Аромат волшебства. Книга вторая

Владыка драконов, продолжив напевать под нос, снова уткнулся в бумаги. Составление маршрута полностью увлекло его. Он даже не смотрел на кипящего от гнева Николаса Брейтона.

О, если бы архимаг мог позволить срыв соглашения, то он бы уже высказал всё наглому зверю прямо в лицо! Но на кону стояло слишком многое.

Драконы были нужны людям, без них Ключ всенепременно утратил бы свою силу. Артефакт перестал бы настраивать сущности Двенадцати так, чтобы они удерживали барьер, а без барьера… Нет, без барьера остаться не хотелось. Слишком жуткими были истории о том, как человечество чуть не исчезло с лица земли! А, значит, следовало сделать всё возможное и невозможное, чтобы столь разные народы смогли жить в вечном мире. Не должны небеса вновь охватить непроглядная мгла и бушующее пламя.

Да, владыка драконов должен получить своё.

А люди своё.

Соглашение должно быть достигнуто и не из-за Николаса Брейтона годы переговоров уйдут коту под хвост!

– Хм, а как вы поймёте, что некая девушка вам подходит? – попытался занять свою голову научным вопросом архимаг. Так он хотел унять кипящее внутри него раздражение.

– Она мне понравится не как еда.

Боги, ну зачем он о чём-то спрашивал-то!

– И да, неплохо бы нам перекусить. Вы ведь исправили свою ошибку, озаботились, чтобы у нас всегда было сырое мясо?

Свои слова дракон произнёс так выразительно глядя на Николаса Брейтона, что этот самый Николас Брейтон вмиг понял – на крайний случай в качестве блюда сойдёт он сам. Человеческий облик сидящего напротив него существа был очень обманчив. Ничего человеческого в этом мерзком звере не было.

***

Да, для кого-то убивать так же легко, как откусить от бутерброда. А вот для кого-то нет. Создание вампиров серьёзно сказалось на самочувствии Людвига. Он ощущал себя тяжело больным. Его постоянно мутило, его мучал жар, а нутро наполнила апатия. Но дело было не в специфике ритуала. Будучи предрасположенным к тёмной магии, Людвиг Пламенный кармического ответа не получил и даже сил на обряд не перерасходовал. Могущества у него хватало в избытке.

Но его тошнило от самого себя. Его изводило то, что он смог сделать. Совесть мужчины не могло успокоить даже понимание, что он сотворил вампиров ради безопасности близких ему людей.

«Я убил их. Я убил чьих-то детей. И не просто убил, а превратил в вечных рабов, каждый миг существования которых наполнен болью, – пульсировало в нём изводящее его осознание. – Я не новый граф Даглицкий, а беспощадный и хладнокровный убийца, вот я кто!».

И пусть эта укоризна по мнению автора, а, возможно, и тебя, мой дорогой читатель, правдой никак не являлась, но каждый из нас испытывал муки самобичевания. Нет хуже наказания, чем мы назначаем себе сами. Поэтому Людвиг был измотан, разбит, подавлен. Он не мог находиться в собственном доме, так как там на него давили пустые комнаты. Он не смог войти в столь людный особняк отца, так как в каждом взгляде ему чудилось осуждение. Из-за этого для него оказалось невозможно общество Шарлотты. Даже его лучший друг Сириус ван Отто не удостоился более десяти минут беседы. Людвиг просто‑напросто позорно сбежал от всех! Ему было невыносимо слышать рациональные доводы, вот он и стоял нынче на коленях в Первом храме Двенадцати, а именно возле тела Людвига Верфайера Старшего. Ему казалось, что здесь его никто не побеспокоит, и до обеда это было действительно так.

– Людвиг, – подошла к нему Шарлотта. Её заплаканное лицо прикрывала плотная чёрная вуаль. – Я тоже скорблю Людвиг, но нельзя же так убиваться. Пойдём со мной, тебе нужно хотя бы поесть.

– Я не голоден.

– Мне сказали, что после смерти жены ты тоже замкнулся. Что ты закрылся в своём кабинете и никого не хотел видеть… Но ты не один, Людвиг, у тебя есть я.

Женщина присела возле брата и мягко положила затянутую в перчатку руку поверх его ладони. После чего попыталась улыбнуться. Ей не хотелось улыбаться, но она постаралась. И всё же эти старания ни к чему не привели. Во всяком случае не привели они к тому, на что надеялась Шарлотта.

