В случае решения анаграмм сознательная активность состоит в выдвижении гипотез, т. е. образовании различных фрагментов, используемых в качестве ключа для извлечения слов-решений из долговременной памяти. Чем более частотны исходные буквосочетания в анаграмме, тем большие усилия требуются для их «разрывания» при выдвижении гипотез и тем выше, следовательно, сознательная активность. Отсюда возникает предсказание модели, что высокая частотность буквосочетаний анаграммы приведет к повышению сознательной активности и тем самым к снижению вероятности решений, оцениваемых испытуемыми как инсайтные.

Это предположение было проверено эмпирически. Анализу были подвергнуты пятибуквенные анаграммы, использованные в экспериментальном исследовании А. А. Медынцева (Медынцев, 2011). В этом психофизиологическом исследовании испытуемые решали пятибуквенные анаграммы и среди прочего должны были сообщать о том, носило ли решение инсайтный характер (произошло ли при решении озарение). Авторами был произведен анализ данных этого исследования, цель которого состояла в том, чтобы оценить вероятность сообщения испытуемыми об инсайте при решении анаграмм, образованных буквосочетаниями различной частотности. Был разработан специальный метод анализа частоты встречаемости двух-буквенных сочетаний в тексте. Написана соответствующая программа (на языке программирования Java), анализирующая текст с подсчетом всевозможных двухбуквенных сочетаний, произведен подсчет сочетаний букв в тексте. Написана программа, выделяющая из текста пятибуквенные слова для сравнения их с пятибуквенными анаграммами по частоте сочетаний (язык программирования Object Pascal), и программа, позволяющая подсчитывать частоту встречаемости двухбуквенных сочетаний в зависимости от перестановки букв, т. е. от типа анаграммы (Object Pascal). В соответствии с этим производится анализ частоты буквенных сочетаний в данном типе перестановки с вероятностью правильного решения и с вероятностью инсайта при решении.

Полученные результаты соответствуют предсказаниям сигнальной модели и противоречат предсказаниям теории фиксации. В регрессионной модели наблюдается значимая отрицательная связь частотности буквосочетаний анаграммы и вероятности заявления испытуемого, что анаграмма решена инсайтным путем (бета=–0,13, р=0,007).

* * *

Валуева Е. А., Ушаков Д. В. Сигнальная модель инсайта: от исторических предпосылок к эмпирическим предсказаниям // Современные исследования интеллекта и творчества. Ред. А. Л. Журавлев, Д. В. Ушаков, М. А. Холодная. М.: Изд-во «Институт психологии РАН». 2015. С. 15–47.

Медынцев А. А. Влияние результатов выполнения побочного задания на количество «решений озарениями» при разгадывании анаграмм // Материалы итоговой научной конференции Института психологии РАН (24–25 февраля 2011 года). М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2011.

Пономарев Я. А. Психология творчества. М.: Наука, 1976.

Ушаков Д. В. Одаренность, творчество, интуиция / Основные современные концепции творчества и одаренности / Под ред. Д. Б. Богоявленской. М., 1997. С. 78–89.

Ушаков Д. В. Психология одаренности и проблема субъекта // Проблема субъекта в психологической науке / Отв. ред. А. В. Брушлинский, М. И. Воловикова, В. Н. Дружинин. М.: Академический проект, 2000.

Ушаков Д. В. Когнитивная система и развитие // Когнитивные исследования: Проблема развития: сб. науч. тр. Вып. 3. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009. С. 5–14.

Ушакова Т. Н. Проблема внутренней речи // Вопросы психологии. 1985. № 2. С. 39–51.

Ушакова Т. Н. Двойственность природы речеязыковой способности человека // Психологический журнал. 2004. Т. 25. № 2. С. 5–16.

Topolinski S., Reber R. Gaining Insight Into the “Aha” Experience // Current Directions in Psychological Science. 2010. Т. 19. С. 402–405.

Т. Л. Валуйская[28]

Интеллектуальная инициатива: от дифференциации к интеграции

Белорусский государственный педагогический университет имени Максима Танка (Минск)

В современной психологии творчества происходят интенсивные процессы дифференциации и интеграции. В соответствии со взглядами специалистов, придерживающихся дифференционно-интеграционной парадигмы развития (Поддьяков, 2009; Чуприкова, 2009), это может свидетельствовать о высоком темпе и качестве развития данной области научных исследований. Ученые все чаще выходят за пределы сложившихся исследовательских традиций. Прослеживаются тенденции рассмотрения креативности в контексте единства личности и среды; отказа от узко когнитивного понимания творческих способностей; привлечения в объяснительные схемы некогонитивных (особенно личностных) факторов; разграничение креативности «наивной» и «зрелой» на основе введения критерия релевантности, рассмотрения интеллекта как необходимого, но недостаточного условия креативности. Преобладают многофакторные концепции креативности (творческих способностей), отражающие не только сложность и многоаспектность самого изучаемого феномена, но и попытки исследователей систематизировать всю накопленную информацию по данной проблематике в традициях структурализма. Однако в большинство моделей неизменно включается дивергентность мышления, которая как бы «обрастает» новыми подробностями. Попытки объяснить творческие достижения способностями к дивергентному мышлению не оправдали возложенных надежд. И. М. Кыштымова отметила, что вызывают сомнения 1) представления о креативности как о дивергентном мышлении, на основе которого разрабатываются принципы построения диагностических методик; 2) отождествление креативности с оригинальностью (а оригинальности, в свою очередь, с редкостью ответов); 3) внесистемный поэлементный анализ продуктов творческой деятельности; 4) низкие корреляции тестовых оценок с объективными творческими достижениями (Кыштымова, 2008). Анализируя зарубежные исследования, Д. Б. Богоявленская и И. А. Сусоколова подчеркивают, что «хотя с самого начала дивергентное мышление не исчерпывало всю область креативности, но в работах последнего времени все чаще появляются данные о необходимости связи конвергентного и дивергентного мышления» (Богоявленская, Сусоколова, 2007).

Все чаще в исследованиях творчества подчеркивается важность использования системного подхода, выделения не только структурных элементов творческого мышления и связей между ними, но и системообразующих факторов или «ядра» творческих способностей. Речь идет о соотнесении теоретических систем, возникших в результате исследования различных предметных областей: личности, мышления, способностей и т. д. (Корнилова, 2010; Клочко, Галажинский, 1999). Попытки построения единой системной теории креативности не прекращаются, существуя для ученых всего мира как образ идеального конечного результата. Для достижения этого результата крайне важным является понимание исходных оснований, системообразующих признаков каждой концепции, подлежащей интеграции в общий контекст теории творческих способностей.