– Да, я не один, – словно очнулся мужчина. Его ясные голубые глаза расширились, и он беспокойно осмотрелся, как если бы не понимал из-за чего вдруг оказался в храме, и тем более в таком его мрачном зале.

– Я очень за тебя переживаю. Нам надо держаться вместе в этот тяжёлый час и…

– Шарлотта, завтра тебе придётся справиться со всем без меня, – ни с того ни с сего уверенным голосом перебил её Людвиг, и женщина оторопела.

– Что? – не поверила она своим ушам.

– Я не могу остаться на кремацию отца. Тебе придётся принимать соболезнующих самостоятельно.

Ладошка Шарлотты переместилась к сердцу. Голос её прозвучал с хрипотцой.

– О чём ты, Людвиг?

– Я не могу остаться в Лоррендауме. У меня есть дела важнее.

– Да как ты можешь такое говорить? – пребывая в шоке, пролепетала Шарлотта, а затем зло выговорила. – Слышать о таком не хочу! Ты обязан присутствовать. Ты его сын, его наследник!

– Может, если сместить время кремации на утро, то…

– Церемония начнётся в три часа после полудня и никак иначе. Мама должна успеть. Она, несчастная, едет на перекладных день и ночь, чтобы прибыть к третьему дню, а ты… Ты хочешь лишить её возможности проститься с мужем?

– Ни в коем случае. Поэтому извини, но я уезжаю.

Шарлотта резким движением скинула с себя вуаль. Пожалуй, если бы она не была в святом храме, то позволила бы себе сорваться на крик. Её лицо искажала ярость. Она даже побагровела.

– Ради чего ты уезжаешь, Людвиг? – зло прошипела она.

– Я должен… должен навестить пасынков.

– Эти ничтожества тебе важнее родного отца? – округлила она глаза, а затем скосила взгляд на мёртвое тело. – Как только ты можешь говорить такие слова в его присутствии? Папина душа ни за что не простит тебя. Он всю жизнь так заботился о тебе, так оберегал. О, сколько боли ты ему принёс своей игрой в странствующего чародея! Он был сам не свой из-за переживаний. Если бы ты знал, как своими приключениями подорвал его здоровье! Но где тебе знать? В довершение всех бед ты с лёгкостью устроил неравный брак. Наглый мальчишка. Бессовестный. Неблагодарный!

– Да, ты права, – после недолгого молчания, нарушил тишину Людвиг Пламенный спокойным признанием. – Отец не зря столь часто укорял меня в том, что я плохой сын. Я всегда был для него сплошным разочарованием. Но, Шарлотта, если мне довелось наконец‑то перенять от него хоть что-то достойное, так это понимание, что значит быть хорошим отцом. Я не могу оставить детей Мари. Просто не могу.

Он не посмел объяснить сестре, что его пасынки отнюдь не в пансионе, а в беде. За таким признанием могло последовать слишком много ненужных вопросов, поэтому Людвиг промолчал. В конце концов, даже скажи он правду, то Шарлотта вряд ли бы оценила его порыв. С высоты её восприятия двое деревенских мальчишек отправились туда, где им самое место. Они отребье и среди отребья должны жить. Однако, сам Людвиг считал иначе. А ещё он понимал, что день задержки может привести к необратимому – к смерти братьев.

Правда, ну как он мог объяснить сестре, что мысль о них соединилась в нём с воспоминанием об убитых им нынешней ночью детях? Испуг в юных глазах ни на миг не отпускал его. Его уши по-прежнему слышали сдавленные крики…

Нет-нет и нет! Допустить смерть пасынков невозможно, их жизнь намного важнее публичного порицания!

Чтобы лишить себя необходимости спорить с Шарлоттой, Людвиг поднялся с подрагивающих от переживаний колен и решительно вышел из храма. После чего сел в кэб, доехал до банка за наличными и, больше не теряя времени ни на что другое, отправился в Барговерц. Причём со свойственной ему горячей импульсивностью он сперва выехал из Лоррендаума, а только затем размыслил, что зря не оставил записки для Сириуса или же Луиза Фуго. Но менять это обстоятельство было поздно. Не возвращаться же?

Вот только первым человеком, кто всерьёз обеспокоился исчезновением молодого графа Даглицкого стали отнюдь не эти мужчины, а женщина. Точнее Анна Златова. Экономка была до крайности напугана происходящими в доме событиями, и новая странность заставила её не раз и не два произнести молитву благим богам.

А вот после неё забеспокоились и прочие, да ещё с самого утра.

Глава 4

Утро тринадцатого июня триста сорок седьмого года после завершения Войны Драконов пришлось на воскресный день, но королевство Ортланд этого словно не заметило. Страна погрузилась в траур. Кремацию верноподданного короны намеревался посетить сам Его величество Стефан, и это послужило причиной для того, чтобы накануне в Лоррендауме и прочих крупных городах страны были отменены все мало-мальски увеселительные мероприятия. Так что, естественно, что Людвиг, ничего не знающий о планах своего монарха, оторопел. Дело в том, что, покинув приют гостиницы «Лотос» (роскошной и расположенной недалеко от центральной площади Барговерца), новоиспечённый граф Даглицкий первым делом услышал глашатая, призывающего с редкостным трагизмом в голосе посетить храм и помолиться за упокой души Его сиятельства Людвига Верфайера Старшего.

От такого сообщения лицо Людвига Верфайера Младшего мгновенно перекосило, по его спине пробежал пот. Он наконец-то понял насколько несвоевременен оказался его отъезд из столицы и из‑за этого испуганно поправил чёрный цилиндр так, чтобы тень от него упала на лицо. У него оставался, конечно, вариант сесть в экипаж и незамедлительно отправиться обратно. Расстояние между городами было таким, чтобы ему как раз поспеть к трём часам по полудни к Первому храму. Но тогда получалось, что Людвиг приехал в Барговерц ради ночлега и это…

Он помотал головой.

«Мальчики, – заставил он думать себя. – Моё присутствие не воскресит отца, но без меня мальчики могут погибнуть. Им нужна моя помощь».

А между тем сестре Людвига помощь тоже не помешала бы. В целях безопасности о предстоящем визите Его величества ей сообщили в самый последний момент. Ей одной досталась весть про это. И из-за известия женщине стало так дурно, что она неожиданно для себя лишилась чувств. Несчастная Шарлотта, конечно, и ранее понимала, что ей придётся выгораживать брата. Как бы ей ни хотелось обратного, на кону стояла честь семьи. Она не могла позволить повсеместно зазвучать подобного рода упрёкам! Но оправдываться перед представителем самого короля?

«Благие Двенадцать, помогите мне!» – мысленно простонала она, когда к ней повторно обратились с вопросом о местонахождении брата.

– Милорд Верфайер, – бледнея на глазах до цвета первого снега, тихо произнесла Шарлотта. – А он… эм-м, он совершает паломничество.

– Паломничество? – более чем изумился доверенное лицо Его величества.

– Да, такова была последняя воля нашего отца, – как можно увереннее прошептала женщина, молясь, чтобы душа графа простила ей эту наглую ложь. Людвиг Верфайер Старший сущности Тринадцати за богов не почитал в принципе.

Однако, оправдание вышло удобоваримым. Во всяком случае, несмотря на переживания Шарлотты и подрагивающие коленки миледи Ванессы, церемония прошла без сучка без задоринки. Его величество Стефан в своей прощальной речи дал понять, что для него приемлемо отсутствие Людвига Младшего. Он даже витиевато, то есть косвенно, одобрил его поступок. А раз монарх ничего против не имеет, то подданные подивились изрядно, переглянулись, но языки послушно прикусили. По крайней мере, публичные осуждения молодого графа Даглицкого произносить отныне никто не осмелился бы. Но это не значит, что последствий его опрометчивый поступок не возымел.

Присутствующий на кремации Сириус ван Отто мысленно схватился за голову. Барон был умным человеком, хорошо просчитывающим шаги наперёд человеком, но импульсивность Людвига в очередной раз сбила ему все карты. Его спонтанные поступки просто‑напросто невозможно было предугадать!

Не меньшее волнение испытали люди таинственного человека с тростью. Мало того, что в Барговерцком Доме Милости следов Виктора Верфайера сыскать не удалось (мальчик вместе с распорядителем приюта взяли и как будто сквозь землю провалились!), так, выходит, теперь ещё вот этого некроманта по новой ищи.

– Уроды! – устраивал разнос подчинённым разъярившийся из-за новостей господин Борис Малахитов. – Как вы за ним не уследили?!

– Там была такая мастерская слежка шпиков, что мы не смогли близко подобраться. Нас бы заметили, – виновато отвечали подчинённые.

– И его отсутствие в доме вы тоже не заметили, что ли?!

– Так в кабинете полночи горел свет и нам показалось, что это он там ходит. Обознались, наверное.

Конечно, эти люди обознались. В кабинете вовсю рылась Анна Златова. Экономка желала во что бы то ни стало разобраться с тем, пора ей искать другую работу или нет.

– Как можно было! – точно также скрипел зубами Луиз Фуго. – Как вы за ним не уследили?!

– Наверное, он нас у банка заметил, – растерянно пожимая плечами, оправдывались агенты. – Иначе с чего ему просить банкира тайно вывести его через чёрный ход?

– Но правда, шеф, он даже виду не подал, что обнаружил хвост! – в горячем возмущении воскликнул один из них.

А Людвиг действительно никого не обнаружил, у него просто начала развиваться паранойя.

В общем, цепь событий отъезд молодого графа запустил основательную. Но было ещё кое‑что не менее важное. А, может, это было даже важнее всего прочего. Его величество Стефан после кремации возжелал разговора на тет‑а‑тет с миледи Ванессой Дэ Флёррон Верфайер. Они бок о бок пошли по широкому коридору храма немногим впереди свиты, и правитель Ортланда, в чьих волосах имелась основательная примесь седины, сухо шепнул следующее:

– Мы крайне недовольны поведением милорда Верфайера Младшего. Он выражал непростительное пренебрежение к отцу при его жизни и не постеснялся выразить оное после его смерти. Вы же не думаете, что мы поверили в… так называемое паломничество?

Ледяной взгляд монарха и его скривившиеся губы заставили женщину испуганно перевести взгляд на пол.

– Вам известно, где именно он находится?

– Прошу прощение, но нет, Ваше величество.

– В таком случае, постарайтесь выяснить, – требовательно приказал король. – Лишь уважение к древнему роду Верфайеров, а особенно к нашему покойному другу, останавливает нас от указа отправить неблагодарное чудовище в ссылку, а имя его предать забвению. Не будь он единственным наследником, так бы оно было прямо сейчас. Но я даю отсрочку.

Глаза миледи Ванессы с надеждой посмотрели на венценосного собеседника. Она ждала, что он ей скажет с трепетом в душе. Своего пасынка женщина любила как родное дитя и нынче укоряла себя в том, что не смогла уберечь его от королевской немилости.

… Что именно она упустила в его воспитании?

– Вам должно быть известно, что обычно мы празднуем свой день рождения скромно и неприемлем обилие гостей. Однако, в этот раз наше желание таково, чтобы ваше семейство посетило нас в этот благословенный день.

– Ваше величество, к двадцать четвёртому июня глубокий траур уже закончится, но неподобающе будет…

– Лично вы и семья миледи Шарлотты по этой причине можете отказаться. Вам даже стоит так поступить, – строго перебил король и грозно нахмурил брови. – Но милорд Верфайер обязан присутствовать. Род графов Даглицких должен быть продолжен и посему мы намерены представить милорда Верфайера его будущей супруге. Для нас неприемлемо его повторное увлечение недостойной женщиной. Подобное будоражит общество и служит неподобающим примером для незрелых умом. Так что либо он прислушается к нашему пожеланию и в начале следующего лета вступит в брак с избранной нами особой, либо мы окончательно потеряем расположение к нему.

Монарх остановился и пристально поглядел в глаза миледи Ванессы. Женщина тут же сделала книксен.

– Я поняла вас, Ваше величество.

– Очень хорошо.

– Вы… вы позволите поинтересоваться именем особы, о которой идёт речь?

– Мы ещё обдумываем этот вопрос, но пока нам видится супругой милорда Верфайера Младшего леди Вероника Дэ Катрион.

На этом беседа на тет-а-тет подошла к концу, но лишь оставшись в одиночестве миледи Ванесса позволила себе недовольно поджать губы. А после она подошла к падчерице и, начав часто обмахиваться веером, спросила:

– Милая, я уже более четырёх лет не посещала Лоррендаум. Скажи, дела Олмера Дэ Катриона, графа Флоркского, по-прежнему плохи?

– Вскоре после того, как папа подал в отставку, он заложил столичный дом и переехал в Артенвилль. А где-то полгода назад поговаривали о том, что он не смог выплатить ссуду и продал не только этот дом, но и своё имение. После чего переехал в Барговерц. Там, насколько я знаю, Его сиятельство обустроил фабрику в надежде создавать уже не фантастические летательные, а более реальные паровые машины. Но нет нужды говорить, что это также нерентабельно. Кому нужны устройства, передвигающиеся по рельсам, когда у нас по всей стране вот‑вот начнут постройку телепортов? – сухо ответила Шарлотта, после того как окинула приёмную мать непонимающим взглядом.

– А что его дочь леди Вероника? О ней нет дурных слухов?

– Мама, да о чём вы? Она не красавица, ей уже под тридцать, а её отец умудрился растратить на безрассудные идеи всё своё состояние. О ней не может быть хороших слухов.

– Я имею в виду слухи, порочащие её честь.

– Недели три назад я слышала пикантную новость, что она явилась на фабрику в мужской одежде. Представляете, изображала из себя нового управляющего, рассчитывая выдать свои указания за указания отца.

– О боги, – пролепетала миледи Ванесса и начала обмахиваться веером ещё энергичнее.

Конечно, со стороны Его величества соединить два древних рода выглядело блестящей идеей. Леди Вероника была единственным ребёнком графа Флоркского, не иначе как утратившим разум в своём увлечении механикой. Если во времена юности Ванессы о нём говорили только как о человеке с лёгкой причудой, то нынче весь высший свет судачил об его сумасшествии. Но дозволить имени Дэ Катрион пропасть всуе? Или, ещё того хуже, что если леди Вероника опорочит свою честь? Нищета даже благородную даму может заставить пойти на дурной поступок, а это уже сродни тому как измазаться в грязи всей аристократии. Ветреному же Людвигу Верфайеру Младшему как раз следовало остепениться и прочувствовать на себе королевское недовольство.

– Что «боги»? – не поняла Шарлотта.

– Сколько же у этой семьи должно быть долгов, – едва не всплакнула Ванесса, представляя в какую сумму выльется женитьба. Род Верфайеров не мог допустить банкротство Дэ Катрионов, покуда леди Вероника носит их славную фамилию.

– Мама… Мама, вы в порядке?

– Что? Ах, прости, милая, – очнулась от своего расстройства Ванесса и тихим шёпотом рассказала падчерице про намерения Его величества. После чего потребовала. – Ты должна мне сказать, где твой брат.

Шарлотта тяжело вздохнула.

– Он поехал к детям этой дряни Марьи, но, право слово, я не запомнила в каком пансионе они находятся. Мне это было так безразлично! Возможно, лорд ван Отто знает больше.

– Тогда я незамедлительно отправлюсь к нему, – сказала бедная женщина и, приподняв подол платья, действительно сделала несколько решительных шагов.

– Постойте, мама, – Шарлотта не менее стремительно подошла к ней. – Я знаю, что папа всегда хорошо отзывался о лорде ван Отто, но я хочу вам напомнить. Он имеет очень сильное влияние на Людвига.

Выразительный взгляд падчерицы и её интонации заставили миледи Ванессу задумчиво нахмурить лоб.

– О чём ты, золотце? – наконец хмуро спросила она.

– Если бы Людвиг не получил от лорда ван Отто поддержку во время обдумывания своей идеи отправиться в глупое странствие или же если бы тот отвернулся от него после заключения брака, то кто знает, я не думаю, что он бы проявлял своё упрямство так рьяно. Поэтому понимаете? Ему достаточно одобрения этого человека. Одобрения Сириуса ван Отто, а не нашей семьи. И если в нынешней ситуации из уст такого заядлого холостяка, как он, мой брат услышит, что лучше ссылка нежели союз…

Шарлотта многозначительно замолчала, но миледи Ванесса понимающе кивнула.

– Я сообщу ему о другом. Например, что речь касается наследства. Быть может, даже того последнего завещания, что я пока не успела сжечь.

– Да, так будет лучше.

После этих слов миледи Ванесса, украдкой утирая слёзы, всё же покинула храм. Она даже оплакать мужа толком не смогла, так как знала, что он этого не оценил бы. Ему никогда не была нужна её любовь, но им обоим был нужен крошка Людвиг.

«Теперь только мне заботится о тебе. И ах, как бы я хотела справиться, солнышко!» – мысленно обратилась женщина к бедовому пасынку и непроизвольно ускорила шаг.

***

А Людвиг тем временем ступал по улицам Барговерца и можно было бы написать, что шагал он безмятежно, но это было не так. Пусть его отнюдь не тревожило неизвестное для него указание Его величества, однако других забот его мысли были полны и самой горькой из них оказалось осознание собственного идеализма.

Думая про поиск мальчиков в Барговерце, Людвиг представлял себе, как пройдёт по мостовым и через час-два непременно увидит пасынков. Но солнце уже давно перевалило за полдень, а никого похожего на Виталия и Виктора он не встретил. Это заставило мужчину встревожиться и предпринять попытку найти другое решение.

«Что делать?» – раз за разом думал он.

Наконец, думы подвели Людвига к попытке розыска через приюты. Он посетил все три этих заведения и лично посмотрел в лицо каждому ребёнку, чтобы убедиться наверняка. Увы, надежда оказалась ложной. Ему пришлось возвратиться в гостиницу ни с чем, и состояние при этом он испытывал ужасное. Людвига трясло от собственной беспомощности. Гордый маг по прозвищу Пламенный на деле оказался пустышкой. Всего лишь игрой воображения!

– Прости, Мари. И ты, отец, прости меня, хотя я знаю – ты бы сказал, что мне нет прощения, – горячо прошептал Людвиг, с тоской глядя через окно на огни ночного города и полное звёзд небо.

С не меньшей тоской на одну из звёздочек смотрел через крошечное подвальное окошко Виталик Верфайер. Тело мальчика покрывали синяки, правый глаз отёк, но плакал он не из-за этого. Виталику было стыдно, что он не выдержал побоев и предал брата. Ему думалось, что маленького Витеньку уже схватили и повязали.

Но это было не так. Мы-то с вами знаем, что мальчик остался на свободе. Так давайте поищем его и узнаем, что же с ним сталось.

Эм-м, где же он? Вроде вот тут недавно был. Да, тут, во дворе трактира.

… А, вот он! Парой улиц левее и совсем рядом со своим другом Федюнькой. Сидят рядышком мальчики и что-то там непонятное делают.

***

– Ничего, огрубеет так легше будет, – приговаривал Федюнька, щедро смачивая Витькины колени и локти крепким рассолом. Удалось выпросить у трактирщицы вместе с огурцами за чистку нужника.

Малыш от соприкосновения солёной пахучей воды с ссадинами морщился и повизгивал, но терпел. Понял уже, что иначе никак. Раны у него даже гноиться начали и надо было эту гадость вытянуть. Завтра же опять трудиться. Поэтому он смотрел как светлеет чёрная кожа от протирки рассолом и надеялся, что оно ему поможет.

– Федюнь, не могу я туда. Два дня терпел, но третий не смогу. Не хочу больше, моченьки нет! – лишь единожды горько всплакнул он, но приятель вдруг сухо осведомился.

– Тебя чем сегодня кормили?

– Кашей овсяной. Вечером половину кружки молока ещё дали. Больше не налили, сказали, что толстый больно.

– А я сегодня кроме этих огурцов ничего не ел, – честно сказал Федюня и посмотрел мальчонке прямо в глаза. – Также хочешь?

– Не-а, – виновато опустил взгляд к земле Витька и замолчал.

А затем оба мальчика стали готовиться ко сну. Пользуясь тем, что уже стемнело, аккуратно большую бочку для сбора воды набок повернули и оба в неё залезли так, чтобы даже головы наружу не торчали. После чего Витькиным чёрным мешком прикрылись. Грязный али нет, а всё так теплее.

Призрачный дракончик поверх бочки устроился да калачиком свернулся. Затем полежал-полежал и надоело ему так, тоже внутрь бочки юркнул. На Витькином плече примостился, замурлыкал довольно. Мальчик тут же руку приподнял и в полусне по спинке дракончика ласково погладил. Тот ещё счастливее стал, а Витёк снова ручонку под голову сунул. Из-за копоти на теле он пока ещё не заметил, что на тыльной стороне ладошек чешуя у него прорастать начала, а книга… книга так и вовсе к пояснице словно приклеилась.

***

На этом, мои дорогие читатели, автор просит вас сделать небольшой перерыв в чтении. Сходите на кухню, налейте себе в кружку горячий чай или кофе. Хотите, посвятите время рабочим моментам. Но, чем бы вы ни занялись, обязательно закончите отдых от книги семейным времяпрепровождением.